Теперь ты только мой

Холод пробирался под его кожу маленькими острыми иголочками. Раны на спине чесались, заживая. А те, что оставили на его теле сегодня — ещё кровоточили. Сколько дней уже прошло? Пять? Шесть? Время ускользало от уставшего сознания. В действиях его тюремщика не было никакой закономерности: он мог долго рассуждать о жизни и смерти, плавными движениями вспарывая кожу на бёдрах или предплечьях своей жертвы; мог посещать камеру короткими набегами для того, чтобы покормить пленника или же оставить на его теле свежие следы кнута; а мог, наигравшись, пропасть на несколько часов, оставляя Тан Фаня, как и сейчас, висеть на цепях, прикреплённых к потолку. Он уже не чувствовал пальцы рук. Запястья, плотно зажатые железными кольцами, пульсировали тупой болью. Ли Цзылун специально подвешивал пленника так, чтобы тот стоял лишь на носочках, и вес его тела создавал болезненное натяжение в руках и плечевых суставах. Тан Фань не мог сказать, что было хуже: бесконечно висеть в ожидании своего мучителя, мечтая лишь о том, чтобы ему наконец-то позволили свернуться клубочком и дать отдохнуть растянутым мышцам, или же пережить крайне болезненную, но относительно короткую пытку ножом, кнутом или раскалённым железом. Он устал. Страдания тела, становились привычными, но вот сознание начинало сдавать позиции. С каждым днём, верить в своё спасение становилось всё сложнее. Возможно, отчасти потому, что Ли Цзылун и сам не рассказывал о причинах своих действий, и на вопросы Тан Фаня отвечал лишь загадочной ухмылкой. Зато, он любил философствовать. Пространно рассуждая о смысле бытия, он мог внезапно начать рассказывать о том, как бы медленно убивал каждого из дорогих Тан Фаню людей. В первый раз, это случилось так неожиданно, что Тан Фань на мгновение поверил, что всё это уже произошло. Паника, затопившая его в тот момент, заставила его дёргаться и задыхаться в своих оковах. К счастью, Ли Цзылун прокололся. Он посетовал на то, что не сделал сказанного в действительности и начал рассуждать: стоит ли взаправду привести в этот подвал малышку Дун-эр или, может быть, прекрасную госпожу Тан. После того случая Тан Фань пообещал себе, что выдержит всё. Он обязательно выживет, сохранит рассудок и дождётся спасения или сбежит сам, если представится такая возможность. Он должен. Обязательно должен. Ради тех, кто любит его, и кого любит он сам. Дверь в его темницу со скрипом отворилась. Тан Фань с трудом разомкнул слипшиеся веки и в первую секунду не поверил своим глазам. Ван Чжи? Это действительно Ван Чжи? Сердце затрепыхалось радостной пташкой, когда императорский евнух переступил порог камеры. Ну конечно, как он мог сомневаться в том, что этот невыносимый юнец… Нет. В том, что Командующий Ван найдёт его? Боль отступила под натиском захлестнувших Тан Фаня эмоций. Он был так безмерно счастлив, что не сразу понял, что именно вызывает такой ужасающий диссонанс между его ощущением мира и реальностью. Выражение лица его спасителя послало толпы испуганных мурашек по позвоночнику. Холодный взгляд тёмных, практически бездонных, глаз ощупал Тан Фаня с головы до ног, а чувственный рот исказила надменная усмешка. Спокойно. Ему и раньше не раз приходилось убеждаться в актёрском мастерстве Ван Чжи. По его глазам, практически никогда нельзя было прочитать настоящих эмоций. Но не только это напугало Тан Фаня. Вслед за Впн Чжи в камеру вошёл Ли Цзылун. Почему он ещё жив? Вероятно, Ван Чжи пришлось пойти на хитрость, чтобы выяснить, где держат Тан Фаня. Да. Именно так. Тан Фань облегчённо выдохнул, сумев найти объяснение происходящему. Как бы странно он не чувствовал себя, он больше не один. Его друг пришёл за ним. Значит скоро Тан Фань будет дома: Суй Чжоу приготовит ему лапши и расчешет волосы перед сном, а Дун-эр будет радостно щебетать за ужином, пересказывая последние сплетни. Мягкая ласковая ладонь коснулась щеки Тан Фаня, успокаивая. Ван Чжи приблизился к нему почти вплотную, чтобы шепнуть на ухо: — Жуньцин… Мы так долго тебя искали. Суй Чжоу совсем перестал спать. Но не волнуйся… Скоро всё будет в порядке. — Тёплый аромат благовоний окутал Тан Фаня, пробуждая щемящее чувство тоски в груди и наполняя глаза слезами. Оказывается, томный запах Ван Чжи ассоциировался у него с домом так же, как и мягкое ворчание Суй Чжоу. Тан Фань почувствовал, что поплыл, но тяжёлая пощёчина, нанесённая только что ласкавшей его рукой, быстро привела в чувство. Громкий звон в голове заглушил все окружающие звуки, и Тан Фань не слышал, о чём говорил Ван Чжи с Ли Цзылуном, покидая темницу. Так надо. Ван Чжи делает это для его спасения. *** Сколько ещё ему ждать? Почему Ван Чжи медлит? Неужели… Неужели Тан Фань ошибся. Мысли в голове путались. Он лежал на куче колючей соломы в углу своей камеры, подтянув колени к груди, мёрз и отчаянно пытался убедить себя, что поведению Ван Чжи есть оправдания, что произошедшее в последние дни — часть непонятного ему плана. *** Сложно сказать, сколько времени прошло, но перегруженный эмоциональными впечатлениями Тан Фань умудрился задремать в том неудобном подвешенном положении, в котором его оставили. Звук распахнувшейся двери, заставил его встрепенуться и вскрикнуть от резкой боли, пронзившей руки. В камеру, быстрым шагом вошёл Ли Цзылун. Его лицо светилось возбуждённым предвкушением и радостью, а голос низко вибрировал, пока он делился впечатлениями с идущим следом Ван Чжи: — …должны услышать, как он «поёт». Вы были правы, Командующий Ван, из этого мальчика сложно выбить крики, но от того они ещё более сладкие. — Ли Цзылун нежно огладил свои инструменты и, взяв любимый нож, протянул его Ван Чжи. — Вот, попробуйте сами. Советую начать с внутренней стороны бедра. Ван Чжи повертел в руках нож, затем со знанием дела осмотрел остальные лежащие на столе инструменты. Перебрал несколько резаков, проверил щипцы, рассмотрел иглы разной длины и, наконец, остановил свой выбор на одном из кнутов. — Боюсь, сейчас у меня нет времени для того, чтобы поиграть подольше, — сожаление в его голосе было таким натуральным, что Тан Фань вздрогнул. — Поэтому, пока что придётся ограничиться этим. Даже когда Ван Чжи встал напротив него, покачивая в руке кнут, Тан Фань не мог поверить, что тот действительно собирается пытать его, но первый же удар, обжёгший рёбра, развеял всякие сомнения. Ван Чжи наносил удары тщательно выверенными движениями, выбрав своей целью не спину, а руки, бока и бёдра пленника. При этом он смотрел прямо в глаза Тан Фаню, практически не моргая. И это взгляд пробирал до самых костей. Он был даже хуже, чем жалящие, разрывающие кожу прикосновения хлыста. Тан Фань почувствовал, как по его щекам побежали слёзы. Хотя он успешно подавлял их все эти дни, сейчас это было выше его сил. Слишком тяжело было смотреть в знакомое, практически родное лицо и при этом сдерживать рвущиеся из горла крики боли. В его памяти всплывали все те моменты, когда Ван Чжи так или иначе заботился о нём: перевязывал незначительные раны, ругался за безрассудство, помогал слезть с лошади, угощал сладостями, растирал чернила и улыбался… улыбался, улыбался, улыбался! Всем своим видом излучая искреннюю теплоту и участие. Даже то, как он подшучивал над Тан Фанем, казалось сейчас невероятно уютным и милым. Где же настоящий Ван Чжи? Тот ли трепетный друг из его воспоминаний, или же этот незнакомый, холодный мужчина, всем своим видом демонстрирующий удовольствие от происходящего. Тан Фань не знал. Он чувствовал, что начинает сходить с ума. То, что произошло после того, как Тан Фань охрип от криков и Ван Чжи наконец остановился, а Ли Цзылун, насытившись зрелищем, оставил их одних, сбивало с толку ещё больше. Очень осторожно, будто стараясь как можно меньше тревожить раны, Ван Чжи освободил руки Тан Фаня и медленно опустил его на пол. С него словно бы стекла маска тюремщика, открывая миру обеспокоенного юношу, виновато глядящего на свою недавнюю жертву. — Прости меня, Жуньцин. Потерпи немного. Измученный пыткой Тан Фань едва заметил, что тот куда-то выходил, и вернулся к реальности лишь тогда, когда ощутил мягкое прикосновение влажной ткани к своей коже. Ван Чжи тщательно обмыл его тело, смазал и перевязал раны, а уложив на солому, какое-то время сидел рядом, гладил по волосам и тихо, надрывно повторял: — Я виноват, Жуньцин… Прости. Пожалуйста, прости меня… Прости, прости, прости… Засыпая, Тан Фань слабо, но счастливо улыбался. Что ж, по крайней мере этот бесстыдник чувствует себя виноватым. На следующий день всё стало ещё хуже. К пыткам прибавилась странная, отвратительная атмосфера окружающая Ли Цзылуна и вместе с ним Ван Чжи. Взгляд Ли Цзылуна масляно блестел, оглаживая фигуру евнуха, а пальцы столь опытных в пытках рук то и дел нежно касались то его запястья, то щеки, то шеи. И Ван Чжи не просто терпел подобное отношение, но и словно бы отвечал взаимностью: бросал томные многообещающие взгляды из-под ресниц, загадочно улыбался и звонко смеялся, вторя сальным шуточкам Ли Цзылуна. Тан Фань искренне хотел списать всё на бред разгорячённого сознания, но брошенные напоследок Ли Цзылуном слова, вбили ещё один кол в трещину норовившую разбить его веру в Ван Чжи. — Командующий Ван, не задерживайтесь здесь надолго. Я прикажу подогреть вина и буду ожидать Вас в своих покоях. И взгляд. Этот странный, словно бы одержимый взгляд Ван Чжи, которым он пристально изучал лицо Тан Фаня, так же, как и накануне гладя по голове, и, видимо, думая, что тот уже спит. *** Окончательно продрогнув, Тан Фань поднялся со своей лежанки и зашагал по камере. Он раскладывал по полочкам все те маленькие странные моменты в поведении Ван Чжи. Взвешивал за и против, пытаясь избавиться наконец от этого снедающего душу чувства неопределённости. Да, вчера на прямой вопрос Тан Фаня Ван Чжи с некоторой обидой в голосе, горячо заверил его, что, конечно же, пришёл спасти друга. И потакает Ли Цзылуну лишь для того, чтобы втереться в доверие. Он говорил о том, что Тан Фань якобы не первая жертва Ли Цзылуна и нужно время, чтобы выяснить подробности всех его преступлений прежде, чем схватить и наказать по заслугам. На первый взгляд, слова Ван Чжи казались обоснованными и логичными, но червячок сомнений всё глубже вгрызался в сердце Тан Фаня. Действительно ли нужно было ТАК много времени — прошло уже несколько дней с появления Ван Чжи в этой темнице. На самом ли деле необходимо истязать Тан Фаня самолично и кокетничать с Ли Цзылуном. Неужели нельзя просто позволить Суй Чжоу схватить этого отвратительного человека, а затем уже разбираться с другими преступлениями? Тан Фань тяжело вздохнул. Мысли зацепились за родной образ Суй Чжоу. Святые небеса, как же он соскучился по его сильным, но бережным рукам и тёплому смеху, по его самой вкусной на свете стряпне и крепким объятиям. Ли Цзылун вошёл в темницу пружинистым шагом, напевая весёлую песенку себе под нос. Он подмигнул Тан Фаню: — Мальчик мой, сегодня тебя ждёт особое угощение. Командующий Ван принесёт крайне интересную вещицу из своей коллекции. — На этих словах мужчина довольно хохотнул. — Он обещал, что с ней ты будешь «петь» так громко, как ещё никогда до этого. Сердце Тан Фаня пропустило удар, спина покрылась холодным потом. Он мог лишь отчаянно молиться, чтобы Ван Чжи закончил своё представление сегодня. Чтобы это вообще было представлением, а не ужасающей реальностью. Ли Цзылун не стал по обыкновению подвешивать Тан Фаня к потолку, лишь крепко связал за спиной руки, и надел на шею ошейник, надёжно прикованный к полу цепью. — Как жаль, что я не использовал его раньше. Тебе невероятно идёт сидеть на цепи, как послушная собачонка. — Ли Цзылун потрепал пленника по голове. — И как жаль, что сегодня я дал слово не начинать забаву без Командующего Вана, — он отошёл к столу с инструментами и недовольно добавил. — Ох, этот ребёнок такой капризный… Тан Фань мысленно умолял Ван Чжи поторопиться. Ли Цзылун всё чаще бросал на него жадные взгляды, вертя в руках нож и словно бы раздумывая, следует ли потакать просьбам своего опаздывающего компаньона. — Я устал ждать. — Ли Цзылун скривил губы и, взяв в руки набор длинных игл, двинулся к Тан Фаню. Тот в свою очередь инстинктивно попытался отползти как можно дальше. Оба резко повернулись на звук вновь открывшейся двери и уставились на Ван Чжи. — Ты слишком опоздал. Я уже хотел… — Ли Цзылун не успел закончить свою мысль. Ван Чжи быстрым шагом, сократил расстояние между ними, обхватил ладонями его шею и впился в губы жарким поцелуем. Тан Фань, наблюдавший за этой шокирующей сценой, согнулся пополам. Его вывернуло желчью, желудок сжался в болезненных спазмах. Это было уже слишком. Мозг услужливо подкинул воспоминания о том, как сам Тан Фань представлял каков на вкус чувственный рот Ван Чжи, до того, как Суй Чжоу прочно занял всё место в его сердце. Ли Цзылун, тем временем, обнял Ван Чжи в ответ, притираясь ближе. Тан Фань зажмурился, чтобы хотя бы не видеть этой отвратительной картины. Не мог Ван Чжи так опуститься только для того, чтобы поддержать игру. Значит, всё-таки предал. Холод сковал несчастное сердце Тан Фаня, лишая последней надежды. Если Ван Чжи действительно на стороне Ли Цзылуна, у Суй Чжоу практически нет шансов его отыскать. Звук падающего тела и смачного плевка выдернул Тан Фаня из пучины отчаяния, в которую тот начал погружаться. Он распахнул в удивлении глаза и увидел, как Ван Чжи резко вытирает рот. — Тварь… — выплюнул он сквозь зубы, взял со стола нож и присел рядом с таращащимся в потолок Ли Цзылуном. — Прекрасный яд. Ты не сможешь пошевелиться, но будешь отлично всё чувствовать. — Ван Чжи сделал первый надрез на щеке Ли Цзылуна, продлевая линию рта. Затем воткнул нож в ладонь и несколько раз провернул. Ли Цзылун захрипел, не имея возможности говорить или кричать. — Напомни, что ты хотел сделать с Жуньцином? — острый нож вспорол одеяния мужчины, обнажая его пах. — Куда ты собирался засунуть эту отвратительную часть своего тела? Что ж, она тебе больше не нужна… — Ван Чжи резким движением отсёк плоть и отшвырнул её в сторону. После чего бросил взгляд на Тан Фаня. Того пробрала дрожь. С одной стороны, вновь вскинувшаяся надежда, грела его изнутри, с другой — видеть друга таким было настолько жутко, что немели конечности, а язык отказывался повиноваться. Лицо Ван Чжи осветила искренняя счастливая улыбка, внезапно ярко демонстрируя, насколько он молод. Весь его вид словно просил: «Похвали меня. Видишь, какой я молодец», в глазах тем временем плескалось безумие. Ли Цзылун умирал долго. Ван Чжи всё продолжал и продолжал кромсать его тело, не слушая отчаянных просьб Тан Фаня остановиться, покрывая свои и без того красные одеяния алой кровью, пачкая в ней руки и лицо. Когда Ли Цзылун наконец испустил последний вздох, Ван Чжи поднялся, отбросил ненужный более нож, забрал стоящий за дверью ящичек и присел рядом с Тан Фанем на корточки. — Сейчас-сейчас… — прошептал он, касаясь бледной щеки окровавленными пальцами, нежно оглаживая скулу и убирая лезущую в глаза прядь растрёпанных волос. — Сейчас я освобожу тебя… Но сначала, взгляни, какой подарок я тебе принёс… Тан Фань, поглощённый предвкушением скорой свободы, не сразу понял, что именно лежит в ящике, который открыл для него Ван Чжи. А когда понял, задохнулся от ужаса. Окровавленная, с синими распухшими губами и распахнутыми остекленевшими глазами голова. Голова, принадлежавшая его любимому человеку. Сознание Тан Фаня стремительно померкло, яркой вспышкой запечатлев напоследок довольную безумную улыбку на пухлых губах и низкий проникающий в душу шёпот: «Теперь ты только мой…»