***
Денис положил в чай ложечку сахара, посмотрел в кружку. На дне возвышался сахарный бархан и активно пропагандировал диабет. Пить такое конечно не хотелось. Это он в задумчивости насыпал, а так сахар не особо уважал. Дмитрий Алексеевич сидел за столом напротив Эли и Дениса и с умеренной жалостью смотрел, как эти двое жмутся плечами, как сиротки-потеряшки. Как же их должно быть жмыхнуло, что они с перепугу в штаны друг другу полезли. Ну а в их инфантилизме он себя виноватым не чувствовал. Он привез трёх взрослых подготовленных специалистов, которые должны бы разрешать такие проблемы. Кто же знал, что их шоры не позволят им рассмотреть приближающейся опасности. Ему вот едва девятнадцать исполнилось, когда он рассмотрел и смог выбраться. Без наставлений и поучений — в том болоте под Архангельском их сильно пьющий руководитель экспедиции сгинул первым. Денис понял и принял все куда проще, хоть и с паническим страхом в глазах. Элю же поламывало, но она только вчера побывала на том берегу и отрицать существование сакрального, которое здесь с профанным за руку ходило, не могла. Поэтому сидели его глупые детишки сейчас, жались друг к дружке и осмысляли своё место в этом увлекательном анекдоте. Свою историю Дмитрий Алексеевич рассказывал четко, без лишних эмоций, сухими скучными фактами. Шел 1999, большая группа юных филологов отправилась в фольклорную экспедицию в небольшую деревню на речке Мудьюга. Речка была и не речка даже, а так, почти стоячая вода, болотина, трудно было поверить, что она куда-то там впадает. А вообще Архангельская область обладала своей уникальной эстетикой редкостных непролазных ебеней, пугающей красотой бескрайности и запустения. Неладное мистического характера он тогда почувствовал, когда пропали их стареющий научрук и девочка-первокурсница, которую тот, судя по слухам, поебывал. Понял Дима, что они перемрут все в этих ебучих болотах и лесах, где-то на третьей пропаже. В их группе было подавляющее число скептиков, говорящих о лесном маньяке или о блужданиях в лесах, но Дима был умным мальчиком и собирался стать доктором к тридцати, его эти оправдания реальностью не устраивали. Он своими глазами видел, что местные жители ритуалят, а кудрявый поп их в этом поддерживает, знает явно больше, чем объяснимо и имеет над происходящим какую-то власть, что ненавязчиво и со смехуëчками демонстрировал. Поэтому Дима не стал дожидаться, когда настанет его черед кормить червей, а изучил местные легенды и страшные сказки, сделал выводы и пошел в монастырь, договариваться. Кудрявый радостный поп встретил его с воистину детским восторгом, жал руки, заглядывал любовно в глаза и что-то нес о том, что двое суток — абсолютный рекорд. Там он и предложил условия. Мол, выйдешь отсюда живым и даже вот девочка, которая тебе нравится, выйдет, чтобы, когда подрастете, вместе детишек делали. Но раз уж ты так хорошо, правильно и четко умеешь вычислять по каким правилам он, Хозяин, играет в данный момент свою игру, то и это станет маленькой личной игрой на двоих. Дмитрий Алексеевич тогда думал, что легко отделался. Нет ничего страшного в том, чтобы находить одну из бесконечных вариаций Хозяина и угадывать какую игру он играет. Явно лучше, чем кормить червей. Вот только он не учел, что не все игры будут такими простыми. Тогда, под Архангельском, Хозяин играл на гормональном фоне коллектива, состоящего из вчерашних детей. Здесь шепнул или показал чего интересного, ввёл в заблуждение, а детишки сами перебили друг друга и напоили земельку кровью. Земелька, как крови порядочно хлебнет, очень интересной становится, чудит. Хозяин такое любит. Вот только дважды по одним правилам Хозяин играть не любил. Иногда его развлечения были невинными: где-то в Костромской области, где верили в Хозяина добродушного (не особо и сильного, но очень шкодливого духа), он заставил две деревни ненавидеть друг друга на почве хищения медовых яблочек. Женщина, которая помогла тогда Дмитрию Алексеевичу разобраться с происходящим, разбогатела на экологически чистых компотах. Может совпадение, а может и правда Хозяин тихонечко помогал по жизни тем, кто и развлëк его, и не умер как-то по-глупому. Дмитрию Алексеевичу вот очень помогал — ни у кого столько свежего и актуального материала никогда не было. Но частенько игры эти были за гранью добра и зла. Кровавыми, жестокими, щелкающими людей, как семечки. Дмитрий Алексеевич и возмутился бы, но слишком знал, что у прометеев, залупающихся на зевсов, потом возникают проблемы с печенью. Ну его нахрен этот героизм. Где он мог, там помогал, конечно. Чаще всего Хозяин начинал свои игры в марийской деревне или в мордовской столице. В первой, потому что она была последним пристанищем язычников в Европе, а с язычниками ему было попроще, чем с верованиями среднего россиянина (христианин для отчетности, язычник, когда пропали ключи или просыпалась соль, атеист в профиле вконтакте — какой-то полурак-полухуй). А во второй, потому что культурная городская мордва последнее время реконструировала свою древнюю веру как могла, от чего становилась всё забавнее и более склонной к интересным играм. Денис и Эля, оперативно обвинившие Дмитрия Алексеевича в подставе и пособничестве маньяку, были, конечно же, не правы. Но это у них стресс и не шибко ясный с похмелья ум. Дмитрий Алексеевич не вёл их на убой. На убой их вела их нелегкая судьбинушка, а Дмитрий Алексеевич мог только сопровождать и пытаться немного облегчить последствия. Может не все сгинут. Может, если повезет, тем, кому придется умереть, он поможет умереть не больно. А если все умрут и больно, то он хотя бы запишет парочку новых легенд и побасенок марийской глубинки.***
Обсуждать ничего не хотелось. Было стремно и страшно, а Денису ещё и эгоистично обидно. Сказать, что он не чувствовал, что Макс какой-то совсем уж пугающий тип, он не мог. Денис прекрасно помнил чувство, которое уводило его подальше от секса, подальше от слишком уж очевидной близости. У этого чувства была атмосфера воспоминания из детства: бабушкина кошка любовно вылизывает ещё живую мышь, прежде чем отожрать ей голову и бросить посреди коридора все остальное тельце. И что Макс знает пугающе много, Денис тоже замечал, не слепой. Просто не было у него того замечательного качества, которым с юности обладал Дмитрий Алексеевич. Денис не мог признать, что мир так легко переключается на свою изнанку, что само наличие границы между реальным и ирреальным очень сомнительно. Он же знал, что учитель Макс Кольцов существует — это было фактом. И поп под Архангельском существовал и, наверное, все еще существует. И Хозяин тоже, видимо, существует как факт, который плохо накладывается на все остальное. От всей этой метафизики у Дениса разыгралась жуткая изжога. Хотя, может, от вчерашней водки. — Если вы понимаете правила, расскажите может? Не хотелось бы тут сдохнуть… — Эля накручивала локон на палец и старалась ни на кого не смотреть. Дмитрий Алексеевич неуютно пожал плечами. Он не очень понимал где проходят границы того, что ему, как своеобразному волшебному помощнику, говорить можно, а за что произойдет грандиозный ать-ать. Да и в целом игра в этот раз была сложнее, чем обычно. Потому что, кажется, велось несколько параллельных партий. Хер кудрявый становился все изобретательнее, чтоб его: — Я не скажу вам ничего нового. До этого момента вы все делали даже верно, кажется… Меня смутила ситуация с Элей. Ты же понимаешь чего отпила, верно? Эля кивнула. На уровне неоформившейся мысли она это поняла сразу, как вернулась вчера из небытия: — Я только не понимаю зачем мне была… Эта экскурсия. Зачем было возвращать, если можно было прикопать под берёзой или что они тут делают? Что за экстремальные практики расширения сознания? — Возможно это самая верная формулировка, Элечка. Ты подумай. Дениса же занимал другой вопрос. Неприятный и колючий, но явно требующий разрешения. Если с ним вели какую-то игру, а он, допустим, случайно нарушил правила, то почему ему отвесили леща, а не изничтожили на месте? Если он играл как от него хотели, то за что? Если, судя по словам Макса, получил он за то, что только должен был ещё сделать, то уже все или ещё нет? Если страшное божество выдало ему пиздюля вообще за просто так, то нихуя себе, тоже надо разобраться! Денис встал и направился к выходу. Дмитрий Алексеевич и Эля смотрели на него обеспокоено: — Ты куда? Уверен, что стоит? — Уверен. Вы же договорились когда-то. Даже с Дормамму можно было договориться. Стрэндж смог и я смогу.