спуститься с небес

в душе парко. я резко включаю кран, и струя воды неожиданно очерчивает мой позвоночник. завязанные волосы становятся мокрыми, и мне приходится распутать резинку из моей замысловатой прически. я расправляю плечи и смотрю в одну точку, где-то между узорами на плитке. моя голова забита глупыми мыслями обо всем, что происходит вокруг. и я не выдерживаю, думаю, что сейчас взорвусь. распадусь на тысячи мелких физических частичек, утону в воде и затеряюсь в вечности. и поверьте, это сейчас мое единственное желание. мой лоб соприкасается с холодной поверхностью, и кожа пылает от разницы температур. воздух душит, не давая возможности глотнуть чистый кислород. и я закрываю рот рукой. веки прикрываются, сдерживают слёзы, чтобы я сейчас не расклеилась. рефлекторно стучу кулаком по стенке, пытаюсь выбросить свои чувства хоть куда-то. а лучше, в мусорку. я готова снова стать бесчувственной куклой, но думаю, это окончательно погубит нашу душу. подушечки пальцев соприкасаются с его ладонью. с волос капает вода, попадая на нашу кожу. уже стемнело, окна открыты, но я не слышу ничего с улицы. и сейчас тишина не убивает. почему-то. (…) наша история не похожа на историю одного романтика с хэппи-эндом в конце. у нас так не будет. в реальной жизни человек не может резко выздороветь, не может спуститься к тебе с небес, он не в силах вернуть чувства, с которыми было хорошо. в общем, чуда не бывает, и мы бессильны. — тин. — м? — я начала гладить его по руке, — что, мой родной, что? — а ты помнишь, как то вино называлось? — с крыма? всегда буду ему удивляться. он все помнит. все, что ему дорого. — помню. подул ветер, и на мои плечи легла ночная прохлада. хотелось бы встать и закрыть окно, но он держал меня за запястье так, будто я его спасение. а, возможно, и не «будто». и, возможно, на моей коже останутся следы. разве это важно? каждое событие оставляет маленький шрам после себя. у нас на теле их очень много. а на сердце. — тин. — что? я легла ему на грудь, и дан обнял сильно, как только мог. а мне хотелось утонуть в нем, испариться в нем, и вместе образоваться в самое красивое созвездие на свете. и чтобы на него смотрели наши нерожденные дети. — ты лучшее, что есть в моем мире. и я знаю, что это — его самое сокровенное. и многим нужно жить столетиями, чтобы взглянуть на мир дана балана. я бы хотела ответить тем же, но знаю, что слова с моей стороны ничего не значат. он видел всю мою любовь в ином. я оббивала все пороги больниц, когда не хотели браться за его лечение. я ехала в другую больницу, когда мне говорили, что он безнадёжен. я аж засияла, когда мне сказали, что домашний уход был отменным. я была счастлива, когда врачи сказали, что мы молодцы. — а помнишь, как я тебя пьяную домой вёз? — он засмеялся. — балан, — протянула, — я была не пьяной. — ну да, ну да — дан, это восьмое марта было! я легонько стукнула его по груди и засмеялась. — нашёл, что вспоминать. он начал бессмысленно водить руками по моей спине. прошёлся по позвоночнику, начертил птичку и плавной линией начал рисовать узоры. — мне щекотно. — он усмехнулся. улыбка не спадала с моего лица. и в этот момент я была счастлива, последний раз в своей жизни. ведь — «и даже смерть не разлучит нас» — d. b. но. почему-то я стою на похоронах.