Поклонник, скрытый под завесой темноты

Гилберт быстрым шагом шел по дороге к своему дому, от злости у него сжимались кулаки до побледнения костяшек. Сердце отказывалось верить в то, что Людвиг мог его подставить и обмануть. Пруссия резко замер у порога дома, он больно ударился лбом о дверь, которая неожиданно открылась. Пруссия выругался по-немецки и поднял глаза, смотря на столь же неожиданно замершего серба. Только вот Вука ему тут не хватало для полного счастья. — Какого черта ты тут забыл? — прорычал прус, потирая свой многострадальный лоб. — Меня отстранили от поисков брата! Вы все пляшете под дудку этого пендоса! Так что я занялся расследованием лично, — нагло заявил серб, совершенно не стесняясь того, что он проник в чужую собственность и его поймали с поличным. — Ты меня подозреваешь?! — Пруссия схватил Сербию за грудки и прижал к стене. Он и так был на взводе из-за мелкого, а тут ему на нервы еще и славянин действовал. — Где ты был? когда я, Запад, Чехия, и так ненавистный тебе Альфред пошли в дом России, что найти хоть какие-то улики. Ты свалил домой, только из-за обидки, что тебя выгнали с совещания. Сербия молчал, он уже давно перестал воспринимать Гилберта, как некогда великую и влиятельную страну. Но сейчас, он как никогда раньше напоминал себя прошлого. — Чего молчишь, щенок? — грозно поинтересовался прус, тряхнув парня за грудки еще раз, снова прикладывая к холодной стене. — Нечего ответить? — Меня вырубил Америка, я очнулся в чулане, когда уже почти все ушли, один только Англия остался в зале совещаний, но он выглядел таким отстраненным, что даже не заметил, что я заходил туда, — грубо ударив пруса в плечо, ответил Вук. Пруссия остался на месте, а этот удар даже не заметил. — И ты решил разгромить мой дом? Отличная логика, — Пруссия отпустил одежду серба, а затем осмотревшись по сторонам, на пустынную улицу, толкнул славянина в дом, заходя следом и закрывая дверь. — Если ты меня только тронешь, я… — начал Вук, исподлобья смотря на пруса. — Умолкни шпион недобитый, — Гилберт в полумраке дошел до кухни, открыл холодильник и достал бутылку пива, но, на секунду задумавшись, плюнул и достал водку, упрятав пиво обратно. Он скрутил крышку, которая упала на пол и укатилась куда-то под стол. Пруссия стал пить прямо из горла, обжигая горло горьким алкоголем. — Ты пьешь? — Сербия не воспользовался шансом свалить отсюда и вместо этого прошел на кухню за Гилбертом. — С вами со славянами трудно не запить, — выпив половину бутылки, насмешливо сказал Гилберт, садясь на стул. — Знаешь ли ты, Вук. Когда меня упразднили, как страну, и Кёнисберг отошел Союзу, я был вынужден жить с Иваном. Точнее доживать свои последние месяцы, или даже дни. Я не помню, тот период хорошо, так как провел большую часть времени в лихорадочном бреду. Моя кровь на тот момент, словно расплавленный металл, текла внутри тела, доставляя страдания. Голова раскалывалась от жара, готовая взорваться. Перед глазами была пелена… Гилберт лежал на постели, простыня под ним была влажной и скомканной, на лице выступали крупные капли пота, перед глазами все плыло от невыносимой боли. Дыхание было быстрым прерывистым, иногда мышцы Гилберта сводили приступы судорог, и в те моменты прусс не сдерживал крика боли. Это был конец, его последний день или час. Гилберт ничего не видел, но ощутил, как его взяли за руку, а затем раздался всхлип и голос Ивана прорезал этот нестерпимый поток боли. — Прости, Гилберт, прости, — говорил Иван, роняя слезы на его горячую руку. — Я не хотел, чтобы все вышло так! Иван зашелся рыданиями, как мальчишка. Пруссия пытался несмотря на боль улыбнуться, но получилось не очень. За что он просит прощение? За предательство со стороны Запада и его? Или за сожжённые дома, убитых людей? Почему Иван такой. Гилберт уже смирился с этой болью, с этими муками, которые он должен испытывать на краю жизни. — Я хотел, про… — Иван хмыкнул носом, запинаясь на полуслове. — просто проучить тебя, проучить Людвига. Я не хочу! — русский снова зарыдал, но старался говорить. — Не хочу, чтобы ты исчез. — «Дурак», — хотел сказать Гилберт, но из груди вырывался сухой кашель. Впервые за все те дни или месяца, что он в агонии, ему не страшно умирать. Это просто цикличность. Страны они как люди, только у них более длительный период, но рано или поздно они приходят к своему концу. Как было с его отцом — Древней Германией, как было с Киевской Русью и Византией. Золотая Орда тоже остался лишь на страницах истории. — Не умирай, Гил, — тихо прошептал Иван. Пруссия мысленно улыбнулся, и впервые свободно вздохнул. Пусть у них примерно один возраст, но прусс все равно воспринимал Ивана, как младшую страну. Пруссия закрыл глаза, погружаясь в спасительную темноту. — «Это и есть смерть?» — мелькнула последняя мысль в голове Гилберта. Он ощущал чувство полета, лёгкость, простор. Но открыть глаза не спешил. Все же было странно то, что могло ждать его за открытыми веками. Куда попадают страны после смерти? Есть ли у них свой рай или ад? И если он в аду то, почему тут не жарко, а наоборот легкая прохлада. Пруссия открыл глаза. Он ожидал очнуться в саду полном цветов, под пение птиц, смотря в чистое небо, по которому бы плыли белые облака, словно вата. Но нет его встретил обычный белый потолок. Одна рука затекла, и он ее почти не чувствовал, попытка пошевелить ей едва ли увенчалась успехом, только переведя взгляд в бок, он понял почему. Рядом с его кроватью спал Иван, навалившись своим телом на его левую руку. — Я все еще жив? — сам себе сказал Гилберт, не веря до конца, что он еще дышит, что все еще в мире живых. Иван застонал и проснулся, тут же подорвался на ноги, потирая красные опухшие глаза, с изумлением смотрел на Гилберта. — Ты жив? Ты жив! — вопрос, тут же сменился радостью, и Россия навалился на него с объятиями. — Твоими стараниями не долго, — просипел Гилберт, когда эта туша свалилась на него. — Только не снова, Иван, прекрати, моя рубашка и так мокрая, — с искренней доброй улыбкой и веселыми нотками шептал Гилберт, ощущая, как ткань рубашки намокала от слез. Он провел пальцами по волосам Ивана. — Может слезешь с меня? — попросил Гилберт, мягко потрясся Ивана за плечо. Но тот, не поднимая головы, что-то буркнул в ответ отрицательное. Пруссия смирился и едва заметно улыбнулся. Когда-то тогда также к нему прижимался маленький Людвиг, стоило ему вернуться с битвы. — Так к чему ты мне это рассказываешь? — спросил Сербия, наливая себе в рюмку водки. — К тому, что ты тупой мудак, если считаешь, что меня нужно подозревать, — фыркнул захмелевший Гилберт. — Я сегодня отпи… отлупил Людвига только из-за камер. Может быть, даже беспочвенно. Но в тот момент я не подумал об этом. А вот сейчас кое-что вспомнил. — И что же? — поинтересовался Сербия, выпивая залпом рюмку, до краев заполненной водкой. — Мы упустили из вида одного из главных подозреваемых. Сосредоточившись на Англии, мы совершенно забыли про других участников, — Пруссия кинул взгляд серба, он подошел к холодильнику, взяв лежащие на нем ручку и листок. Он вернулся за стол. — Я думаю про Турцию. В противовес своим словам, Гилберт написал на бумаге «Нидерланды». — Почему он? — удивился Сербия, когда прочитал имя настоящего подозреваемого. — А почему бы и нет? Сам вспомни, сколько у него было войн с Россией. Иван был так упрям в освобождение славян, — усмехнулся Гилберт, написав на бумаге «Трава и не только». — Что ты предлагаешь? — спросил Сербия. — Осмотрим его дом завтра, — протянул Гилберт, уткнувшись лбом в стол, алкоголь дал в голову, и ему стало не хорошо. — И как мы уйдем с собрания? — поинтересовался Вук. Сейчас он был благосклонен к Гилберту, решив действовать с ним заодно. — Не вызовет ли это подозрения? — У тебя отличное алиби за твое скотское поведение на собрании. Ну а меня отстранят, так как под подозрением Запад, — выдал свой гениальный план Гилберт, мысленно соглашаясь с поговоркой «Враг моего врага — мой друг». — Я бы разбил лицо Англии, даже если он не виноват, — прорычал серб. — А сейчас заткнись и притворись, что тебя тут нет, — фыркнул прусс, достав телефон и набрав Чехию. — Ханна, я думаю, что не имею права продолжать расследование, пока под подозрением мой брат. И Сербию тоже стоит убрать из участников. Нам не нужен конфликт с Америкой. — Что с твоим голосом? Что-то случилось? Мне стоит волноваться? — завалила Чехия Пруссию вопросами, затем неуверенно продолжила. — У тебя все хорошо? — Если ты не перестанешь спрашивать такие вещи, то нам придется обоим волноваться, — усмехнулся прус, и затем пояснил свои слова, прежде чем девушка успела что-то сказать. — Кто-то распускает слухи, что у нас с тобой роман. — Вот черт! — выругалась Чехия, понимая, почему Словакия ходит с таким видом, словно желает о чем-то поговорить, но не решается. — И пожалуйста, задержи другие страны подольше, до вечера пусть осматривают территорию Людвига, — добавил в конце Гилберт и выключил телефон. Ему совершенно не хотелось отвечать на дальнейшие вопросы девушки. — Мне идти домой? — спросил Сербия, смотря на Гилберта, который соизволил оторвать голову от стола и посмотреть на него. — После того, что ты сделал, мне тебя не то что отпустить, выкинуть за дверь стоит. Но ты знаешь наш план, так что лучше останься тут, — отозвался Гилберт, хотя этого заносчивого щенка стоило выпнуть из дома. — Свободные комнаты есть. Пруссия поднялся из-за стола и пошатываясь поплелся на второй этаж. Он не представлял, что России так сложно, со стороны он оказался тем еще раздолбаем, который ни за чем не следил. Но стоило временно встать во главе, и Гилберт понял, что Иван делал очень много работы. С утра до собрания ему приходилось мотаться в Москву за горами бумаг, которые он обычно разбирал после этих пустых собраний, которые ничего не приносили, однако занимали много времени. Но сегодня был выходной, и Гилберт забил на все. Сербия выпил еще пару рюмок водки и пошел в спальню для гостей. Он выбрал комнату напротив спальни Гилберта, так как она была чище всего, ей явно часто пользовались. Серб отметил флаг России над кроватью, а на комоде с одной стороны стояла рамка с фотографией стран Советского Союза. Она была черно-белой, но от нее веяло теплом: все улыбались, а на заднем фоне маячила нарядная елка. С другой стороны комода была еще одна рамка, уже с цветной фотографией, на которой были веселые Германия и Пруссия немного подшофе. Окно было занавешено шторами под цвет германского флага. — Странная комната, — вслух высказался Сербия. — Ага. Западу она приглянулась сразу, он решил, что будет в ней ночевать, когда гостит у меня. И не только ему пришлась комната по вкусу. Теперь это маленькое поле боя. Хорошо, что Иван и Людвиг не гостят у меня одновременно, — пьяно рассмеялся Гилберт. Он вручил сербу чистое постельное белье и ушел к себе. * * * На следующий день. У Гилберта раскалывалась голова с похмелья, но он пересилил себя и вместе с Сербией отправился на вылазку в дом Нидерландов. Они спокойно проникли в дом Холла, Сербия умудрился вскрыть замок со второй попытки. — Ух, ты не знал, что ты такое умеешь, — удивился Гилберт, когда серб отворил дверь, пропуская пруса вперед. — У меня было много практики. Пусть мои земли и находились под гнетом Садыка, но сам я часто сбегал к Ивану, — тихо отозвался Вук, заходя в кабинет. — Потом, конечно, приходилось возвращаться к этому турку. — Да у вас страсти достойны Голливуда! — насмешливо произнес Гилберт, остановившись напротив кабинета Алеида. — Или индийского фильма, где в конце все начинают танцевать… Давай договоримся на берегу, Вук. Без погрома. Он не должен знать, что мы тут были. — Я не дебил, — огрызнулся в ответ серб. — Что-то я не заметил, — себе под нос сказал Гилберт, проходя дальше и заходя в гостиную. Он желал найти хоть что-то, что могло бы указать на Нидерланды. Может быть, те же самые книги из подвала Ивана, ведь должна быть причина почему магия не может найти русского. Или записки. Но ничего примечательного не было, кроме разве обилия литературы на русском. Гилберт взял потертую книгу, на которой уже не прочитаешь названия, страницы пожелтели от времени. Пруссия открыл книгу, зачихав от пыли, страницы рассыпались на глазах, а чернила выцвели. Но пролистав пару страниц, прус понял, что эта ничто иное, как руководство по постройке кораблей, написанное рукой Холла. Со страниц аккуратно спикировало на пол письмо, такое же древнее, как и сама книга. Прус не удержался и, подняв письмо с пола, развернул, с любопытством скользил взглядом по строчкам. — «Мда, как же сухо, ну ты попытался. Хотя правильно сделал, что спрятал эту бездарность», — мысленно критиковал Холла Гилберт, вернув письмо на место и поставив книгу, как она стояла раньше. Взгляд пруса упал на сад, раскинувшийся за окном гостиной, из-за мрачной погоды тот выглядел не так эффектно и роскошно, как обычно. Но сад искрился разнообразием сортов и видов цветов. — Ты чего бездельничаешь? — спросил серб, помахав ключом. — Я нашел какие-то ключи, но не нашел куда их вставить. — Может быть дверь с улицы? — предположил Гилберт и пошел проверять свою теорию. Они вышли на задний двор и обогнув дом, действительно нашли неприметную дверь. Открыв ее, они спустились по лестнице вниз, где была еще одна дверь железная. У Пруссии затряслись руки, а сердце затрепетало от волнения, ладошки вспотели. Что если он был прав, и Иван тут? Сербия тоже волновался, но внешне сохранял спокойствие, открыл дверь подвала и толкнул ее. — Пиздец! — в один голос сказали горе-спасатели. Они во все глаза смотрели внутрь подвала. Не в силах произнести ни одной другой фразы. В подвале было очень много травки.