Я больше к тебе не вернусь

Несмотря на тягучую, почти до головокружения, боль в голове, Серёжа приехал в больницу, по пути собрав несколько штрафов, но вряд ли кого-то это сейчас волнует. Полковника Прокопенко – уж точно нет. –Как он?–Первое, что срывается с губ, как только Серёжа видит обеспокоенный взгляд Фёдора Ивановича. Возможно стоило начать с привычного всем “Здравствуйте”, но ситуация требует жертвовать любезностями. –Всё хорошо, врачи говорят: “оклемается”…–Женщина, в скором темпе подошедшая к Разумовскому, просит накинуть халат. Серёжа нервничает, руки трясутся, глаза бегают, а по телу то и дело проходят табуном мурашки: парень сильно мёрзнет в стрессовых ситуациях. –Что случилось, я не понимаю… В новостях все говорят о Чумном докторе, и я… –Этот урод припёрся на вечеринку к Графинскому…–Мужчина кладёт руку Серёже на плечо и отводит в сторону, как бы говоря, что информация не для массового прослушивания.–Об этом, пока что, никто не знает… Графинского убили, но в кабинете были ещё Юля с Игорьком. Чёрт их потянул, я же знал, что рано или поздно им эта их “жажда справедливости любой ценой” аукнется, но Игорь же не слушает никого, да и эта такая же… –Фёдор Иванович, Игоря подож-жгли?–В голове возникают самые страшные из возможных образов, а сердце сдавливается в тиски ещё сильнее. –Нет-нет, обошлось, но… Юлька, её эта мразь… Господь, помилуй.–Прокопенко отводит взгляд в сторону, стараясь сосредоточится на чём-то, что бы не перенервничать ненароком, у врачей сейчас забот по горло, не хватало им ещё и инфаркта от полковника. Из-за угла выходит Тётя Лена в полном медицинском обмундировании: халат, шапочка для волос, маска. Женщина оглядывается по сторонам с возмущённо приподнятыми бровями. По коридору бегает мед персонал, вокруг царит привычная для этого места суматоха. –Федя!–Раздаётся крик, на который тут же оборачиваются несколько человек. Здесь это норма, все на нервах, каждый ждёт новостей о своих близких, а медики ждут, пока кого-то из них позовут или отправят по делам. –Ленка, ну что там?!–Серёжу хватают под руку и ведут по коридору.

***

Игорь лежит в гордом одиночестве – его сосед по палате отсутствует –, но всем понятно, что он здесь, в больнице, ненадолго. Врачи говорят: головой приложился, но без сотрясения, что удивительно, и дымом надышался слегка, но второе исправится уже сегодня, ему повезло, что он лежал на полу: дым собрался к потолку, да и обнаружили их быстро. Палата тёмная, холодная – стены окрашены голубым, почти небесным, нет-нет, небесный другой, совсем другой… У Серёжи небесные глаза, такие глубокие в ночи, почти океан, но по утрам, да и днём… Ох, как же они прекрасны… Наверное во всем мире не сыскать красок, чтобы передать эту невозможную голубизну, какие же они голубые. –Я думал, ты умрёшь… Знаю, что нельзя так думать, но всё равно… Я-я, прости меня…–Сквозь сон, точно толщу воды, слышит Игорь, он ещё не пришёл в себя, глаза приоткрыл, но тело не слушается совсем, и, если бы не боль от впившихся в руку коротких ногтей Разумовского, Игорь мог бы начать переживать, что его парализовало. В детстве Игорь ужасно боялся этого, потому что такое случилось с мальчиком из соседнего двора… Гром пару месяцев даже не прыгал по гаражам, боясь повторить судьбу Лёшки. За окном валит снег, такими огромными, точно хрустящими, хлопьями, что ненароком в голове всплывают детские воспоминания об играх в снежки и снежных ангелах. Как только на ноги встанет, потащит Серого лепить снеговика, однозначно. Вот только встать тогда нужно уже сегодня-завтра, в Питере снежок не задерживается в таком “сказочном” состоянии на долго. Что-то красное мерещится за окном, взгляд тяжело сосредоточить, всё в расфокусе, может пакет чей? Или рябина… Помнится когда-то она росла под окнами детского сада «Солнышко», Игорь помнил об этом только из-за снегирей, что прилетали поесть рябинки, когда Игорёк был совсем ещё маленьким, а потом всё… Пропали и больше не прилетали. Гром больше их не видел, птица-детства улетела в один момент, и только спустя лет шестнадцать Игорь-таки заметил, что её не видать уже давненько… Однажды мы все просыпаемся и понимаем: это просто закончилось детство. Возможно, Игорь понял это слишком рано, тогда же, когда осознал, что больше не услышит мамин заливистый смех. Сухой кашель, дядя Федя. Наверное, и тётя Лена где-то рядом, а может у неё смена? Может она сейчас спасает жизни, может даже и в этой больнице… Хотя, какова вероятность, что их привезли бы… Их… Юля, что с ней? Чумной доктор, Юля, боже… Слышится писк, оповещающий об учащающемся сердцебиении, и медсестра, что до этого разговаривала с Прокопенко, резко подскакивает к аппарату, что-то высмотрев и переводит взгляд на Грома. Тело невольно дёргается, Серёжа хватает его за пятерню, стараясь сплести их пальцы, но руку непроизвольно сжимают сильно и крепко прямо до боли. Сквозь пелену слышатся обрывки фраз, но связь хоть какую-то уловить не выходит. Что-то происходит, паника спадает, а плечо сдавливают сильной рукой, вероятно, Фёдора Ивановича. Игорь вскользь подмечает, что Серёжа свою руку не вырвал из хватки, даже не пытался, вместо этого положил другую поверх почти сжатого кулака. Больно же было, а он… Вот дурашка. Веки тяжелеют, пока в голове отголосками слышатся собственные мысли, но те словно чужие, не его: –Юля, Юленька моя… Где ты… Надо найти… Что с… Жива… Я её л… Надо, Юлю… Но вот ещё один голос, и он уж точно принадлежит не ему, голос знакомый, на нём оказывается подозрительно легко сосредоточиться, Игорь не сопротивляется. В голове мелькает мысль, что он чем-то напоминает мамин, тоже веет теплом и любовью. –Всё хорошо, дорогой… Тебе просто нужно поспать, не сопротивляйся…–Гром чувствует невесомые прикосновения к своей щеке, а на душе становится совсем спокойно, он растворяется в голосе, совсем не различая слов, но это уже и не важно, потому что голос родной, ему можно довериться.

***

–Доброе утро…–Растерянный взгляд кажется комичным до невозможности, но Игорь и сам не лучше, стоит тут в этом платье, ждёт медсестру с доктором. Ещё чего придумали, чтобы он, майор полиции, в утку ссал, хотя находится в здравом уме и почти полностью функционирует… Пф-ф, да мы и не таких ломали, не дождутся. Ещё чего придумали: ”постельный режим”. –Тебя как пустили-то? –Так это… Время посещений же. –Уже?! Сколько я тут валяюсь?! Кошмар, здесь часы даже не идут. Они, видимо, хотят, чтобы я по солнцу ориентировался… –А по телефону? –По телефону у меня сейчас среда 2:20, можешь поменять, а? До сих пор нихера не понимаю в ваших дебильниках. –Ты прямо дед ворчливый…–Серёжа посмеивается, а Гром, закатив глаза, всё-таки садится на стул, что аккуратно был приставлен к стене, вероятно, им же, ибо часы, что должны были висеть на стене, лежат разобранными по кусочкам на столике. –Ну, вот выйду, мы соленья заберём от тёть Лены и дяди Феди, тогда точно дедом буду. А может ещё и тебя на дачу вытащить смогу…–Серёжа отрицательно машет головой, мол: “Не дождёшься”. Одними глазами Гром отвечает: “Ещё посмотрим”. Затем Игорь бросает взгляд на старенькие часы и подмечает, что стоит перед уходом заменить батарейки, а-то у них руки до этого вообще никогда не дойдут.–Как дела? –Странно. Все говорят о Чумном докторе, а я сегодня опоздал на совещание, знаешь, вчера поздно было, и меня к себе Прокопенко забрали, вот я и проспал… Ты же не злишься?–Игорь удивленно вскидывает брови, решая отодвинуть ворчание по Чумному психу на потом. –На что мне злиться, Серёж?–Игорь непроизвольно ловит руку Разумовского своей, слегка сжимая почти на запястье. –Что я один к ним поехал, они же твои и… –Глупый ты, Серёж. Они наши, а мы их. Главное при тёте Лене ничего такого не сморозь, она-то женщина у нас боевая, может и поварёшкой по башке настучать. Разумовскому надоедает притворятся, что Игорева: “да, все нормально и не из такого состояния выбирался!”, что было сказано с утра по телефону, хватило для успокоения его души. Серёжа вскакивает со стула и, так аккуратно, как только может, обнимает Грома. Положение не особо удобное, Игорь предпочёл бы стоять вместе с Разумовским или хотя бы лежать рядом, но, стыдно признаться, слишком резкая смена положения отзывается чересчур сильными мигренями и головокружением для него, те же часы Игорь думал, что снимет только упав на пол, но обошлось. Пятерня обхватывает острое плечо, пока Гром утыкается носом чуть выше виска, зарываясь в волосы, цвета пожара осенней листвы, Игорь слышит тихие всхлипы, а руки сильнее обхватывают его шею. –Я так испугался…–Мужчина начинает поглаживать его по спине, желая успокоить. –Все хорошо, уже завтра смогу зарядку делать.–Тихим, хриплым голосом проговаривает Гром. Он вообще-то не любитель показывать слабость перед кем-то, но Серёжа особый случай, с ним Игорь готов препарировать душу и тело, раскрывать все слабости, просто он знает, что тот его не осудит, что ни на секунду не усомнится в его силе. –Только попробуй, и я сделаю так, что тебе из психиатричке притащат койку. –Зачем это? –Руки-ноги к кровати пристёгивать.–Игорь обнимает крепче и оставляет поцелуй на виске.–Если серьезно, то как ты? –В этот раз похуже предыдущих, возраст берёт своё… Но всё ещё не “плохо”. –Обещай, что вылечишься, а не выбежишь на работу, как только кто-то украдёт трусы у твоей соседки. –Знаешь же, что я не смогу всё лечение вынести. –Хотя бы пока не почувствуешь себя нормально. Пообещай. –Обещаю.

***

Что с Юлей ему не говорят, ему вообще мало о чём говорят, только крупицы какой-то информации, но он на то и майор, чтобы по кусочкам собирать целые картины: Серёжа тушуется, умалчивает все плохие подробности, хотя Гром уверен, что у того кошмары вернулись, а может и бессонница, учитывая каким измотанным он выглядит. Что в отделении творится вообще представить страшно, говорят, приехали хмыри из Москвы и всем кровь сворачивают, по крайней мере Фёдору Ивановичу точно. Хотя не удивительно – убили депутата, чего ещё можно было ожидать? Помимо Игоря, Юли и Графинского пострадал ещё и его сын, парень бросился на ЧД, когда тот выходил из кабинета отца. Говорят, от него остался только уголёк, доктор вообще с ума сошёл, никогда ещё настолько долго не жёг никого, чтобы вот так прям до черноты… И, в связи с этим, возникает вопрос: Почему не Игорь? Почему эта мразь сожгла первого встречного, а Грома, что секунды назад пытался ему помешать даже не тронул? Знает ли он об Игоре? А может то, что шепчут на улицах про нечистую силу, что наказывает только преступников, на самом деле правда? – бред, Юля не была преступницей. Хотя сама девушка так не считала… Даже будучи на “больничном”, Игорь оставался собой, мужчина не собирался долго здесь прозябать, несмотря на уговоры близких, постоянно напоминал всем приходящим, что он, как огурчик, свеж и полон сил, ему и выписку назначили уже в ближайший понедельник, так что врачей он тоже задолбал. Гром обещал Серёже выждать, пока не придет в себя, что ж, почти пришёл, ещё одна-две капельницы и лучше прежнего станет. Доктора, что идут по коридору, не особо уделяют ему внимания, у каждого тут свои дела, так что Игорь без особых проблем добирается до стойки регистрации, где его встречает щупленький пацан в очках с огромной оправой. –Мне это… Палату подскажите.–Гром осматривается по сторонам, надеясь, что никто из его медсестёр не будет проходить мимо. –Простите, но часы посещения закончены, я… Стойте, вы пациент? Потерялись что ли? –Да-да, деменция у меня, подскажи палату быстренько, и я побегу. –Может вам помочь, если деменция.–Игорь кидает на парня такой красноречивый взгляд, что он тут же припадает к компьютеру. –Как вас зовут? –Юля Пчёлкина. –Чего? –Говорю, девушка со мной лежит, Юля Пчёлкина зовут.–Парень тут же становится серьёзнее, выпрямляется и, что удивительно, оказывается почти одного роста с Громом. –Вы журналист? Пришли за материалом, да? И не стыдно, на чужом горе наживаться?–Парень складывает руки на груди. –Я её сосед по комнате, бля, палате. –Она в одиночной, газета.ру уже написали, что она в тяжёлом состоянии, разве вы не должны хотя бы немного изучать материалы прежде чем… –В тяжёлом? Где она? Я…–Игорь оглядывается по сторонам и достает из заднего кармана корочку.–Я – Майор Игорь Гром, и я действую в интересах следствия. –Надо же… А Игорь Гром у нас тут тоже лежит вообще-то. –Знаю, поэтому и стою здесь.–Парень вертит головой в отрицательном жесте, на что Игорь не выдерживает и хватает паренька за грудки, притягивая к себе почти в плотную.–Значит так, поганец, либо говоришь, где Юля, либо я тебе сейчас сломаю нос об эту барную стойку, что вы притащили в больничку, понял? –А потом попадёшь в психиатрическое отделение. Отпусти Пашу, Игорь.–Гром почти выругивается, когда в голову приходит осознание, что за ним сейчас стоит тётя Лена. –Елена Филипповна, я позову санитаров… –Не стоит, Паш, у меня все схвачено.–Грома хватают под руку и ведут в сторону, несколько раз шикнув ему, какой же он идиот.

***

В пустой комнате тихо, тут почти нет мебели и стены какие-то грустные, может оттого, что ни картин, ни часов на них не висят. Только оказавшись здесь, лицом к лицу со смертью Юлей, Игорь замечает ужасную вьюгу, несвойственную всей этой неделе, что бушует за окном. Из Юлиных окон даже рябины не видно, из них вообще ничего не видно. Девушка лежит в больничной сорочке, подключенная к пяти или… К куче, в общем, разных аппаратов, Игорь знает из них только один: тот, что за сердцем следит. Яркие красно-малиновые волосы были сбриты, так что теперь в толпе её будет практически не узнать – глупая мысль. Одна половина, а может чуть больше, лица перекрыта бинтами, также, как и шея, и рука, вот только последняя в какой-то тканевый полу-гипс завернута. Все вокруг нагнетает, давит и требует от Игоря гнева, чистого животного выплеска, чтобы прям сейчас сорваться с места и кинуться искать тварь, что сотворила это с ней. Вот только сил сделать это просто нет, он хочет разозлиться, но ресурса на это не хватает… К горлу подступает комок, и Игорь понимает, что не в силах даже стоять – ему больно. Истерики – это Серёжина прерогатива, но в их паре принято делиться всем, поэтому подрагивающие колени и стянутые в решётку рёбер легкие медленно сигнализируют о том, что все плохо. У Юли никогда не было настолько бледной кожи, никогда не было настолько пустых, безмолвных губ. Она была из тех людей, в чьём молчании можно было услышать гораздо больше слов, чем от обычных людей. Когда-то такое случилось с его родителями: кто-то не успел, не защитил. А теперь он повторяет ими протоптанную дорожку? Разве это правильно? Хотя ведь не совсем, чтобы повторять родительский путь, Серёжа должен лежать в койке, а ведь… Господи, он ведь один. Теперь один, богатый и нечистый на руку, как Гром смеет оставаться здесь, когда эта мразь разгуливает на свободе? –Периодически приходит в сознание, хотя обычно спит, но Павел Семёнович говорит, что она выкарабкается. Девочка сильная, сильнее, чем кажется.–Игорь мрачнее ночи, стоит и смотрит будто пронизывает, стараясь запомнить все черты лица. –Мне срочно надо выписаться. –Игорь… –Тёть Лен, я просто не могу… Эта сволочь её чуть не… Я должен поймать его. –Дорогой, послушай… –Нет, я должен быть там, быть со всеми и искать эту мразоту. –Игорь!–Рявкает женщина, призывая мужчину замолчать и перестать перебивать её через слово.-Тебя не допустят в участок, туда приехала толпина Москвичей с улыбками, они весь отдел на уши поставили. Ты сам подумай-то, тебя просто не выйдет задним числом в дело вшить, это больше не шутки. Чумной доктор теперь не “Питерский псих”, а террорист-изменник родине и революционер, он убил депутата, они так просто это не оставят. –Я могу вести дело подпольно… –Если тебя за этим поймают, то всё, уволят, и даже Федя ничем помочь уже не сможет. Я понимаю, что ты хочешь отомстить, но… Нельзя просто, не здесь и не сейчас.–Прокопенко притягивает Грома к себе и обнимает, и, хотя он не отвечает на объятия, женщина прекрасно знает, что Игорь благодарен ей.

***

Дни и так летели медленно, но теперь ещё и болезненно, Игорь каждый день приходит к Юле, ждёт шанса, чтобы поговорить, потому что состояние тяжелое, сил у неё почти нет, хотя врачи говорят, что ей лучше. Гром только так не считает. –Прошу прощения, если отвлекаю от… Созерцания больной.–Голос грубый, звонкий, но при это тихий. –Мы знакомы?–Перед ним стоит хорошо одетый мужчина в тёмных очках, причёска через мерно зализанная назад, волосы светлые, рост около двух метров, комплекция… Полноватая, хотя он и кажется любителем спорта отчего-то. –Знакомы, но я бы хотел сделать вид, будто это не так.–Седые волосы привлекают к себе слишком много внимания, подсознание отчаянно кричит, что помнит их, но всё никак не дает чёткого ответа: откуда? –К ней нельзя.–Точно не журналист, не медик, не бандит или… Может подельник? Или родственник, а может адвокат? На адвоката он похож, видно, что состоятельный, так что… Не адвокат, прокурор? Пф, точно нет. Судья? Взяточник? Только с какого суда, Игорь помнит только трёх судей-мужчин, на заседании которых он был, все остальные – женщины. Думай, Гром, думай. –Я к вам… Меня зовут Сильвестр Яковлевич.–Последняя буква – звук от секиры, он знал только одного человека с таким именем. Игорь хмурится, пока Зирштейн снимает очки.–Так понимаю, меня было сложно вспомнить. –Сложнее, чем удержаться сейчас и не впечатать тебя мордой в пол.–Воспоминания об отце становятся катализатором для всплеска агрессии, возможно, скоро сюда придётся звать санитаров, а за ними и патологоанатомов, потому что эту гниду Игорь задавит только так. –Тогда, боюсь, вы не узнаете личность нашего общего врага, линчевателя в маске, что посмел навредить вашей даме.–Мужчина бросает короткий взгляд в сторону палаты. Кулаки то сжимаются, то разжимаются, единственное радует – Серёжа заставил его недавно подстричь ногти, иначе бы сейчас остались царапины, а может и шрамы. –С чего мне верить тебе? Откуда знать, что ты не пытаешься спасти свою задницу? –Стал бы я тогда так рисковать? Пришёл бы к тебе сюда, где, даже если бы взял оружие, оказался бы зажат в ловушку? Не смеши меня, майор. –Боишься Чумного доктора и выбрал меньшее из двух зол? –Графинской был моим другом.–Тишина длится недолго, всё же за годы жизни Игорь научился расставлять приоритеты. Месть Зирштейну должна отойти на второй план, ибо поимка психа является наиболее важной задачей, и Гром это понимал, с трудом уговаривая себя остудить пыл, но всё же понимал.–На флешке номер счёта, с которого нам оплатили доставку костюма. Номер оканчивается на 22-61. Мужчина разворачивается, собираясь покинуть больницу. –Так и где флешка? –СМС-кой отправил, номер телефона оканчивается на 22-61.-В конце так и напрашивается локиничное “дебил”, но Сильвестр Яковлевич оказывается достаточно умён, чтобы не махать красной тряпкой перед разъярённым быком.