***
Вокруг Ани сомкнулось безграничное белое пространство. Посмертие, решил бы кто-то другой, но она знала, что это не оно. Изучила состоящее из ничего место вдоль и поперёк, потому что бывала в нём с тех самых пор, как научилась говорить. — Значит, сон, — разочарованно вздохнула Аня. Она находилась в мире снов, как сама же и прозвала это место. Что ж, это многое объясняло. К сожалению. Потому что значило, что она всё ещё жива, хотя так пыталась умереть. — Анна? — прозвенел за спиной знакомый голос с такими чужеродными, сорванными интонациями. И удивлением, словно он, обитатель её мира снов, не ожидал её в нём встретить. Будто не этому человеку она изливала душу практически всю жизнь. Словно он не тот, кто не редко был для неё единственной поддержкой и опорой, когда даже бабушке она довериться не могла. Не тот, кто не появился, когда она нуждалась в нём больше всего. — Зачем ты пришёл? Зачем пришёл сейчас?! Раз решил бросить, так бросай до конца! — закричала Аня, резко обернувшись к человеку из снов. Боль и обида разрывала грудь. Уж лучше бы не возвращался, лучше бы просто на самом деле бросил, а не… — Просто исчезни! Я не хочу тебя видеть! — Анна… —прошептал он, протянув к ней руку. — Пожалуйста, прости, милая. Прости. — Его красивое лицо исказилось от боли. Лицо, которое она снова забудет, проснувшись. Сколько раз она пыталась воссоздать его в памяти, чтобы перенести на бумагу. — Мне не нужны твои извинения. Мне ничего не нужно от тебя! Больше не нужно. — Я знаю. И я виноват, Анна, но… — Он поджал губы, словно сомневался, стоило ли продолжать фразу. — Если бы — Анна, поверь — если бы я знал, что я тебе нужен, я бы пришёл. Если бы знал, как же. Легко говорить такие слова теперь, когда Аня ни в ком не нуждалась больше. Когда она уже провела дни в полном одиночестве, моля о помощи. Где был этот человек, когда она после долгих рыданий засыпала под утро? Когда на самом деле нуждалась в спасении. Почему он тогда не протянул пресловутую руку помощи?! — Я тебе не верю. — Иного и ждать не стоило? — понимающе ответил человек из снов, приподняв уголки губ в подобии улыбки. — Разрушить доверие всегда легче, чем восстановить. И тем не ме… Что это? Ты пыталась вскрыть вены? Когда? — Он поднял Анину руку повыше, открывая вид на длинный шрам от пореза на внутренней стороне её предплечья. И как рана так быстро зажила? — Сегодня, но что с того? Ты не смеешь меня осуждать. — Да, не смею, но… — сжал он ниточкой губы. — Возможно, две неудачи подряд намекают, что пора попробовать найти иное решение? Не просто же так ты уже дважды избежала смерти. Возможно, в этом мире ты найдёшь новую цель. Стимул жить. Раздражение и гнев вспыхнули в груди, словно спичка. Почему все вокруг говорили так, словно знали лучше неё, как ей распоряжаться своей жизнью. — Новая цель? Стимул жить? Да как ты смеешь? Ты хоть знаешь, что я испытала? У меня, блядь, больше никого нет! — закричала она, отступая от человека из снов. Он в один шаг преодолел расстояние между ними и, прежде чем Аня успела что-то понять, сжал её в объятьях. Тёплых и нежных, поддерживающих. И невероятно живых для иллюзорного мира. Чужое дыхание опалило ухо: — Я точно не знаю, что произошло, но, раз ты пошла на этот шаг, точно что-то ужасное. — Его руки на её спине сжались в кулаки. — Прости, Анна. Я не смог прийти вовремя. Не смог защитить тебя в том мире. И даже… — Он запнулся на полуслове. — Впрочем, всё это теперь не имеет значения. Сейчас для тебя любое моё слово, лишь бессмысленные оправдания, — немного отстранившись, посмотрел он Ане в глаза. — Тем не менее, от своих слов я не отказываюсь: дважды потерпев неудачу на одном пути, почему бы не попытаться присмотреться к следующему? В конце концов, сейчас у тебя нет никого, кто тянул бы тебя вниз. В новом мире с новыми людьми — разве это не прекрасная возможность начать с чистого листа? — Мне не нужен никакой чистый лист. — Брось, с каких пор он не нужен художнице? С тех пор, как в её жизни не осталось никого и ничего. — Почему ты просто не оставишь меня в покое? — устало спросила Аня. Шанс? Новая жизнь? Глупость несусветная. Зачем присматриваться к новому пути, если исход очевиден: ей снова всадят нож в спину и оставят одну. Она слишком глупа и наивна, чтобы не попасться на одну и ту же удочку дважды. Так какая разница: сейчас или позже, когда опять причинят боль? В конце концов, она просто хотела снова обнять бабушку. — Потому что не могу смотреть, как ты сдаёшься. Я знаю тебя столько лет, что было бы странно, если бы и вправду оставил. К тому же, у тебя есть все шансы засиять ещё ярче, чем прежде. Нет, — переместил он руку ей на голову и потрепал по волосам, — ты точно станешь самой яркой звездой. Осталось лишь сделать шаг. — Он склонил голову к плечу и слегка прищурился. — Или ты так просто сдашься? «Уже сдаёшься?» «Нет, ещё нет». Разговор из другой, счастливой жизни всплыл в памяти. Тот же человек, что и сейчас, тот же вопрос, но совершенно другая, сдавшаяся Аня. Неужели этот человек не видел? И на миг вспыхнувший внутри протест — лишь отголосок прошлого, а не её эмоция. Аня сдалась. Сдалась в момент, когда оставила прощальную записку на пороге своей опустевшей квартиры. Нет, наверное, ещё раньше. В одну из тех одиноких, утонувших в слезах ночей. Да, всё так. Нет причин пытаться что-то изменить. Нет смысла слушать этого человека. Он не прав. Ане не дано воссиять вновь. Человек, имя которого она так и не узнала за всё время их знакомства, выпустил её из объятий и, грустно улыбнувшись, сказал: — Мне пора уходить. К сожалению, это наша последняя встреча в этом месте. Больше я не буду тревожить твои сны. Но я не прощаюсь, а лишь говорю «до встречи». В новом мире, который, как я надеюсь, станет тебе домом. — Он отступил от неё на пару шагов. Не закрытый волосами глаз вспыхнул алым. — Удачи, Анна. Он исчез, как стёртый ластиком карандашный рисунок. Следом Аня проснулась.***
— Вы наконец очнулись, святая! — чей-то звонкий голос ударил по ушам, как трель будильника утром понедельника. Аня досадливо застонала и перевернулась набок, с головой укутавшись в одеяло. Всё ещё жива и всё ещё в другом мире. Будь она немного — на какую-то неделю — младше, восхищению и любопытству не было бы предела. Наверное, надоела бы всем вокруг своими расспросами. Так могло бы быть, но не будет. — Святая, вам плохо? — кто-то сжал её плечо через одеяло, и Аня сорвалась. Вскинулась, сбросив на пол одеяло, и гневно прокричала: — Вы можете съебаться, наконец! Мне нихрена от вас не надо, ясно?! Поэтому оставьте меня в покое! Пожалуйста! Девушка — жрица, насколько поняла Аня — испуганно икнула и пулей скрылась за дверью. Наконец она осталась одна. Аня завалилась на подушку и уставилась пустым взглядом в потолок. Хотелось закрыть глаза и больше не просыпаться, но она знала — сделает это и погрузится в пучины кошмаров. Она с детства слишком труслива, чтобы добровольно столкнуться с собственными страхами. И даже обилие горчащих на языке матерных слов не могло этого изменить. Видела бы её бабушка. Нет. Не стоило ей её видеть. Она бы разочаровалась. Аня тряхнула головой, пытаясь вытравить из-под век нарисованный воображением разочарованный взгляд бабушки. Блеклые, спутанные пряди упали на лицо. Аня убрала их, задержав внимание на последней. Сухая и безжизненная, как прошлогодняя солома, совершенно непривлекательная. А ведь когда-то она гордилась своими волосами. Натуральный блонд, здоровый блеск и такие притягательные крупные волны — так говорили «подружки». Хоть иди пробоваться на роль Золушки. «У тебя прекрасные волосы, моя милая принцесса», — шептал Он ей на ухо, стягивая с неё ночнушку. Аня закрыла уши руками, стараясь заглушить голос человека, которого когда-то любила. Любит?.. Но Он всё говорил. Шептал признания в любви, очаровывал сладкими речами, туманил разум комплиментами. А она верила, впитывала, как губка. Наивная. «Ты такая красивая, моя милая принцесса». «Не беспокойся, моя милая принцесса, я просто хочу запечатлеть этот момент, чтобы ни за что его не забыть». «Я люблю тебя, моя милая принцесса. Моё спасение». Слёзы заструились по щекам. Аня зло стёрла их. Раз. Второй. Боже, какая же она всё-таки плакса! Кожа вокруг глаз начала жечь, но слёзы так и не прекратились. Аня подняла одеяло, накрылась с головой и свернулась в клубок. К Его сладким речам примешались чужие слова, горькие, как правда, которую она предпочла бы не знать. «Шлюха!» — кричали вслед одноклассницы, которых она считала подругами, и неприязненно морщили нос. «За сколько дашь, Орлова?» — гоготали парни, показывая пальцами секс. «Я надеюсь вы нас понимаете, дорогая», — изображала сочувствие директриса, протягивая документы об отчислении. Всё ради репутации! «Вас принуждали? Нет. Тогда это не наша юрисдикция», — механично отвечал следователь, не отрывая взгляд от телефона. Ей говорили: «Только скажи, и мы поможем». Ей обещали: «Мы всегда будем на твоей стороне». Ей лгали, лгали, лгали… Потому что, когда помощь понадобилась, рядом не оказалось никого. Никто не помог, несмотря на её мольбы. Хотя какая людям разница до чужих проблем? Аня плакала беззвучно, лишь изредка всхлипывая, не удержавшись. Она так хотела, чтобы всё закончилось. Чтобы больше не было этой бетонной плиты на груди. Этого пожирающего одиночества. Раздирающей пустоты и мысли, что, возможно, она всё это заслужила. Хотелось снова увидеть бабушку, очутиться в объятиях мамы и папы. Ощутить себя в безопасности. Для этого всего-то стоило умереть. Вот только умереть ей не давали. Судьба ли? Бог ли? Кто был тем, кто вот уже дважды сорвал её планы? Чья воля привела её в иной мир? Кто глупо верил в неё, подсовывая этот «чистый лист»? «Самая яркая звезда». Или самая несусветная глупость, которую ей доводилось слышать. У неё нет сил прекратить плакать, не то что жить с чистого листа и уж тем более сиять, подобно звезде. Человек из снов ошибся в ней. Впрочем, она сама в себе ошибалась. Аня вздрогнула, когда чья-то широкая ладонь легла на её плечо и легонько сжала его через одеяло. Замешкавшись, Аня отстранилась, и сердце слабо сжало сожаление. Идиотка, неужто всё ещё искала поддержки? Зачем ей, смертнице, она нужна? Какой толк от поддержки сейчас, когда всё уже решено? Кто-то потянул одеяло, и Аня сжалась, пытаясь спрятаться. Сбежать как можно дальше от этого человека, от этой комнаты, от этого мира. Куда угодно, лишь бы одной. Лишь бы отголоски старой её не тянулись к чужому теплу. — Леди, — прозвучал над головой мужской голос, и Аня сдвинулась к краю кровати, обхватив себя руками. Не подходи! Она должна сказать это вслух, послать Сиона — кажется, это его голос — к чёрту или куда подальше, сделать хоть что-то, чтобы избавиться от его лживой поддержки. Не нужна ей ничья забота. А забота незнакомого мужчины тем более! Да, она обязана всё ему высказать. Но слова заглушили участившиеся всхлипы, а секундную решимость смыли усилившиеся слёзы. Аня хотела бы остановиться, взять себя в руки и, наконец, оттолкнуть Сиона и всех, кто появится после него, но у неё не находились на это силы. Она только и могла, что рыдать и беспомощно сжиматься на узкой постели, надеясь исчезнуть. И зачем только такой чёртовой плаксе, как она, подарили шанс на новую жизнь? — Тш… Ну, не плачьте, — зашептал Сион, погладив её по плечу. Глупая попытка ободрить, от которой у Ани внутренности стянуло узлом. Он всегда успокаивал её прикосновениями. — Убери, — прошелестела она, не имея возможности как-то ещё скрыться от прикосновения. — Ох, простите! — Сион послушно убрал руки и отступил от кровати. — Больше никаких касаний, только слова. Обещаю. — Зазвенели его шаги, где-то за спиной Ани скрипнула дверка то ли шкафа, то ли тумбочки, и Сион вернулся. — В этом должно быть приятнее, — пробормотал он и остаточно снял с Ани одеяло. Она и осознать толком ничего не успела, как оказалась в объятиях пахнущего лавандой «облака». Сион принёс ей новое, огромное и мягкое одеяло. Такое, в каком, казалось, можно спрятаться от всего мира. Впрочем, она так и поступила, зарывшись в него с головой. Успокаивающая лаванда наполнила лёгкие. — Леди, вы всех не на шутку перепугали, — тем временем вновь заговорил Сион. — Если бы я не знал, как оказать первую помощь или просто задержался… Ужасно такое произносить, но вряд ли мы бы сейчас говорили. Так вот кто «спас» её во второй раз. Аня обняла одеяло, стараясь им заменить тепло живого человека. Слёзы всё также не прекращались, но у неё больше не было ни сил, ни желания их стирать. Она устала. Устала от боли, от одиночества, от нескончаемой тревоги, от недоверия ко всем и вся. Она никогда не была такой. Аня была глупой, наивной девчонкой, ненавидящей боль и одиночество и верящей каждому, кто дарил ей хоть каплю тепла. И теперь она плакала в воздушном замке из одеяла, не находя в себе силы прогнать Сиона прочь. Слабая девчонка, решившая, видимо, наступить на те же грабли. Неужели так нравилось, когда причиняют боль? Матрас прогнулся, когда Сион сел на край кровати у Аниных ног. Как и обещал, он не прикасался к ней, просто находился рядом, обволакивал тяжёлым, ощутимым даже через одеяло, взглядом. — Если вам нужно выговориться, вы всегда можете сделать это. Вас обязательно выслушают. Потому что она — «святая»? — З-зачем тебе эт-то? — прерываясь из-за всхлипов, спросила Аня. Зачем делать вид, что кому-то есть до неё дело? — Это? — Не делай вид, что не понимаешь! — прошипела она, вынырнув из одеяла, и пристально уставилась на Сиона. — Леди, я не собирался и не собираюсь причинять вам боль. Я здесь, потому что волнуюсь. — Он пододвинулся к ней и тепло улыбнулся. — Разве я не говорил, что беспокоюсь о каждом жителе империи? К тому же не в моих правилах бросать нуждающегося в помощи человека. Не тогда, когда мне по силам помочь. Аня зажмурилась и покачала головой. Она не собиралась верить этим ясным, открытым золотым глазам. Этим беспокойству и сочувствию во взгляде. Она не купится на эту замаскированную ложь. Её не одурачат вновь так просто. Сион мог и не надеяться. — Ты лжёшь, — уверенно возразила Аня, смотря ему в глаза. В два ослепительных солнца. — Меня называли святой. Не уверена, что это значит, но ты же поэтому так добр со мной? За кого бы вы все меня ни приняли, я не святая. Поэтому можешь с чистой совестью дать мне верёвку с мылом и уйти, словно ничего и не было. Никого важного ты не потеряешь. Вряд ли такая, как она, могла быть хоть кем-то значимым. Сион в ответ устало вздохнул и покачал головой. — Вы и вправду святая, — подтвердил он. — И нет, это не ошибка: звезда под вашим правым глазом прямое тому доказательство. Что? Аня инстинктивно коснулась места, на которое указал Сион. Погладила, выискивая хоть какой-то намёк на загадочную звезду. Он смеялся над ней? Вновь тихо скрипнула кровать. Сион встал и куда-то отошёл, чтобы несколько мгновений спустя вернуться и сунуть зеркало Ане в руки. — Убедитесь сами, если не верите. Аня недоверчиво посмотрела в зеркало и, шокировано охнув, едва не выронила его. Под правым глазом, как и говорил Сион, красовалась маленькая пятиконечная звезда нежно-розового цвета. Аня, хмурясь, попыталась её стереть. — Не пытайтесь, не выйдет, — остановил её Сион и снова сел на край кровати. — Жрецы проверили её на подлинность. Уверяю вас, они не могли ошибиться. Никто не смог бы. Каждого новорожденного в империи проверяют на наличие подобного символа, — объяснял он, пока Аня в неверии разглядывала своё отражение. — Это обязательная процедура, так как у каждого святого символ находится на новом месте. Но вам это не интересно, да? Конечно, не интересно. Какое ей дело до святых, обычаев и этого мира в целом? Кем бы она ни была, ей всё равно здесь не место. Поэтому не важно, что говорил Сион. И тем не менее, она услышала каждое его слово. — Вы в каком-то смысле избраны, леди. Избраны богом быть той, кто приносит в мир частичку его силы. Вы та, кто может излечить любую болезнь и разогнать самую густую тьму. Именно поэтому я здесь, — признался Сион, чем мгновенно привлёк внимание Ани. Всё же он, как и все, преследовал выгоду. Впрочем, наверное, ей стоит быть благодарной. За честность. — Не будь вы святой, я бы не смог наведываться к вам — статус не позволяет. Негоже принцу приходить к кому попало, — добродушно засмеялся он. — Будь вы обычным человеком, к вам бы приставили кого-то из людей отца или моих. Однако это было бы не то же самое, что присматривать за вами самому. Так что я немного рад, что вы ещё и святая, а не только гостья из иного мира. — Он уверенно встретился с ней взглядом и чётко произнёс: — С момента нашей встречи я ни разу не солгал. Я правда беспокоюсь о вас, как и о каждом жителе империи. Такова моя натура. Не будь вы святой, изменился бы лишь способ общения, но не моё отношение к вам. Аня смотрела на него, широко распахнув глаза от шока. Его слова снова и снова повторялись в голове, словно на репите. Сион то ли безупречный лжец, то ли и вправду искренен. Аня не могла определить. Точнее… Она не могла доверять своим суждениям. Всё внутри говорило, что Сион честен. Это читалось в мимике, жестах, сияющем взоре. В беспокойном изгибе бровей, когда его внимание привлекал шрам на её предплечье, в искорках интереса в глубине радужек, когда они пересекались взглядом. Интересно, какие ещё эмоции он мог бы ей показать? Аня тряхнула головой, прогоняя опасные мысли. Идиотка, мало того, что верила ему, хотя не должна, так ещё и узнать поближе вздумала?! Она не будет этого делать. Это же величайшая глупость! У неё просто нет на это права. Узнать — значит забыть о смерти. «…дважды потерпев неудачу на одном пути, почему бы не попытаться присмотреться к следующему?» Совершенно некстати вспомнились слова человека из снов. Сердце болезненно защемило. Если бы она и вправду могла выбрать другой путь. Если бы и вправду могла… «…может, ваше нахождение здесь что-то да значит?» — слова Сиона, которые она старательно игнорировала, вскрывая вены. Они вновь и вновь прокручивались в голове, пока алые дорожки текли по руке. «Что-то значит?» Что за глупость? Нет в жизни ни вторых шансов, ни доброты, ни места для неё, Ани. Слишком доброй, слишком ранимой. Слащавой, как главные героини в ранобэ. Наверное, она слишком поздно это осознала — её жизнь всегда была реальным воплощением низкосортной любовной истории. Той, где в героиню влюблялись просто за то, что она главная героиня, где она по мановению руки получала всё, что желала. Смотря на прошлое, она понимала — вся её жизнь сплошная бутафория, спектакль, в котором герои забыли свои роли и играли не то и не так. Или роль забыла она? И где теперь её место на этой развалившейся сцене? Аня знала, что его нет. Исчезни она, никто бы и не заметил. Всё так, но… Если позволить себе быть честной с самой собой всего на мгновение, она хотела бы, чтобы оно было. Место для неё, Ани. Хотела бы, чтобы кто-то в том мире заметил её. Увидел её опухшие от слёз глаза и искренне поинтересовался что случилось, обнял крепко-крепко и накормил ложью о том, что всё наладится. Или чтобы кто-то из соседей нашёл её записку и помчался вслед за ней. Она шла медленно, её не сложно было бы догнать. Они бы могли накричать, назвать глупым ребёнком, творящим чёрте что, и после напоить кислым компотом. Если бы кто-то обратил внимание на сгорбленную дрожащую фигуру на краю моста, как бы всё сложилось? Остановилась бы она, заговори с ней в тот момент хоть кто-то? Впрочем, поздно рассуждать об этом сейчас, когда всё кончено. Аня закрыла глаза. Всё это больше не имеет значения. — Впрочем, я забыл упомянуть, зачем пришёл, — ворвались в её мысли слова Сиона. — Помимо проверки вашего самочувствия, конечно же. Вам нужно приспособиться к новому миру, поэтому завтра придёт ваша учительница. — Учительница? — переспросила Аня. Интерес обжог грудную клетку, и она скомкала одеяло, усмиряя его. Это не важно. — Да, учительница, — кивнул Сион, широко улыбаясь. — Замечательная девушка, должен вам сказать! Умная, начитанная и элегантная. Благороднейшая и прекраснейшая леди империи. Лучше наставника вам не найти, в этом я уверен. Как нахваливает… Аня невольно прыснула и быстро прикрыла рот рукой. Что за?.. Но Сион рассказывал о загадочной учительнице с таким энтузиазмом, что это становилось забавным. И любопытным. Кем был человек, о котором так лестно отзывался принц? Каких людей Сион считал достойными восхищения? Ах, что за вопросы? Разве это имеет значение для той, что скоро умрёт? Для неё, не имеющей места в мире? Или она всё же купилась на эти сладки речи? На ложь о новом пути? Нет, глупость. Это лишь остатки умершей надежды, не больше. Аня должна выбросить их, вымести из души. Нужно оборвать на корню, пока не стало хуже. У неё никого нет — она не должна об этом забывать. — Но есть один нюанс, леди. — Поднял палец вверх Сион, привлекая внимание. — Ваша учительница не потерпит неуважительного отношения к себе, поэтому, если хотите, чтобы уроки протекали хорошо, не говорите с ней так, как говорите со мной. Поняли? Я позволяю вам игнорировать субординацию из-за вашего состояния, однако она вряд ли будет столь снисходительна. И будет права: не стоит слишком привыкать к панибратскому общению с принцем. Аня уже открыла рот, чтобы сказать что-то наподобие: «Меня не заботят какие-то уроки», — но Сион перебил её: — Я знаю, что вы собираетесь сказать, но я правда не рекомендую её злить. Не стоит делать того, о чём пожалеете, когда к вам вернётся воля к жизни. Такие союзники, как она вам понадобятся. «Когда к вам вернётся…» Не если — когда. Словно уверен, что Аня передумает. Что этот мир сможет стать для неё новым домом. Как самонадеянно. Или наивно. Сложно сказать точно, чего в Сионе было больше. — С чего ты взял, что это «когда» наступит? Быть может, меня не станет вскоре после того, как ты закроешь дверь? — Ваши глаза подсказали мне, леди. Ваш взгляд не похож на взгляд сдавшегося человека. — Аня вскинула брови. — Я вижу ваше отчаяние, ваше одиночество, вашу боль и, в конце концов, вашу усталость. Вижу человека, испытавшего больше, чем может вынести, однако ещё я вижу кого-то, кто всё ещё надеется на спасение. — Это не!.. — Вы могли спрятать осколок и вскрыть вены ночью, когда все спали. Тогда бы никто не пришёл к вам на выручку, и утром жрицы обнаружили бы ваш хладный труп. Однако вы этого не сделали. Вы сделали совершенный разрез, созданный, чтобы отнять жизнь, но вместе с тем совершили это в такое неподходящее время. Когда кто угодно мог войти к вам в комнату. Разве я не говорил, что позову жриц? — Говорил… — обескураженно ответила Аня, смотря на свои сжимающие одеяло руки. — Но вы всё равно не стали ждать. Вы пытались умереть, с этим нельзя спорить. Так не разрезают вены, желая просто привлечь внимание. Нет, это рана, нанесённая с чётким намерением снизить шансы на спасение, но… Но в то же время, вы выбрали момент, когда вас могли спасти. Да, волей случая, но тем не менее. — Сион выдержал паузу, а после твёрдо спросил: — Так кто из нас на самом деле лжёт вам, леди? Я или вы сами себе? Кто… лжёт? Конечно же… он? Аня ведь всё уже решила. Ей не нужно спасение, она не надеялась на него. Тогда она просто… просто… Она не подумала, да! Забыла. Она просто спешила, вот и всё. Но почему спешила? Аня не хотела отвечать на эти вопросы. Сион просто пудрил ей мозг, вот и всё. Сеял сомнения в ней. Ей не нужно всерьёз думать об этом, не нужно задавать вопросы себе. Она не хочет знать ответы. Скомкав одеяло, Аня постаралась вернуть разговор в прежнее, менее болезненное русло: — Хорошо, я попытаюсь быть вежливой. — Вот и отлично. — Сион встал и склонил голову. — Благодарю, что позволили составить вам компанию, леди… К слову, может всё же назовёте своё имя? Аня замешкалась. Стоит ли говорить? Уничтожать последний барьер между ними? Что станет, если безликое, далёкое «леди» сменится её именем? Затянутся ли эти хрупкие тонкие узы, что их плёл сейчас Сион, сильнее? Да и нужно ли ему знать имя той, кто всё равно скоро умрёт. «Та, кто нуждается в спасении». Но если всё же… «Люди не переносятся между мирами просто так». Возможно, в чём-то он прав. Аня медленно разжала пальцы, выпуская из рук скомканное одеяло. — Анна, — едва заметно приподняв уголки губ, представилась она. — Благодарю, леди Анна. И до встречи, — попрощался Сион и, поклонившись, ушёл. Вместе с собой он словно забрал источник тепла и света. Холод и тьма вновь сомкнулись вокруг Ани. Её извечные спутники в последние дни. Но сейчас возвращаться в их объятия было будто бы не так одиноко и обречённо, как обычно. Словно у неё есть шанс выбраться из их рук. — Что за глупость? — покачала она головой и взяла в руки зеркало. Символ святости — маленькая, словно нарисованная, звёздочка — всё так же красовался на лице. Такой же реальный, как и всё вокруг неё. Аня снова попыталась его убрать, но в итоге лишь растёрла скулу до боли и красноты. Чёртова звёздочка, наоборот, осталась всё такой же чёткой. Треклятый символ невероятной силы. Той самой, с которой приходит большая ответственность. Отметина, как шрам Гарри Поттера, кричащая: «Смотрите, перед вами избранная! Любуйтесь! Восхищайтесь!» И надо ей такое счастье? Зеркало вернулось на прикроватную тумбочку. Аня закрыла лицо руками и зажмурилась, почти болезненно. И за что ей всё это? Она собиралась умереть. Скрыться ото всех, на крайний случай. Она собиралась стать самым незаметным человеком, чтобы никто не увидел её исчезновение. Чтобы не сделать кому-либо больно своей смертью. Но в итоге снова, сама того не желая, стала плести новые связи. Может потому она и спешила, что боялась остаться в чьих-то памяти и сердце? Причинить кому-то боль своим уходом? И почему она до сих пор заботилась о чужом благополучии? Аня хотела бы быть никем. Но в жизни нет ничего простого. Даже умереть оказалось той ещё задачей. Смерть была единственным выходом, единственным способом справиться со всем этим кошмаром и обрести покой. Тишина стала последним желанием, но в итоге не сбылось даже оно. На той стороне ледяных вод ещё не прогревшейся Невы её встретили не врата Ада или Рая, а новый, неизведанный мир. Её вновь окружили люди. Чужие, с какой стороны на них не посмотри. Её вновь увидели, когда она этого уже не хотела. И как в насмешку, чтобы никто точно не смог отвести взгляд или забыть, подарили силу. «Вы в каком-то смысле избраны, леди». — Не нужна мне эта избранность, — обречённо прошептала Аня в тишину. Как она вообще могла спасать чьи-то жизни, когда её собственная катилась в тартарары? Впрочем, нет, она уже там. На самом дне Тартара. Вероятно, их бог — безумец, раз доверил такую силу девушке, которая сделала несчастной даже себя. В конце концов, во всех своих бедах виновна лишь одна она. Лишь Аня и её доверчивость, её огромные розовые очки, разбившиеся с таким треском, с таким количеством разлетевшихся во все стороны осколков, что задело не только её. Было бессмысленно отрицать — она заплатила за то, какой дурой она была. Проблема лишь в том, что теперь она совершенно не знала, как быть. Если не смерть, то что ей осталось? Она не видела иной путь, о котором ей говорили. Аня перевернулась на бок и попыталась уснуть. Желудок сводило от голода, но она старалась не обращать на это внимания. Какая ей разница, что хотело это никчёмное тело?***
Аня неотрывно смотрела на дверь, ожидая прихода учительницы. Кем бы она ни была, её определённо уважали. Или боялись, кто разберёт? После ухода Сиона Аня так и не смогла поспать — жрицы всерьёз взялись за её внешний вид и физическое состояние. Накормили куриным супом с какой-то незнакомой крупой и пряными булками. Приготовили ванну и помогли привести в порядок волосы. Ане было неловко от их заботы, но сил противиться у неё не было. Она и поесть едва себя заставила. И вот теперь, сонно моргая и периодически зевая — ранние подъёмы никогда не были её фишкой, — Аня дожидалась начала первого занятия. Впрочем, «ожидание» казалось ей слишком громким словом для описания её состояния. В конце концов, занятия ей ни к чему, так зачем их ждать? Ни к чему ведь? Аня нахмурилась в ответ на очередной вопрос самой себе. Почему она вновь и вновь ставила свои решения под сомнения? Разве она уже не сделала выбор? Разве он не устраивал её? Не казался единственным возможным вариантом? Так почему же теперь всё так? Неужели «смерть» — больше её не устраивает? Нет, глупость. Смерть — единственный путь. Дверь открылась, привлекая внимание, и в комнату, цокая каблуками, вошла девушка. Это и есть учитель? Аня склонила голову к плечу: девушка вряд ли сильно старше неё. Если вообще старше. Совершенно не похожая на женщину, которую представляешь, когда просят быть вежливой и почтительной. Среднего роста — наверняка ниже Ани, — с прямой спиной и гордо приподнятым подбородком, тонкими руками, спрятанными в полупрозрачных воздушных рукавах, выраженными ключицами и выделенным сердцеобразным вырезом декольте. И перекинутой через плечо тугой и длинной иссиня-чёрной косой, вызвавшей слабый укол зависти в сердце. У Ани волосы едва отрастали сильно ниже лопаток! Учительница походила на принцессу из сказки. Или на фарфоровую куклу — Аня как-то видела похожую. Но уж точно не на кого-то, перед кем стоило ходить на цыпочках, как советовал Сион. Она же просто красивая де… Все вопросы мигом пропали, стоило девушке подойти ближе, и Ане на миг пересечься с ней взглядом. Исходившим от неё силе и превосходству позавидовали бы северные герцоги из сотен прочитанных Аней манхв. Но главное — глаза. Такой насыщенный и холодный голубой цвет Аня не встречала никогда. Они невероятно контрастировали с тёплыми глазами Сиона, и это вдруг захотелось перенести на бумагу. Испепеляющее солнце на тле ледяного неба, разве не прекрасно выглядело бы? — Приветствую, святая. — Девушка склонилась в реверансе. — Меня зовут Андромеда Стернбилд, и с этого дня я ваш личный учитель. — З-здравствуйте, — растерявшись, пискнула Анна. — Ваше имя? — подсказала Андромеда, изогнув бровь. — Анна. Анна Николаевна Орлова, — представилась Аня и, набрав полные лёгкие воздуха, произнесла: — Андромеда, я благодарна что т… вы решили стать моей учительницей и пришли ко мне сегодня, но не думаю, что мне необходимы эти занятия. Полученной информацией я всё равно вряд ли когда-либо воспользуюсь, так что… — О, так вы всё ещё хотите умереть? В таком случае, прошу вас самостоятельно объяснить первосвященнику, почему я не обучаю вас. Аня поморщилась от столь очевидной насмешки, которую не мог скрыть даже безразличный тон. Вспомнились богатенькие одноклассницы, смотревшие на неё сверху вниз. Гордые. Нет, напыщенные до одури. Сколько сил Аня потратила, пытаясь доказать им, что достойна своего места ничуть не меньше их? А может даже больше. Знакомое раздражение, которое просыпалось в ней при встрече с ними, вновь обожгло грудь. Вместе с детским желанием доказать, что Андромеда не права, пусть даже это не так. Потому что она казалась такой же, как они — самовлюблённой принцесской. Стервозной и «всемогущей» пока у неё есть папочка за спиной. И та сила не сила вовсе, а лишь высокомерие власть имущего. А если и не так… — Да что вы вообще понимаете? — возмутилась Аня, не успев себя остановить. Эмоции захлестнули её вновь, заглушили здравый смысл и предостережения Сиона. Как тогда, когда она нагрубила Сиону или когда послала жриц, или когда говорила с человеком из снов. Эта шквал возникал из глубин души, превращаясь в незнакомую ей доселе глупость. Или в неприличную честность. — Да, я определённо не понимаю, — почти шептала Андромеда, приближаясь к Ане. — Насколько же никчёмной должна быть жизнь, чтобы так легко от неё отрекаться? — Она язвительно усмехнулась. — И зачем они только с вами сюсюкаются? Дать вам сделать то, что так желаете, и дело с концом. Толку от святой, что может лишь плакать? И вправду: что толку? Человек из снов, Сион, они могли бы её бросить. Должны были, как и говорила Андромеда. Однако они почему-то не бросали. И почему-то даже больше чем она сама верили в существование другого пути. Не потому ли, что он и вправду был? Андромеда в какой-то мере права: какой смысл спасать того, кто не желает быть спасённым? Это лишь бессмысленная борьба, не приносящая ничего. Бабушка не раз говорила, что успех часто зависит он наших желаний. Вряд ли можно сделать хорошо что-то, от чего тошнит. Вот только… «…я вижу кого-то, кто всё ещё надеется на спасение». Вправду ли борьба Сиона и человека из снов так бессмысленна? Или, может, они видели больше, чем могла Аня? Знали то, в чём она боялась признаться самой себе? Если смерть — единственный вариант, то почему она снова и снова убеждает себя в этом? Андромеда могла быть права со своей стороны — дано ли изнеженной богатой леди понять, каково это, когда жизнь рушится и ты ничего не можешь с этим поделать? Каково это, когда отчаяние пожирает день ото дня, а рядом нет никого, кто мог бы поддержать? Вряд ли. Поэтому, какой бы ни была правда в её глазах, она не смела говорить с таким пренебрежением. Не смела втаптывать в грязь всё то, через что Ане довелось пройти. Никто не смеет смеяться над чужой болью. Аня хотела высказать это Андромеде в лицо, поэтому поднялась на кровати, желая оказаться с ней на одном уровне. Посмотреть ей в глаза, в надежде поймать реакцию в ответ на свои слова. Встряхнуть её, чтобы больше не было этого высокомерия, этой язвительной насмешки, от которой оставалось чувство, что вся пережитая боль — ничего не значащая мелочь. В ней говорила обида. Какая-то задетая внутри струна, о которой Аня и думать забыла. И, наверное, Сион потом её отругает за это, но… Она вдруг ощутила себя вновь живой. Вблизи Андромеда была не такой идеальной, как казалось со стороны. Тёмные круги под глазами были едва видны сквозь слой косметики, болезненному виду живости не придавали даже румяна, а между тёмных, выразительных бровей залегла крошечная морщинка. Андромеда немного склонила голову на бок, и Аня автоматически повторила этот жест, продолжая смотреть ей в глаза. Будто вдруг решили сыграть в гляделки. Но Аня не могла сейчас отвлечься. Не отыскав причину, почему взгляд Андромеды казался таким тяжёлым, принадлежащим умудрённому опытом человеку, а не девушке-ровеснице. Разве может быть такой взгляд у наивной, избалованной принцесски, какой она её считала? Андромеда наверняка изучала её в ответ, а потому ничего не предпринимала против столь наглых разглядываний. Впрочем, в этом нет ничего плохого. В конце концов, глаза — зеркало души, так что может в них она прочтёт то, что Аня не могла обличить в слова? Пусть запоздало, но, наверное, стоило бы избавиться от предрассудков друг о друге. А то знакомство у них выдалось не самое удачное. А потом Андромеда то ли решила открыться, то ли отвлеклась, уйдя в себя, то ли просто Аня научилась её читать, но как итог — в радужках отразились скрытые эмоции: усталость, боль и крохи отчаяния. До безумия знакомый набор. Словно Аня смотрела на своё отражение. Только куда более волевое, чем она. Сумевшее найти в себе силы двигаться дальше. Выбрать путь, о котором говорили и человек из снов, и Сион. Словно будущее, которое могло бы наступить, будь Аня твёрже, стояло перед ней. Сион — идеал её прошлой. Чистейший свет, способный прогреть до глубины души. Чего-то подобного она хотела бы достигнуть своими картинами. Сделать их солнцем для других. Поделиться наполнявшим сердце теплом. Андромеда — идеал её нынешней. Не сломленная, нашедшая в себе силы пойти до конца, не испугавшаяся неизвестности. В её глазах Аня видела своё отражение, но в то же время ощущала невыразимую пропасть. Потому что пока она искала причины сдаться, Андромеда нашла причины двигаться вперёд. Андромеда прервала зрительный контакт и изогнула бровь. То ли насмешливо, то ли вопросительно — и тот, и тот вариант вполне уместны. Она имела право смеяться над Аниной трусостью, как и могла спрашивать о её решении. Она всё ещё собиралась отказаться от занятий и выставить Андромеду прочь или… «Такие союзники, как она вам понадобятся». Союзники — звучало чужеродно, непривычно. О каких союзниках может идти речь, после всего пережитого? После того, как тот, кому она верила едва ли не больше всего, так легко её предал? Но в то же время, кажется, она уже обзавелась несколькими. Человек из снов, Сион — разве они не на её стороне? Разве, пусть и запоздало, не пытались сделать «как лучше»? Тогда, может и не ради себя, но в уважение к их стараниям, стоит хотя бы попытаться ступить на этот путь? Если ради себя слишком страшно, то почему бы не попробовать ради других? Это всегда было проще. Осталось лишь сделать крошечный первый шаг на пути в новую жизнь. А если этот выбор станет ошибкой, ничто не мешает ей вернуться к смерти, не так ли? — Прошу прощения за неуважение, леди Андромеда. Я буду рада, если вы станете моим учителем. — Аня покорно склонила голову. — Вероятно, мне тоже стоит извиниться: я переступила черту своими словами. Это недостойно леди, — всё тот же безразличный тон. — Поднимите голову, леди Анна. Подобные поклоны неуместны в вашем положении. Святая — не пустой звук, чтобы проявлять излишнюю робость, — пояснила Андромеда и трижды хлопнула в ладоши: — Пора начинать занятие. Аня только хотела уточнить, что означали эти хлопки, как дверь распахнулась, едва не столкнувшись со стеной. Андромеда громко вздохнула. На пороге появился юноша с внушительной стопкой книг, которую он придерживал подбородком. Стоило Ане пересечься с ним взглядом, как плутоватая улыбка заиграла на его губах. Присмотревшись, Аня с удивлением осознала, что они с Андромедой похожи: чертами лица, цветом волос и глаз, даже мимикой — он выгибал бровь в точности, как Андромеда. Брат и сестра? А может вообще близнецы? Юноша с грохотом опустил книги на прикроватную тумбочку, чудом не опрокинув зеркало на пол. — Аккуратнее, — попросила Андромеда. Впрочем, сказано это так, словно она уверена — слова не дойдут до получателя. — Я сама аккуратность, сестрица, — усмехнулся юноша и поднял руки вверх. Значит, всё-таки брат. — А это многоуважаемая святая, — добавил он, склонившись к Ане. Слишком низко, так, что ещё немного, и они столкнулись бы носами. — А ты красотка. Зачем умирать собралась, а? Что за ужасающая бестактность? От его близости сердце панически застучало, а дыхание спёрло. Аня спешно отстранилась, возвращая душевное равновесие. Сейчас от его напора становилось не по себе, хотя раньше они бы наверняка быстро нашли общий язык. Впрочем, возможно, они найдут его и теперь, просто потратив чуть больше времени. — Были причины, — уклончиво ответила Аня. — Были? — переспросил юноша, и его губы пухлые губы медленно растянулись в улыбке. — Вот и правильно! Прекрасные леди обязаны мстить обидчикам, а не умирать из-за них! — возбужденно воскликнул он и ободряюще похлопал Аню по плечу, от чего у неё снова на миг остановилось сердце. — Асмодей, — коснулся слуха предупреждающий шёпот Андромеды. Аня невольно покрылась мурашками и зябко поёжилась. И как она так говорила? — Уже ухожу, сестрица, — засмеялся Асмодей и, подмигнув, скрылся за дверью. На комнату опустилась неловкая тишина. По крайней мере, Ане так казалось. — Это… — попыталась она завязать разговор. — Урок, леди Анна, — одёрнула её Андромеда и взяла тоненькую книжку, лежавшую на самом верху стопки. — Вы понимаете наш язык, но можете ли читать и писать? — Она протянула ей книгу. — Прочтите. Аня кивнула, посмотрела на обложку и так и застыла, не в силах разобрать хоть что-то. Непонятные символы — буквы, скорее всего — плыли перед глазами, всё никак не желая складываться в что-то путное. Словно она пыталась прочесть инструкцию на китайском. — Ничего не понятно, — неуверенно протянула она и пристыженно опустила голову. — Как я и думала. Это Азбука, — объяснила Андромеда, скрестив руки на груди. — Урок первый: чтение. Никогда бы Аня не подумала, что ей снова доведётся разучивать буквы. Она не любила изучать языки, а потому русского и английского ей вполне хватало. До этого момента. Чем бы ни была сила, перенёсшая Аню сюда, она конкретно лоханулась, наделив её возможностью понимать речь, но не читать. Неужели нельзя сразу дать полный комплект? Спустя несколько часов, когда у Ани мозг превратился в кашу, а буквы стали плыть перед глазами, Андромеда объявила перерыв и пошла искать Асмодея. Аня скучающе переворачивала страницы азбуки, отыскивая знакомые символы. Обучение давалось не так легко, как хотелось бы. Так что даже в перерыв она хотела закрепить изученный материал. К тому же разглядывание чёрных закорючек-букв отвлекало от мыслей. Она не хотела думать о правильности своего выбора. И так достаточно думала об этом в последнее время. Решила — делай. Вот и всё. Вдруг взгляд зацепился за знакомое слово. Аня даже вернулась на страницу назад, чтобы проверить. Буквы, которые она ещё не изучила, сложились в звучное «мама». Легко и просто, словно она всегда читала это слово в этой азбуке. Ну что за глупость? Висок прострелило болью. Ойкнув, Аня выронила книгу и схватилась за голову. Взгляд заволокла тьма, голос пропал. Мгновенье спустя мрак рассеялся, но перед ней была уже не привычная комната. Аня сидела у кого-то на руках и, кажется, стала намного меньше. Она заглядывала в книгу — азбуку, как та, которую она читала, — с интересом рассматривая написанное. — Смотри, — произнёс едва различимый, словно с помехами, голос, и на страницу опустился палец, указывая на знакомое «мама». — Здесь написано «мама», ясно? Ма-ма. На глаза снова опустилась пелена, а стоило ей спасть, как Аня увидела перед собой встревоженную Андромеду. Оказывается, она и такие эмоции испытывала. — Я в порядке, леди Андромеда, — заверила Аня, поднимаясь с пола. И как только очутилась? — Похоже вы переутомились. Я вызову вам жрицу, — кивнула Андромеда. — До завтра, леди Анна. — До завтра, учительница. Аня видела, как едва заметно дёрнулась Андромеда, и беззлобно улыбнулась — всё же есть в мире что-то, что могло выбить железную леди из колеи. Стоило голове коснуться подушки, Аня погрузилась в лишённый кошмаров сон.