***
В начальных классах младший Муравьев ненавидел занятия с психологом так, как только может ненавидеть маленький застенчивый мальчик. Когда каждый месяц его класс забирали с окружающего мира и вели к лицемерно улыбающейся тетке в кабинет, хотелось топать ногами и истерить, только вот таким поступкам был бы не рад обожаемый Матюша, закончивший уже школу и потому имевший огромный авторитет у Поли. Ненависть переросла во вражду в не совсем еще смышленой головке, когда эта мерзкая женщина, рассматривая тестовый рисунок Ипполита, произнесла два слова: «Умница, Поличка». Сжав в кулачке карандаш, мальчишка готов был накинуться на психолога и изрешетить ее лицо только что заточенным грифелем. В синих глазах постепенно копились слезы и Поля не поднимал головы, чтобы никто не увидел этой бурной реакции на обычную реплику. Мальчику всегда нравилось его уже устаревшее и совсем непопулярное в двадцать первом веке имя, но это было слишком. Поличкой его разрешено было называть только самым близким людям, тем, кого он любил, и кто без сомнения любил его в ответ. В глубоком детстве услышанное от отца, редко бывающего дома, это слово отпечаталось в памяти как что-то глубоко личное и слишком родное, чтобы вырываться из уст какой-то малознакомой неприятной женщины. Она и так лезла в душу со странными вопросами, просила рисовать и раскрашивать странные картинки, вот так просто, с ходу. Ипполит страшно не любил незнакомцев, а говорить с ними о своих тревогах не любил в тысячу раз больше. Сглотнув слезы в конце занятия, Поля задумал нечто страшное, увиденное недавно по ТВ-3 и до чертиков интересное, особенно для ребенка, что все еще верит в Деда Мороза и зубных фей. Дома, в полумраке родительской спальни мальчишка капал воском свечи на булавку, шепотом читая слова, записанные в тайном блокнотике почерком с завитушками.«Как остра игла, так и стрела духа зла остра, моею рукой направленная. Как воск к железу липнет, так и мои слова и дела духа зла липнут к этой игле. Аминь.»
Зажигать свечу было страшновато — спички слишком короткие, так и пальцы обжечь недалеко, но произносить заговор про дух зла поздним вечером, пока родители и братья в гостях, было совсем жутко, до мурашек. Задув свечку, Поля принялся убирать все на свои места, все-таки делиться своей крайней ненавистью к психологу и детским интересом к всякого рода порчам не очень хотелось. Булавку пришлось вынести в подъезд, чтобы за ночь порча не перекинулась на своего создателя. На следующий день, после второго урока, пока все одноклассники поглощали в столовой слипшиеся макароны, Ипполит караулил психолога у кабинета, в кармане теребя булавку, залитую желтоватым воском. План был прост и оттого гениален: дождаться, пока женщина пойдет на обед, незаметно зайти в кабинет и, с помощью стула компенсируя недостаток роста, воткнуть булавку в обои над дверью. На лицо то и дело лезла подленькая ухмылка, все виды несчастий, которые обрушатся на школьного психолога совсем скоро, очень забавляли мальчика. И вот, наконец, знакомая фигура выплыла из-за двери, не запирая ее, и удалилась дальше по коридору. Убедившись, что никто не прочитал его мысли и не начал следить, Муравьев прошмыгнул в кабинет, плотно закрывая дверь, и судорожно подтащил стул ближе к ней, тут же запрыгивая на него и вонзая булавку в обои над дверным косяком. Издалека, казалось, ее совсем не видно. Мальчишка поставил стул на место и с почти счастливой улыбкой побежал в столовую, ведь сегодня давали его любимый чай с лимоном. В течение нескольких месяцев изменений в психологе не наблюдалось, но Поля оправдывал это тем, что не так уж часто ее видит, чтобы заметить результат порчи, в которую он все еще свято верил. Это «Аминь.» в конце заговора ставило жирную точку и делало обряд очень серьезным. Не зря ведь в конце молитв люди говорят это самое «аминь», оно должно быть гарантией того, что все обязательно сбудется. Взрослея, Ипполит все меньше впечатлялся от порч, интересовался скорее гороскопами и эстетикой магии, ведьм и колдунов. Не Гарри Поттер, но уже что-то. За несчастьями психолога он перестал следить уже давно, потому как с начальной школой закончились и занятия, пришлось сильнее углубиться в учебу и не расстраивать уже Сережу, успешно учащегося в педе и ожидающего от Поли блестящих годовых оценок. Вспомнил о булавке юноша только в восьмом классе, когда кто-то из одноклассниц, симулирующих депрессию и биполярное расстройство, обмолвился о новом психологе. «Мужик какой-то, забавный.» казалось интересной характеристикой, так что Муравьев даже оторвался от чтения гороскопов, чтобы услышать что-нибудь еще. Но узнать ничего интересного не удалось, причин наводить порчу и на этого психолога не было, поэтому Поля вскочил, почти уронив стул, и, спеша, пошел в кабинет на последнем этаже, смутно надеясь, что он окажется открытым и пустым. Не оказался. Широко распахнув дверь, заметно осмелевший за эти несколько лет Ипполит, обнаружил за столом мужчину, тут же вцепившегося в юношу удивленным и раздраженным взглядом. Причину, по которой молодой мужчина может устроиться работать в школу, выучившись на детского психолога, Муравьев не знал и не мог даже предположить. Наверное, в его жизни случилось что-то совсем страшное, раз пришлось пойти на такие меры. Поля решил не здороваться, говорить ведь совсем не о чем, он пришел всего-то остановить действие порчи, он встал на цыпочки и потянулся к верхнему косяку двери. — На стенку уже лезешь? — уныло отозвался психолог, скрещивая руки на груди и куда-то теряя все удивление, — Анастасий Дмитриевич, будем знакомы, но тебе уже к психиатру пора с такими шизофреническими замашками. — Извините, я вас от порчи спасаю, — юноша допрыгнул до булавки, вытащил ее, уже успевшую запылиться, и хмуро посмотрел на психолога, — лучше бы спасибо сказали, а не обзывались. Если вдруг она уже на вас прицепилась, найдите меня, хорошо? Не попрощавшись, Поля выбежал из кабинета так же резко, как вбежал, оставляя Анастасия Дмитриевича в полной уверенности в только что поставленном диагнозе. Люди со странными именами не должны пересекаться, а то вселенная точно схлопнется. «Если он еще и телец, мне лучше просто перевестись в другую школу от греха подальше» — думал Муравьев, пряча булавку в карман и планируя где и когда сможет ее сжечь для снятия порчи. С девятым классом медленно приближалась и итоговая аттестация. Поля был совершенно уверен, что сдаст все предметы на отлично, но преподаватели будто специально переубеждали его, отец настаивал на усилении подготовки, будто не верил, что его младший сын ничуть не глупее старших, по гороскопам вся весна для близнецов обещалась быть неудачной и это пугало больше всего. Сам справляться мальчик уже не мог, а на форумах психологической помощи ему приходили только отписки. «Обратитесь к специалисту» — так заканчивалось каждое письмо, на что Ипполит измученно улыбался и падал лицом в подушку. Его жизнь ничем не отличается от жизней миллионов девятиклассников, во многом она даже лучше, чем у некоторых, и как объяснить, что впасть в уныние можно лишь потому, что ты от рождения лирический, ранимый ребенок? Рассказывать это родителям смерти подобно, и так занятые, а самому искать «специалиста» неуютно, да и денег на это совсем нет. В то же время от одной только мысли написать экзамен неидеально Поля готов был пустить пулю в лоб, и даже задушевные разговоры с Сережей не ослабляли эту готовность. В очередной раз наслушавшись наставлений преподавателя, не оценившего слишком длинного сочинения, в слезах Ипполит вышел из класса, не понимая даже где может спрятаться. Туалеты оккупировали старшаки, так что там либо собиралась целая толпа неприятных Поле людей, либо воняло всем, чем только можно, да так, что начинал чесаться нос. Казалось, все былые тихие места вдруг стали совсем не тихими, юноша нигде не мог чувствовать себя защищенным и от этого хотелось плакать еще сильней, будто ничего хорошего близнецам, родившимся в год деревянной обезьяны, во всей этой жизни не причитается. Сползая по стенке в самом тихом углу этажа, Поля старательно вытирает слезы и думает о том, что урок кончится не скоро, мысли ведь материальны. Он обещал сам себе, что летом, после экзаменов, начнет составлять свою карту желаний, куда обязательно прикрепит фотографию лысого кота и дикого пляжа, но теперь кажется, что он этого никогда не сделает — либо умрет раньше, либо будет в такой глубокой тоске, что не встанет с кровати. На тихое Полино скуление из ближайшего кабинета выходит он. Психолог. Уже не новый, проработавший здесь больше года, чудом выдержавший это за мизерную зарплату и до сих пор не поседевший. Какие высшие силы привели юношу именно в этот угол никто никогда не узнает, но именно из-за таких происшествий Муравьев верит в волшебство. — Не мешай людям, заходи давай. Голос у Анастасия Дмитриевича усталый, он вздыхает и хлопает Ипполита по плечу, призывая встать, тот сидит еще несколько секунд, но после послушно поднимается, очень надеясь, что выглядит не слишком заплаканным. Хочется сразу сплошным потоком рассказать о всех своих проблемах, совсем не из ниоткуда взявшегося доверия, не из симпатии к мрачному психологу, а просто потому, что Муравьев больше не может. Он с таким же отчаянием излил бы душу и курящему старшаку в туалете, но, видимо, судьба сжалилась над и так пострадавшим мальчиком и подкинула его именно тому, кто должен заниматься подобным. Присев на краешек стула и положив руки на колени, чтобы быть спокойным хотя бы внешне, Поля дрожащим от слез голосом, слегка захлебываясь и пытаясь выровнять дыхание, рассказывает. Рассказывает о том, что не сдаст ОГЭ, несмотря на то, что знает многие вещи сверх программы, о том, что спокойно поплакать нельзя даже в туалете, о том, что завести сфинкса сможет совсем не скоро, ведь маме такие кошки не нравятся, о том, что все люди вокруг слишком глупые и о том, что гороскоп на весну просто убийственный. Анастасий Дмитриевич как будто не слушает, подпирая голову рукой и смотря куда-то в стену, но когда Ипполит прерывается, снова начиная плакать, вдруг спрашивает: — Где это ты гороскопы читаешь, мальчик? Я видел, что у близнецов этот год удачный, даже жениться советуют, дома покупать. Думаешь жениться проще, чем сдать ОГЭ? Я ОГЭ не сдавал, но женился целых пять раз, поверь мне. Чай будешь черный или ты нормальный человек? Зовут-то как? От обилия вопросов после почти полного равнодушия Поля теряется, утирает слезы и непонимающе смотрит на мужчину перед собой. Такого психологического подхода юноша совсем не ожидал, да и выглядело все ничуть не лицемерно, а так, будто Анастасий Дмитриевич и правда интересуется какой год будет у близнецов. Он выключил настольную лампу и в кабинете стало темно, только свет компьютерного монитора и луч света, пробивающийся через щель между штор, освещали помещение. Мужчина щелкнул выключателем электрического чайника и усмехнулся долгому ошарашенному молчанию Муравьева. — Ипполит... А у вас зеленый есть? А зачем свет выключать? Так же атаковать вопросами Поля не планировал, но по-другому продолжить несколько нитей разговора не получилось бы. Впервые с незнакомым человеком было так комфортно говорить даже о самом глупом и личном, и если вдруг это было всего лишь притворное участие, Муравьеву нет до этого дела, пока все кажется искренним. — Смешное имя. Да, зеленый есть, а если свет не выключить и включить чайник, на этаже пробки вылетят. Ты порчу эту свою на директора наведи, может хоть проводку починит. Ипполит улыбнулся слегка сквозь слезы и всхлипнул, удобнее устраиваясь на стуле. Кажется, все негативные воспоминания о кабинете психолога потихоньку растворились в полутьме и шипении вскипающего чайника, пока Анастасий Дмитриевич потягивался и зевал. Уютно. — У вас тоже имя смешное. Если и дальше будете называть меня шизофреником или смеяться над именем, я на вас тоже порчу наведу, там и дырочка от булавки осталась. На мгновение Муравьев становится каким-то серьезным, даже немного зловещим, пока мужчина не наливает кипяток в кружку с аниме. Наводить на такого человека порчу — большой грех. — Вот чай, смотри не обварись, а то еще больше ныть захочется. А порчу даже не пытайся, у меня аура слишком сильная, ничего не подействует. — А вы всем, кто к вам приходит, про жен своих рассказываете и про ауру? Грея вечно холодные ладони на кружке с горячим чаем, спросил Поля, успокаиваясь потихоньку. Горечь от потерянных мест для тихих истерик поуменьшилась, ведь он нашел новое, где еще и чаем напоить смогут из кружки с аниме. — Нет, я с другими не разговариваю даже, скучные слишком. У меня вообще психологического образования нет, но никому не говори, это огромный секрет. Плакать расхотелось совсем и Ипполит рассмеялся, придвигаясь ближе к столу, чтобы получше рассмотреть Анастасия Дмитриевича. — А вы кто по знаку зодиака? Надеюсь, не телец?***
Когда Ипполит приближался к кабинету на последнем этаже, настроение резко подскакивало, каким бы тяжелым ни был день. Ради Поли Анастасий Дмитриевич готов был выгнать любую депрессивную девочку за дверь, а Поля ради Анастасия Дмитриевича готов был пропустить любой урок, даже два, не вынося больше общества грубых одноклассников и преподавателей. Зайдя, наконец, в кабинет, Муравьев с загадочной улыбкой отколол от сумки булавку и в пару шагов подлетел к мужчине, намереваясь сделать то, что обязательно спасет их обоих от одиночества, плохих гороскопов, экзаменов и желания застрелиться. Закрепляя булавку на горлышке свитера Анастасия, юноша нарочно неразборчиво шептал, пытаясь сдержать подступающее хихиканье.«Матушка Божия, помощь мне пошли. Силой твоею булавку надели. Как игла ее колкой будет, Так и любовь Анастасия ко мне долгой будет. Сказано сделано. Аминь.»
— Ты мне, Поличка, ауру всю продырявил. Нужен астральный пластырь.