Мне больно.

      В квартиру вошли фельдшера скорой помощи, которых вызвали каких-то десять минут назад. Пройдя в комнату к больному, они осмотрели юного омегу, который постанывал от боли в мышцах, один из врачей вколол ему обезболивающее, предполагая, что в ином случае, транспортировать Пака будет затруднительно, только после этого Чимина аккуратно переложили и понесли на носилках вон из квартиры, чтобы отвезти в больницу. Юнги, что и набирал номер скорой, обеспокоенный состоянием любимого, последовал за ними, взволнованно смотря на своего истинного.       Ни он, ни его милый сердцу мальчик, не думали, что всë может рухнуть так быстро… Не было никаких предзнаменований, признаков болезни не наблюдалось, ни головокружений, ни высоких физических нагрузок, ни плохого самочувствия, Чимин просто не смог поднять своë тело с кровати, и это была не метафора. Омега и правда не мог, он сначала просто не чувствовал ног, а после они стали реагировать на каждую попытку двигать ими, жуткой болью. Юнги не стал слушать наивного Минни и вызвал скорую, хоть блондин и утверждал, что они просто болят после тренировки. Однако Юнги ходил в зал вместе с ним, и видел, что нагрузка не отличается от его обычной, поэтому такого просто не могло быть. Приехавшие врачи, на первичном осмотре уже делали неутешительные выводы, а когда у младшего взяли анализы будучи в больнице, по их результатам оказалось всë в разы хуже. Мышцы Пака разрушались, они атрофировались без видимой на то причины, а вместе с отмиранием, приносили юноше невыносимую боль.       Услышав о неутешительном диагнозе, Юнги долго не мог прийти в себя, он не хотел терять его, но сейчас, прямо сейчас не было лекарств от этой болезни. Его просто не существовало, как и какого-либо лечения, но, чтобы хоть немного облегчить боль парня, ему кололи обезболивающие, но и те не долго справлялись со своей задачей. Юнги, как ближайший родственник, принял непростое решение, он дал согласие на сильные обезболивающие, которые в иных случаях употребления считались наркотиками, только Мин не мог смотреть, как его любимый человек страдает, как плачет от боли, захлëбываясь слезами и стонами, умоляя дать ему ещë обезболивающих. Юнги тоже тонул в собственных слезах, каждый божий день сидя в палате с возлюбленным и, понимая, что долго он так не проживëт, сердце тоже могло отказать в любую минуту, это разрывало его душу на тысячи мелких лоскутков, только от душевной боли не было никаких таблеток, позволяющих уменьшить еë, но перед своим омегой, Юнги не смел показывать горя и слёз, это было бы крайне эгоистично, страдает не он, а Минни.       А Чимин был радостный, он не понимал своего положения, попросту не осознавал, ведь эти обезболивающие затуманивали разум, а со временем Минни стал многое забывать. Он не помнил своего дня рождения, где живëт и работает. Он помнил только близких людей и элементарные вещи, доступные каждому человеку. Он помнил своего мужа, помнил друзей, смутно помнил родителей, но не более. Чими не знал, почему он лежит в больнице, Юн, решивший не ломать последние дни любимого, сказал, что он немного приболел, а потому нужно немного полежать, как только Минни станет лучше, они вернутся домой, а сам кусал щёки, поднимая взгляд к потолку.       Тем не менее лучше не становилось, а Мин был точно уверен, что не станет, поэтому, обзвонив их самых близких друзей и родителей, как своих, так и больного, попросил их приехать. Врач сказал ему, что Чимину осталось не больше пары дней или недели, поэтому старший хотел, чтобы все успели с ним попрощаться, чтобы Чимин мог увидеть их всех, вспомнить, а может и узнать их лица. Парни не заставили себя долго ждать. Все были на месте в кратчайшие сроки, они знали друг друга уже больше пяти лет, когда-то их свели вместе соревнования по волейболу между разными школами, куда их и включили, взяв несколько человек из разных классов, как представителей учреждения, образовавшаяся в то время связь оставалась с ними по сей день, и терять кого-то из их компании было тяжело. Тяжело на столько, что стоило им войти в палату, как на глаза навернулись слёзы. — Как ты, Минни? — самый младший из их компании, подошëл ближе, стараясь унять влагу, которая так и норовилась скользнуть по его щекам. Мальчишке только-только стукнуло девятнадцать, и он впервые теряет кого-то из близких. Да, Чимин ещë жив, только они все ясно осознавали, что не на долго. — Гуки? Всë хорошо, только вот приболел немного и положили в больницу, но Юни говорит, что я скоро поправлюсь, — Чимин улыбался, он не мог двигать ногами или сесть без чужой помощи, но не думал об этом, даже не представлял, что это не от усталости, а от мышц, которые уже были разрушены недугом.       Чуть позже они все стояли у кровати омеги, а Юнги сидел рядом и поглаживал чужую руку, время от времени целуя тыльную еë сторону, совсем нежно касаясь губами холодной кожи. Он уже несколько дней провëл у кровати младшего, даже ругался с врачами, которые пытались его выгнать. Он хотел быть рядом, как можно дольше, хотел, чтоб Чимин не чувствовал себя одиноко в последние дни, а стиснул зубы от собственной лжи, сорвавшейся с чужих губ. — Знаете? А я вас помню всех. Мы же играли вместе? Я помню те соревнования. А давайте летом поедем на пляж и поиграем вновь? Я бы хотел с вами провести время и мяч давно в руках не держал. Милый, мы же поедем, да? — Пак взгляну в глаза мужа с надеждой, а тот сжал его руку крепче, еле сдерживая свои слëзы и кивнул ему, поджимая искусанные губы. — Конечно поедем, Чими, как… как только ты поправишься, я клянусь, мы поедем с тобой на пляж, и сходим с тобой в парк, и посетим дельфинарий, ты помнишь, как ты хотел туда попасть? Мы сходим, куда только пожелаешь. — Мин не смог, слёзы всё же оставляли мокрые дорожки на его щеках и падали на холодные руки омеги. — Почему ты плачешь? — Я… я просто очень рад, что мы все собрались, солнце.       Парни, стояли позади Юнги. Намджун положил руку на его плечо, сжимая его, показывая, что все они рядом с ними, что они поддержат их как смогут. Джин и Хосок смогли взять себя в руки и унять дрожь в голосе. Они на перебой рассказывали Чимину всё, что происходило в их жизни в последнее время, вскоре к ним присоединились и остальные, развеивая мрачную атмосферу, только вот, когда пришло время уходить, Чимин, который пусть и участвовал в разговоре, но по большей части молчал, подал голос, прощаясь с парнями. И только когда парни ушли, повернулся к любимому. — Спасибо вам, я надеюсь вы меня не забудете. — Пак улыбался, всё также сжимая руку своего истинного, которого не хотел отпускать, не сейчас. — Знаешь, Юни… Мне так больно, даже не физически, я не хочу вас оставлять, не хочу делать ни одному из вас больно своим уходом, прости, я попросил врачей не вводить мне полную дозировку лекарств, я хотел помнить вас всех, хотел бы поговорить как раньше, но стал приходить более или менее в себя только под уход всех. — Всё хорошо, милый, всё хорошо — Юн склонился над своим мальчиком, обнимая его совсем невесомо, лёгким поцелуем касаясь чужих губ. — Юнги, мне больно, мне кажется это конец… — Чимин и сам заплакал, крепко сжимая парня в своих объятьях, он не так представлял себе жизнь, он хотел семью, хотел детей от Мина, хотел дожить до старости, но он чувствовал, как боль подходит к сердцу. — Мне жаль, что наши родители не успели приехать в Сеул, прошу, простите меня за всё, я очень вас всех лю… блю — хватка Чимина ослабла слишком неожиданно, его руки упали на больничную койку.       В тот день Пак Чимина не стало. Врачи, которых позвал Юн, не успели помочь молодому человеку, и его сердце остановилось. Родители, приехавшие на следующий день, не могли перестать плакать и винить себя в такой задержке. Они приехали слишком поздно, ни родные родители Чимина, ни родители Юнги, не представляли, как такой молодой парень мог так скоропостижно их покинуть. Три дня и две ночи они принимали гостей, которые приходили проститься с их солнечным мальчиком. Друзья, знакомые, учителя, одним словом, все, кому хоть как-то был дорог покойный омега, приносили свои соболезнования и прощаясь с Чимином. Похорон как таковых не было, Юнги не стал ставить его прах после кремации в колумбарий и забрал мужа с собой. Он понимал, что выглядит в глазах других сломленным, блеклой тенью прошлого себя, однако он также помнил о своём обещании, потому и не отдал прах предназначенного ему судьбой человека, он показал ему мир, множество разных стран и городов, которые смог объехать сам за свою жизнь, в которой так и не появилось нового человека. Мин завещал, чтобы после его собственной смерти, которая рано или поздно придёт, их захоронили вместе или хотя бы рядом друг с другом.