***
Его звали Ким Чонин, он был сыном купца из Бура, второго по численности города людей в долине. Бурцы и жители Стаха, города, в котором жил Сухо, находились в ровных недружественных отношениях. Они редко общались и почти не торговали друг с другом. Однако отец Чонина торговал очень хорошими тканями, поэтому для него в Стахе делали исключение: своих омег богатые стащцы любили наряжать дорого и качественно. И речь шла в основном о любовниках. Чонин был младшим сыном, в дело отца вступил совсем недавно, и его сразу послали в Стах с ревизией. Там он влюбился. Безумно, страстно, навсегда. На этом месте Чонин остановил свой рассказ, потому что не смог справиться со слезами. Они сидели за большим деревянным столом в обеденной комнате, потому что Чонин наотрез отказался есть в постели, как настаивал омега, охваченный инстинктом заботы о младшем: всё же он всю жизнь заботился о братьях, а тут столько времени уже некому было отдать это особое тепло. Так, по крайней мере, он объяснил это мечущемуся от бешеной ревности Сехуну, который с трудом сдерживал себя, видя, как носится с раненым Сухо. Но тут, когда он увидел слёзы на глазах этого явно сильного и не привыкшего плакать парня, даже ему стало как-то не по себе. Омега сочувственно сжал локоть Чонина и прошептал: — Не плачь. Ты так молод, так красив… Сехун недовольно выдохнул и демонстративно отвернулся от них, накладывая себе ещё запеканки. — Это всё помогло мне завоевать его сердце, — тихо ответил Чонин. — Но ничем мне не поможет в том, чтобы забрать его замуж… Он опустил голову, и несколько крупных слёз упало в почти пустую тарелку с бульоном. Пока Сухо не кинулся снова утешать этого горе-любовника, Се поспешно сказал: — И чего вы так помешаны на этом вашем замуж? И почему не поможет? Его родители против? — Я не знаю его отца, он редко бывает дома. Его воспитывает отчим… ну, как воспитывает. Бьёт и унижает. И его, и его братьев. Сухо сочувственно всхлипнул. Ещё бы. Кому и понимать, как не ему. Сехун снова решил подтолкнуть явно подмороженного гостя: — Так посватайся, если его отчим так его не любит, то будет рад от него избавиться. Подари подарки подороже… и дело с концом. Заберёшь его себе и возьмёшь замуж, раз уж у вас так принято. Договорив, Се кинул взгляд на Сухо и понял, что снова что-то не так. Лицо Сухо было бледным, нахмуренным, в глазах была тоска, губы снова закушены до крови. Ему снова было больно. И, видимо, от слов Се. «Да сколько ж можно! Что опять не так?!» — смятенно подумал Се и даже глаза прикрыл от обиды. Всё же вроде верно сказал… — Мне его не отдадут. Он обещан одному старику, который уже и клинья подбил к его отчиму, и подарками их засыпал. Я был настолько наивным, что пошёл к этому… жениху… И попросил его отказаться от моего омеги, сказал, что люблю его больше жизни и что это взаимно. Меня выгнали оттуда пинками, старик кричал, как ненормальный, что убьёт меня, а из Кёнсу выбьет всю эту дурь, когда завладеет им. Сухо и Сехун переглянулись и так посмотрели на Чонина, что тот замер. — Кёнсу? — тихо спросил Сухо. — Ты сказал… Кёнсу? — Да, так зовут моего любимого, — растерянно ответил Чонин, не понимая такой реакции. — Это мой младший брат, — прошептал Сухо. Чонин растерялся. Он попытался резко встать, чтобы поклониться и выказать уважение к старшему, но охнул и рухнул на место, болезненно сморщившись и прикрыв глаза. Сухо кинулся к нему, потому что внезапно на груди юноши выступила кровь. Сехун, ругаясь на чём свет стоит, оттолкнул суетящегося около теряющего сознания Чонина омегу и подхватил его на руки. — Я тебя столько на руках не таскал, как этого альфу, — недовольно бурчал он, неся Чонина на ложе. Они снова осмотрели и обработали рану. Через некоторое время юноша пришёл в себя. Первым делом он нашёл глазами Сухо и умоляюще на него посмотрел и схватил руки омеги: — Я прошу вас, молю! Не отдавайте Кёнсу за Шиюна! Он убьёт моего маль… вашего брата! Это злобное и мерзкое существо, в нём нет ничего доброго, он замучает моего… Кёнсу! Мой омега… Ваш брат… он такой чистый, такой звонкий! Ли Шиюн уничтожит его! — Он говорил торопливо, сжимая пальцы Сухо и пытаясь опередить его возражения. — Если вы не считаете меня достойным, я пойму! Конечно, я попал в ловушку, которую мне устроили люди Шиюна, повелся на их обман, и если бы не ваш муж, меня бы уже не было на свете! Я понимаю, что жалок и недостоин Кёнсу! Так я никогда так и не думал! Кто может быть достоин этого ангела? Если вы не позволите, я и не посмотрю теперь в его сторону, только умоляю: не отдавайте его этому отвратительному старику! Вы же брат! Вы омега! Пожалейте моего… пожалейте его! Кёнсу столько слёз пролил из-за него! Столько плакал и кричал! Я едва мог успокоить его! Но и в моих объятиях при мысли о нём он дрожал от страха! То, что Чонин сказал лишнее, Сехун понял не сразу, и только вытянувшееся лицо Сухо и мгновенно блеснувший в его глазах гнев подсказали дракону, что что-то не так. Чонин в ужасе отпустил руки омеги и попытался отползти назад. Сухо медленно поднялся и уперся руками в бока. — В смысле — в твоих объятиях? — злобно прошипел он. — Что ты сделал с моим братом? Ему пятнадцать! Он ещё ребёнок! — Я ни… ничего не делал с ним! Клянусь! — залепетал альфа. — Только… один раз… — Может, не надо? — быстро сказал Сехун, видя в глазах Сухо желание убивать. — Один раз всего, стоит ли об этом… — Заткнись! — холодно бросил ему непохожий сам на себя Сухо. — Лучше не лезь. Так что там — один раз? — елейным голосом спросил он у Чонина. «Горные козлики! И вот, спрашивается, на кой ляд я его сюда тащил на себе? Грохнуть его можно было и внизу», — успел подумать Сехун. — Нет! — крикнул Чонин умоляюще. — Нет, уверяю вас, господин Сухо! Тогда… Он прибежал ко мне в лавку весь в слезах, он кричал, что хочет умереть, потому что его… ваш отчим продал его какому-то старику. Я… Я тогда даже ещё не говорил ему о своих чувствах. Но он понимал, видел всё. Он просил меня забрать его, взять с собой в Бур. Просил не как жениха… — Чонин нахмурился и шмыгнул носом. — Был готов поехать в любом качестве… — Тихо, тихо, — Сехун перехватил рванувшегося к парню с явным намерением придушить его Сухо. —Мы просто слушаем, да? — И оставил его в своих объятиях, сжимая его руки в своих и успокоительно дыша в затылок. Продолжай, — кивнул он Чонину. — Я сказал, что люблю его, — просто ответил тот. — Люблю больше жизни. И поэтому приеду сватать его, как и должен поступать любой честный альфа, который любит своего омегу и хочет ему счастья. Тогда мы и… обнялись. И больше ничего! — Вот видишь, — успокоительно сказал Сехун Сухо. — Он не имел пока твоего брата, так что… Чонин вспыхнул и в гневе вскинул руку: — Что? Нет! Я честный человек! Я бы не посмел! Так оскорбить омегу! Неужели вы думаете, что я мог бы воспользоваться его уязвимостью и отнестись к нему, как к… шлюхе?! Оскорбительна сама мысль об этом! До свадьбы… он и не позволил бы к себе прикоснуться! Это же Кёнсу! Дороже его у меня никого нет! В мозгу Сехуна со скрежетом зашевелились шестерёнки. Честный человек. Не посмел бы. Прикоснуться… до свадьбы… Альфа, который хочет счастья омеге… «Ты ведь не собираешься брать меня замуж?»… «Я не шлюха!» Он резко отпустил руки Сухо и, пробормотав что-то невнятное, вышел из комнаты. Ему надо было глотнуть воздуха. Ему надо было собрать мысли воедино. Кажется, он всё сделал совсем не так… И непонятно, можно ли что-то ещё исправить…7. Слова
21 июня 2021 г. в 12:49
Показывая свою пещеру Сухо, Сехун поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы омеге она понравилась. И поэтому, когда тот стал ахать, охать, восхищённо сверкать глазами и с восторгом трогать разные предметы в комнатах — всего комнат было семь плюс открытая с площадкой для огня, — Сехун почувствовал себя по-настоящему счастливым. Его омеге нравилась его пещера. Он находит её достойной себя. Он останется здесь и не будет пытаться сбежать и бросить Се.
Долго, правда, знакомить Сухо с его новым домом у Сехуна не получилось, потому что тот вспомнил о раненом и, бросив на дракона умоляющий и виноватый взгляд, убежал к нему.
Раненого, кстати, Сехун сразу по приходе занёс в одну из спален, уложил на ложе и осмотрел, предварительно выгнав из комнаты омегу, а после раздев парня. Сухо мялся около входа в комнату, жмурил глаза и клятвенно обещал не пялиться на тело юноши, но Сехун так рыкнул, что его как ветром сдуло.
Раны у их непрошеного гостя были серьёзные, но для жизни неопасные. Кроме раны на груди. Из-за неё нельзя было гостя окунуть в чан с разведённой драконьей кровью, что было бы быстро и эффективно, чтобы заживить всё остальное. Поэтому пришлось обрабатывать каждую рану в отдельности. Сехун поменял повязку на груди юноши, быстро обтёр его тело, избавив от грязи и крови.
Сухо снова мялся у двери, бормоча, что-то про помочь и почему нет. Сехун быстро обработал рану на бедре юноши и надел на него свои штаны, которые были тому, конечно, велики, но что поделаешь. И только тогда — с большой неохотой и только потому, что ему надоели нелепые попискивания омеги у входа, — разрешил Сухо обработать остальные раны: на руках, плечах и шее.
Парень дышал тяжело, но более–менее ровно. Они его напоили через тряпицу, и тогда он как будто легче задышал. У него был жар, поэтому Сухо постоянно обтирал его лоб талой водой, которую организовал ему Сехун.
Поняв, что не может спокойно смотреть, как Сухо ухаживает за другим альфой, Сехун от греха подальше пошёл готовить еду. Ледник был забит мясом, в подполе были крупы и овощи, так что через час на огне бурлила похлёбка, а в нижней печи запаривалась овощная запеканка. Для раненого Сехун сварил бульон из куропатки с луком и морковью. Как его кормить, правда, Сехун пока не знал, но решил, что они что-нибудь придумают.
Этого не понадобилось. Мази на основе драконьей крови подействовали на удивление быстро, и, когда Сехун заканчивал приготовление обеда, его громко и радостно позвал Сухо: раненый пришёл в себя.