***
«Госпожа» — именно так велела называть себя эта женщина. В доме (если его можно было так назвать) чадо встретили сквозняки и тонкие стены, ободранные матрасы на голом полу и четыре пары глаз, удивлённо уставленных на него. Дети. От них Алатус узнал правила выживания в этом месте. Относительно «хозяйки» — она оказалась гадалкой, хорошо известной в узких кругах. Возрастом около тридцати, с собранными в высокую гульку смолистыми волосами. Большего про неё мальчик совершенно не помнил, да и не особо желал. Каждый раз он старался отвести взор от её лица — было невыносимо смотреть на губы, искривлённые в ухмылке. Самыми пугающими были глаза, цепляющиеся за тебя. — Твой отец говорил, что ты умеешь пожирать сны, — взгляд с прищуром изучающе цеплялся за малейшие движения мальчика; во рту резко пересохло и тело охватила мелкая дрожь. — Это правда? Алатус безмолвно открыл рот, язык занемел и прижался к небу, горло удушающе свело. Звуки застряли в груди, не имея возможности вырваться. Он пытался что-либо сказать, но не мог вымолвить и слова. Женщина возмущённо свела брови на переносице, негодующе помотав головой. — Так не пойдёт. Ты мой товар, поэтому должен вести себя подобающе, — голос стал на пару тонов выше. — Я не собираюсь содержать никчёмного мальчишку за просто так. Холодная рука обожгла худые щёки звонким ударом. Алатус приглушённо ойкнул, схватившись ладошкой за больное место. В носу почти мгновенно противно защипало, а к глазам подкатили тяжёлые слёзы. Женщина продолжала издевательски изучать его, периодически хмыкая. — Отвечай, если хочешь, чтобы это не повторилось. Он попятился назад, пытаясь собраться с мыслями. «Что будет, если я скажу правду? Она же меня точно не отпустит. Но солгав, выкинет куда подальше». За пару секунд в комнате повисло молчание, нарушаемое детскими, ненавистными самому же Алатусу всхлипами. Тихим, предательски скулящим голосом он разрушил гнетущую тишину. — Это правда, — тяжёлый вздох. В карих глазах мелькнул нездоровый огонёк. Возможно, он был от проезжающего за окном байка, совершенно неважно. Мальчику стало ещё больше не по себе. Вытерев низом голубой протёртой футболки скатывающиеся слезы, он молча уставился в пол, ожидая дальнейших действий «госпожи».***
Разваливающийся матрас быстро стал казаться мягкой постелью. Перьевую подушку заменяла рука, мягкие простыни — дырявые тряпки, и то, если повезёт. Сытный завтрак — сушёный хлеб, который разделили между пятью головами, тёплый обед — всё, что найдётся съестного на улице, ужин — когда он вообще был. Работа, много работы каждый день не покладая рук. Кто-то из детей «подрабатывал» калекой, прося милостыню в более богатых районах, кого-то забирали в публичные дома или к богатым господам. Можно было с натяжкой сказать, что этим «работникам» повезло немного больше: там хотя бы могли давать еду и платили значительно лучше, нежели другим. Госпожа имела с них пуще прибыли, заработанные отсчитывала себе, отдавая пару купюр на выживание. К прискорбию двух мальчишек, работающие, по их словам, во «взрослой отросли», младшие тоже хотели там работать. — Гораздо проще лежать с каким-то дядькой под одеялом, нежели корячиться на холодной улице в углу, прося милостыню! — как-то прокричал один из самых мелких, злобно хмурясь на пришедшего рано утром парня. Шлепок от всегда тихого и мирного Куан Го был неожиданным и оттого до жути болезненным, по мнению Алатуса. Сам он молча наблюдал со стороны, не зная, как поступить. «Возможно, я смогу облегчить его страдания», — пронеслось в голове и тут же забылось в рутине того же дня. — Ты еще много чего не знаешь, поэтому молчи, коль такой умный. Отныне этой темы среди них не подымалось. Но зависть никуда не пропала. Хозяйка относилась более снисходительно к этим двум мальчикам. Кормила немного лучше, дабы избавиться от чрезмерной худобы, разрешала спать на час, а то и два больше, во избежание синяков под глазами. Эти дети, можно считать, были лицом её «компании». Им было около четырнадцати. Мальчики с привлекательной внешностью: большие глаза, приятный цвет лица и черные, как воронье крыло, волосы, никаких царапин или повреждений, оставленных «хозяйкой». Им сочувствовали и завидовали одновременно. Нагнетающее желание помочь не давало мирно сидеть на месте, заставляло мысли путаться и переплетаться. Постоянный вопрос: «А стоит ли оно того?», — Алатус лишь единожды попробовал их кошмары, увидев метания Куана во сне. Такого мерзкого, смешанного с уличной грязью и пылью вкуса он никогда ещё не пробовал. Горькое и липкое чувство отравило его душу на следующие несколько дней. Грубые руки, вольно гуляющие по всему телу, наигранно добрые улыбки, противные губы, норовившие поцеловать. Неизбежность. Вот что пугало в этой ситуации. Хотелось помыться. Алатус сжался в комочек, обхватив ноги руками. Куан Го впервые за несколько месяцев мирно заснул. Кошмар больше не возвращался, похоронив себя в теле пятилетнего ребенка. А слёзы еще долго градом катились по его щекам, и он, не в силах их остановить, пытался как можно быстрее провалиться к себе домой.***
«Дом». У Алатуса был дом, место, куда хочется всегда возвращаться. Там, где тебя наверняка любят и ждут. Но только его никто не ждал и не любил. Не было кому. Подпространство, образовавшееся само по себе, завсегда пустовало, в редких случаях там появлялись птицы и насекомые, зачастую диковинные бабочки и сказочные павлины, когда-то и где-то увиденные Алатусом. В этом месте всегда было спокойно и мирно, тут не требовались еда и вода. Возможно, рай для одинокого человека. Но мальчик с золотыми глазами безмерно хотел обзавестись друзьями и помочь каждому, кому мог. Поэтому медленно и постепенно кров зелёной поляны расстилался все дальше и дальше, оставив позади себя пустошь. Небосвод стало озарять восходящее или заходящее солнце, мягко играя с тенью раскидистых деревьев. Поля обрели наряды — дикие, свободолюбивые цветы. Быстрые ручьи впадали в кристально чистые реки. Жизнь в этом мире протекала незаметно для остальных. Тут Алатус с лёгкостью переводил дыхание, на пару мгновений забыв про внешний мир, в который он был обречён каждый день возвращаться. Но кошмары доставали его и здесь. Они принимали человеческую форму и со всей ненавистью пытались впиться в тело маленького мальчика. Тогда он сбегал обратно в Пустошь — тут никто не способен существовать, кроме него одного.«За что, за что этот дар достался именно мне?»
Руки на шее сжимались сильнее.
«Почему мою помощь так сильно хотят заполучить?»
Тоскливо и одиноко становилось на душе от таких мыслей. Ведь Алатус не был виноват в неразборчивости Богов, ненароком отдавшим дар духа Баку смертному. Но поплатиться было предрешено именно ему. Все съеденные кошмары постепенно поедали его самого изнутри. Таким образом, помощь, безвозмездно отданная людям, сама же его и проклинала. Несправедливо. Одному из Богов это казалось крайне несправедливо. Почему малое дитя должно откупляться за свою доброту и невинность. Разбитых судеб и не сосчитать. Всё, что он мог сделать, — благословить в надежде, что это в должной мере поможет Алатусу.***
Алатус был третьим мальчиком, забираемым в покои господ. Но, на его радость, не для плотских утех. Сны. Бесчисленное количество кошмаров отравляло его душу день за днём. Больше количество еды не утоляло его голод. Роскошные хоромы, комнаты, обставленные заоблачно дорогой и качественной мебелью, платья из дорогих и нежных тканей. Всё пестрило, играло красками, медленно серея в глазах «пожирателя». «Новый кошмар. Каким он будет на вкус?» — единственное интересующее Алатуса действо. Госпожа была недовольна таким быстрым затуханием ранее отчасти живой игрушки. — Так не пойдёт, прошёл только год, на тебя начал расти спрос, я кормлю и одеваю тебя лучше, чем всех этих отбросов вместе взятых. А ты даже не можешь выдавить из себя улыбки при высокопоставленных гостях. — Простите, — тихо отвечал Алатус, опустив взгляд на пол. Страшные сны приходили по его душу в тот мир и медленно душили, шептали на ухо проклятья. При пробуждении их голоса превращались в назойливый шум, нарастающий в полной тишине. Физически он никак не страдал, только морально и душевно, давно перестав молить Богов о пощаде. Не важно самочувствие, ничего не важно, кроме поедания снов. Он здоров, может ходить и говорить. Что ещё нужно хозяйке? Притворство? Он попробует, лишь бы угодить. И смог. На обессиленном лице играла мягкая улыбка при встрече и сопровождении господ до их палат. Даже когда они засыпали, Алатус продолжал улыбаться, берясь за очередной сон. День сменялся днём, о мальчишке с даром Баку прознало большое количество людей. И все желали удостовериться в правдивости слухов. Спасение. Его предложил незнакомый чудак, когда юный пожиратель возвращался домой вместе с Го. — Я помогу тебе. Только мне нужно удостовериться, ты ли тот мальчик с золотыми глазами. Съешь мой кошмар, и я тебе помогу. Взгляд мельком озарился надеждой. Го изумлённо смотрел на улыбку Алатуса, возможно первую за полтора года не вымученно притворную. Отговоры не помогли. Тёмной ночью он направился к месту, назначенному мужчиной. Расправился он быстро, едва ли не подавившись гнилью и тяжестью сновидений. Но ничего не произошло. На следующий день никто не пришел во двор, на базаре не выискивали мальца с золотыми глазами, и никто не давал вести про себя. В ожидание прошли последующие дни, после — недели. Спустя два месяца Алатус перестал ждать и надеяться на спасение. Он понял одно: доверять чужим — себе же в прок.***
Время шло, и благословение, посланное Богом, стало осуществляться. Сперва медленно приобретать людские черты — свои мысли и желания. Оно начало слышать нескончаемые мысли детского разума, расшатанного и хрупкого, напоминающего переполненный стакан с водой — ещё пару капель, и вода разольётся. Чувствовать тяжесть в районе эфемерного сердца и назойливое ощущение боли, прожигающее тело насквозь. После, благословение переняло форму человека и под пение птиц открыло свои янтарные глаза. Тихие шаги эхом разнеслись по Пустоши, оповещая владельца — прибыл чужак. Изначально мальчик не поверил своим ушам. Назойливые образы остались на раскидистых лугах, солнечных долинах и животрепещущих полянах, загнав Алатуса обратно в непросветную мглу. Если бы тут кто-то и был помимо него, то это разбушевавшаяся фантазия, играющая с ним злую шутку. Он сел, подобрав под себя ноги. Взгляд выхватывал из темноты высокую фигуру, облачённую в простые одеяния. Не успев ничего предпринять, тень растворилась. «Показалось?», — вопрос долго блуждал в голове, сопровождая поиски «нечто». Но кроме золотистых цветов на месте ушедшего ничего не было найдено. — Как…? Тонкие пальцы мягко коснулись лепестков. Лёгкое прикосновение и слабое давление доказывало — настоящие. Цветы были настоящими. За пределами этого места они были обыденностью, но здесь — ещё ни разу не бывало Пустоши приобретать дивную красоту. Стройная фигура появлялась ещё несколько раз, пока терпение мальчика не сошло на нет: — Кто вы? — безбоязненно и наигранно равнодушно подал голос Алатус. «Видение» ничего не ответило, заинтересованно озираясь по сторонам. Спасительный уголок был заполнен мраком не до краёв — вокруг мальчика собирался слабый свет, которого едва хватало рассмотреть прибывшего гостя. Молодой и статный мужчина высокого роста, такие нечасто встречались среди местных. Он видел высоких людей всего пару раз — иностранцы, околачивающиеся по улицам Шанхая. Редкие распущенные волосы, прямой нос и тонкие губы — всё, что успел узреть Алатус издалека. Сегодня фигура не уходила. От непривычного напряжения уши заложило и молчание начинало нагнетать. — Кто? Мягкий, как бархат, голос непреднамеренно прервал говорящего. — Прошу прощения, но я сам этого не знаю. Это был явно не тот ответ, который Алатус ожидал услышать. Придуманный красочный бред о своём прибытии и цели нахождения во снах — вот что должно было высказываться сейчас. Но ни коем образом не незнание себя. — Вы серьёзно? — Вполне. Незнакомец сделал пару шагов навстречу, аккуратно присел подле пожирателя и приветливо улыбнулся. — Как я понял за время, проведённое здесь, вы — хозяин этого места. Возможно, я ваше творение или нечто иное, сам я этого знать, увы, не могу. Если хотите, могу рассказать, как оказался здесь. Янтарь. Мальчику казалось, глаза у мужчины, как настоящий янтарь. Неужели душа тигра играла красками во взгляде этого человека. В древнем Китае считали, после смерти душа хитрого и осторожного хищника попадает в землю и там превращается в солнечный камень. Теперь же она приобрела жизнь в существе, сидящем напротив владельца таких же глаз. Но сравнивать себя с кем-то Алатус даже и не думал — непременно проиграет. Отмахиваясь от нашедших мыслей, он более уверено заявил: — Было бы не плохо. Рассказ о непрекращающихся мыслях, до боли напоминающих мальчику его собственные, был первой лептой в отношениях, зародившихся между ними. Возможно, это видение взаправду породила его собственная фантазия или же внушение Госпожи, дабы сломать мальчика окончательно. В последнее верилось меньше всего. Слишком рьяно и независимо выглядел молодой человек. — Кажется, я вспомнил свое имя, — собеседник медленно склонился к росткам, природа появления которых была неизвестна. — Правда? Он медленно кивнул. — Моракс. Должно быть, меня зовут именно так. — Понятно, — мальчишка подпёр голову рукой, продолжая с интересом разглядывать человека. — А меня зовут Алатус. — Рад знакомству, — уголки губ, растянувшиеся в лёгкой улыбке, были быстро спрятаны за широким рукавом светлой рубахи. Тихий смешок.«Он насмехается над мной?»
Почему-то склизкие пальцы, едва ослабившие хватку, показались огромным облегчением, дав вздохнуть глубже.
— Наше знакомство выдалось крайне странным, — подметил Моракс, убирая рукав от лица. Пожиратель язвительно хмыкает, вставая размять ноги, — Скоро рассвет, и вы вновь покинете это место. Мальчик оборачивается, глаза с подозрением прищурились. «Рассмотреть бы его при свете дня.» Осекается. Не получится — твари быстро набросятся на него. Нечестно. Он заперт в первобытной темноте и должен тесниться с ними.«Должен ли?»
— Я не верю вам до конца. Не слушая мальчика, мужчина, продолжая улыбаться, задаёт спонтанный вопрос: — Возможно нам стоит перейти на «ты»? Алатус заправляет за ухо выбившуюся из копны волос прядь. Секундное молчание. — Возможно. — Буду ждать твоего возвращения, Алатус.Пальцы сжимают сильнее — напоминают о своём существовании, после ослабевают хватку.
Мальчик кивает. Не обращая внимания на мужчину, он постепенно укладывается на спину, скрещивая руки на животе и закрывает глаза. Надежда о том, что видение вскоре покинет его навсегда, остаётся лишь надеждой.***
— Моракс? Имя на выдохе звучит тревожно. — Но как? Умиротворённое лицо, волосы, собранные в тонкий хвост, подпоясанная рубаха — всё было незамысловато. От чего за гранью темноты в лучах восходящего солнца мужчина имел от части величественный или даже божественный облик? Возможно, мальчик рассматривал бы его дальше, но за мутным куполом не удавалось рассмотреть его лучше. «Кто он всё-таки такой?» — Мне было интересно, что находится за этим местом, — Моракс указывает рукой на Пустошь. — Тут очень красиво, не желаешь составить мне компанию? Пожиратель сглатывает слюну, после в пол голоса оповещая: — Не могу. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, ногти больно впиваются в кожу. В голове крутится множество мыслей, среди них ясно и отчётливо вырывается:«Нечестно»
Он жмурится, надеясь отогнать видение. Физических контактов между ними не было, лишь одни разговоры. Значит, Моракс — фальшивка, видение, или же кошмар, которому удалось непостижимым образом проникнуть в Пустошь.«Но он же…»
Не складывается. Все гипотезы логично опровергались, запутывая пуще прежнего. Сердце бьётся учащённо, стучит в висках. Велика вероятность — пожирателя пытаются затащить туда, дабы тени набросились не него. Он сам хочет причинить себе боль, создавая нереальную сущность, заманивающую его в ловушку. «Но откуда цветы?» Алатус жмурится сильнее, до вспышек в глазах.«Нечестно»
Поток мыслей прерывает касание. Чужая тёплая ладонь накрывает побелевшие костяшки рук, доказывая реальность человека, стоящего напротив. По спине пробегают мурашки. — Если тебе страшно переходить грань, можешь закрыть глаза и взять меня за руку. Я проведу тебя, — бархатный, как мёд, голос застилает уши. Пожиратель мнётся, ничего не отвечая.«Он настоящий…»
— Не бойся, Алатус. «Я не боюсь, — мысленно отвечает мальчик, переминаясь с ноги на ногу» Комфорт. Вот, что было главным для него в этой ситуации. Пустошь обволакивала своей чернотой, закрывая от света мира за гранью, забирала остаток сожалений о невозможности прогулок среди раскидистых полей. И самое главное — спасала от кошмаров. С появлением же Моракса солнечные лучи все ярче пробивались сквозь призрачный купол. Теперь мужчина мог любоваться всем, что создал Алатус для себя. «И пусть…» Мальчик глубоко вздыхает, сосредотачиваюсь на ощущениях рук. — Н-нет. Пожиратель готов отбиваться: впиться зубами в плоть, оттолкнуть, проснуться. Но напора не следует. Мужчина треплет его по голове и отступает. Сквозь приоткрытые ресницы просматривается рубаха мужчины. — Как скажешь. Если захочешь — присоединяйся. Кулаки разжимаются — ногти почти до крови разодрали кожу. Моракс больше не прикасался к нему.«Нечестно»
Склизкие пальцы надавливают на горло сильнее.
***
Они встречаются каждую ночь, зачастую молча проводя время с друг другом. Мальчик изредка рассказывает о мире за пределами Пустоши, какие места Моракс может навестить. Сухо и кратко — как и учили. Без лишних слов, лишних эмоций, ненужных телодвижений. Даже в полном одиночестве он соблюдал правила, болью высеченные на душе. Цветов с каждой ночью становилось всё больше. Миниатюрные участки, а дальше полноценные поляны заполняли Пустошь. Вместо неосязаемого пола была трава. Купол тьмы становился тоньше. — Алатус. Мальчик немного вздрагивает, отрываясь от рассматривания молодых ростков. Переводит взор на позади сидящего рослого мужчину. — Я подумал. Ты можешь попробовать пройтись по Пустоши вдоль грани, а я буду за ней.«Снова он за свое…»
В этот раз предложение выглядело привлекательней, чем в прошлый. — Если не хочешь, то я не настаиваю.«Хочешь?»
Желаний не было. Их не могло существовать во приоре. По точным указаниям жилось гораздо проще: ты чётко знаешь требования хозяина. Обычные нужды, как жажда и голод, Алатус утолял в мелких количествах, не было возможности иначе. Последним, скорее, самым сильным желанием было не переходить черту. Но больше ничего. Госпожа постоянно раздавала дальнейшие указания в работе, не давая высказывать своё недовольство или другие мысли. Всё при себе пожиратель держать не мог, поэтому убивал любые желания, возникавшие на корню. От этого слово «хочешь», так сильно звенело в ушах. Взгляд бегает из стороны в сторону. Длительное время вопрос остаётся без ответа, пока едва слышное «давай» не вырывается из уст мальчика. — Хорошо, — Моракс кивает, протягивая руку пожирателю. Чуть привстав, Алатус хватает её. Ладонь отдает жаром ледяному телу. Он все ещё к этому не привык. Ведомый Мораксом Алатус не отрывает взор от приближающейся грани света. Пальцы разжимаются — мальчик останавливается в нескольких метрах от спасительной черты, мужчина проходит дальше. — Пойдём? Шаг за шагом они медленно продвигаются вдоль границы. Мужчина сложил руки за спиной, отвёл голову в сторону, не давая возможности узнать подлинный цвет глаз Алатусу, постоянно рассматривающего его.«Хочешь…»
С этой ночи начались их прогулки. От части унылые, наполненные отдалённым пением птиц и шёпотом кошмаров. Но именно из-за них мальчик стал чувствовать себя немного лучше. Рядом с Мораксом забывались реалии того мира, утопии становились явью.***
Утро встретило прохладным дуновением ветра сквозь приоткрытую форточку. Свинцовые веки лишь немного приоткрылись, позволяя оглянуться вокруг. Тот же белый ободранный потолок, сырые стены и макушка Куан Го под боком. Назойливые тени вполголоса угрожают о расплате, склизкие руки душат чуть сильнее. Алатус моргает — пытается прийти в себя. Как всегда не помогает. Мальчик сжимает и разжимает онемевшие кончики пальцев, сглатывает слюну и пытается приподняться на локтях, не задев спящего. Голова немного кружится, ноги сводит судорога; брови сходятся на переносице, рот приоткрывается в немом крике — прошлый кошмар был особенно сильным и действовал до сих пор. Такие клиенты Алатусу нравились меньше всего — загнанные в угол собственным страхом, причиняли вред сами себе. Тело продолжает ныть, в груди перехватывает дыхание — пожиратель начинает задыхаться. Куан открывает сонные глаза, потирая их. Место Алатуса вновь пустует, отдавая едва ощутимым остатком тепла. «Вновь убежал раньше всех» — думает юноша, опечаленный укладываясь обратно на дырявый матрас. Пожиратель стоит под дверью в дом, судорожно разглаживая помятую от сна рубашку. Сердце бешено бьётся, громкое дыхание режет уши, глаза слегка прикрыты, лицо остаётся невозмутимым. Никто не должен видеть его слабым и беспомощным, особенно люди жившие длительное время рядом с ним.«Не заметил»
Алатус закатывает рукава, умывает лицо дождевой водой из таза. Прислушивается к округе. Сегодня четверг, в этот день Госпожа приходит лично отдать приказы. Появлялась она рано утром, не лишая себя права высказать язвительные комментарии в сторону мальчишек. Неспешные шаги позади — она пришла. — Алатус, — надменный голос окликает его. Горло в момент встаёт комом, плечи распрямляются, взгляд устремляется на пол. Каждый её приход нёс за собой тяжесть будущей работы, с каждым разом сложнее и сложнее. — Слушаю, Госпожа, — он подходит к ней на пару шагов, склоняясь в приветливом поклоне. Она выжидающе смотрит — пожиратель чувствует это. — У нас особо важный клиент, поэтому будь готов провести чайную церемонию. — Слушаюсь. — Шествие произойдет ближе к вечеру, я думаю, ты успеешь привести себя в порядок. Он отступает, всё ещё воздерживаясь от зрительного контакта. Женщина хмыкает, удаляясь в дом. Ещё несколько секунд мальчик стоит в поклоне, рассматривая стекающие по своим рукам капли воды.«Особенный…»
Такими клиентами хозяйка называла или иностранцев-бизнесменов с большой суммой денег, или вельмож из богатых семей Китая. Чайная церемония проводилась в обоих случаях — показать мастерство и увеличить ценность пожирателя в глазах заказчиков. Обучала этому ремеслу мальчика сама Госпожа, также следя за его речью и манерами. Любое непослушание или нарушение каралось, от чего Алатус быстро всё усвоил. Цена игрушки росла с его же возрастом и приобретёнными навыками. Хозяйка явно собиралась поставить Куан Го на будущее обучение мальчика по соблазнению мужчин. Она вскользь упоминала услуги, которые Алатус в силу своего возраста пока не предоставляет, но через год или два может начать. От этого мальчика бросало в холод. Он до сих пор помнил единожды съеденный кошмар Куана: першило в горле каждый раз, как только речь заходила о взрослой работе. Предоставлять услуги такого характера было страшно. Вечером того же дня нежно-голубое ципао облегало плечи пожирателя, символизируя начало новой работы. В этот раз заказчиком был пожилой господин, одетый в красное ханьфу, препоясанное черным поясом. Подле него сидели две женщины, постарше — возможно, жена, моложе — дочь. Они все молча сидели за небольшим столиком посреди гостиной, наполненной жёлтой и золотой колористикой, внимательно наблюдая за чайной церемонией, проводимой Алатусом. На бамбуковом чайном подносе были аккуратно расставлены пиалы. Фарфоровая посуда была прогрета и сполоснута кипятком, мальчику оставалось положить пару грамм чая и помыть его от пыли в пустом чайнике. Через сито он разливает воду по пиалам. Повторяет действие, только на сей раз он предлагает чай господам. Когда с уст заказчика слетают похвальные слова, притворная улыбка растягивается на лице мальчика. Госпожа довольна таким раскладом — сверкает глазами из-под полуприкрытых век. Господин начинает рассказ о своих кошмарах, не вдаваясь в подробности, и наспех высказывает предположения, от чего они могли появиться. Скоро мальчика ведут по расписным коридорам вдоль маленьких окошек в спальню. Антиквариат, мягкие перины, позолоченные вазы не вызывают у Алатуса интереса: слишком часто они мелькали перед глазами, утратив свою ценность. Зайдя в комнату, его взгляд цепляется за фигурку тигра, стоящую на прикроватном столике.«Моракс»
Первой ассоциацией стал именно он. В бодрствующее время у мальчика не было времени на мысли о прибывшем в его утопии незнакомце. Но почему-то именно здесь и сейчас имя мужчины крутилось на языке. Янтарный ли цвет глаз у того человека, мальчик сказать точно так и не мог. Алатус и хозяйка сидели в покоях, ожидая отлучившегося на пару минут господина. — Этот клиент пожелал, чтобы ты остался на всю ночь, — холодно оповещает женщина. — Но не забывай, что завтра днём ты должен сопровождать меня на собрание. — Слушаюсь, — шепчет пожиратель, кивая. Дверь открывается, в спальню заходит несколько человек. Мужчина в возрасте и кто-то за ним, мальчик не может понять кто — обзор преграждает Госпожа. — Прошу прощения, забыл вас предупредить, — пожилой Господин оборачивается вполоборота, открывая обзор на человека, стоявшего позади него. Златоглазый двинется чуть вперёд и млеет: умиротворённое лицо, волосы, собранные в тонкий хвост, рубаха, препоясанная поясом — всё было незамысловато. — Мой старый друг хотел бы поприсутствовать на ночном шествии. Уж больно любопытно ему, как вы справляетесь с проклятыми тенями. Вы были бы не против? — Конечно же нет, — хозяйка мягко улыбается. — Как славно. Прошу, проходите, любезный друг. Молодой статный мужчина высокого роста склоняется в лёгком поклоне.«Возможно, я сплю?»
Мальчик точно мог заявить — у новоприбывшего человека глаза были, словно янтарь в лучах ослепительного солнца.Пальцы сжимают горло с утроенной силой.
Незнакомец подымает голову, глядя на Алатуса. Сложно поверить, но это было явью — мальчик сильно ущипнул себя. В следующие мгновенья звук как будто пропадает — уши больно закладывает. До пожирателя доносятся лишь остатки фразы, брошенные молодым человеком: — Чжун Ли, можете обращаться ко мне по имени.