Grand Piano/Рояль

Джина тихо пробирается по деревянному мосту над рекой Боа, Кёнсу следует прямо за ней. Их окружает устрашающая тишина, и не слышно даже стрекотания кузнечика. Подойдя к скалистому берегу, Джина оборачивается на Кёнсу, на чьём лице отражается лунный свет. Написав Чонину, чтобы он выяснил у Сыльги точное местоположение, Джина с Кёнсу уже добрых полчаса прочёсывают местность вдоль реки. Девушка безумно нервничает. — Мне кажется, его… — девушка замолкает, ощущая гнилостный запах, и подносит руку ко рту, подавляя рвотные позывы. — Неважно, — бормочет себе под нос. Потом она слышит карканье, и Джине кажется, будто её сейчас вырвет. Кёнсу шагает вперёд, не оглядываясь, хватает девушку за руку и ведёт за собой. Джина пытается успокоиться, глядя ему в спину. Неприятный запах усиливается, пока они не доходят до начала реки. Кёнсу помогает ей пробираться вдоль воды; под ногами хрустят листья. Джина включает фонарик на телефоне, вглядываясь в темноту. Сначала она смотрит сквозь него, а потом Кёнсу берёт её за запястье, твёрдо впиваясь в кожу, и тянет девушку назад, назад, пока свет не падает на неподвижное тело, окрашенное кровавой водой. Джина во все глаза смотрит на того, кто ещё недавно был красивым молодым человеком. Его затуманенные, пустые глаза устремлены на девушку. Лицо его раздутое, посиневшее, с трупными пятнами по всей коже. Джина отворачивается, прикладывает руку ко рту и пытается спокойно дышать. — Шшш, — Кёнсу успокаивающе гладит её по спине, и Джина позволяет себе отвлечься, поднимая на него глаза. Кёнсу хорошо скрывает дискомфорт. Он больше обращает внимание на девушку, чем на происходящее вокруг; дыхание спокойное и ровное. — Это была плохая идея, — бормочет Джина. — Просто не смотри на тело. Давай заметём следы и уберём куски одежды, договорились? — Кёнсу мягко произносит ей на ухо, пальцем выписывая на запястье круги. — Договорились, — кивает Джина. Она расправляет плечи и оглядывается: Кёнсу оперативно поправляет ногами ветки и листву. Джина и понятия не имеет, что делать, поэтому просто наблюдает, как Кёнсу наклоняется за деревом, берёт в руки листья и передаёт их Джине. — На них есть кровь, — его глаза светятся в темноте. Наверху громко поёт птица, и этот звук отдаётся эхом. Джина кивает и засовывает листья в карманы куртки. Поворачиваясь, она застывает, когда замечает какой-то блеск под светом фонарика. Девушка бледнеет и выдыхает: — О боже… Кёнсу поднимает глаза: — Что там? Джина указывает через реку, на несколько метров от тела, где лежит серебряный, наполовину погружённый в воду знакомый телефон. — Это телефон Сыльги. (Она знала, что Сыльги не просто так ей сразу не позвонила.) Кёнсу смотрит на неё, и Джине становится плохо. Телефон на другой стороне реки, а это означает, что им нужно как-то через него перебраться или же вернуться к мосту. Она не может терять столько времени. (Они уже испытывают удачу.) — Мы можем обойти… Кёнсу не заканчивает предложение, так как вдалеке слышится вой полицейской сирены. Звук настолько далёкий, что Джина уверена, что они только что выехали из другого конца города. У неё ужасное чувство, что кто-то видел свет и сообщил о них в полицию. — Или нет, — на лице Кёнсу паника. На долю секунды Джина думает, что Кёнсу убежит и бросит её на произвол судьбы. Но он остаётся рядом. (Их взгляды пересекаются, и он не убегает, что моментально трогает девушку.) — Нам нужно его забрать, — торопливо шепчет Джина, её сердце начинает стучать быстрее. Кёнсу поворачивается к ней, расширив глаза, после чего падает на колени и тянется к её голой лодыжке. Девушка недоуменно смотрит на парня, который тёплыми пальцами приподнимает её ногу, и Джина оступается. — Какого чёрта ты творишь? — покраснев, шипит Джина и хмурит брови. Вой сирен уже намного ближе. — Снимай обувь, — Кёнсу на удивление крайне спокоен. — Ты в шортах, поэтому сможешь пересечь реку, нигде не зацепившись. — Джина моргает и ещё больше хмурится. Кёнсу поджимает губы. — Просто забери телефон, чтобы мы смогли отсюда выбраться поскорее. Джина бледнеет от идеи пройти через реку, где есть кровь мёртвого мужчины, но берёт себя в руки, зная, что иначе кто-то другой попадет в тюрьму за убийство. Кёнсу легко снимает с неё обувь и носки и, поднявшись, подталкивает вперёд. Грязь забивается между пальцами, и она смотрит на воду, жуя нижнюю губу. Джина отключает фонарик и отдает телефон Кёнсу. Она делает глубокий вдох и ступает в воду, игнорируя уплотненную консистенцию. Нога погрязла в грязи. Джина старается не обращать внимание на мурашки на спине и концентрируется на дыхании, делая ещё один шаг. Джина старается не делать шума, пока пересекает реку, и быстро хватает телефон Сыльги, после чего идёт обратно. Ступня хлюпает в грязи, когда что-то липкое касается большого пальца. Запах трупа ударяет прямо в нос, и у неё кружится голова от этого сильного запаха, похожий на запах уборной в летний жаркий день. Кёнсу молча помогает ей выбраться из реки, рукой держа за запястье. Он крадучись идёт вдоль реки. Сирена звучит ещё громче, а голоса раздаются совсем близко, и девушка только и может что помалкивать, обхватив парня за плечи. — Твои ноги мокрые, а мы не хотим оставить следы, — затаив дыхание, объясняет Кёнсу, и Джина рассеянно и вяло кивает, оборачивая вокруг его талии влажные (и, наверное, окровавленные) ноги. Постоянно оглядываясь, она старается удобнее устроиться, чтобы ему было как можно легче её нести. Сердце гулко стучит, когда вдалеке она видит яркий свет фонарей и слышит громкие крики наряду с собачьим лаем. Кёнсу, однако, ведёт себя спокойно, хотя крепче сжимает её бедра, большими пальцами гладя по коже успокаивая. Она уверена, что парень чувствует её громкое и частое сердцебиение. (Удивительно, как хорошо Кёнсу удаётся оставаться вне поля зрения, аккуратно и бесшумно пробираясь через лес.) В итоге Кёнсу доходит до конца растущих деревьев и кустов, аккуратно опускаясь на колени. Джина сползает со спины и с шелестом плюхается на листву, на что Кёнсу поворачивается и прижимает палец к губам. Она кивает, завороженно глядя на его движения. Кёнсу отдает ей телефон и обувь с носками, пальцами слишком долго задерживаясь на коже. Девушка медленно надевает носки с обувью, крепко держит свой телефон и мобильный Сыльги. И когда Джина начинает верить, что они спасены, громкие и командные голоса вновь раздаются в нескольких метрах. Джина распахивает глаза, а Кёнсу переводит взгляд на кусты, между которыми они прячутся. Джина слышит, как кровь шумит в ушах. Она в панике, и ей хочется заплакать. Должно быть, Кёнсу заметил её испуганный взгляд, потому что он вдруг осторожно помогает ей подняться, прижимает к себе и гладит по волосам. На мгновение она застывает, но заставляет себя расслабиться, вдыхая его приятный запах, который совсем чуть-чуть успокаивает. Кёнсу медленными движениями гладит её по спине, вверх-вниз. Они просто сидят, обнявшись, и ждут, ждут, ждут, пока громкие и шумные голоса станут отдалёнными. Она цепляется пальцами за его куртку, и они сидят неподвижно, даже когда голоса уже давно утихли. (Она знает, что на данный момент полиция работает на месте преступления, и бог знает, как они смогут выбраться из парка до утра.) — Шшш, — бормочет Кёнсу мягким, заботливым тоном. Именно тогда она понимает, что дрожит, как осиновый лист, а Кёнсу с ней очень милый, и он гладит её по спине. — Милая, всё хорошо, — тихо её успокаивает, а девушка утыкается ему в грудь, пальцами сжимая рубашку. *** Джина отстраняется и притягивает колени к груди, тупо уставившись на Кёнсу. Парень вытаскивает телефон и что-то пишет; свет от телефона освещает его острый подбородок. Прошел целый час с тех пор, как они отсиживаются в кустах, и Джина удивляется, смогут ли они вообще выбраться отсюда. Кёнсу поднимает на неё глаза, и девушка наблюдает, как он выпрямляется и прячет телефон в карман. — Нам нужно идти, — вельветово-мягким голосом. — Чем дольше мы здесь остаёмся, тем бо́льшая вероятность, что нас поймают. Джина кивает и оборачивается, бросая взгляд на кусты. Кёнсу протягивает руку, несмотря на то, что они оба сидят. Она долго рассматривает протянутые пальцы, прежде чем взять их и вновь позволить ему вывести себя из парка, чудом избегая полицию. К счастью, полиция находится на другой стороне парка, поэтому они находят успокоение в случайной тропинке. В этот раз он ведёт её к Чонину домой. Чонин открывает дверь, с широко распахнутыми глазами глядя на ноги девушки, и ужасающее чувство дежавю застилает его глаза. Он быстро отходит в сторону, полностью распахивая дверь. Джина первая заходит в дом. Кёнсу настолько близко идёт за ней, что она ощущает спиной его грудь. Дверь закрывается со щелчком. — Родители уехали к бабушке с дедушкой. Муж сестры вернулся из бизнес поездки, поэтому Рахи поехала к ним домой, — объясняет Чонин, хотя его никто и не просил. Он пристально смотрит на Кёнсу вопросительным и по-странному резким взглядом. Затем он переводит взгляд на Джину. — В ванной есть чистые полотенца, ты же помнишь, где, да? — Джина кивает, и Чонин, сжимая её руку и заботливо улыбаясь, продолжает: — Тебе нужно… помыться… прежде чем ты увидишь Сыльги. Она в моей комнате, пытается уснуть. Джина одеревенело кивает, поняв, что Сыльги была не в состоянии одной забраться в комнату через окно, поэтому Чонин привел её к себе. Кёнсу опускает руку ей на спину, чтобы не то успокоить, не то придать опоры, она не уверена. Джина закрывает глаза, но тут же их распахивает, потому что перед глазами сразу же предстаёт раздувшееся синеватое тело. Оно постоянно всплывает у неё перед глазами, и Джина сомневается, что когда-нибудь сможет перестать его видеть, потому что картинка плотно засела в голове. Джина идёт к ванной, расположенной напротив комнаты Чонина, и боковым зрением замечает, что Кёнсу собирается пойти за ней, но Чонин хватает его за руку и тянет на кухню. Перед зеркалом Джина стоит в ужасе: лицо испачкано грязью, а волосы торчат во все стороны. Посмотрев вниз, она видит, что ноги покрыты засохшим илом и красновато-коричневой кровью, которая в основном ниже коленей. Между пальцами тоже грязь, и девушку начинает мутить только от одного этого вида. Она включает душ и сразу в него залезает, не собираясь ждать, пока вода подогреется. Она трёт и трёт кожу, ноги, ощущая запах геля для душа Чонина, который хотя бы немного её успокаивает. Она трёт, трёт и трёт, пока кожа не краснеет. (Но она всё равно не чувствует себя полностью чистой; она думает, что вряд ли когда-то будет.) *** Сыльги лежит на кровати Чонина, свернувшись калачиком под одеялом. Когда Джина открывает дверь, она оборачивается и узнает вошедшего. — Онни, — бормочет Сыльги. Джина хмурится и заговаривает обычным тоном, который звучит принудительным даже для её ушей. — Перестань называть меня онни, меня это нервирует. Ты никогда не называешь меня онни. Сыльги нерешительно на неё смотрит, и Джина осторожно садится на край кровати. Сыльги вздыхает. — Прости. — За что? — спрашивает Джина, разглядывая на стене комнаты Чонина плакаты. Её взгляд падает на плакат группы Sistar, и она невидящим взглядом на него смотрит. — За всё, — бормочет Сыльги, натягивая одеяло на нос. Джина смотрит на уязвлённую младшую сестру, на её голое лицо и растрёпанные волосы и, несмотря на все предшествующие события, Джина чувствует удовлетворённость, потому что наконец-то они спокойно друг с другом разговаривают. — Всё в порядке, — тихо произносит Джина. — Я рада, что ты в безопасности. Между ними снова повисает тишина, долгая и комфортная тишина, пока Сыльги снова не заговаривает, но таким тихим голосом, что Джина едва его различает: — Не хочу домой, — Джина кивает, притягивает колени к груди. Младшая сестра перебирает в руках одеяло. — Но нам нужно вернуться до того, как нас схватятся, да? Когда Сыльги пошла в старшую школу, она перестала спрашивать у Джины, как поступить. Но сейчас Джина совсем не удивлена неуверенным поведением Сыльги. Джина кивает: — Ты готова вернуться домой через окно? Сыльги фыркает, вздыхая, а Джина в конечном счёте встаёт с кровати, ощущая на себе взгляд сестры. — Спасибо, онни. Спасибо огромное, — внезапно говорит Сыльги. Джина слышит несчастный тон в её голосе, поэтому она позволяет сестре так себя назвать. Она всё ещё стоит спиной к кровати, уставившись в грязно-белую дверь спальни друга. — И мне, мне очень… Боже, мне так жаль… - она настолько много произносит последнее предложение, что трудно сказать, у кого она просит прощения: у Джины или у Бога. Джина закусывает губу, не решаясь поднять на неё глаза. Джина позволяет сестре потерять самообладание, но потом она разворачивается и становится возле кровати на колени. Перед тем как Джина встретила Кёнсу, перед тем как Минсок её бросил, она была олицетворением спокойствия и контроля. Но сейчас, гладя сестрёнку по руке, она чувствует страх, а в глазах начинает щипать. (Она ненавидит, что с сестрой их сблизила именно такая ситуация, и она ненавидит, как Кёнсу на нее смотрит, после того как она выходит из комнаты и пытается дышать. Такое ощущение, будто он видит её насквозь, его взгляд очень, очень серьёзный и заботливый.) *** — После того как мы с Сыльги залезем домой через окно, то сделаем вид, что этой ночью ничего не случалось, и мы не будем это ни с кем не обсуждать, договорились? — Джина произносит тихо, но твердо. Чонин отворачивается, его глаза сверкают в лунном свете. Затем он смотрит на Джину, потом на Сыльги, Кёнсу, после чего взгляд снова возвращается к Джине. Он выглядит серьёзным, на лице отражено беспокойство, и жаль, что это отчасти по её вине, по вине Джины. Она ненавидит, когда её друзья беспокоятся, особенно Чонин. Кёнсу стоят рядом с ним, засунув руки в карманы, и оглядывается по сторонам. Пустая улица по-волшебному тихая. Кёнсу с Чонином кивают. Сыльги сглатывает. Джина чувствует, будто её самообладание сломается в любой момент. *** «… советуют, чтобы ученики всё время ходили по парам. Полиции ещё предстоит составить список главных подозреваемых, но серийный убийца всё ещё на свободе. Как директор этой школы, я прежде всего ставлю в приоритет безопасность моих учащихся. Следовательно, все школьные мероприятия, включая академические и спортивные занятия, после шести часов вечера будут отменены до дальнейших распоряжений…» Сехун стонет, опуская голову на парту. — Я собирался сегодня выиграть пари, — громко ворчит он, уткнувшись носом в холодную и твердую поверхность стола. — Да брось, я бы так сильно надрал тебе зад, что ты бы завыл в голос, — громко орёт с другой стороны класса Чанёль, его голова виднеется из-за спины лучшего друга — высокого студента по обмену из Китая. Джина знает, что он дружит с Минсоком и Луханом, хотя она никогда не могла понять, как его зовут (сначала она думала, что его зовут Крис, но потом она узнала от разных источников, что его зовут Кевин, Ифань, Вуфань и так далее по списку, поэтому ей сейчас всё равно, как его зовут). Сехун даже не удосуживается поднять голову. Вместе этого он показывает ему обеими руками руками средний палец, в дополнение махая этими самыми руками. Чанёль практически рычит, скрещивая руки на груди, и Крис-Кевин-Ифань-Вуфань-Хрен-Ещё-Знает-Кто громко ржёт. Когда их учитель математики мистер Чхве подходит к ним и свёрнутой газетой влепливает Сехуну затрещину, Джина хихикает. — Я всё видел, О. (Джина краем глаза и с полуулыбкой замечает в кабинете Минсока, у которого приподняты уголки губ, а сам он разглядывает девушку. Она моргает и тут же отводит глаза. Она ненавидит, что её щёки совсем чуть-чуть розовеют. Она ненавидит, что ему до сих пор удаётся вызвать у неё такую реакцию.) Мистер Чхве встаёт около доски и достает список с именами. Он окидывает взглядом весь кабинет. — Кто-нибудь знает, где Чонин? Сехун поднимает глаза, его подбородок покоится на руке. Чонхва бросает взгляд на стул рядом с собой, затем поворачивается к Джине и Сехуну. Хмурясь, Джина пожимает плечами. Мистер Чхве вздыхает, потому что никто не знает ответ на его вопрос. Чонин появляется на середине урока, громко захлопывая дверь. На голове беспорядок, а сам он выглядит устало. Он проходит в кабинет. Школьная форма не застегнута, а галстук криво свисает. Он кланяется и множество раз бормочет простите. Обычно мистер Чхве отругал бы кого-то за такое опоздание, но Чонин выглядит очень измотанным и уставшим, поэтому мистер Чхве машет рукой и отворачивается к доске. Сехун стучит ногой по стулу Чонина и шепчет: — Ты в порядке? Чонин разворачивается, делая вид, что вешает на спинку стула рюкзак, и кивает, криво улыбаясь. Сехун пристально глядит на откинувшегося на спинку стула Чонина, нахмурив брови и держа в руке карандаш, пока мистер Чхве не вызывает его ответить на вопрос. (Джина знает, что Чонин лжёт, о чём говорят его уставшие глаза и брошенный в её сторону взгляд.) *** Джина сидит рядом с Кёнсу на крыше, скрестив ноги; их колени соприкасаются. Джина склоняет набок голову, её хвост падает на плечо, и она смотрит на наблюдающего за городом Кёнсу. — Сработало, — тихо произносит Джина. Кёнсу кивает, челка спадает на глаза. Она рассматривает острые черты лица, заостряя особое внимание на подбородке. Наконец он поворачивается к ней, одну руку кладет на обнажённое колено. Теплая рука покоится там так, будто он привык неосознанно к ней прикасаться. Его взгляд тёмный, и он заботливо на неё смотрит. — Да, но, — Кёнсу поджимает пухлые губы, — что, если это разозлит настоящего убийцу? Джина моргает, она даже не подумала об этом. Девушка хмурится. — Я не знаю. Складка между бровей Кёнсу становится глубже, а его глаза мягко переливаются на солнце. Джина смотрит на него: — Но это не значит, что убийца когда-то узнает, что это были мы, да? Кёнсу громко фыркает, и Джина пугается. Кёнсу успокаивающе гладит по ее коленке. — Конечно, нет. Если полиция не знает, то как узнает убийца? В его логике, в тёплой руке, поглаживающей кожу, Джина находит успокоение, поэтому кивает, молча соглашаясь. *** После инцидента, как Джина лично предпочитает называть сокрытие убийства, прошло по-доброму неделя, и вот Чонхва отводит её в сторону, активно махая стоящему вдалеке Сехуну. — Меня беспокоит Чонин, — говорит она. Характерное для Чонхвы счастливое лицо куда-то пропало, сменившись беспокойством; пальцы сжимают в кулак ткань от пиджака школьной формы Джины. Джина с волнением прикусывает нижнюю губу и хмурится. В их компании Чонхва самая младшая, и все привыкли заботиться о ней, чтобы у неё никогда не было причин о чём-либо переживать. Они надеялись, что она никогда не заметит, как друзья бегают перед ней на цыпочках. (Давно, когда Джина помогала Сехуну с учёбой, поздно вечером ей позвонила Чонхва; её голос был тихим и хриплым. Джина с Сехуном обнаружили её сидящей в пижаме на обочине возле её дома. Обычно улыбчивое выражение на лице куда-то пропало, колени были обернуты руками, а волосы спадали на лицо с потёкшим макияжем. Она и слова не сказала о случившемся, несмотря на то, что целую неделю отказывалась ходить пешком домой после того вечера. Это продолжалось до тех пор, пока Хани с Чонином не заперлись с подругой в гостевой спальне в доме Сехуна и не провели там добрых четыре часа. Только позже Чонин зашёл в спальню Сехуна, с двери наблюдая, как Джина с Сехуном играют в какую-то самодельную игру в карты, постоянно кидая взгляд на дверь, нежели действительно внимая игре. Чонин тихо прошептал слова измена и развод, и их решение защищать Чонхву только усилилось. В день второй свадьбы отца Чонхвы Джина наблюдала, как Чонхва с чересчур широкой улыбкой приглаживает кружевное платье подружки невесты. Именно в тот день Сехун сидел на скамье в церкви в самом конце холла и тихо произнёс: — Разве не ужасно, что мы относимся к ней как к ребенку? Что мы стараемся уберечь её от боли, от беспокойства, а её собственной семье плевать? Разве не ужасно? Позже на свадебном ужине Чонхва смеялась над шутками Хани, но друзья заметили нерешительность, паузу, когда она испепеляла взглядом отца с его новой женой, которые громко смеялись. Чонхва тогда извинилась, сообщив, что ей кто-то звонит. Каблуки стучали по полу, голову девушка держала прямо. Слова Как ты, мам? звучали достаточно громко, чтобы отец обратил на неё внимание. — Мы стараемся не давать ей повод переживать за нас, но я считаю, она делает то же самое по отношению к нам, — говорил Сехун, глядя в её удаляющуюся спину и потягивая шампанское. Только после этого они начали ещё больше о ней заботиться. Пустой взгляд в её глазах преследовал Сехуна, Хани, Джину и Чонина гораздо больше, чем они когда-либо в этом признаются.) Чонхва сужает глаза, выглядя злой, уставшей, опустошённой — на лице очень много эмоций. — Я знаю, что вы что-то скрываете от меня, и так не должно быть. Я заслуживаю знать, что с ним происходит. Джина хмурится и кладёт ладонь поверх руки Чонхвы, отмахиваясь от чувства вины за ложь подруге. — Я не знаю, что с ним происходит, — Чонхва недоверчиво сужает глаза, пока Джина строит самые что ни на есть невинные глазки: — Клянусь, что не знаю. (Технически она правда не знает, что произошло с Чонином. Его раздражительность и постоянная измученность может быть связана с чем-то абсолютно другим, не с тем инцидентом. По крайней мере, она именно так себя убеждает.) Чонхва серьёзно на неё смотрит, словно бы ищет в глазах Джины ответ, который она, как они обе знают, не может дать. Между ними повисает напряжённое молчание, которого ни разу не было за пять лет дружбы. Затем Чонхва медленно кивает и переводит взгляд на учащихся, которые бросают на них ответные взгляд, когда проходят мимо. Наверное, со стороны их разговор похож на ссору. Чонхва застывает в нескольких сантиметрах от лица подруги. Взгляд серьёзный, без улыбки, пальцы крепко сжимают рукав школьной формы Джины. — Я верю тебе, — Чонхва наконец-то разрывает тишину. — Я тоже о нём переживаю, — шепчет Джина и, вздыхая, переводит взгляд на потолок. В желудке что-то сжимается. — Правда переживаю. — Я знаю, — Чонхва тоже вздыхает. — Наверное, он очень устал нянчить сестру, — предполагает Джина. Чонхва закусывает губу. Похоже, предположение не очень-то её убедило, и Джина знает этот взгляд: именно так она смотрела, когда они с Сехуном очень сильно поругались, и она чуть не сбила его на школьной парковке. Или когда кто-то стал распространять грязные сплетни про Хани, которые могли выставить её в самом худшем свете. Тогда Чонхва превратилась в самого настоящего сыщика, и она обнаружила не только личность виновника, но и свой собственный список секретов, которого бы хватило на всю старшую школу, дабы пригрозить тем виновникам, запугивая тем самым почти всех учащихся. Чонхва — это сила, с которой приходится считаться, и Джина знает, что она не остановится, пока не узнает причину странного поведения Чонина. *** Несколько дней спустя Кёнсу вынужден остаться после занятий с учителем, чтобы сделать тест, который он пропустил неделями ранее. И именно тогда Джина понимает, что каждое обеденное время она проводит с Кёнсу на крыше. (Последний раз она так много времени уделяла Минсоку, и Джина совсем не хочет об этом думать.) Хани сквозь густую чёлку смотрит на Джину, которая садится рядом с Чонхвой. — Посмотрите, кто наконец-то решил почтить нас своим присутствием, — Сехун растягивает губы в ухмылке. Чонин, сидящий рядом с Сехуном, поднимает на Джину глаза, и в его взгляде изображены какие-то нечитаемые эмоции. Хани ярко улыбается: — Устала наконец сосаться со своим парнем во время обеда? — Господи, всё не так, мы просто друзья, — стонет Джина. Хани недоверчиво хмыкает, закатывая глаза, и возвращается к еде. Сехун хмурится, передаёт ей пару салфеток, которые девушка со счастливой моськой берёт, игнорируя недовольное выражение лица Сехуна. Чонин же наоборот хмуро сидит с опущенной головой вниз. Когда он поднимает глаза, Джина встречается с ним взглядом и приподнимает бровь, будто бы спрашивая, всё ли у него в порядке. Чонин слабо улыбается и отводит взгляд. Джина молча вздыхает. Её взгляд ещё долго на нем задерживается, а когда она отводит глаза, то замечает, что на неё подозрительно смотрит Сехун. Он переводит взгляд на Чонина, хмурясь ещё сильнее. Хани, не подозревая о внезапной напряжённой за столом обстановке, подносит ко рту палочки, оглядываясь вокруг. — Где Чонхва? Джина пожимает плечами, а Сехун тоже оглядывается, после чего толкает Хани локтем: — А разве вы обе обычно не ходите вместе? Хани морщит нос и тыкает палочками в сторону Сехуна. — Не беси. Сехун собирается возразить, но вдруг по всей столовой раздается сдавленный и пронзительный крик. Кажется, будто он звучит откуда-то снаружи, но крик достаточно громкий, чтобы перебить шум в столовой. Ученики сразу затихают, оборачиваясь на источник звука. Дверь столовой, ведущей во двор, широко открыта, чтобы ученики могли обедать и на улице. И сейчас они все на ногах и удивлённо оглядываются по сторонам. Джина сужает глаза, разглядывая в замызганных окнах столовой бегущую на улице девушку. Она останавливается прямо в центре сада, опёршись руками о колени и судорожно хватая ртом воздух. Она откидывает волосы, и Хани тут же её узнает. — Чонхва, — тихо произносит девушка, а затем выскакивает из-за стола, бросая палочки. Джина следует её примеру, как и Сехун с Чонином. Обед давно забыт. Они выскакивают из столовки, игнорируя шёпот учеников, всё ещё сидящих за столами и наблюдающих за собравшимися около Чонхвы людей. Рядом с Чонхвой развернулось настоящее столпотворение, и Джина не может понять, что случилось, периодически пытаясь прорваться сквозь толпу. Она продвигается медленно, пока Сехун, пользуясь своим преимуществом в росте, не обнимает её и Хани за плечи и расталкивает людей для лучшего обзора. Люди тут же отходят в сторону (потому что их одноклассники прекрасно знают, что пятеро из них являются лучшими друзьями, своего рода комплексная сделка). Джина вырывается вперёд среди людей, столпившихся вокруг Чонина. Чонхва, скрючившись в три погибели, сидит перед опустившейся на колени Сольджи, которая говорит ей дышать и успокаивающе гладит по спине. Сольджи поднимает миндалевидные глаза, в которых плещется беспокойство, и переводит взгляд с Сехуна, Джины, Чонина на Хани. Её обычно беззаботное поведение вкупе с флиртом заполнено беспомощным волнением. Хани делает шаг вперёд и опускается на колени, обеспокоенно глядя: — Что случилось? Сольджи качает головой и убирает руку, когда уже Хани тянется погладить Чонхву по спине. Сольджи собирается что-то сказать, что-то объяснить, её красные губы медленно приоткрываются, но когда Чонхва поднимает глаза, заполненные ужасом, Джина чувствует на спине ледяные покалывающие мурашки. — Два мёртвых тела, — тяжело вздыхает Чонхва. Джина застывает на месте, сердце в груди бьётся как ненормальное. Вокруг становится настолько тихо, что можно услышать, как пролетает муха. Никто не знает, что сказать, даже когда учителю удается прорваться сквозь толпу учеников. — Что здесь происходит? — спрашивает мистер Ким, руководитель хора. У него спутанные светлые волосы, и он переводит взгляд от ученика к ученику. Он в замешательстве хмурит брови, не понимая, почему все молча, что для них нехарактерно, смотрят на Чонхву. Чонхва принимает сидячее положение. Её голос всё ещё дрожит, а в уголках глаз собираются слёзы. — За… За трибунами… Д… Д… Два мертвых тела… Пальцы девушки дрожат, и Хани хватает ее за руку, стараясь успокоить. Джина неосознанно смотрит на Чонина, чья смуглая кожа выглядит существенно бледнее. Толпа начинает разгоряченно шептаться, паника в голосах раздаётся по всему внутреннему дворику, ведущему к парковке. У мистера Кима расширяются глаза, и он хватает Чонхву за руку, бормоча что-то про кабинет директора, а после чего уводит её в слезах. Другие учителя появляются словно из ниоткуда, поспешно сгоняя учеников обратно в столовую.