Я больше к тебе не вернусь

–Ммм, майор, это у вас пистолет или вы так рады…– Разумовский сидит у Игоря на коленях, специально трётся о пах, провоцирует на реакцию. –Заткнись уже.–Игорь гладит, кусает, целует Серёжу, но этого мало, нужно больше. Тело требует контакта кожей к коже. Поэтому он тянет с Рыжего футболку, оголяя ещё больше места для прикосновений. Футболка? Серьёзно, Разумовский, кто носит под халатом штаны и футболку? Халат, кстати говоря, полетел на пол ещё на половине пути в спальню, тогда Игорь ещё позволял Серёже вести. Тогда остатки трезвого разума твердили о том, как это неправильно, но желание было сильнее. Оно захватывало мозг и тело, как сумрак ночи, уничтожало весь свет, что только могло. –А мне нравится такое, только не съешь меня, окей?– Разумовский постанывает и подставляется под прикосновения горячих рук. Кто знает, может он и сам себе эту пургу подсыпает, потому что выглядит таким же разгоряченным, как и сам Гром. –Прошу, давай без этой херни.– Как бы показывая своё недовольство, Игорь особенно сильно, в сравнение с прошлыми разами, кусает шею, усыпанную веснушками. Их так много, напоминает звёздную карту, висевшую когда-то у Грома в комнате, невольно Игорь видит созвездия на юношеском теле. От этого ещё больше хочется трогать. Он мог бы соединять созвездия, рассказывая Серёже легенды и мифы, связанные со звёздами, наверное, это было бы слишком романтично в их ситуации. –Я постараюсь, майор.– Разумовский издаёт особо громкий стон и выгибается, да так, что Игорю приходится быстро подставить руки, ловя того, ещё чуть-чуть и упал бы. А это уже было бы страшно, Игорю кажется, что Серёжа стал хрустальным, если упадёт-разобьётся на миллион осколков. Раздаётся звонкий смех, Разумовский всё ещё “играет”, для него всё происходящее не больше, чем шутка и развлечение. Он отдаётся ему полностью, как будто, если хотя бы микроскопический кусочек разума не будет сосредоточен на ситуации, случится что-то плохое. –Я серьёзно, не выводи меня.–Игорь переходит поцелуями на грудь. –Или заставишь писать объяснительную?– Серёжа притягивает Грома к себе, увлекая в глубокий чувственный поцелуй, кусает за губы и стонет. Так красиво и нежно, Игорю кажется, что у него никогда такого не было, чтобы в груди играло это приятное чувство радости, от мысли, что это с ним сейчас происходит, хочется не просто проживать этот момент, а запомнить его до мельчайшей детали. –В обезьянник посажу. Серёжа толкает Игоря в грудь, тем самым заставляет лечь последнего на спину, а сам устраивается на бёдрах поудобнее, так чтобы выпирающий сквозь джинсы стояк упёрся в самое правильное место. На Громе всё ещё надеты футболка и джинсы, Разумовского это пиздец, как раздражает. Рыжий кусает Игоря в шею, параллельно цепляясь за конец белой ткани, скрывающей от голубых глаз, подкаченное тело майора. Тянет с такой силой, что кажется ткань сейчас по швам разойдётся, но по-другому уже не будет. Переключатель в голове сработал и теперь у Разумовского другие планы, нежность и красота момента сменяются на грубость и борьбу двух мужчин. Серёжа не хочет быть сверху, ему не нужно доминировать, но он знает, что не может так просто лечь под кого-то, он должен сначала доказать себе и Игорю, что он не подстилка. –Блять, Разумовский, не до крови же.– Игорю кажется, что на него только что смотрел не Серёжа, он не знает с чьими глазами столкнулся, но это не взгляд привычного ему Разума… Глаза будто цвет сменили, ужас. Померещилось, говорит себе Гром.–Что с тобой творится? А укусы продолжаются, вот только слабее и быстрее, Серёжа спускается ниже, ему нужно избавиться от ненужной ткани. –Может свет выключим?–Игорю такая резкая смена настроения не по душе, он хочет по-другому, он хочет вернуть нежность и ласку. –Я хочу тебя видеть. Всего.–На этих словах Разумовский помогает Грому окончательно избавиться от штанов и сам вскоре скидывает свои на пол. –Чувство такое, будто ты сам меня сейчас трахнешь.–Серёжа только смеётся, но решает напор поубавить. Он тянет Игоря на себя, сначала переводя их в сидячее положение, а после утягивает вниз, чтобы позволить Игорю нависнуть над собой. –Так лучше?–Глаза голубые, всё хорошо, правда показалось. Может эту херню с алкоголем лучше не смешивать вообще? Вот Гром глюки и ловит. –Да, а сейчас вообще замечательно будет.– На пробу толкается куда-то в бедро. Самое время заставить Серёжу понять, что сегодня Гром устанавливает правила игры. Поэтому миллиардеру приходится выгибаться и постанывать от множества поцелуев, которыми Игоря усыпает юношеское тело. Он понимает, что Разумовский сам, как чертово произведение искусства, которыми украшен его дом, он будто создан безумным сознанием какого-то скульптора или художника, поклявшегося создать нечто совершенное, нечто такое, как Серёжа. Стоны из требовательных становятся жалобно-просящими, у Серёжи голос совсем девичий, так и не скажешь, что он парень, хотя, учитывая возраст, скорее мужчина. Да… По нему и не скажешь, что скоро тридцатник, Разумовский будто застыл в своём лучшем возрасте, достиг апогея совершенства и перестал меняться, ебучая скульптура. –Ты само совершенство.– Серёжа смеётся, так тихо и спокойно, Игорю нужен именно такой смех, не блядский, не издевательски, а такой… Живой и чистый, как ручеёк в деревне, по которому Игорь, мальчишкой ещё, запускал когда-то бумажные кораблики, представляя себя капитаном корабля. –Ах, какое блаженство, знать, что я — совершенство. –Вовремя вспомнил. –Знаю.– Наваждение вовсе уходит, он принял правила игры. Сегодня Игорь сверху во всех отношениях. Но это не значит, что Серёжа подстилка или что-то в этом роде, Гром к нему так относится, что Разумовский чувствует себя принцем из сказки. Мир с его убеждениями о правильном и неправильном уходит на второй план, они оказываются в вакууме. Будто попадают в комнату без окон и дверей, выйдя из которой не будет ничего: ни сожалений, ни осуждений. Игорь наконец избавляет их от белья, вспоминая прошлый раз максимально детально, насколько сознание позволяет, конечно. Он помнил, что Разумовский готовил себя и проводит пальцами, в невесомом касании, дорожку от шеи к члену, на пару движений останавливается там, даря возбужденной плоти касания, о которых так мечтал её владелец, а после спускается ниже, но натыкается на что-то… К чему не был готов. –Это..?– Гром одаривает Сергея недоумевающим взглядом. –Я решил подготовится. Могу сам достать?– Только сейчас Игорь видит всю картину: раскрасневшийся, возбужденный и безумно красивый Серёжа лежит перед ним в самой открытой из возможных поз, глаза полуприкрыты, на губах застыл довольный стон. Игорю кажется, что он влюблён. В образ, конечно, только образ. Он не позволит моменту близости повлиять на его отношение к Разумовскому в повседневной жизни. И ещё сто тысяч раз обвинит себя и его в их близости, незатуманенный разум не позволит вспоминать этот вечер, как нечто прекрасное, каким оно кажется сейчас. –Не утруждайся так.–Разумовский что-то фыркнул в ответ, но сопротивляться не стал. Игорь снова доходит до интересного предмета. Не уверен, как правильно всё сделать, чтобы не причинить боль, но понимает – назад пути нет, потому что Разумовский уже смотрит на него с вызовом. Глазами говорит: ну же, ты же взрослый дяденька, Игорь, что анальную пробку никогда не видел? Видеть-то видел, в сексшопе по работе побывал уже пару раз… Вот только впервые с ней столкнулся не на витрине, или в заднице у преступника, такое тоже один раз случилось, а вот так. –Я не сделаю тебе больно?–Всё же решает уточнить, потому что он старался задать не такой настрой, хотел красиво, а… У Разумовского вышло всё-таки что-то испортить. –Нет, не в первый раз я так хожу, но если ты так не уверен в этом, то…– Игорь всё же решается и аккуратно вынимает, как ему кажется, металлическую игрушку из Серёжи, под протяжный, удовлетворённый стон последнего.–Ммм, вот видишь, совсем не больно. –Вижу. Где резинки?–В голове творится что-то невероятное, от осознания, что весь их диалог Сергей провёл с этой штукой внутри. Сидел напротив с этой херней, смотрел так бесстыдно в глаза, о честности просил с ней…–Часто ты так ходишь? –Не особо, но для тебя буду хоть каждый день.– Блядская улыбка, сопровождавшая это высказывание, быстро пропадает. На её место приходит проницательный взгляд голубых глаз. –Давай без защиты. Я — чист и тебе доверяю.– Последнее слово он особенно сильно выделяет, будто пытается сказать что-то ещё, что-то поважнее. Игорь обязательно об этом подумает, но только позже. Однозначно позже… А сейчас все мысли о теле и прикосновениях. Гром утягивает Серёжу в поцелуй, но такой трусливый и безобидный, будто они подростки, для которых это первый раз. Так и выглядит романтика в представление Грома, чистая, не опошленная и искренняя, на такую он был способен лишь в студенческие годы. Тогда и мир казался другим, тогда казалось, что люди заслуживают такой любви. Они целуются и трогаютрогаютрогаю друг друга везде, где могут, избегая самых просящих о прикосновениях мест. Серёжа запускает руки в волосы Игорю и целует, так искренне, как только может. Разумовский тянет Грома на себя, хочет, чтобы тот чуть-ли не улёгся сверху, придавив своим весом. Оба ходят по грани, но не переступают, растягивая прелюдии как можно дольше. Разумовский обожает, когда его трогают так, будто его вожделеют, будто о нем мечтают и им вдохновляются. Он готов быть чьей-то музой, стать чистым и непорочным для кого-то. Для Игоря, ох, как бы Серёжа хотел этого. Первый шаг делает Игорь, он подхватывает юношу под бёдра, притягивая к себе и устраивая поудобнее. Уже хочет войти, как слышит, что Серёжа что-то промямливает себе под нос. Обычно это бесит, но сейчас скорее волнует. Игорь тут же останавливается. –Что, прости, я не расслышал? –Поцелуешь меня?– Даже объяснять не нужно к чему такая просьба, Гром и так всё понимает. Мужчина целует его, стараясь через поцелуй всю боль, какая только есть в Разумовском, забрать себе, параллельно входя в разгоряченное тело. На губах остаётся только громкий, но приятный стон. Серёжа откидывает голову, вжимаясь в подушку. Тело изгибается дугой, а на лице гримаса боли? Глаза закрыты, брови сдвинуты, а губа закусана. Он не издаёт ни звука, а после делает несколько резких вдохов-всхлипов, как от пореза. Игорь не двигается, он не полностью вошёл, но сейчас надо дать Серёже привыкнуть, принять его. –Т-шш, всё хорошо.–Гром оглаживает талию, рёбра, грудь стараясь успокоить. Поцелуями усыпает нежную шею, стараясь не оставить следов на тонкой коже. Серёжа фарфоровый, с ним нельзя так сразу грубо и быстро, тут нужно быть изысканным, как и сам рыжий бес, ему нужно дарить тепло и нежность прикосновений, его нужно любить руками и губами. Он не требует слов и красивых признаний, касания Игоря уже сказали всё за него. И через несколько долгих мгновений он видит результат своей ласки. Разумовский начинает дышать спокойно, выдыхая стоны, а вскоре притягивает к себе Грома за поцелуем, требовательным таким. Нежность-нежностью, но игра в бедного, несчастного мальчика Серёже может быстро наскучить, поэтому, пока тот ещё в образе, стоит переходить к действию. Игорь делает на пробу несколько не глубоких толчков, смотря на реакцию Разумовского. Парень под ним выгибается, постанывает, бёдрами двигается на встречу и глаза закатывает так, что кажется они из орбит по вылетают скоро. Хорошо. Безумно хорошо. Серёжа горячий и узкий, несмотря на пробку. В нём хочется задержаться подольше, привыкнуть к этим ощущениям, потому что это другое, не как с женщинами. Но Игорь знает, что привыкнуть не получится, знает, что каждый раз будет чувствовать эту разливающеюся по телу дрожь и хотеть ещё и ещё. Запретный плод, ради которого Гром отдаляется от рая. Он бы мог навсегда отречься от светлого, если бы Серёжа поманил его за собой во тьму. –Пиздец, ты бы знал, какой ты…–Продолжать не хочется, потому что и слов таких нету ещё, какими можно описать Разумовского. Он не посредственная масса, какими Игорю кажутся многие люди вокруг и порой он сам. Серёжа-нечто новое, чего в мире настолько мало, что Гром впервые встречает такого человека, он уверен, что ещё одного, такого же, не встретит, даже, если проживёт хоть двести лет. Таких, как Серёжа мало, а может и вообще на пальцах можно сосчитать. Игорь прав, Разумовский – болезнь, паразит, пробирающийся в мозг, и заставляющий думать о себе, такие страшнее любых других, потому что жертва знает, что это опасно, смертельно опасно, но идёт на поводу у желаний, что в её мозге поселил этот самый паразит. По своей воле отдаётся в лапы монстра. И Грому кажется, что он проиграл в войне с собой, отдал Серёже свою душу на блюдечке. Может быть, он был прав и у Разумовского есть контракт с самим сатаной? И теперь он похищает у влюблённых в него идиотов души, отдавая в конечном итоге их самому дьяволу? Даже, если это и так, Игорь готов отдать её, лишь бы это не заканчивалось. Лишь бы порадовать Серёжу, своего собственного рыжего дьявола. Движения становятся грубее и глубже, а комнату заполняют пошлые шлепки и стоны. Их совместные, они сливаются в одну мелодию, в один мотив. Так красиво и правильно. Игорь входит особенно глубоко и останавливается, окидывая взглядом веснушчатое тело. Такая нега длится недолго, потому что Разумовский переносит руки со спины Игоря на шею, находя для себя точку опоры, и уже сам свободно начинает двигаться, насаживаясь на член Грома. А тот лишь улыбается и возвращает их в прежний темп. Как месть за эту паузу, Серёжа тянет волосы Игоря, то-ли вырвать хочет, то-ли заставить их расти. Но голоса вновь сходятся в прерасный мелодичный звук. Разумовский обожает это чувство, когда по телу волнами разливается удовольствие, от того, что партнёр задевает клубочек мышц. Это чувство было, как дорогой алкоголь, терпким и вкусным. Каждый раз ему казалось, что он не распробовал до конца, будто не уловил, не успел осознать, вспомнить, где он уже пробовал этот чудесный вкус, нотки которого отдавались мурашками по всему телу. С Игорем было не так, он не чувствовал нотки, он не понимал весь вкус. Такой насыщенный и яркий, сладкий и горький, что описать нельзя это сочетание. Его можно было попробовать и стать зависимым сиюминутно. Серёжа тянется к своему члену, хочет довести уже себя до разрядки, ибо очень хорошо, но тело не может терпеть сладостную муку дольше. Игорь перехватывает руку и отводит её в сторону. Он ведь сегодня главный, значит он и будет за оргазм обоих отвечать. Обхватывает у самого основания, наращивает темп близкий к тому, который сам сейчас соблюдает. Рваные, быстрые движения вскоре приводят к самому громкому и красивому из всех стонов, которые когда бы то ни было слышал Игорь. Серёжа кончает. Семя попадает на живот, бёдра и на Грома. Хотя тот даже не против, он проводит большим пальцем несколько раз по головке, вслушиваясь во вздохи и ахи, издаваемые Разумовским. Игорь делает несколько глубоких толчков, сам не понимает, как его хватило больше, чем на два, учитывая, что после оргазма Серёжа особенно трепетным становится, сжимается сильнее и, кажется, пытается притянуть Грома к себе поближе. Пальцы на ногах сжимаются от удовольствия, Игорь кончает внутрь, почему-то кажется, что Серёже такое нравится, сам не понимает с чего такая идея в голове возникла. Он остаётся в теле юноши дольше, чем нужно. По бёдрам начинает литься полупрозрачная, горячая жидкость. –Надо попробовать без этой херни.– Игорь тяжело дышит, выходя из уставшего тела. Его сегодня затрогали на месяц вперёд, но оказывается Разумовскому этого мало, и тот сразу же устраивается под боком у Грома. Плевать, хоть Игорь и не тактильный, но сейчас готов вытерпеть, что угодно, даже, если Серёжа на него ляжет. Пусть делает, что хочет, он заслужил. Мысли покидают мозг, оставляя вместо себя только белый шум. Кто-то должен встать, как минимум Серёже нужно избавится от спермы, в которой он сейчас измазан ниже пояса. А ещё Игорь хочет пить, очень хочет воды, жажда кажется мучительной, потому что после такого, хочется только наслаждаться этой послеоргазмовой негой. Они будто нирваны только что достигли. Жаль, что подружка Разумовского не умеет читать мысли, наверное, есть какая-то команда для принеси-подай. Сейчас было бы кстати. –Я за полотенцем тебе схожу и за водой, выпустишь?– Сначала в ответ слышится недовольное бурчание, но по итогу его всё же выпускают из крепких объятий. К счастью, на пути в ванну он находит подставку, где лежат стеклянные бутылки, с какими-то непонятными иероглифами. Разумовский. Даже воду по-человечески пить не может, она у него заколдованная? Хотя плевать, если честно, главное, что освежает и… Так вот в чём подвох, тут лимон. –Я нашёл какую-то штуку с мокрыми полотенцами, надеюсь они чистые.– А Серёжа уже развалился чуть-ли не на всю кровать и теперь устало наблюдает за тем, как голый майор полиции щеголяет по его спальне, от чего кончики губ расплываются в улыбке.–Что? Не чистые всё-таки? –Чистые, но они для лица.– Серёжа тихонько посмеивается. –Одним меньше, не страшно, или у тебя там набор «неделька»?– Гром садится на кровати и подползает к объекту своего обожания ближе.–Я о тебе сегодня столько хорошего успел подумать… Ты великолепен, я серьёзно.–На этих словах он смотрит прямо в голубые уставшие глаза напротив. Серёжа дарит секундное молчание, но после не выдерживает и целует Игоря. Так, как целовал, когда они были вместе, как единое целое. Эту подлинность нельзя спутать с чем-то ещё, Сергей Разумовский признался в любви. –Я хочу подарить тебе весь мир.– Серёжа вполне серьёзен, он верит, что Игорь этого заслуживает, самого дорогого из подарков, жаль только не наоборот. Гром дарит Разумовскому ещё один поцелуй и начинает обтирать тело последнего. Странно, но в этом нет ничего неправильного или противного. Это самая настоящая забота. Перед тем, как улечься Игорь ещё раз целует Серёжу, но только в макушку. Сегодня они лягут спать вместе. Серёжа уснёт в объятиях Игоря, но перед тем, как заснуть успеет перебрать миллион вариантов того, как с утра его будут называть и что с ним сделают. Он так боится ненависти этого замечательного человека. Игорь лишь пообещает себе, что не станет себя корить за содеянное, он обещает рассмотреть Разумовского под микроскопом, прежде чем подпустить Серёжу к себе ближе. Он клянётся, что разберётся, как пользоваться сенсорной хернёй, что ему подарил Разумовский, потому что это важно для того.