Я скучал

      Конец июля — у Нагисы день рождения. Карма помнил об этом пассивно, и потому несказанно удивился, когда за месяц до знаменательной даты Шиота напомнил о предстоящем дне. Впрочем, озадаченность Акабане продлилась не больше пары минут: будущий учитель всего-то решил отпраздновать загородом, в коттедже, и потому хотел знать, свободен ли друг. Карма думал не долго, поскольку настолько заранее планы у него появлялись редко, вот только…       — Поезжай, конечно. Почему ты вообще спрашиваешь меня об этом? — Асано даже не повернулся, продолжая мыть посуду, хотя они оба точно знали, что Гакушу пилил Акабане взглядом весь вечер, видя его взволнованность. В такие моменты сына бывшего директора хотелось собственноручно придушить. Другое дело, что такое спокойствие, даже равнодушие со стороны Асано в данном случае снимало груз с плеч: пропадало ощущение, что бросаешь дорого человека одного, пока сам веселишься.       — Значит, скучать ты тут не будешь? — фыркнул Карма, откидываясь на стуле и скрещивая руки на груди.       — Без тебя — не буду. А вот по тебе…       — Карма, все в порядке? — Каяно чуть дернула Акабане за рукав, обеспокоенно заглядывая ему в лицо. — Нагиса уже четыре раза тебя позвал.        «Ну конечно, Нагиса,» — только слепой не заметил бы, с каким вниманием девушка относилась к Шиоте, в то время как будущий учитель тупил неприлично долго, тем более что сам проявлял к Каэдэ упрямо скрываемый интерес. Одного Карма не понимал: почему он раскусил весь этот маскарад буквально в два счета, пока эти двое продолжали играть друг от друга в прятки. Ведь даже они с Асано умудрились как-то выстроить отношения, буквально не говоря друг другу ни одного прямого слова.       — Я задремал. В машине душновато, — почти на автомате ответил Акабане, невольно возвращаясь мыслями к первому поцелую с Гакушу и первой ночи, проведенной вместе. Почему-то, как назло, все вспоминалось абсолютно четко именно сейчас, когда с каждой минутой сын бывшего директора оказывался все дальше от устремляющегося на отдых Кармы.        «Это будут непростые выходные,» — пронеслось в голове прежде, чем удалось сконцентрироваться и заняться более плотным обсуждением планов, как и просил Нагиса.       Доехать удалось без происшествий, если не считать таковыми постоянное отвлечение на то, не написал ли Асано что-нибудь. Но кроме краткого «Хорошей дороги)» от него не было ни звука. Занят? Не хочет беспокоить? Не думает вообще? Все эти вопросы порождали в сознании странное беспокойство, поводов для которого не было. Впрочем, волноваться следовало бы Гакушу: это ведь Карма был более импульсивным и непостоянным. Но тот не волновался. И смотрел всегда так мягко, и вместе с тем — уверенно, строго, но не без доли нежности, мог не говорить ни слова, но Акабане всегда знал, каких поступков Асано не одобряет. Что тут скажешь — директор, при всех его минусах, превосходно воспитал сына, умудрившись каким-то чудом не загубить то хорошее, что в нем было, но взрастив в нем тот самый стержень, который Карма мало в ком видел. Однако чем больше Акабане думал, тем лучше осознавал: Асано покорял тем самым хорошим, что умело прятал, когда это было необходимо, но умудрялся проявлять понимание, доверие, терпение — словом, все то, чего самому Карме так не хватало порой. И эта тишина в сообщениях была проявлением всех этих черт, которые невозможно было не ценить, но которые хотелось проклинать лишь потому, что рыжий черт явно просто не хотел отвлекать Акабане от старых друзей напоминанием о себе, пока Карма в очередной раз перебирал все те безусловно здравые доводы, мешающие предложить Гакушу поехать с ними.       Разобрать вещи, отпустить отца Нагисы, пожелавшего помочь молодым ребятам добраться — эти простые дела заняли слишком мало времени, чтобы Карма смог полностью переключиться на происходящее вокруг вместо того, чтобы мысленно гадать, что, как и почему у них с Асано сложилось. Это все было так спонтанно, и они не то что скрывали, но нигде не распространялись, что большую часть времени живут вместе. Чета Акабане не соизволила навещать сына чаще, но теперь он был этому даже рад: Гакушу умудрялся совмещать уделение внимания с сохранением уже привычного покоя в доме, словом, вписался в жизнь Кармы так удачно, что тот даже не почувствовал, как привык, совершенно не думая о том, почему Асано так спокойно не появляется у своего отца. Готовить ужин для него, порой подкидывая в чужую тарелку что-то чрезмерно острое, чтобы потом самому же подавать воду под недовольным взглядом фиолетовых глаз, наблюдать за тем, как он разбирается с делами, слушать, как тихо дышит рядом по ночам и готовит завтрак для них двоих утром — эти маленькие вещи не были такими ценными, пока Карма не задумался о них. А еще он точно знал, что будь здесь Гакушу, у них было бы уже все схвачено. Только вряд ли остальные чувствовали бы себя в его присутствии так же спокойно, как было бы самому Акабане, будь он рядом.       А бывшие одноклассники тем временем принялись вспоминать всех, кого знали, представляя, что с ними могло бы случиться. Карму передернуло: пусть моменты, к которым непосредственно имел отношение их учитель, старательно обходили, всем все равно было комфортно. А он ведь так и не рассказал Гакушу ничего толком, так и не поблагодарил за ту ночь в поездке как следует, словно ее и не было…       — Сакакибара мог бы челку отрастить и рок звездой стать!       Смех разносился по комнате, а Акабане будто смотрел на все со стороны и никак не мог уловить, что же нужно, чтобы он мог выкинуть все это из головы, вернуться в свое тело и наконец начать веселиться, как он делал раньше.       — А вот Сэо..! — и еще одно беззлобное, но забавное предположение относительно судьбы бывших врагов.       — Интересно, что стало с Асано. Наверное, совсем как директор. Расскажешь, Карма, вы ж учились вместе?       — Нет, — собственный голос прозвучал строже, чем следовало, даже смех прекратился. Но если шутки над Большой Пятеркой Карма не воспринимал негативно, а то и поддерживал, то слова, отличные от правды, касательно Гакушу, задевали даже сильнее, чем вечное отсутствие родителей на протяжении стольких лет. — Он совсем не такой, — а какой? Не сказать же, что бывает даже ласковым, что помог, когда рядом никого не было, что переживает из-за новой жены отца, как выяснилось совсем недавно, и отчасти поэтому они с Кармой живут теперь вместе. Такой Асано слишком дорог, чтобы с кем-то им делиться, тем более ведь репутация тоже важна. И Акабане даже не солжет. — Он куда круче, чем его отец. Во всем, — и Карма улыбнулся, высокомерно и заносчиво, как он часто делал.       — Но не круче тебя, — добродушно среагировал Нагиса на это невербальное проявления самолюбования, не поняв, что Акабане горд не за себя и за то, как превосходил Асано в их личных «битвах», а из-за того, что Гакушу с ним рядом. С ним и ни с кем другим.       Вечер выдался тихим. Персиковые лучи заката почти не грели, но золотили небольшие волны на озере. Алкоголь туманил рассудок, но не мешал смеяться вместе, шутить, откровенно баловаться, делать фото. Карма стоял чуть в стороне, не без усмешки наблюдая, как спиртное развязывало руки и Шиоте, и Каяно: они оба явно немного осмелели, и Акабане даже был рад такому раскладу. Он бы и сам сейчас дотронулся до Асано, если бы мог.        «Тебе бы здесь очень понравилось, я уверен,» — и прямо с такой подписью, не удержавшись, Карма первым нарушает тишину переписки, отправляя фото пейзажа и с замиранием ждет, когда сообщение будет прочитано.        «У вас там действительно очень красиво, так что наслаждайся) Расскажешь, когда вернешься) Я пока у отца, поэтому отвечать не особо могу. Веселись)»       — Вот же… — и пусть бывший директор, как оказалось, не был против, чтобы у его сына был такой друг, как Акабане, в остальном веселья поубавилось. Все же Карма не знал, как может обернуться вечер для Гакушу, и это порождало волнение. Хотелось бы быть рядом и мониторить обстановку, но пришлось напомнить себе, что Асано писал бы иначе, если бы что-то пошло не так. Ложь ради какого-то невнятного блага — не его политика, так что оставалось только принять факт и позволить Гакушу самому разбираться со своей семьей.       Тем не менее, волнения об Асано мягко отступили, и Карма вспомнил о нем уже непосредственно в тот момент, когда плюхнулся на кровать в номере. Осторожное «Спокойной ночи», пришедшее несколько часов назад, не выбило из стабильно-бодрого состояния и даже не отвлекло слишком сильно на лаконичный в своей краткости ответ. Однако теперь, когда тишина окутывала сознание точно шелковой простыней, а рядом не было совершенно никого лишнего, возникло непрошенное ощущение, что чего-то не хватает. Точнее, кого-то, а именно Гакушу, сквозь сон что-то недовольно ворчащего про уровень проспиртованности Акабане, но все равно отвечающего на лёгкий поцелуй. Отгонять приятное наваждение Карма не спешил, благо знал, что оно ничем не помешает: все же он здесь в приятной компании и прекрасно проводит время, и, пусть для них с Асано это был первый раз, когда они оказались так надолго и так далеко друг от друга, самодостаточность каждого позволяла не впасть в никчемную зависимость. Все же вспоминать и скучать не то же самое, что быть не в состоянии ни минуты друг без друга продержаться.       Утро второго дня началось не с кофе и даже не с похмелья, а с чёткого воспоминания о том, как Гакушу разминается с утра. От приступов бесшумности Асано не страдал, но Карма быстро привык и к открывающиеся окнам, и к окружающим звукам, служащим сигналом к началу пробуждения. Иногда Акабане даже просыпался и позволял себе сквозь ресницы следить за знакомыми изгибами мышц, а порой и вовсе хитрым маневром затаскивать Гакушу обратно в постель. Тот, конечно же, ворчал иногда, временами даже настойчиво отпирался и не сдавался вовсе, вполне заслуженно ругая Акабане, но чаще прощал и вполне охотно укладывался обратно. Не обходилось и без небольшой мести, когда в ответ на шалость Гакушу находил способ выгнать сожителя из кровати.       Как ни крути, все возвращалось к тому, с чего началось: Асано вставал и начинал методично приводить себя в порядок, не брезгуя отметить, что и Карме пора бы создать себе такую полезную привычку, как зарядка по утрам, чтобы в течение дня ничего себя случайно не травмировать. Объяснять Гакушу, что Акабане ничего опасного не делает от слова «совсем», было делом бессмысленным, и оставалось либо зарыться в одеяло, либо все же уступить и подняться.       Сегодня бы Карма встал, это точно, но только чтобы подкрасться к Асано сзади и нежно укусить за шею. Осознание невозможности воплощения желания в жизнь выливалось раздражением на кончиках пальцев, но оставалось только перевернуться и порычать в подушку — не звонить же, когда нет времени на разговоры, да и этот самый разговор не сможет заметить реального присутствия.       — Карма, ты живой там?       — Живее всех живых, — не задумываясь ответил Акабане голосу за дверью. Что ж, ждать недолго: как раз за время отдыха удастся собрать в кучу все пожелания, и тогда-то Асано будет не отвертеться. Впрочем, если он сам не вынашивает какой-либо похожий план прямо сейчас.       Додумать относительно того, что происходит в голове у Гакушу, Карме не дали: планы есть планы, да и он сам был не прочь повеселиться в знакомой компании, как когда-то. Прохладная вода раскинувшегося озера была соблазнительней песчаного пляжа, и Акабане не стал отказывать себе в удовольствии попробовать утопить Нагису в честь его дня рождения. Как подарок, конечно, не очень подходило, но Шиота и сам не был против. В итоге празднование снова затянулось до вечера, и только уже сидя у костра и жаря маршмеллоу Карма сдался бьющему в голову вину, закрывая глаза и позволяя мыслям об Асано обосноваться куда более основательно, чем было в течение дня. Сложно было не думать о его руках и точных движениях, становящимися ленивыми или даже неловкими под вечер, об обжигающем шею дыхании Гакушу и нежных прикосновениях губ. Карме казалось, что он знал каждое движение и каждую клеточку, знал всего Асано. Его Асано — и это пьянило сильнее любого вина. Будь Гакушу сейчас здесь, Акабане уже утащил бы его в комнату, повалил на постель и целовал бы, пока воздух не кончился. Скользил бы ладонями под футболкой или рубашкой — неважно, — дразнился, покусывал шею и рычал, если бы Асано пожелал сопротивляться. Или не пожелал бы? Сам бы отвечал на поцелуи, причем с той же отдачей, мог бы быть куда нахальнее самого Кармы, находя способ вырвать у того инициативу и сбить ему дыхание. А может, наоборот вдруг решил бы стать удивительно послушным, и тихо, едва различимо постанывал Карме в губы, прижимаясь ближе, и страстно, но ласково прося о большем.       Фантазия на обратной стороне век зашла куда дальше: вот уже и рубашка (да, все же рубашки он носил куда чаще) сползла с плеча Гакушу, открывая ключицу, и выглядит это в высшей степени эротично, а вот и следующий кадр, где Асано уже...       — Кааааармааа!       — А?       — Ты что, засунул?       Вопрос в высшей степени доброжелательный, и Акабане, поняв, что слегка увлекся, даже небрежно бросает, что задумался, и заставляет себя больше так опрометчиво не проваливаться в мир собственного воображения.        «Ничего. Завтра уже встретимся».       Вот только следующий день выдал внезапно плохую погоду и ужасное самочувствие от тяжёлого сна. Легли поздно — немудрено. Потому Карма без колебаний засыпает в машине на обратном пути, надеясь, что это ему хоть немного поможет взбодриться. Мысли путаются и не стремятся выдать хоть что-то приятное, и даже Гакушу уже не хочется завалить на постель, хочется просто обнять и сидеть так до самого вечера. Только бы Асано был дома — ведь не сообщал, что вернулся от отца. И мало ли, почему молчит — вдруг стряслось чего? Спокойствия такие размышления не добавляли, и потому Акабане надеялся как можно раньше лично убедиться, что все хорошо.       От этого к моменту, когда до дома оставалось всего ничего, усталость стала практически невыносимой. Закапал нежданный дождь, а ключи, как назло, провалились невесть куда. Карма уже собрался проклинать все на свете, вываливая вещи прямо на намокающий асфальт, только чтобы поскорее домой попасть.       — Быстро же ты вернулся.       Янтарные глаза вспыхнули раздражением, за секунду сменившимся странной радостью: Асано, очевидно, зашел за чем-то вкусным в магазин, и теперь преспокойно открыл дверь собственным ключом, пропуская Карму вперед. Но Акабане было не до этого, и он стремительно сократил между ними расстояние, даже для себя неожиданно крепко обнимая Гакушу.       — Я скучал.