Хорошего погружения, оператор

Чертов экстенд. Живой снаружи, мертвый – внутри. Не отвечает, не улыбается учтиво, сглажено. Уцепившись взглядом за губы. Распарывая сомнения острым языком.             Его перемолола война, – говорят одни.             Его перешила операция, – спорят другие.             Чертов экстенд. Психонавт. Инструмент, – соглашаются друг с другом. – Такой завалит. И никто не заметит. Опять ходит со своими шестичасовыми депрессиями с уклоном в самобичевание строго по Пенфилду. Суйсо не злится на них. Он сам для себя – чужак. Живёт от погружения к погружению в личном кошмаре. В своем закутке как в арсенале. Переоборудованный из любимца Онест в оружие на побегушках у Хью. Сопит искромсанными связками, коротает время за книгами, не вызывая ничего, кроме сочувствия и лёгкой брезгливости. Читает запрещенный цензорами роман.             Иногда Суйсо говорит с Джузо и не ждет ответа — рассуждает привычно, мерно, зная, что его слушают и не перебьют возражением или вопросом. Рассказывает даже привычные вещи. Или то, что тот, в целом, и так знает. И их часто прерывают – грохотом и мглой – экстренным отключением. Тогда, глотнув воздуха, Суйсо разлепляет глаза. Не успевает откашляться, как на голову падает полотенце. – Всё в ВОЕ своем торчишь, – надменным тоном тянут у уха. – Я бы тоже с тобой погрузилась. Ты так себе, а вот твой Джузо очень хорош. Суйсо не обращает внимания. Лежит напряженный и одеревеневший в киселе ликвивента по пояс, уткнувшись в махровую ткань. Ему нравится погружаться в ВОЕ. Быть под каркасом его тела слитым с ним разумом – просто так отдыхать, не дышать, не шевелиться – высокоточным инструментом из двух неполноценных людей. Синхронизированными в один организм. Но вылезать из ВОЕ Суйсо ненавидит. Особенно при посторонних. Он ощущает себя в лучшем случае мокрой крысой. Но чаще – личинкой, разбивающей хитин. Суйсо с собой честен – он просто паразит, который раз за разом возвращается в свой любимый кокон. К пойманным и закупоренным в бутылке моментам из свободной жизни. Сейчас в его доме принято оставлять свою шкуру на входе. А Пеппер стоит рядом – глазами пожирает. Гладит наклоненную голову ВОЕ. И от её единственной целой руки то ли ужасно плохо, то ли чертовски хорошо. Пустой радар и раздражитель, от которого хочется требовать больше, увлеченней. – Нравится, дружочек? Слишком. Суйсо пихает ей склизкое полотенце и не торопится выкарабкиваться из полураскрытого хребта. Взгляд всё такой же настырный, недовольный из-под липнущей челки. Он бы ей сказал пару ласковых, если бы мог говорить. – Да не бесись, – отмахивается Пеппер и наконец-то направляется к выходу. – Тебя вызывают. Она же тоже просиживает в своём Седьмом больше, чем срок миссии. До этого захлебнуться боялась и отчаянно желала – одновременно. Это не страшно. Суйсо готов так нырять сто раз на дню. По крайней мере, они друг друга понимают. Как операторы. У них не отрублены запястья, нет крепежей, не ампутированы по бедро ноги. Они просто встроены в чужую плоть как строчки кода, как чип контроля, совершенно новым ключом. Скоро вернусь, – касается топорщащихся в стороны позвонков Суйсо. А ВОЕ соглашается, отпускает. Но выходить из него – как выскальзывать из крепких шершавых ладоней в тягучей теплой смазке. Совершенно не хочется. Суйсо помнит – появлялся у Хью вместе с ВОЕ. Как он сначала боялся, потом орал: Снимай! Вылезай! Да какая разница. Тот же чертов экстенд. Тот же мертвец внутри. Урод с расширениями под рубцами. – Урод к уроду тянется, – смеется Пеппер. И не понятно над кем. Над ним. Над собой. Над всей корпорацией. Хью брызжет слюной. Гаркает на нее, а она – заливается еще сильней. – Вы, – обвиняюще говорит Хью, – хороший пример того, что делает Берюрен с невыполняющими свою работу деталями. Он их переплавляет. Учёные подтвердили в теории – из позвоночного ангара можно выжать максимум, если подключить к оператору напрямую. Техники – реализовали на практике.             Его Джузо не сопротивлялся, он был оцепеневшим, принял тело Суйсо неохотно, словно ему было что от него скрывать. И они привыкали друг к другу заново. И в эмоциях смертоносного оружия войны Суйсо почувствовал страх, сдавивший ребрами как клеткой.             Они изучали, копались в подкорке. Прозрачные сами себе. А затем просто отрезали лишнее, жёстко, острым ножом без сочувствия.             Хорошего погружения, – желают ему.             И теперь заданные характеры оживают лишь в поставленных условиях: Суйсо разъярен. Пробитый насквозь арматурой, вместе со своим ВОЕ. Разъярен – что они не умирают, что ему, как и Джузо, не больно. Что они выдирают из себя железный штырь и идут дальше. Им же и убивать.             Затем его режут, а он хрипит своей глоткой, за шкирку выволоченный из уютного нутра военной машины.             Иглы шприцов всё глубже. Глубже. Буравит сверло в аккуратных дырах костей. Крепят мембраны имплантов взамен тому, что успели из него повытаскивать в бою. У Джузо быстрая регенерация, у него – нормальная, не более. Даже иногда кажется, что от него пахнет гнилью, болью, язвами – вонью умирающей, но всё еще живой твари.             Ему тоже нужна помощь, ему нужно помочь, – он умоляет одними губами. Потому что наконец-то начинает ощущать извороченное месиво у пупка. Наконец-то эмоции. Наконец-то страх.             И вглядывающаяся в него бездна. – Ну же, Суйсо, – севше просит Пеппер, – эгоистов никто не любит. Нет. У него просто эмоциональное голодание. Вторичные депрессии по расписанию в противовес таблеткам. Ей приглянулась эта холодность и бездушие на его физиономии, а у него на уме: сейчас бы кофейку и можно погрузиться. С Пеппер он в итоге – развлекается. Стягивает накидку с голого тела. Радуется – от накрывших с головой ощущений, с забытых военных беспорядочных связей. Отпускает муторное напряжение. Она сцепляется рукой за его исполосованную спину. А ему хорошо, горячо, по-настоящему. – Но ты ни на что не рассчитывай, дружочек, – издевательски подначивает Пеппер, поправляя накидку. – У меня именно к тебе ничего личного. – Кншн, – отзывается Суйсо. После секса он шумит как рвущаяся фольга. Сквозь зажатый в зубах фильтр. Острый, нервный, загнанный в угол отсутствием общения. Ироничная, усталая, выедает мозги и боится до беспомощности подступающей неслышной пустоты. – Только попробуй еще раз, – рычит высоко её голос. Истерично. Истошно. – Пожалеешь. В широко расставленных ногах и обнаженных зубах нет ничего привычного для неё. Суйсо это немного пугает. Чертов экстенд. Заколебавшая сумасшедшая.             А в пустоте погружения в ВОЕ – два чужих друг другу человека. Пропитанные неодобрением похуже слоёного торта. Что с юной леди, каких надо защищать, не идти на поводу. Куда ты катишься. Какую цель преследуешь, – злится Джузо. – Нарвешься. Подсекут. У нас последний шанс.             Раз задумывается – право ль имеет – значит, всё же он дрожащий.             С Кровавой леди. В её послужном списке столько замученных насмерть, что этот ВОЕ кажется домашним арестом, комнатой, замурованной кирпичами, – спокойно отвечает Суйсо.             Не огрызается сопротивлением, не тянет с силой как раньше. Его просто бьёт адреналин, стучит натужно сердце – и так понятно, ему не плевать. Одинокому, молчаливому, ожесточённому.             Пожалуй. Я как-нибудь расскажу тебе о твоей жизни, – небрежно бросает Джузо.             Обреченно. Подавленно. Преданно. Словно и так всё понятно.             Нарастает шум вокруг.             Этот, как там его. Чертов экстенд наш. Первый в линейке. Водород. Суйсо, точно. Суйсо, – шепчется из углов корпорация. – Это его же Онест так. А помните, какой был? Представительный был. Иногда в его позе можно увидеть что-то от прошлого Суйсо Арахабаки – полуоскал, отведенные плечи, покуривает сигарету, прислонившись к стене и щуря глаза. Не боится встретиться взглядом с кем-то незнакомым. Но это так. Остатки после фуршета. Он трёт шрамы на шее – жертва переоборудования. А Пеппер вечно зубоскалит, похлопывая Седьмого по корпусу: утопить меня решил, чертила? Даже немного интересно, о чем они говорят. Много ли она берет на себя, когда ведет его в бой. Раз её время от времени достают из ВОЕ в критическом состоянии без повреждений – Седьмой содрогается и опадает, будто тянут скелет, а не оператора.             Суйсо погружается в Седьмого – из собственного любопытства. После прохладного Джузо он обжигающе-горячий и тихий до звона – оборачивает раскаленной огромной печью, которая пышет убийством. Оторвавшийся от трапезы лев, подстроенный специально под свою хозяйку. В нем Суйсо и вправду изолирован от внешнего мира.             Через Джузо же – контактирует со всем окружением. – Так что там Хью говорил? – как-то раз спрашивает Пеппер. – За что тебя? – Сбжл, – хрипит Суйсо с такой будничной кислой мордой. И показывает: дважды. – О, реально отбитый. Слухи не врут. А третий раз будешь пробовать? – Нт. Всё. – А я управляла ВОЕ не в интересах компании. Подчистила немного наш милый городок, – показывает она на свою культю. – Отстрелили. – Смшдшая, – решает не отмалчиваться. Ему приятно – с ним разговаривают. Кровавая леди рассказывает немного о своей жизни. Как ни в чем не бывало. Точно урод к уроду тянется – солидарностью между двумя операторами-изгоями. Лишившийся речи. Потерявшая руку. Он пьет кофе чаще обычного. С безоблачным настроением. И улыбается – сдержанно, осторожно, вдруг кто-то увидит его счастливым. Оброс предпочтениями Джузо как своими. Его привычками. Его беспокойством. Его страстью.             Перед погружением Суйсо делает выдох – до самого конца, очень протяжно. А после – вдох. Темно и глухо под броней хребта – в темнице души. Время посреди: как замершие стрелки для него, как начало сеанса – для Джузо, ведь он существует только в момент соприкосновения, подключения, взаимообмена.             Это спорт. Прекрасный спорт для дичи, – подмечает Суйсо.             Для охотника? – уточняет Джузо.             Нет, для опасной военной дичи. Ты знаешь, сколько сейчас стоит наша дохлая туша?             И это он на поверхности. Суйсо глотает вязкую жижу. Ныряет окончательно. С головой – в темные подвалы прошлого, в которых он воротил лопатой комьями земли трупы от опытов, трупы от его ВОЕ. Закапывал их в себя в надежде, что всё временно. Там перегниёт, перепреет.             Джузо с ним очень ласков – не роется и не нагнетает. Словно гладит по позвоночнику, когда у Суйсо зашкаливает пульс: тише, тише, напарник, мы справимся. Им так хорошо оставаться вместе. Им так нравится убивать.             И Суйсо нравится – быть накрытым ощущениями, быть покрытым кровью. Беззвучно открывать рот от задевшего его нервы Джузо. Внимательно. Страстно. Как от заломившего руки, давящего в шею стволом. Всем его – грудь к груди, обшивка к коже. Как от не знающего ничего ближе оператора. Из влажных объятий Джузо он попадает в жаркие объятья Пеппер. Не отмывшийся. Скользкий. Двигается в ней размеренно, целует её запястье. В тени их ВОЕ, в далеких от них днях, в неисполнимых мечтах. Худшее еще впереди, чертов экстенд. Всё мертвее внутри – больше не наделен личностью – больше не ведом отчаяньем. И по всем законам философов, с трудами которых коротал свою юность – не человек, а животное. По тесту не способное к эмпатии. Но всё еще являющееся синтезом бесконечного и конечного, свободы и необходимости. – Ну не знаю. Они же живут только боем, – на странность флегматично рассуждает Пеппер. – Представь. Всё состоит из того, что тебе нравится. А мне сейчас запарно, опять к Хью. Существовать одним подключением, значит, – думает Суйсо, монотонно жуя хлопья на завтрак. Они такие цветные в белом молоке, черной посуде на сером столе. – Нет, не получится. Операторам всё так же нужно утолять базовые потребности, остановленные лишь погружением. Зверям нужно спать, есть, справлять нужду. Компенсировать ложные потуги либидо. И совсем немного – насилия. – А давай зарежем коротышку! – искрится неестественной радостью её голос. На полтона выше обычного. – И тебя за компанию. И не будет проблем! – Бдт, – буркает Суйсо. Может быть, у неё всё-таки расслоение. Но перекошенное в оскале лицо постепенно сползает до нормы. Она очень похожа на своего ВОЕ. Из всех тараканов Джузо, хлопья – самые безобидные, после вечных скитаний по самым темным углам. Суйсо их ест с удовольствием, а Пеппер вытряхивает игрушки, роняя коробку и показывая на раскрытой ладони. Сегодня ей выпал: – Эй! Это что? – негодует она. – Это ящик? Он не открывается. Какой смысл? – Тм баршек, – сразу же понимает тот. И закуривает – огонек сигареты горит драгоценным камнем в новых металлических пальцах. – Его не видно. Почему ты решил, что там овца, дружочек? Там может быть что угодно. – То-чно, – уверенно кивает Суйсо и ухахатывается. Дребезжит как старый прокуренный двигатель. Если бы он мог – рассказал бы ей эту сказку. И она бы всё поняла. Не пришлось бы мять бычок о пепельницу под взглядом: ты что, свихнулся? Ящик – ВОЕ. В ящике – оператор. Как он выглядит – никто не знает, все только догадываются. Воображение с ними играет злую шутку. Придумывают существу из ящика намордники, чтобы не сжевало вдруг свежие побеги вновь проросшего огненно-красного куста. Не обратилось в змея, уронившего зубы в плодородную почву, взрастившего сомны чудовищ. Зуб змея – чип контроля. Контроля почти невесомого. Вот, что в этом ящике.             Хороший роман, напарник, – встречает его Джузо. – Запрещенный.             Но я тебе его еще не рассказал… – негодует оператор.             Я всегда читаю. С тобой. – Крепко и нежно прижимает к себе. – Ты считаешь, что мы попали в число нелиц? Еще десяток лет и о войне никто не вспомнит. А мы друг друга перестанем узнавать.             Так что ты говорил про мою жизнь?             Мне придется побыть твоим сознанием в этом рассказе… Суйсо улыбается. Не ощущает себя одиноким. И не грустит со своей прирученности. Он уяснил своё место в новой системе вещей. Чертов экстенд теперь знает – всё. В реальности из картонной коробки никогда бы не выпал маленький ящичек.             Там.             В подвале.             В арсенале хранятся два ВОЕ – ждут своего применения произведения искусства авторства Берюрен. В них встроены строчками кода совершенно новые ключи. Разочарованные и злые. На себя и на весь окружающий мир.             Связаны друг с другом неразрывно по единственному каналу.             – Чёртовы экстенды, – говорит временами Хью. – Вот смотришь на них и, кажется, что они всё понимают. Особенно этот номер 7. Прямо камера пыток. Что пялишься? Мне осточертело подбирать тебе оператора и получать на выходе фарш. Почему ты не можешь быть как 13? Почему я должен это терпеть?!             Инструменты. Уроды. Перевертыши. Живущие одним боем операторы.             Бескрылые паразиты, рожденные закопанной пойманной дичью, которых погрузили на самое дно ликвивента, забили в самые прочные хрящи – не проломить спиной лед и не переродиться новой весной. Все страхи наружу – остаться без голоса, остаться без модуля – у имеющих право тварей.             Один еще держится.             Вторая – скончалась после первой же схватки.             В пережитках военных годов – обремененных правдой ВОЕ. В ящиках с многослойной облупившейся краской от количества исправленных меток. …Вся твоя жизнь, – рассказывает Джузо. – Воздух, которым не надышаться. Вода – не напиться. Еда – не наесться. Любовь, не приносящая удовольствия. И пустые последние слова, которые ты говоришь мне раз за разом, когда мы выживаем. Мир потерял сияющий блеск после войны. И отсюда обратно его не включить, поэтому всё находящееся здесь – полная чушь. Захлопывается хребет – оборачивается машиной войны. Удачного вымирания, солдат. И хорошего погружения, напарник. Передай мне, если найдешь переключатель на той стороне. Спасибо, Джузо. Суйсо делает глубокий выдох. Понимает его как себя самого.             На той стороне – новая миссия для обновленного ВОЕ.             – Но у номера 13 результат превзошел все прогнозы, директор. Прямая синхронизация с оператором облегчает управление. Он готов к применению.             – Жаль, для него эта роль мне кажется слишком топорной.             Онест накрывает ладонями ВОЕ как излюбленное оружие корпорации и как своего обожаемого первенца.             Самый опасный инструмент теперь снова при ней. Подстроившийся под другого и погрязший в его суждениях, став зеркалом них обоих – нашел свой ад. Принял контроль.             – Хорошего погружения, оператор Суйсо Арахабаки. Надеюсь, вам нравится новое тело.