***
Следующий день встретил обитателей больницы не самой приятной погодой: с раннего утра полк тёмных облаков выстроился над землёй грузной стеной и обрушил на неё нескончаемый шквал снега, что, казалось бы, подавляло настроение всех, но только не Тенгена Узуя. Преисполнившись живостью с раннего утра, он даже вызвался подсобить Какуши в очистке больничного дворика от огромных снежных завалов, ловко орудуя здоровой рукой. Казалось бы, так великодушно с его стороны. Однако за этим жестом доброй воли крылась своя корысть: со внутреннего двора, где, собственно, и проводилась уборка, Узуй мог преспокойно наблюдать сквозь раздвинутые окна, как его раненый коллега Томиока под строгим надзором Кочо осваивал костыли. Удивительно, но будучи истребителем уже не один год, Гию ни разу не ломал ногу! В их непростом деле такие травмы, как переломы — в порядке вещей, но зачастую у Хашира Воды от этого страдали руки и рёбра, потому дисфункция опорной конечности ощущалась ему ново и крайне неудобно. Зато Тенген находил неуклюжие попытки Томиоки пересечь палату крайне забавными: юноша напоминал новорождённого оленёнка, только начинающего постигать мастерство хождения. Ступая неуверенно, неуклюже, так и норовя упасть, если бы не поддерживающее плечо Шинобу, Гию выглядел таким беззащитным, таким хрупким, чего Узуй прежде за ним не замечал. Хотя, признаться честно, Тенген практически и не обращал внимание на слишком «тусклую», по его мнению, личность Томиоки прежде. После представления нового Хашира Воды Оякатой-сама Узуй будто бы и не пересекался с Гию, а их редкие беседы состояли из скорых «Как жизнь, Томиока» и «Ну, бывай». Кажется, их даже однажды посылали на совместную миссию для устранения предполагаемо одной из Лун, но та закончилась так быстро, что бывший ниндзя как-то запамятовал о ней. Пожалуй, если взять всё это во внимание, ничего удивительного в том, что Тенген не смог признать в Гию омегу, нет. Теперь же альфе стало как-то стыдно за то, что он порой вообще забывал о существовании Хашира Воды, несмотря на то, что Ояката-сама довольно часто хвалил его на общих собраниях… Однако же это никак не объясняло, почему Узуй не чувствовал запаха Гию! Ренгоку же чуял, и малышки-медсёстры тоже, Шинобу, кажется, тоже в курсе о сущности своего пациента! Возмутительно! Теперь оскорблённому Тенгену казалось, будто бы все вокруг ощущают этот чертовски сакральный запах Томиоки, а он единственный — нет! С этим срочно надо было что-то делать, иначе вспухшая от негодования вена на лбу альфы грозилась взорваться ярким фейерверком! За долгие годы службы в организации истребителей Хашира Звука прослыл превосходным стратегом — сам Ояката-сама высоко оценивал навыки бывшего ниндзя, потому разработать план, как подобраться к хромому омеге, не составило труда. Единственным препятствие для его реализации являлась строгая медсестра Аой, безбожно приструнившая маниакальные настроения строптивого альфы угрозой донесения Кочо-сан о его подозрительном патрулировании коридора перед входом в палату Хашира Воды. Поэтому Узую пришлось прибегнуть к тактическому отступлению и засесть в засаду в собственной палате, доверив слежку за заветной дверью своим верным мышиным подчинённым. Томиока же, как назло, не спешил покидать свою обитель, потратив около половины дня на освоение костылей и успокаивающую медитацию, к которой ему приходилось прибегать всякий раз, когда костыли не поддавались. Лишь после обеда Гию решился на рейд за пределы палаты и показался в коридоре. К счастью, тот был пуст, и никто не мог стать свидетелем столь неуклюжих ковыляний Хашира Воды… Вернее, так думал Гию, совершенно не подозревая о весь день ожидающем его появления Тенгене. Стоило омеге сделать пару неуверенных шагов-прыжков, как по телу пробежала волна мурашек от ощущения приближающегося нечто. — Приветствую, мой молчаливый друг! — прозвучало над головой, в то время как на плечо омеги по-приятельски опустилась массивная рука. Личность неизвестного Гию признал сразу, почуяв терпкий запах граната в воздухе. Шмыгнув носом, он тут же подался в сторону, неосознанно уворачиваясь от широко раздутых ноздрей Узуя, намеревавшегося вдохнуть воздух с кончиков его выбившихся из хвоста волос. Синие глаза вопросительно взглянули в гранатово-красные, не понимая причины столь неожиданного внимания. — Наконец-то ты вышел! Рад нашей встрече, — усмехнулся альфа, поправляя руку на плече омеги и протягивая загипсованную для приветствия. Гию несколько растерялся, недоверчиво уставившись на протянутую ладонь. «Даже руку альфе не пожмёт? Ишь, какой осторожный! Блестящая осмотрительность», — подумал Тенген, после чего громко рассмеялся, пытаясь замять неловкую паузу, а омега настороженно поинтересовался: — Надо чего? — Э? Да я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь! Как твоя нога? — Неудобно… — досадно пробормотал Гию, перехватывая костыли. — Что за напряжённая стойка, Томиока? Не в ладах с этими палками? Давай! Моё плечо понадёжней будет! Узуй уже было начал закидывать руку омеги себе на плечо, но Гию сразу же воспротивился, рванув конечность с такой силой, что из-за отдачи тот мог бы довольно больно врезаться в стену, если бы не Тенген, вовремя поддержавший юношу за локоть. Сразу же после того, как Томиока восстановил равновесие, опираясь на костыли, бывший ниндзя вскинул здоровую руку вверх, демонстрируя свою непричастность, и отступил на шаг на всякий случай. — Я сам. — Сам — так сам. Не буду настаивать. Кажется, это называется чувством такта. Представь, Кочо как-то сказала, что у такой яркой личности, как я, его нет! — В этом я с ней, пожалуй, соглашусь… — Ха? — Ничего, — проворчал Гию и медленно двинулся вперёд по коридору, надеясь оставить Хашира Звука позади, но тот в один шаг нагнал его и уже было раскрыл свой огромный рот, чтобы что-то сказать, но, дабы этого не допустить, омега выдавил из себя краткое: — Я иду к Кочо, чтобы выяснить срок лечения. — Ну так я сопровожу тебя! — словно холодной водой окатила Томиоку «радостная» новость. — Не то что бы я сомневаюсь в твоих навыках хождения с этими палками, просто бродить по этой больнице в одиночку вообще неярко. Я, знаешь ли, просто спец в ведении блестящих бесед! Вот когда здесь был Ренгоку со своей разбитой головой, мы выбирались на крышу с сакэ… «Вот бы демон сломал ему челюсть, а не руку», — грешным делом подумал омега, смиренно ковыляя вперёд. Узуй закатил свой красочный рассказ о совместном пребывании в больницы с Хашира Пламени, а Томиока закатил глаза, вынужденный терпеть невыносимо громкую компанию этого невозможного парня. Однако новость о недавнем нахождении в больнице Ренгоку как-то встревожила Гию. Разбитая голова? Как он мог так пострадать? Голова — очень уязвимое место, которое мечники обычно стараются защищать усерднее всего, порой даже жертвуя другими частями тела. Сильный, должно быть, оказался демон. Или же коварный… Однако, раз Шинобу уже отпустила Ренгоку сражаться дальше, значит, он оправился, верно? От этой мысли на душе стало как-то спокойней, и, кажется, даже губы слегка изогнулись в подобии еле заметной улыбки. Ренгоку всё-таки был превосходным мечником, владеющим множеством потомственных техник и имеющим невероятную силу воли. Эдакий примерный воин, которому, казалось бы, действительно под силу изменить что-то в этой ожесточённой борьбе людей за право своего существования. По правде говоря, Томиока ужасно завидовал этой силе, этой вере в борьбу за правое дело, ведь в своих скромных достижениях он никогда не видел особой значимости, способной приблизить рассвет человечества… Тут Гию встрепенулся: если Ренгоку недавно был в больнице Кочо, выходит, ему не померещился тот запах тлеющего костра в палате? Неужели его разместили в той же комнате, что и Пламенного Хашира прежде? Шинобу не распорядилась, чтобы ему подготовили постель? Как безответственно с её стороны. Гию непременно укажет девушке на эту оплошность, но как-нибудь потом, не при Тенгене. А пока, пусть остаётся, как есть. — А потом появилась Шинобу и испортила всю блистательность задумки, — завершая очередной рассказ, закатил глаза Тенген и громко фыркнул, вытягивая Томиоку из собственных мыслей. — Вот скажи, мой хмурый друг, каково омегам в организации истребителей? Они же блестяще хрупкие, нежные создания! На войне с демонами им приходится выкладываться куда больше, чем альфам. Думаешь, оно того стоит? Разве не лучше им оставаться в тылу да рожать детей, как и велит природа? Зачем хватать катану и пытаться осилить то, что природой не дано? Даже мой блестящий ум не в силах постичь эту тайну, сколько бы я об этом ни думал. — Не трать время на то, что природой не дано, — возмущённо пробубнил Гию и постучал в дверь кабинета Кочо. — Это ещё как понимать? — возмутился было Узуй, но из кабинета послышался голос девушки, и Томиока вошёл внутрь, бессовестно задвигая её за собой прямо перед носом негодующего альфы.***
Сидеть в кабинете Шинобу под предлогом обсуждения крайне волнующих Гию вопросов лечения пришлось долго: напрягающий обонятельные рецепторы истребителя запах граната около часа, не ослабевая, просачивался под дверь, свидетельствуя о присутствии дотошного Хашира Звука по ту её сторону. Томиоку сбивала с толку эта подозрительная заинтересованность Узуя его скромной персоной. Он всё никак не мог понять, что этому слишком колоритному для его восприятия человеку могло от него понадобиться. Если в доставании омеги он искал развлечения, чтоб «не помереть со скуки», лучше бы ему переключиться на кого-то ещё, потому что Гию вовсе не собирался развлекать этого высокомерного наглеца. Потому старательно растягивал беседу с Кочо, надеясь утомить горе-преследователя за дверью, чтобы тот скорее оставил его в покое. Однако, в поисках спасения от одного подозреваемого в неладном Томиока угодил в ловушку другого — ещё более опасного. Шинобу, сперва терпеливо поддерживающая возможность Гию избежать встречи с Тенгеном посредствам деловой беседы, вдруг завела странный разговор, хитро щуря свои фасеточные глаза. — Право, так удивительно, Томиока-сан. Возможно, я просто не замечала прежде, так как была в неведении твоей сущности, но разве ты был так популярен у альф? Томиоку всего передёрнуло от резкой смены обсуждения плана восстановительных тренировок на такую странную тему. — Понятия не имею, о чём ты, — пробормотал он и потупил взгляд в пол. — Ну что за ребячество, Томиока-сан? Даже такой рассеянный человек, как ты, не мог не заметить, что наш коллега Узуй-сан определённо заинтересован в тебе, — утомлённо выдохнула девушка, укладывая подбородок на скрещенные кисти. — Уж не догадался ли он он твоей сущности? — Это не так, — твёрдо произнёс Гию, хотя его самого вдруг охватили сомнения. — Отчего же такая уверенность? — С Узуем мы давно состоим в организации истребителей, и никогда прежде он не проявлял заинтересованности в общении со мной, — начал пояснять свою позицию Гию. — Сейчас он ведёт себя иначе. Очевидно, в текущих условиях у него невелик выбор собеседников. — Вполне возможно. Но мне кажется, тебе просто не хочется признавать, что ты можешь заинтересовать альфу. Шинобу растянула губы в такой невинной с виду улыбке, но Гию уже научился чувствовать ядовитость за этой её добродушной маской. Девушка определённо что-то задумала: от этого пытливого взгляда Томиоке стало крайне некомфортно, а желание сейчас же сбежать подальше от коварной Хашира Насекомого забилось в венах. Но внешне юноша оставался непроницаемым. Он выдержал паузу в надежде, что Кочо забудет, о чём они говорили, но давящий взгляд фиолетовых глаз всё-таки выдавил из Гию тихое: — Какой в том смысл? — Ты как всегда, Томиока-сан, — сразу же разочарованно вздохнула девушка. — Разве такому нелюдимому человеку, как ты, не приятны знаки внимания? Не часто с тобой такое случается. Или же Узуй-сан просто не в твоём вкусе? Вдруг он серьёзен в своих намерениях? Что бы ты сделал, если бы за тобой начали ухаживать? Томиока невольно скривился от мысли, что это самовлюбленный выпендрёжник, зовущий себя Хашира Звука, мог бы вдруг начать преследовать его, чаще заговаривать, выпускать рядом свои ядрёные феромоны, или что там обычно эти альфы делают, пытаясь привлечь внимание омег. Избавь, Ками-сама! — Мне сложно общаться с такими, как он… — немного погодя, всё же ответил Гию, в надежде, что на этом этот неловкий разговор и закончится, но не тут то было. — Тогда разреши поинтересоваться, какие люди нравятся тебе? — Кочо склонила голову в бок, будто бы пытаясь заглянуть мечнику в глаза, но тот старательно избегал зрительного контакта. — Признаться, крайне любопытно, какие у такого замкнутого человека предпочтения. — Нет у меня предпочтений. Пока люди верны своим убеждениям и имеют достаточно сил, чтобы их отстоять, в моих глазах они будут достойны уважения. — Надо же, — задумчиво протянула девушка. — Да ты ещё больший зануда, чем я представляла, Томиока-сан. — Тогда зачем спросила моё мнение? Если тебе больше нечего сказать по поводу моего лечения, я ухожу. — Не обижайся, Томиока-сан. Я вовсе не имела ввиду, что быть верным себе — плохое качество. Просто для большинства это не самая очевидная черта, на которую обращают внимание, — встав со своего места и подойдя к уже поднявшемуся со стула юноше, Шинобу успела первой дотянуться до костыля и ловко спрятать его за спину, дразня Хашира Воды невинной улыбкой. — К слову, в организации истребителей много достойных людей. Может, тебе симпатизирует кто-то из Хашира? — Нет. — Как тебе Химеджима-сан? — Не интересно. — Шинадзугава? — Кочо… — Может, Обанай-сан? — Верни костыль, — утомлённо выдохнул Гию, пытаясь доскакать до заигравшейся коллеги на здоровой ноге, но та легко увиливала от неуклюжего сослуживца и неотступно клонила к своему. — А что насчёт Ренгоку-сана? Я не слишком близко с ним знакома, всё-таки он лишь недавно вступил в наши ряды, но я думаю, он славный человек. Более того, принадлежащий к династии мечников. Уж кто как не потомственный истребитель умеет отстаивать свои убеждения? На мой взгляд, бесспорно достойный человек. Ты так не считаешь? Оперевшись о стену, чтобы перевести дух после довольно тяжёлой для его ослабевшего тела беготни, Томиока шумно выдохнул, признавая поражение. Снова Ренгоку… Уж не сговорились ли Узуй с Кочо? Оба сводят разговор к Пламенному Хашира, а Гию всё никак не может разобраться, что чувствует к этому человеку. Для себя Томиока делил людей на два типа: комфортные и некомфортные. И пусть первая категория сейчас ограничивалась одним лишь мастером Урокодаки, мечник имел представление о том типе людей, к кому тянулся, кого искал и по кому тосковал. Лишь однажды у Гию был друг. Но этот друг был для него всем: он понимал его, как никто другой, поддерживал, подавал руку помощи, иногда, впрочем, довольно часто, ругал за слабохарактерность, но главное — всегда был искренне честным. Сабито всегда был откровенным, выдавая в лоб всё, что лежит на сердце — это привлекало Томиоку. Ведь лишь рядом с Сабито он мог без утайки излить своё самое сокровенное, всё, что волновало его ранимую душу, точно зная, что в ответ получит такой же искренний ответ. Но Сабито не стало. А Гию продолжал искать в людях то чувство справедливого и равного отношения. Ренгоку… На Ренгоку что-то отзывалось в груди, ощущая некое сходство с потерянным другом. Но всё же он был другой. Быть может, узнай Гию его получше, они могли бы даже подружиться, но это «другое», чего не было у друга детства, пугало омегу, отталкивало и вызывало крайне противоречивые чувства. — Ренгоку… странный. Но, думаю, он действительно хороший человек. Только и сказал Томиока после довольно долгого погружения в себя. Потом забрал протянутый Шинобу костыль и молча побрёл обратно в палату, нагруженный собственными мыслями. На сегодня норма социальной активности Гию была перевыполнена с лихвой. Он устал. Очень устал. Хотелось просто отдалиться от всех и побыть наедине с собой, своими мыслями в полной тишине и покое. Это столь желанное уединение он нашёл на широкой террасе, вид с которой выходил на застывший в морозном одеянии сад. Ночное безмолвие, лишь изредка нарушаемое потрескиванием острых шапок сугробов от проседающего снега — что может быть лучше для завершения этого безумного дня? Накинув поверх больничной рубашки памятное хаори, Томиока устроился на холодном деревянном полу, вытянул забинтованную ногу в сторону и скрестил руки на груди. Глаза утомлённо прикрылись, дыхание замедлилось, будто опасаясь разрушить эту беззвучную идиллию, тело расслабилось, а сознание наконец очистилось. Медитация всегда помогала Гию обрести внутренний покой, совладать с душевными тревогами, коих сегодня было немало. Всё же, юноше слишком непросто давалось общение. Он чувствовал, что ни рядом с Кочо, ни рядом с Узуем он не сможет раскрыться: они просто не те люди, которые действительно хотят проникнуться его переживаниями, не хотят принимать его, пусть и делают вид. Гию чувствовал какой-то подвох в их активных попытках вывести его на личные темы, что-то заговорческое так и ощущалось в каждой их улыбке, каждом взлёте бровей. Гию же всегда ценил в людях искренность и честность. Такими качествами обладали и Сабито, и Макомо, и Мастер Урокодаки… Стоило Томиоке только вспомнить о бывшем учителе, как в небе послышалось жалобное карканье, заглушаемое завываниями ветра. Юноша поднял голову и увидел изо всех сил борющегося с беспощадной стихией своего бедного ворона-уз. Должно быть, он нёс ответ Урокодаки на просьбу хозяина присмотреть за спасёнными мальчиком и его сестрой-демоном. Гию заволновался, наблюдая, как преданную птицу атаковали холодные ветреные порывы, того и гляди, грозящие унести её с собой. Но внезапно на помощь пожилому Кандзабуро пришёл другой, незнакомый Томиоке ворон, что своим громким карканьем будто бы подбодрил старичка, и вместе они плавно спикировали прямо на террасу к Хашира Воды. Медленно перебирая лапками, старенький Кандзабуро вскарабкался хозяину на колени и прижался к его животу, в поисках тепла. Гию вынул письмо из почтового рюкзачка птицы и быстро закутал её в полы своего хаори, согревая. Неизвестный же ворон выжидающе сел неподалёку, внимательно наблюдая за мечником. — Ты, наверное, ошибся получателем, — предположил Томиока, обращаясь к нему. Это определённо была какая-то ошибка, ибо кроме бывшего наставника и штабом охотников Гию ни с кем переписок не вёл. Может, то был ворон Шинобу? Но посыльный не спешил уходить, терпеливо ожидая в сторонке. Тогда Томиока развернул письмо Урокодаки и встревоженно начал читать. Сердце волнительно стучало: не ясно, поддержит ли Урокодаки-сан его решение и сохранит жизнь девочке, а вдруг он откажется обучать мальчика дыханию Воды? Но к счастью, волнения мечника оказались напрасны — мастер великодушно приютил осиротевших детей у себя на горе Сагири и пообещал воспитать в мальчике настоящего воина, чтобы тот смог защитить свою сестру. Также в письме Урокодаки традиционно интересовался здоровьем своего воспитанника и положением дел в организации истребителей. Пожалуй, ответ наставнику Гию напишет завтра — сейчас Кандзабуро слишком устал, а сам истребитель хотел ещё немного насладиться тишиной и спокойствием заснеженного сада. Он свернул письмо мастера и убрал за пазуху, вновь прикрывая глаза и расслабляясь, но тут по деревянному настилу террасы тихо застучали вороньи коготочки. Открыв глаза, Гию увидел того ворона-незнакомца, подошедшего теперь совсем близко и призывно развернувшегося спиной, давая доступ к почтовому рюкзачку. Так у него действительно было послание для Томиоки? Странно. От кого оно могло быть? Хотя у мечника уже начали закрадываться подозрения, когда он только провёл ладонью по мягким вороньим перьям, медленно спускаясь к крышке рюкзачка. Когда же сложенная бумага оказалась в руках, запах костра коснулся обонятельных рецепторов омеги, рассеивая все сомнения — Ренгоку. Осторожно, держа письмо как можно дальше от себя, словно опасаясь, Гию начал изучать его содержимое, поддавшись любопытству. «Дорогой мой друг, Томиока. Надеюсь, сейчас ты в добром здравии! Печальная весть дошла до меня сегодня — оказывается, ты был серьёзно ранен в битве с демоном! Признаться, это известие меня опечалило. Но я уверен, Кочо приложит все усилия, чтобы как можно скорее поставить тебя на ноги! К сожалению, у меня нет возможности навестить тебя лично, но мне бы очень хотелось выразить тебе свои пожелания скорейшего выздоровления! Боюсь, в последнюю нашу встречу между нами произошло некое недопонимание, за что я неустанно корю себя и приношу свои искренние извинения! Надеюсь, мне ещё представится возможность выразить их лично, потому что, боюсь, мне не достаёт навыков, чтобы передать все свои чувства в этом письме. Надеюсь, ты будешь ко мне благосклонен и подаришь мне ещё один шанс, позволишь начать наше общение по-новому. Я был бы безгранично счастлив, если бы ты позволил мне стать твоим другом, надёжным товарищем и верным соратником. Обещаю заслужить и не смею обмануть твои доверие и расположение! Ещё раз выражаю тебе свои надежды на твоё скорейшее выздоравление! Хашира Пламени, Кёджуро Ренгоку» Закончив чтение письма, Гию хотел было уже сложить его и убрать, но руки никак не решались расставаться с бумагой. Синие, полные растерянности глаза отчаянно впивались в аккуратно выведенные линии иероглифов. В груди что-то ёкнуло, разнося по телу какое-то странное, необъяснимое чувство тепла и холода в тот же момент, кончики пальцев немного подрагивали, а дыхание вышло из под контроля. Коктейль ужасно странных, таких необъяснимых чувств вызвало это письмо в душе Томиоки. Невыносимое, жгучее желание поднести бумагу ближе и вдохнуть с неё запах костра терзало омегу. В конце концов, мечник не выдержал и поддался ему, стыдливо озираясь по сторонам. Запах блаженной негой разлился по лёгким юноши, согревая уже побелевшее от холода улицы тело. Гию вдруг подумалось, что он, пожалуй, не был бы против встретиться с Ренгоку — возможно, он бы смог наконец разобраться, что это за чувство пробуждается в нём всякий раз при мысли об этом необыкновенном альфе. Прискорбно, что Судьба развела их пути в этот раз. Но важно помнить, что Судьбы не ждут — Судьбу создают.