***
Четыре года спустя. — Я хочу разорвать помолвку, Андромеда. Слова Сиона иглами впивались в сердце Андромеды. Она отчаянно сжала шёлк пышного платья, только этим действием выражая истинные чувства. Её лицо бесстрастное, словно сказанное ни капли не задело. — Ты понимаешь, что ты говоришь? — спокойно, на грани безразличия спросила Андромеда. — У неё даже нет статуса — никто просто не позволит тебе на ней жениться. Или она околдовала тебя столь сильно, что ты не понимаешь очевидные вещи? — Она встретилась с Сионом взглядом и театрально приподняла брови, словно и вправду желала получить ответ на вопрос. — Герцог Оденберг выразил желание принять Анну в семью, — стыдливо опустив глаза, ответил Сион. На мгновение кабинет наполнила давящая тишина. Андромеде казалось, что весь мир ополчился против неё: Сион, который, как ей казалось, никогда не предаст, в итоге предал, жалкая Анна ни с того ни с сего стала кем-то, а Оденберг, долгие годы не проявлявший никакой активности, вдруг вмешался. Как её жизнь повернулась так, что прочитанный четыре года назад романчик ни с того ни с сего стал воплощаться в реальность? С бесчисленным количеством отличий, но с единственной константой: Сион избрал другую. — Оденберг? — рассеянно переспросила Андромеда, надеясь, что ослышалась. — Я и сам не знаю, что на него нашло, но Финикс Оденберг всегда был немного странным, — продолжил говорить Сион, подтверждая, что ей не почудилось. — Быть может, дело в том, что прошлый владелец святой силы был из Оденбергов, — он задумчиво прикусил указательный палец, мгновенно утратив нить разговора — он всегда быстро увлекался чем-то непонятным. Андромеда чувствовала, как с силой сжалось сердце, словно кто-то сдавливал его в кулаке. И этот кто-то сидел перед ней. Такой же, как и она: взволнованный, немного напуганный и отчаянно желающий уйти от этого разговора. Она знала его слишком долго, чтобы не понять таких очевидных вещей. Она видела его насквозь. Но она всё равно не заметила чувства, что пробудила в нём Анна. Ничтожная, слабая, одинокая Анна. Она святая, та, что должна обладать силой исцелять самые страшные раны и очищать самые тёмные проклятья. Должна, но Анна ничтожна и силой не владела. И любая надежда на её пробуждение таяла день ото дня. Анна ненужная, неуместная, не из этого мира. Но вдруг, по велению какого-то неясного везения, она получила возможность стать частью одного из родов основателей империи. Стать равной Андромеде, в которой также текла кровь основателей. Но самое страшное — она получила любовь человека, который был единственным светом для Андромеды. И из-за этого на смену презрению пришла ненависть. Андромеда ненавидела Анну. — Мне плевать, что думает Оденберг, — её голос полон льда, почти осязаемого, способного ранить. — Я не буду разрывать помолвку. Не будь Сион кронпринцем, Андромеда бы непременно закричала, так ей этого хотелось. Но заученные с самого детства манеры не позволяли ей это сделать. «Даже если больно, молчи. Никогда не показывай эмоций, Андромеда. Даже перед самыми близкими». — Я знаю, что поступаю отвратительно по отношению к тебе, Андромеда, — ответил Сион, то сжимая, то разжимая кулаки. — Скорее всего, после расторжения помолвки все помои выльются на тебя. Андромеда не знала, как реагировать на услышанное. Она думала — надеялась, — что он не понимал, чем чреваты подобные решения для неё. Но он прямо говорил, что всё прекрасно осознавал, и всё равно шёл на этот шаг. — Именно поэтому… — Андромеда задержала дыхание, не желая пропускать ни единого слова. — Я дарую твоему роду титул Эрцгерцогского. Сион встал и, сопровождаемый её пристальным взглядом, приблизился к карте мира, занимавшей всю стену. — Также я обязуюсь поддержать тебя во всех начинаниях и помочь с помолвкой. — Он прочертил невидимую дугу на карте. — Кого бы ты ни выбрала: какого-нибудь маркиза или же иностранного короля. Любой, на кого ты укажешь, станет твоим. Андромеда правда не понимала: плакать ей или смеяться. Даже в такой ситуации Сион думал о ней и сделал всё, чтобы она пострадала как можно меньше. Однако в то же время он совершенно не понимал, что все предложения ей не нужны. Ей нужен лишь он. — Ты всё уже продумал, — констатировала факт Андромеда. — Ха… Знаешь, я устала, поэтому отправлюсь к себе. — Она элегантно поднялась с кресла и направилась к двери. — Обсудим это в другой раз. Она поклонилась ему на выходе и ловко выскользнула в коридор. Взмахом руки подозвала стражников, которые стояли у противоположной стены, ожидая, когда господа прекратят говорить. — Пусть кто-нибудь из вас позовёт Эбигейл, — приподняв подбородок, скомандовала Андромеда. У неё нет права быть слабой, и поэтому она с самым горделивым видом дожидалась выполнения поручения. «Императрица обязана быть идеальной». Андромеда будет ею, как только разберётся с Анной. Пришло время воспользоваться связями. — Ты обязательно проиграешь, Анна.***
«Ах, вы слышали, говорят, святая Анна околдовала Его Высочество». «Я слышала, что это тёмная магия и поэтому она так и не пробудилась». «Моя горничная говорила, как к ней приходил какой-то мужчина. Ночью». «Какой ужас! И её ещё называют святой!» «Надеюсь, леди Андромеда в порядке». Отовсюду доносились голоса знатных леди, активно обсуждающих новую сплетню. Изредка, если прислушаться, можно заметить, что эти же сплетни срывались с губ господ. Андромеда довольно улыбнулась и незаметно отсалютовала бокалом проходящему мимо слуге — одному из тех, кто помогал в распространении слухов. Когда дело касалось общественного мнения, всегда стоило начинать с низов — ведь они большинство. Всё, что распространялось среди простого народа, рано или поздно доходило и до дворян. Разумеется, слухи о порочности Анны не стали исключением. Андромеда обернулась, чувствуя пронзительный взгляд на спине. Она прекрасно знала, кому он принадлежал. Сион стоял не далеко, но и не близко к Андромеде — достаточно, чтобы видеть выражение его лица, но недостаточно, чтобы прикоснуться. Его густые брови, немного темнее волос, злобно сдвинуты, а взгляд полон неистового пламени. Андромеда с готовностью встретила его. Она предполагала, что нечто подобное случится. Как она знала Сиона лучше, чем кого-либо, так и он знал её. Пусть она предпочла бы, чтобы всё сложилось иначе, но нет ничего удивительного в том, что он догадался, кто именно стоит за слухами. Впрочем, это и не важно. Не его мнение об Анне она планировала разрушить — пусть в глубине души надеялась на такой расклад. Общество — вот её цель. Сион, которого она знала, всегда стремился стать идеальным кронпринцем, всегда ставил суждения других людей выше собственных. Он бы не решился взять в жёны девушку, чья репутация бросала бы тень на него. Андромеда поклонилась ему, пусть приветствовала императора и Сиона ещё в начале банкета, и дружелюбно улыбнулась, скосив взгляд на ближайшую террасу. Всё так же хмурясь, Сион кивнул, спешно отвернулся и направился в другой конец зала. Андромеда какое-то время провожала его взглядом, а после, что-то для себя решив, направилась к ближайшему официанту, ритмично постукивая каблуками по полу из белого с золотыми разводами мрамора. Пышный зал, от пола до потолка сияющий золотом и серебром — одно из многих выражений их любви и уважения к этим металлам. К символам могущественного и мудрого Аурума. Андромеда взяла бокал красного вина и неторопливо пошла на террасу, подальше от шума банкета. Несмотря на статус, она ненавидела пышные и до безобразия одинаковые гуляния аристократов. К сожалению, невеста кронпринца и дочь одного из трёх герцогов — вторых людей после императора — просто не могла не прийти. Поэтому, если появлялась такая возможность, она уходила на террасу. Андромеда облокотилась на резные мраморные перила, как и всё во дворце, украшенные золотыми узорами. Повертела бокал, разглядывая плещущееся в нём вино, прежде чем сделать глоток. Ночь тихая. Яркая луна и мириады сияющих точек-звёзд освещали всё вокруг мягким голубоватым светом. Раскинувшийся ниже королевский сад стал напоминать волшебный лес, в котором, по поверьям, жили эльфы и духи. Ночь, казалось, наполняла магией всё, чего касался её неяркий свет. Андромеда любила ночь. Быть может, потому, что и сама на неё похожа: длинными иссиня-чёрными волосами, бледной, в последнее время всё чаще болезненно-синюшной, кожей; холодностью и отстранённостью, ледяной неприступностью. А может, ей просто нравилась тишина ночи, когда вся дневная суета утихала, уходила на второй план, оставляя только покой. Андромеда любовалась долго: в руке болтался давно опустевший бокал, голоса за дверью постепенно стихали, а по мощёной дороге всё чаще проезжали экипажи. Бал заканчивался. Словно в подтверждение, дверь открылась, и террасу наполнило эхо голосов уходящих гостей. Заглушая их, зазвенели ровные, тяжёлые шаги Сиона. Они стихли на несколько долгих ударов сердца, словно он не решался подойти ближе. Дал Андромеде крохи драгоценного времени на подготовку. Шаги зазвучали вновь. Сион облокотился на перила по правую руку от неё. Андромеда краем глаза посмотрела на него — как и она до его прихода, он не отводил взгляд от усеянного звёздами неба. Они молчали. С того дня они словно разучились говорить друг с другом. Это странно, непривычно и… Страшно. У них как будто разом отобрали кусочек жизни. Такой весомый, ценный и привычный. — Меди, — первым нарушил молчание Сион, полуобернувшись к ней. Она лишь немного повернула голову к нему. — Зачем, Меди? — только и спросил он, прожигая её пристальным взглядом. — Разве не очевидно? Она хочет забрать тебя. — Андромеда знала, что он спрашивал не об этом, но… Ответить правильно слишком страшно. — Ты знаешь, что я не об этом, — тон Сиона стал немного ниже, злее. — Почему ты так относишься к ней, а не ко мне? Это же я выбрал её, а не наоборот. — Он сжал руки в кулаки. — Неужели для тебя роль императрицы так важна, что ты готова причинить боль той, кого я люблю? Неужели ты такая, Меди?! Его голос был полон боли и чего-то такого незнакомого, режущего не хуже ножа. Андромеда вдруг осознала — ни тогда в банкетном зале, ни здесь, на террасе, он не злился. Нет, он разочарован. Она разочаровала его. Осознание этого ударило по ней сильнее, чем если бы Сион гневался, кричал или, что на самом деле невозможно, поднял на неё руку. В его короткой речи было столько эмоций, что Андромеда начинала захлёбываться в них. Там безграничная нежность и огромная любовь к Анне, там отрицание и болезненное разочарование в ней, Андромеде. Но ещё ужаснее — понимание, что, даже если от Анны отвернутся все, Сион не бросит её. Ни за что не бросит. Андромеда проиграла с самого начала. От осознания этого слова, которым стоило остаться тайной, стали срываться с губ: — Похоже, ты тоже не понимаешь, — заговорила она, смаргивая слёзы. — Я люблю тебя, Сион! И любила всё это время! И поэтому… Поэтому… Поэтому я ненавижу Анну и твою любовь к ней. — Меди… — его шокированный шёпот. Лёгкое и мягкое прикосновение к открытому плечу. Бешеный стук сердца. Тук. Тук. Тук. Андромеда отступила, сбросила руки Сиона с плеча и быстро покинула террасу. Каблуки громко стучали по полу. Кто-то её окликнул. Наверное, кто-то важный. Плевать. В груди жгло. Больно, больно, больно. Холод и спокойствие ночи приняли её в объятья. Лабиринты растений в саду спрятали от лишних глаз. Они словно шептали: «Дай волю чувствам. Дай». И Андромеда прислушалась к их словам. Колени подогнулись, пышная юбка растеклась по невысокой траве. Андромеда зажала рот руками и заплакала. Слёзы скатывались по щекам на шею, ключицы. Смывали тушь, тени, пудру, превращаясь в трещины-потёки. Словно рассыпалась привычная маска, обнажая её истинную натуру. И было больно, больно, больно. Хотелось кричать. И она кричала, глуша голос ладонями. И среди этой боли так громко билось: «Почему все, кого я люблю, отворачиваются от меня?»