***
— Ой, извините, — мелкий, лохматый и грязный парнишка смотрит на него круглыми глазами и виновато опускает взгляд. Саша за ворот кимоно его от себя отдергивает и смотрит угрожающе. Парень сжимается весь, словно его ударят сейчас, но он не бьет. Ещё чего, детей бить. — Извиняю, — коротко бросает Саша и идёт дальше, стараясь забыть о не очень приятной встрече. Мелкий определенно из какой-то бедной семьи, так что ругаться на такого нет особо смысла, врезался и врезался. Саша себя не оправдывает за то, чем занимается. Он прекрасно знает, какой он человек, и что многие, наверное, хотели бы ему смерти. Только вот он все равно старается поступать по совести. Не воровать, не убивать без надобности, не трогать женщин и детей. Не обманывать. Его принципы с ним всегда будут, даже если придется из-за этого поступиться выгодой. Конечно, в кого еще мог превратиться, повзрослев, озлобленный пацаненок, у которого всю семью вырезали за долги прямо на его глазах. Мать, сестру, отца... ему удалось вовремя спрятаться. И перед глазами до сих пор стоит та картина каждый раз перед сном. Как их убивают, как он потом идёт по комнате, стараясь не вступить в их кровь, как ревет истерично и пытается понять, что делать дальше. Его вырастил друг семьи. Военный. Он был строг, Саше частенько от него прилетало, но зато в свои двадцать четыре он мог сказать, что многого достиг. Был известен в узких кругах, его знали и уважали. Если бы было больше времени, то он бы продвинулся ещё. И в планах это определенно было, только вот… — Чертов щенок, — Саша проверяет карманы, затем хмыкает и бровь приподнимает. Двоим своим парням бросает короткую фразу. — Умудрился вытащить у меня кошелек. Найдите его, вряд ли он далеко убежал. Приведите ко мне, я буду у себя. Ему интересно. Найдут ли этого мелкого воришку? А если найдут, то что он будет делать. Начнет ли сопротивляться и врать, или будет раскаиваться... Саше определенно было любопытно. Он подходит к своему дому, на пороге снимает обувь и переодевается в лёгкую домашнюю одежду, в обычную чёрную футболку и свободные штаны. Для торжественных приёмов и важных мероприятий у него было кимоно. Даже несколько штук. Но их он надевал редко, хотя и жил в Японии всю сознательную жизнь. Мальчишку все-таки находят к вечеру. Он выглядит испуганным, лицо у него все в ссадинах и крови, губа разбита. Его заводят в комнату и буквально толкают на пол, заставляя упасть на колени перед Казьминым. — Он сопротивлялся. Кусался, царапался и вырывался. Иначе мы бы не... — Достаточно, — Саша прерывает их и смотрит на воришку ещё раз. Машет рукой, мол, я сам разберусь, и парни уходят. — Лет тебе сколько? — Семнадцать, — мальчишка хлюпает разбитым носом, утирая кровь рукавом кимоно. — Скоро восемнадцать будет. — Отдай кошелек, и я тебя отпущу, — Саша головой качает. Ему почему-то немного жаль этого оборванца, только объяснить хотя бы себе, почему именно... не получается. — Ничего я не брал, — он упрямо губы сжимает, а в глазах видны слезы. Саша отвешивает ему звонкую пощечину. Мальчишка морщится, по глазам видно, что он боится, но сказать ничего не смеет. Его всего трясет. — Это за ложь. Просто верни кошелек, — Саша говорит чуть мягче, потому что с ударом погорячился, вздыхает, наблюдая за тем, как воришка роется в складках кимоно. Трясущимися пальцами мелкий протягивает ему кошелек и, видимо от нервов, окончательно оседает на пол, теряя сознание. Казьмин первым делом проверяет пульс, смотрит, нет ли пены изо рта и какое дыхание. Затем он перекладывает мальчишку на диван, развязывает пояс кимоно и быстро находит нашатырный спирт. Мальчишка оказывается худощавым настолько, что у него торчат все ребра, а болезненная бледность становится заметна только сейчас, из-за не очень хорошего освещения. На его теле много шрамов, и Саша неосознанно ему сочувствует. — Ну как, жить будешь? — Казьмин говорит почти беззлобно, наблюдая, как чужой чуть мутный взгляд пытается сфокусироваться на нем. — Я просто.. не ел три дня. Так бы не отключился. Простите за кошелек, — воришка пытается подняться, но Саша его укладывает обратно. — Ты всё равно не раскаиваешься, и лежи, черт возьми, не хватало, что бы ты тут ещё и голову расшиб. Не вставай, я сейчас вернусь, — Саша уходит на кухню, раздумывая, что он может сейчас быстро приготовить. В холодильнике находятся остатки суши со вчерашнего ужина, но Казьмин не уверен, что этого будет достаточно, поэтому достает ещё и овощи, режет их быстро и заправляет все оливковым маслом. Импровизированный салат готов. Суши он не перекладывает никуда, решив, что и так сойдет. Вернувшись в комнату, он замечает, что мальчишка сжался в комок. — Вы теперь сдадите меня в полицию, да? — обреченность в голосе слышится сразу. Саша не спешит отвечать на вопрос, ставит еду на стол, находит палочки. Молчит, наблюдая за тем, как вздрагивают худые плечи. Плачет, что ли? Ну, это будет ему уроком. Нечего было чужие кошельки таскать. Казьмин выжидает ещё немного, а потом сам подходит к воришке. — Пока не собирался. Есть будешь? — смотрит в голубые глаза, и словно тонет в омуте, синем и бездонном. От слез цвет кажется ещё ярче, но Саше не нравится то, что мальчишка разнервничался. На предложение мелкий кивает судорожно, и сразу видно, что действительно несколько дней не ел — на еду он набрасывается так, словно еë сейчас отберут. Казьмин не уверен, можно ли вообще так быстро кушать, и будет ли это нормально для желудка, но не останавливает. Пускай ест, и так ребра торчат. Кожа да кости, а не здоровый подросток. Другое дело, что этот тощий пытался у него кошелек стащить. Саша уходит на кухню снова, совсем не боясь того, что оставил воришку одного в комнате. Он не возьмет больше ничего, в этом можно не сомневаться. Мальчишка не осмелится. Казьмин заваривает зелёный чай и приносит две кружки ароматного напитка в комнату. В кружку, которая предназначается мелкому, кладёт две ложки сахара. Вряд ли ему часто приходится так есть, а чай с сахаром, наверное, еще реже бывает в его рационе. Да что там есть, скорее всего он редко купается и в принципе спит в нормальных условиях. Стоит только посмотреть на его волосы и состояние кимоно. Когда Казьмин заходит в комнату, то обе тарелки пустые, а воришка сидит на стуле с ногами, подогнув их под себя. — Чай, — Саша ставит перед подростком кружку и садится напротив. — Ну, раз я тебя накормил и не стал выдавать полиции за глупую выходку с кошельком, то ты обязан мне рассказать, как ты до жизни такой докатился. Мелкий тут же опускает взгляд куда-то в кружку, пальцами паучьими её цепляет, видно, что нервничает. Саша отпивает из своей кружки и наслаждается терпкостью зелёного чая. Этот чай хороший, вряд ли воришке приходилось раньше такой пить. — Я... остался сиротой. Мои родители пропали без вести, других родственников не было, а район неблагополучный. Никто не пришёл забрать меня в детский дом, а я сам не знал, что делать. Сначала соседи подкармливали, потом… попал в банду. Карманников. Таскал кошельки, безделушки, всякое такое. Образования у меня нет, не выучился. Да и на работу вряд ли куда-то возьмут, я пытался, но документов тоже нет, а без них бесполезно, — грустно заканчивает мальчишка. Видно, что ему это все не по душе, но сделать что-то со своим положением он не в силах. Саша смотрит на него очень внимательно. Долго молчит сначала, обдумывая информацию. Почему-то в этом тощем и совсем мелком парне он видит себя. И истории у них похожие, просто парень оказался не настолько сильным, не настолько цепким, чтобы стать как Саша. Да и родственников у него не было, никто не захотел взять под опеку. — Зовут тебя как? — тон голоса Казьмина был абсолютно спокойным. — Не знаю, как полностью, но все зовут Яр, — отзывается воришка. Саша думает, что собственная жалость к нему вообще не к добру. Чего ему жалеть карманника, пускай и с похожей на его историей? Но яркие голубые глаза на осунувшемся лице снова вызывают несвойственное Казьмину желание пожалеть, даже позаботиться. — Вот что, Яр. Ты можешь искупаться и поспать ночь на диване. А утром поговорим, что с тобой делать, — Саша трет переносицу, сам не понимая, что делает. Но при виде того, как у мелкого взгляд загорелся, стало даже неловко от своих мыслей. — Правда... правда можно? Спасибо... Я думал, вы меня презираете теперь, — Яр губу разбитую облизывает и сутулится. Так он кажется ещё меньше, чем есть на самом деле. Казьмин тяжело вздыхает. — Правда можно. Иди, в ванной есть гостевое полотенце, белое, возьми его. Зубная щетка новая тоже есть, шампунь найдешь. И... на защелку дверь не закрывай, — видя, как при этих словах чужие глаза округляются, Саша хмыкает. — Я просто не хочу выламывать дверь, если тебе вдруг станет плохо. — Спасибо, — мелкий шепчет тихо, смущенно отворачиваясь, затем допивает в несколько глотков чай и уходит в ванную. Саша сам не знает, зачем это делает. Но кажется, что этот мальчишка... как брошенный котенок, его выкинуть за дверь просто так не получается. Он же маленький и глупый, да и не виноват, что приходилось таким образом выживать. Казьмин прикидывает варианты, что может сделать. В голове появляется небольшая идея. Он думает, что Яру определенно понадобится чистая одежда, поэтому находит свободную футболку и белье. Достаточно громко стучит в дверь ванной комнаты и, когда мальчишка отзывается, говорит: — Я сейчас зайду и положу чистые вещи на стиральную машинку. Можешь оставить кимоно в ванной, я потом постираю... — Ага. Я уже почти закончил, — слышится ответ из-за двери, а когда Саша входит, то мелкий стоит, обмотав полотенце вокруг бёдер, и пытается смущенно прикрыться. На его теле много синяков, ссадин, да и шрамов тоже хватает. Казьмин невольно рассматривает следы. — Часто приходится драться. Я со спины на девушку похож, многие путают. — Надень, — он никак не комментирует последнюю фразу и отдаёт парню только белье, оставляя футболку у себя в руках. Затем подходит к шкафчику и ищет там нужную мазь. Когда он оборачивается, Яр вытирает волосы уже в белье. Ноги у него в таких же следах, ещё и несколько отпечатков пальцев на бедрах имеется. Саше не противно. Саше его искренне жаль становится, он откручивает крышечку и мазь на пальцы выдавливает. — Постой немного тихо. Прости, если будет больно. Он мажет все синяки и ссадины, которые видит, аккуратно, едва касаясь пальцами кожи, словно боясь причинить ещё больше боли. Саша сам на мелкого после этого футболку надевает, осторожничая. Чужие мокрые волосы спутаны, и их лучше расчесать сейчас, чтобы потом не было ещё хуже. Казьмин хочет выйти из комнаты, но чувствует, что его тянут за край футболки. Он останавливается и поворачивается к Яру. Тот смотрит в пол, и видно, что губы у него подрагивают. — Я вам... что-то должен? — Саша хмурится, не совсем понимая, что он имеет ввиду. Когда чужая ладонь ложится на бедро, то Казьмин смеется. — Прекрати. Мне не нужно твое тело. Ты такой тощий, что тебя больше накормить хочется, а то кажется, что переломишься, — это произносится не с целью обидеть, и мелкий вроде бы понимает. Он расслабляется, опуская руки, и стыдливо прячет глаза. Казьмину даже забавно за ним наблюдать. — Тебе волосы расчесать надо. — Не получится, — грустный и категоричный ответ заставляет хмыкнуть. — Это ещё почему? — Я не помню, когда последний раз их расчесывал, — Яр пожимает плечами, переминаясь с ноги на ногу. Саша тяжело вздыхает. Находит кимоно мелкого воришки и вместе с бельем закидывает в стиралку. Насыпает порошок, выставляет нужный режим, затем запускает машинку. — У меня все получится. Казьмин долго расчесывает чужие волосы. Дело оказывается и правда сложным, потому что волосы ниже лопаток и сильно спутаны, но он никуда не торопится. Расчесывает осторожно, от самых кончиков, медленно поднимаясь вверх. На это уходит много времени, но результатом Саша абсолютно доволен. Яр преображается. Волосы у него пушатся и вокруг лица ореолом каштановым достаточно мило лежат. Он бы никогда не сказал, что сам будет этим заниматься. Глава серьёзной мафиозной группировки подобрал мелкого воришку, отмыл, накормил, сейчас волосы расчесывает. Казьмин фыркает, думая, что увидел бы его сейчас кто-нибудь из подчиненных — не поверил бы. Да и он сам бы не поверил, если бы ему сказали, что он будет возиться с кем-то вот так. Яр засыпает практически у него на руках, и укладывать его спать приходится очень осторожно. У Саши дома только один матрас в комнате на полу — для себя. Правда ещё и диван в квартире есть, но там он не спит, может его только гостям предложить. Ему удобнее на матрасе, пускай многие говорят, что это глупо, но Казьмину все равно. Утром он просыпается рано. Воришка ещё спит. Во сне он выглядит совершенно безобидным, да ему и семнадцать лет не дашь, скорее пятнадцать, и то с натяжкой. Саша поправляет сползшее одеяло, затем идёт на кухню, чтобы приготовить что-нибудь съедобное. На завтрак получается немного риса, пара хлебных лепешек и ароматный чёрный чай с ягодными листьями. У Казьмина так же обнаруживается одна булочка с маком, которую приходится разделить на две части. Когда все уже готово он будит мелкого, берёт за плечо и совсем легонько трясет. От этого Яр весь сжимается, забивается в дальний угол и в панике открывает глаза. Саше даже почти неловко, но он ведь не знал, что все обернется именно так. — А... Это вы, — мелкий садится на кровати, сдувает с лица прядь волос и трет глаза сонно. — Прости, что напугал. Я сделал завтрак, — Саше почти смешно. Так возиться с каким-то парнем, которого он даже не знает... странно, да и зачем? Это ведь бессмысленно. Видимо, Яр тоже так считает. Он не понимает, зачем Казьмину это все делать, и что он должен ему взамен. После такого, конечно, обидно осознавать, что тебя выпнут, и дальше делай, что хочешь. Только вот он не знает, что Саша совсем не собирается его гнать. Едят они в тишине. Саша молчит, потому что наблюдает за Яром, а воришка же молчит, потому что жадно жуёт. Казьмин качает головой, думая, что ему определенно нужно нормально есть, ну ни в какие ворота же, и так кости везде торчат. То, как восхищенно мелкий пробует чай, запоминается надолго. — А это с чем? — искреннее любопытство в голосе подкупает. Саша любит свою коллекцию чаев и гордится ей, так что отвечает на вопрос с крайне довольным видом. — С листьями ягод. Нравится? — улыбается, замечая, как мелкий кивает. — Очень, — его тон становится грустным. Казьмин думает, что самое время начать важный разговор. — Слушай, Яр. Я хочу тебе кое-что предложить. Возможно, ты слышал обо мне. Обычно меня называют Темным. Знакомое прозвище? — Саша отпивает из своей кружки и откусывает булочку, давая время подумать. — Слышал. Вы как-то связанны с... мафией, — страх слышно даже через дрожь в голосе. — Понял наконец, у кого кошелек стащил, — посмеивается Казьмин. Но после этого становится серьёзным. — Мне нужны бойцы. Ты молод. Тебе нечего терять, родных у тебя нет, искать никто не будет. Тебя всему научат, пройдешь подготовку и будешь работать на меня. Платить буду достаточно, чтобы можно было жить. Сначала не очень много, конечно, сильно не разгуляешься, но если будешь верен мне... то посмотрим, как дальше сложится. Ну, что думаешь? Мелкий пальцами сжимает кружку, глазами хлопает, неверяще на мужчину смотря. И рот несколько раз то открывает, то закрывает, видимо, не зная, что ответить. — Вы серьезно? — Яр наконец-то умудряется выдать хоть что-то. Сашу забавляет такая реакция на свои слова. — Вполне, — он снова отпивает из кружки и наблюдает за быстрой сменой чужих эмоций. — Да, — через несколько десятков секунд отвечает Яр. Совершенно просто, открыто и спокойно. Уверенно. — И даже не будешь сомневаться? Я дам тебе время подумать, это непростое решение, — Казьмин приподнимает бровь, пытаясь понять, что в голове у этого пацана. — Я согласен. Не хочу возвращаться к той жизни, которая у меня была. Так точно будет лучше, — горящий взгляд голубых глаз кажется особенно красивым в этот момент.***
Чуть больше пяти лет прошло с того разговора. Теперь Яр стал совсем другим. Тогда он был подростком, неуклюжим, угловатым и мелким, а сейчас же Саша видел перед собой совсем другого человека. Мужчину, взрослого и сформированного мужчину, который знал, что он делает и чего хочет. Поведение телохранителя даже похоже на беззаботное, хотя на самом деле это не так. Сам Саша за пять лет сильно выше поднялся, но и нажил врагов, так что теперь опасно было выходить одному на улицу, а Яр вообще жил с ним постоянно. Охранял лучше сторожевого пса. Казьмин однажды закашлялся во сне, а этот уже тут как тут, мало ли, вдруг это кто-то душит его господина. Саша улыбается, вспоминая тот случай. Яр слишком спокоен для того, кто идет вместе с ним в ловушку заведомо. Они оба знают, что их ждут, но если бы взяли с собой больше людей, то тогда напасть бы определенно не решились. Казьмин почти не переживает — холодный рассудок, вот что должно быть его преимуществом. Они сворачивают на менее людные улочки, Казьмин готовится. Рука сама собой ложится на кобуру пистолета, а у Яра на катану. И это заметно. Под чёрным кимоно не видно его мышц, которые, впрочем, все равно не напугали бы врагов, но вот его изворотливость, ловкость и скорость... скоро они сами это увидят. Как только они заходят в подворотню — их окружают достаточно быстро. Яр лёгким жестом отталкивает Сашу в сторону и взмахивает катаной, делая сразу несколько убийственных выпадов. Казьмин злится, потому что его телохранитель рано списал его со счетов, он из пистолета нескольких убивает, пока Яр разбирается с остальными. — Какого черта? — он цедит сквозь зубы, смотря на Яра сверху вниз. Тот пальцами ведёт по лезвию клинка и его горящий взгляд выражает такую опасность, что будь Саша животным — у него бы шерсть на холке стала дыбом. Только почему-то вместо этого кажется, что от такого взгляда колени подгибаться начнут. Сам телохранитель в крови, его кимоно запачкано кровью. И его длинные цепкие пальцы тоже в алой жидкости. — Вы боитесь меня, господин? — он с ухмылкой оттесняет Сашу к стене. И прижимается так, что Казьмин чувствует отчётливо чужой стояк, вжимающийся в бедро. А еще чувствует, как Яр его ноги коленом раздвигает и дергается, упираясь руками в чужие плечи. — Не боюсь. Идем домой. Это приказ, — Яр медлит, но отпускает его. Прямого приказа он никогда не ослушается, но немного подразнить может. Идут они так же молча. На улицах, которыми они пробираются к дому, темно и в основном мало людей, так что никто не обращает внимания на двоих мужчин, один из которых весь в крови, а другого до сих пор потряхивает. Саша пытается признаться самому себе, что его зацепил тот взгляд и уверенность, с которой Яр попытался раздвинуть его бедра. Конечно, он этого не скажет вслух. Конечно, он будет сопротивляться, если телохранитель позволит себе ещё что-то такое. Но... возможно, если он сам захочет, то он позволит ему. Дома Саша уступает возможность сходить в душ Яру. Выходит он только в одном полотенце, повязанном вокруг бёдер. Прямо как...тогда. Но на этот раз он выглядит совсем не как тогда. Сейчас он выглядит сильнее, намного сильнее. Четко очерчены мышцы, вены на руках выступают, пресс... Саша старается не смотреть, берёт свои вещи и идет в душ, чтобы наконец смыть усталость дня. Выходит он уже переодетым в домашнее и совсем не ожидает, что на пороге спальни его схватят за руку, с лёгкостью заведут ее за спину и сильно прижмут к стене. Саша рыкает, пытаясь освободиться, но руку заламывают сильнее и остаётся только пытаться не скулить от боли. Он чувствует чужой стояк, вжимающийся ровно между ягодиц и пытается дернуться ещё раз. Его больно шлепают по бедру и вжимают в стену так сильно, что двинуться куда-то не представляется возможным. Казьмин думает, что Яр определенно заигрался, но чужой язык мягко скользит по шее, зубы слегка сжимают нежную кожу, а вторая рука гладит бок под футболкой. — Ну, и что ты делаешь? — Саша чувствует, что о него трутся и пытается не думать о том, как же это заводит. Рука Яра ниже скользит и гладит по бедру, затем сжимает ягодицу.. — Лапаю вас. Прикажите прекратить, — от насмешливого тона хочется дернуться ещё, но вот то, как дыхание телохранителя опаляет кожу за ухом... заставляет коротко простонать. Яр языком ласково проводит по мочке, прикусывает её, после чего ведёт языком по ушной раковине, играясь, и Саша немного расслабляется. Он не может сопротивляться. Это его слабое место и теперь даже когда телохранитель отпускает его руку он не вырывается. — Позвольте мне сегодня вести. Только пообещайте, что доверитесь. И не будете останавливать. — Хорошо... обещаю, — Саша сжимает зубы. Что ж, от одного раза ведь ничего не случится? В конце концов, после подобной прогулки ему надо расслабиться. А Яр может в этом помочь. Тем более, вряд ли он решится трахнуть своего господина, скорее просто хочет контролировать сам процесс. Казьмин позволяет чужим рукам стянуть с себя одежду и исследовать своё тело. Однако, Яр достаточно быстро отстраняется, очень внимательно осматривая его. — Станьте в коленно-локтевую, — Саша хмурится, но выполняет, он ведь дал обещание. А своё слово он привык держать. Яр не спешит ничего делать, сначала просто гладит ягодицы, а потом, внезапно шлепает Казьмина. И ещё, и ещё, и ещё раз. Саша не понимает, почему вместо желания все закончить поскорее у него желание продолжить. Чужие ладони приносят боль, но ягодицы горят приятным жаром, который заставляет все мысли выветриться из головы. Казьмин думает, что обязательно отругает Яра позже. Когда очнется, когда поймет, что он ему позволяет, но сейчас слишком хорошо. Он и сам не осознаёт, что горит уже не только задница, но и бедра. В какой момент Яр уходит и возвращается с плетью — загадка, но Саша напрягается, увидев её. Это точно будет больно. Больнее, чем ладонью и вряд ли... первый удар обжигает бедра, Казьмин вскрикивает больше от неожиданности, куда-то вперёд заваливаясь. Ещё несколько ударов ложатся внахлест, а Саша понимает, что задыхается от того, как боль и возбуждение смешиваются. Кажется, что он вот-вот либо отключится, либо кончит. Либо сначала кончит, а потом отключится. Кожа на ягодицах и бедрах слишком чувствительная, а удары постепенно становятся сильнее. Саша понимает, что попросту завтра не сядет. Яр заканчивает, когда видит, что Казьмин уже не стонет и не вскидывает бедра, а только сжимает в руках подушку. Колени сами собой разъезжаются. Телохранитель давит на поясницу, заставляя его лечь на живот и подпихивает под бедра подушку. А затем снова ненадолго отходит. Саша в это время вытирает слезы, думая, что определенно никто не должен об этом узнать. Воздух кажется чуть прохладным, а когда разгоряченной и чувствительной кожи касается чужая ладонь, то Казьмин болезненно стонет. Яр растягивает его очень долго. Сначала одним пальцем, то двигая им по кругу, то имитируя фрикции. Саша старается не обращать внимания на боль и дискомфорт, он уже не может сопротивляться. После порки его окончательно развезло и сейчас телохранитель мог делать с ним что угодно, он бы не был против. Два пальца идут туго и немного больно, но за счёт большего количества смазки все получается и Саша сжимается, подаваясь бедрами. Ему хочется уже ощутить в себе чужой член, а не пальцы, но Яр совсем не торопится. — Давай быстрее, а, — Казьмин ерзает, пытаясь выгнуться посильнее, чтобы сжать в себе чужие пальцы. — Не думаю, что вы настолько мазохист. Тем более, не хочу травмировать. Где же ваше хваленое терпение, господин? — телохранитель нагло шепчет ему в ухо, а Саша только и может, что на его пальцах сжиматься и постанывать, когда они как надо проходятся по простате. Кажется, что прошла целая вечность, прежде чем Яр вставил третий палец. А потом еще целая вечность, пока он растягивал его и двигал пальцами то быстро, то медленно, разводил их и сгибал, почти полностью вытаскивал и засаживал по самые костяшки... — Трахни меня, — Саша смотрит на него через плечо, рыкает и запрокидывает голову, пытаясь двинуться самостоятельно, чтобы с пальцев соскользнуть. — Как невежливо, — Яр посмеивается, но пальцы достает, добавляет ещё смазки. — Попросите лучше, господин. Он притирается, едва надавливая головкой на раскрытый и хорошо растянутый вход. Гладит второй рукой чувствительную кожу ягодиц и цепко придерживает за бедро, когда Саша пытается насадиться. — Пожалуйста, трахни меня, — Яр медленно вставляет головку, проверяя, войдет ли она и достаточно ли все растянуто. Выходит и снова вводит только головку. — Пожалуйста! После второй просьбы он входит полностью так, что Саша давится стоном. Чужой член заполняет правильно, по самые яйца входит, и Казьмину, почему-то, нравится осознавать своё положение. Чуть грубый укус в шею напоминает ему о том, что нужно расслабиться и не сжимать Яра так сильно. Телохранитель первые несколько раз раскачивается, медленно толкаясь, а потом уже берёт более быстрый темп. Саша подаётся бедрами, но его придерживают и не дают сильно двигаться, только выгибаться навстречу толчкам и стонать. Странно чувствовать удовольствие, когда вот так грубо... можно сказать дерут, но Саша, кажется, может кончить не прикасаясь к себе. Он не знает, сколько времени проходит, когда чужая рука ложится на горло, но стоит пальцам только немного сжаться — его уносит совсем. Окончательно и бесповоротно. Он стонет, мычит и извивается под Яром, он... понимает, что телохранитель, кажется, ещё совсем далеко от оргазма, но отпускать его не собирается. Его переворачивают на спину, снова входят и смотрят в глаза при этом. Саша пытается сжаться, отползти, не пустить... Ярова рука на горле сжимается предупреждающе. — Вам, оказывается, нравится, когда с вами вот так, — Яр хмыкает на ухо, засаживая по самое основание и прижимаясь крепко. Саша цепляется за его плечи, пытается царапать спину, но его руки быстро перехватывают и фиксируют над головой. Ощущать то, какой стабильный темп держит Яр, как двигается внутри, как... он долго может вот так его иметь, это все слишком смущающе. — Нравится, когда дерут, как последнюю сучку. От этой фразы Саша рычит, но телохранитель сжимает руку на горле сильнее, не давая ничего ответить, да и толчки становятся глубже и быстрее. Казьмин начинает второй раз заводиться. Он чувствует это и старается ни о чем совсем не думать в этот момент, потому что чужие движения внутри — единственное, на чем можно сосредоточиться. Ему странно и немного стыдно, что он, оказывается, может вот так завестись, пока его трахают. Выносливость у Яра, оказывается, на порядок выше, чем у Саши. Второй раз он кончает почти вместе с телохранителем. Тот толкается несколько раз слишком уж глубоко и Казьмина срывает от одного прикосновения к члену, а Яра следом за ним. Саша чувствует, как член внутри пульсирует, а затем... Телохранитель кончает. В него. Возмутиться он не успевает — Яр лезет целоваться. Буквально языком трахает в рот, при этом не спеша выходить, не дает перехватить инициативу, а на возмущенное мычание не реагирует совсем. Саша расслабляется, даже не собираясь ругаться за то, что кончили в него. Тут уже ничего не сделаешь, но Яр на него укладывается сверху и пытается отдышаться. Довольно вплетает руку в Сашины волосы, совсем шало лижет губы и взгляд у него словно пьяный. Казьмин от такой ласки совершенно тает, разморенный сексом и поркой, но прикрыть глаза ему не дают. Яр выходит из него осторожно, только вот Саша все равно чувствует, как по бедрам течёт сперма. Не очень приятно, но терпимо. Телохранитель его обнимает, почти урчит на ухо, как довольный кот, дорвавшийся до свежего мяса. — Ну что, ты наигрался? — Саша спрашивает совсем лениво, поглаживая своего телохранителя по талии. — А вас только на один раз хватит, что ли? И нет, я ещё определенно не наигрался. Вы мой на всю ночь, даже не надейтесь, что уснете раньше четырёх, — хмыкают ему на ухо и Саша с ужасом прикидывает, что будет дальше. Он ведь ещё максимум два раза сможет кончить, а потом совсем соображать перестанет. Яру такая перспектива, видимо, очень даже нравится. Саше бы почувствовать себя уязвленным: его дерут практически всю ночь напролет, придушивают, нагло лапают и называют сучкой, но... Он чувствует только то, что вряд ли смог бы сейчас встать на ноги, потому что даже в коленно-локтевой не может устоять. После четвёртого оргазма у него больше не встает, но Яр все равно его берёт ещё раз. Грубо, быстро, прижимая так, что даже просто пошевелиться сложно. Он тянет за волосы, заставляя откинуть шею и оставляет на ней несколько засосов, кусается и… Саша сам не знает, почему его пробивает на слезы. Ему хорошо. Наверное, слишком сильно. Влажные капли сами стекают по щекам, а Яр, заметив, слизывает его слезы, перевернув на спину очередной раз; снова целует. От его поцелуев у Саши кружится голова. Он уверен, что не хочет Яра отпускать, когда губы телохранителя касаются его губ. И Яр это понимает, даря такую нужную нежность. Когда Яр кончает, то он снова довольно мурлычет, прижимаясь к Саше и обнимая его очень крепко. Так, что шанса деться куда-то нет совсем. Казьмин вымучено стонет, когда чужой член выходит из его задницы. Ему уже сейчас больно, а что завтра будет? — Придется отменить две встречи утром. Да и планы на вечер тоже... вряд ли я встану, — он вздыхает, пытаясь перевернуться на живот. Кожа на бедрах и ягодицах горит, да и внутри не лучше. Казьмин чувствует, как все тело приятно ломит. — Я тебя люблю, Саш, — говорит Яр, носом по щеке проводит и после всего того, что он делал эта невинная ласка вызывает прилив нежности. — Конечно, сначала отъебал до состояния несостояния, а теперь люблю, да... — он глаза закатывает, коротко целуя телохранителя в нос. Тот смотрит на него выжидающе, чуть приподняв бровь. — Я тебя тоже люблю, но больше такие марафоны внезапно не устраивай. Яр улыбается, гладит его по влажной от пота спине и целует в висок. Они засыпают на рассвете. Утром Саша так никуда и не встает, а Яру приходится таскать его пол дня на руках и ещё пол дня терпеть жалобы, причитания и швыряния в него подушкой и остальным, что в руки попадется. В конце концов он психует и смазывает Сашу заживляющей мазью, хоть Казьмин и пытается сопротивляться.