Цена помощи

      Букет лёг к ногам женщины. Жёлтые, будто сотканные из солнца, цветы лютика, девясила и сладкого донника были разбавлены небесной синевой соцветий цикория и льна.       — С днём рождения, мама.       Мраморные глаза статуи смотрели с равнодушием. Лишь когда прохладный ветерок сквозил по склепу, заставляя пламя факела подрагивать, лицо приобретало некоторую живость из-за пляшущих теней. Отмар поднялся с колен и коснулся пальцами увековеченной памяти о своей матери.       — Наверное, ты бы предпочла лежать не здесь, а в поле или в саду, — парнишка поежился. Чадивший факел лишь немного разбавил сырой и тяжелый воздух склепа, а аромат луговых цветов разносился так скромно и осторожно, будто они сами боялись заявить о себе в этом подземном царстве.       Восемь лет. Столько было Отмару, когда он лишился матери. После той трагедии на прогулке она продержалась еще пять дней, с каждым днем все больше истончаясь. Уходила постепенно, будто боясь потревожить своих любимых резкостью.       Отмар не должен был этого видеть в тот день. Совершенно случайно, прячась от учителя, он оказался во дворе и увидел, как отец вывел из конюшни любимую лошадь мамы. Кобыла, будто чувствуя неладное, шла беспокойно. Когда Гэрроул резко развернулся, перепуганное животное отпрянуло назад, попятилось, приседая на задние ноги. «Трусливая тварь!» — отец Отмара рванул повод на себя, но кобыла в ответ лишь выше задирала голову в панике. Лезвие прошло быстро, Отмар заметил его лишь по отраженному солнечному блику. Проведя кинжалом под челюстью кобылы, вскрыв яремную вену, отец продолжал держать за повод лошадь, пока та отскакивала, высекая искры подковами по мощеному камнями двору. Младший Гаритос завороженно смотрел, как брусчатка покрывалась брызгами крови, будто неумелый художник, набрав краску на кисть, просто швырял её на холст. Оскользнувшись на багряной луже, кобыла грузно, со стоном завалилась на бок, но пыталась встать. Отец лишь теперь отошел, распуская повод на всю длину, и встал позади головы, чтобы не попасть под удар беспорядочно бьющих копыт. Лошадь сделала еще несколько попыток встать. Светло-серая, почти серебристая шерсть окрасилась кровью, подковы скользили, оставляя росчерки на багряной луже, а движения животного с каждой секундой становились всё более медленными и неуверенными. Наконец, сделав, последнюю попытку подняться, лошадь упала и больше не встала. Лишь вытягивались в предсмертных судорогах конечности, да туманился некогда ясный глаз кобылы. Отмар, затаив дыхание, в ужасе смотрел, как отец убил любимицу мамы.       В тот день по фундаменту отношений отца и сына, как сверкнувшая в ночи молния, пробежала трещина, которая лишь росла с каждым годом. Гэрроул лишь изредка посещал сына, да и то: всё больше это были визиты во время уроков, когда отец справлялся об успехах наследника, потом бросал на оного короткий взгляд и уходил. Отмар скучал по обедам и ужинам, во время которых они собирались втроём и обсуждали, как прошел день. Отец теперь обедал у себя в кабинете, в нем же и работал, засиживаясь до полуночи и выходя лишь тогда, когда Отмар уже спал. Горе, которое должно было объединить их, казалось, наоборот, разрознило отца и сына.       Восемь лет… Столько прошло с того дня, когда матери не стало.       Впрочем, в последнюю пару лет ситуация немного изменилась. Молодой Гаритос становился всё больше похож на мужчину и всё меньше на ребенка. Голос почти закончил ломаться и теперь Отмар всё чаще говорил бодрым молодецким баритоном, хоть порой еще и случались конфузы и он «пускал петуха», как любезно называл это его учитель, когда голос Отмара срывался на детскую писклявость посреди ответа. По утрам Отмар уже не просто умывался, а теперь еще и сидел, посматривая в зеркало, горделиво приподняв подбородок, пока его слуга, Бернард, наносил помазком из свиной щетины взбитую мыльную пену, а потом осторожно водил лезвием, сбривая пробивающиеся волоски бороды, густевшей с каждым днем.       — Отмар.       Вздрогнув, парень обернулся от громыхнувшего за спиной голоса.       — Отец, — юноша склонил голову в приветствии, затем выпрямился, убирая за ухо выпавшую прядь русых, потемневших с возрастом волос.       — Не удивлен, что застал тебя здесь, — Гэрроул перевел взгляд на лежащий у ног статуи букет, почти такой же, что был в руках у него. Либо сын помнил о предпочтениях матери, либо, сам того не зная, обладал тем же вкусом, что и покойная Мишель.       — Не буду вам мешать, — Отмар прошел к выходу, отметив, что запах виски от отца сегодня чувствуется особенно отчетливо.

***

      — Ну что, Дэниэл, порядок? — Отмар подошел к станку, где кузнец, зажав копыто лошади между ног, обрезал концы гвоздей с прибитой только что подковы.       — Порядок, — пробухтел в ответ человек, отпуская копыто. — Ты вовремя заметил, подкова и впрямь расхлябалась.       — Отлично. Значит, сегодня отправимся на прогулку, Антрацит, — Отмар провел ладонью по атласному боку коня и достал из кармана морковь. Жеребец ответил приветливым гугуканьем, изогнул лебединую шею и бархатными губами забрал с ладони угощение, захрустев корнеплодом.       Когда Отмару исполнилось четырнадцать, отец, совершенно не зная об увлечениях сына и не интересуясь его жизнью, решил не ломать голову над подарком ко дню рождения и «откупился» деньгами. «Сам выбери себе подарок,» — сказал Гэрроул, вкладывая в руку сына небольшой звенящий мешочек. Следующим днем Отмар отправился в Лордерон в компании верного Бернарда, который, хоть и был на порядок старше, но всё же стал для юнца не только слугой, но и другом.       Лицо барона перекосило от плохо скрываемой ярости, когда во двор ввели молодого жеребца, который то и дело пританцовывал, полный энергии даже после дальнего перехода. Высоко подняв голову, он, широко раздувая ноздри, косился на незнакомые постройки, то и дело показывая белки глаз. Хвост он держал почти вертикально, отчего тот, развеваясь на ветру, напоминал флаг. Черная, без единого белого пятнышка шерсть отливала благородным сатиновым блеском. Жеребец звонко заржал, возвещая о своем прибытии.       — Я надеялся, что вы более разумно распорядитесь деньгами, — Гаритос переводил недовольный взгляд то на сына, то на его слугу. Лошадей он ненавидел с того самого дня, как лишился жены.       — Отец, это прекрасное вложение. Он с фермы Балниров, где покупают лошадей сами Менетилы. Пусть он сейчас всего двухлетка, но через годик-другой им можно будет покрыть наших кобыл и улучшить породу.       — Нашел, кем улучшать. Это не боевой конь и не рабочий. Такие только для прогулок и парадов, — отец ушел, махнув рукой.       Теперь, два года спустя, Антрацит был верным другом и прекрасным скакуном. Обширные луга и хорошие тренировки превратили недавнего двухлетку в весьма сильного и статного жеребца. Даже старший Гаритос, не удержавшись, присвистнул, когда узнал, что на Антраците едва сошлась подпруга с седла боевого коня. Жеребец обладал феноменально огромной грудью, в которой скрывались мощные легкие. Гэрроул, будучи опытным лошадником, понимал, какая сила заключена в этом скакуне, и холодные мурашки пробегали вдоль позвоночника каждый раз, когда он видел, как сын заскакивает на своего вороного, собираясь на очередную прогулку. Он так и стоял у окна кабинета, боясь пошевелиться. Лишь когда пара всадников — Отмар и Бернард — появлялись на горизонте, барон с облегчением выдыхал, а сердце его вновь билось ровно. Гаритос отходил от окна лишь когда всадники, целые и невредимые, спешивались, и конюшие принимали подопечных — рыжего, взмыленного до пены мерина и вороного, лишь немного поблескивающего от проступившего пота.       Так было и сейчас — услышав цокот подков, барон покинул кресло, взял трубку и смотрел в окно, как сын и его верный слуга выезжают на прогулку.

***

      — Ну что, наперегонки?       — Отличная шутка, Отмар! — Бернард фыркнул, зная, что его мерин никогда не обгонит вороного красавца. Но всё же толкнул своего коня пяткой, поднимая в галоп. Погода стояла необычайно жаркая, и ему хотелось поскорее добраться до реки. Стрелой промчался черный силуэт, почти сразу обгоняя. Мерин, обиженно фыркнув, припустился что есть мочи вдогонку, вытягивая шею. Ветер засвистел в ушах, стало слышно только трехтактные удары копыт.       Путь в несколько километров друзья преодолели за считанные минуты и, переведя лошадей в шаг, подъезжали к реке.       — Хм… Ты тоже это слышишь? — между фырканьем лошадей Отмар услышал доносящиеся от реки женские крики и смех.       — Да. Похоже, жарко сегодня не только нам. Ну что, развлечемся?       Сняв с коня седло, Отмар разделся до подштанников, подвел жеребца к поваленному дереву и запрыгнул на спину. Антрацит топтался на месте, разделяя возбужденное настроение всадника. Мерин Бернарда, привязанный к дереву, стоял спокойно, опустив голову, отдыхая после скачки.       Подражая крику птицы, Бернард дал условный сигнал и Отмар, услышав его, тронул голыми пятками бока коня. Вороной тут же рванул галопом к воде, перепрыгнул прибрежный камыш, мягко приземлившись на песчаное дно, и широкими скачками, поднимая тысячи холодных брызг, направился к компании купальщиц.       — Ага! — хохотал Отмар. — Попались!       Девушки, визжа, врассыпную бросились к берегу, прикрывая грудки, но сверкая голыми ягодицами. Второй акт разыгранного действа пошел, как и было задумано — обнаружив, что их одежда похищена, девушки, издав новый визг, бросились обратно в реку, пытаясь прикрыться хотя бы водой. Бернард, посмеиваясь, вышел из кустов, уже без одежды.       — Ну что, поплаваем? — нырнув в воду, мужчина скрылся из вида. Девушки начали опасливо разбегаться, кто куда, но то и дело, каждая из них громко взвизгивала, когда сильная мужская рука хватала её за ногу.       — Смотри, Бернард, отхватишь пяткой в лоб, — хохотал Отмар, обняв конскую шею. Веселье молодого барона было прервано, когда что-то холодное и противное ударило его в лицо. Парень проморгался, стряхивая с себя комок тины.       — Одежду верни! — девушка смотрела безбоязненно, даже с некоторой строгостью и слегка нахмурившись.       — Сандра, ты что, это же сын барона! — громко зашептала другая девушка.       — Сандра, значит, — улыбнулся Гаритос, рассматривая девушку. Вот только кроме пары очаровательных голубых глаз, длинных пшеничных волос да миленького, покрытого веснушками лица, рассмотреть ничего не удалось.       Вынырнул Бернард, осматриваясь и вызывая новые испуганные визги.       — Бернард, верни девушкам одежду, да поехали, поищем другое место. Дамы, прошу прощения за беспокойство, — Отмар, улыбнувшись, помахал на прощание и выехал на берег.       Обратно они ехали неспешно, то и дело прыская над удавшейся шалостью. Отмар улыбался, глядя на раскинувшиеся фиолетовым озером заросли люпинов и алеющую в закатном солнце полоску горизонта. Сегодня это всё казалось особенно красивым.       — Отмар, а ты че лыбишься так по-идиотски?       — Выясни, где живет Сандра, ладно? — Гаритос-младший пустил коня легким кентером, привстав на стременах. Бросив повод, он раскинул руки в стороны, и, смеясь, ловил грудью встречный ветер.       — Э, брат… — Бернард озадаченно проводил взглядом удаляющегося всадника. — Только не говори, что влюбился.