Обмен

— Чайлд, Тарталья... — Низкий голос остановился, погружая комнату в тишину. — Аякс...? Чайлд резко сел в кровати, оглядываясь по сторонам. Он встретился взглядом с парой янтарных глаз, спокойно изучавших его лишь с тенью интереса. Предвестник попытался спросонья осмыслить происходящее, но в раскалывающейся голове было пугающе пусто. Открыв рот, чтобы спросить что-то, он сразу закрыл его, после чего вновь открыл, желая задать новый вопрос, пришедший в голову. Повторив это несколько раз, он остановился на одном вопросе и выдал краткое: — Где Сяо? Чжун Ли не отвечал. Он, откинувшись, сидел в кресле, молча обдумывая что-то своё. — Аякс... Это твоё истинное имя, да? — Откуда ты... — Чайлд, Тарталья, Аякс... — Неторопливо повторил себе Чжун Ли ещё раз, застывая на несколько тяжёлых секунд в раздумьях, отрешенно глядя в пустоту. — Этими именами называл тебя Сяо, когда просил остановиться. У Тартальи будто ударом воздух из груди выбило. Он с минуту ошарашенно смотрел в одну точку, после чего вновь, уже агрессивнее спросил: — Где Сяо?! Чжун Ли глубоко вздохнул. — Что с ним?! Что происходит?! Почему... — Тарталья не мог закончить ни одного вопроса, лишь испуганно высыпая их на Архонта. Чжун Ли молчал, выжидая, пока Тарталья не прекратит. — Отвечай! Архонт поджал губы, прищурившись. — Сяо в ванной. И я рекомендую тебе подумать, прежде чем стучаться туда. Тарталья почувствовал, как под кожей начинает собираться покалывающая холодом тревога. — Что вчера произошло? Край губ Чжун Ли приподнялся, но тусклые глаза всё ещё были пугающе спокойными. Он ещё раз молча смерил Предвестника взглядом, после чего закинул ногу на ногу, принимая расслабленную позу. — Ты использовал свою трансформацию и свой глаз порчи. — Почему я ничего не помню?! Архонт хмыкнул, выдерживая долгую паузу. — Скажи, что произошло! — Ты принудил его. — Чжун Ли замолчал, всё ещё смотря в потолок. — И вопрос который я хочу тебе задать — ты это был, или нет? Сердце Тартальи пропустило удар. — Ч... что... — В глазах внезапно помутнело. Комната поплыла, а тело, потяжелевшее бесполезной тушей, перестало слушаться его. Всё будто замедлилось, проносясь мимо невыносимо быстро. —...Атуи используют останки богов, погибших в войне Архо... – Голос на краю сознания что-то объяснял ему, но удары собственного сердца заглушали его. —...аза Порчи, который повлиял на работу твоей трансформации, хоть она и была получена в безд... — Дыхание перехватило, всё что он слышал — сбитые попытки вдохнуть и глухое биение в ушах. —...счастливому или нет совпадению, твой Глаз Порчи содержал силу именно того Архонта, который держал в плену Сяо, из-за чего ты... — Я... Удар. Ещё один. Тарталья услышал тихий смех, лишь спустя несколько секунд осознавая, что он принадлежит ему. Биение сердца было почти болезненным, хотелось вырвать его и выбросить куда подальше, чтобы не мешалось. — Почему ты не остановил меня? Чайлд не услышал ответ. — Тебе просто нужно использовать трансформацию рядом со мной, и нас отпустят? — Если верить Мораксу... — Чайлд недоверчиво покосился на Чжун Ли, стоявшего в другом конце комнаты, выжидающе смотря. Сяо напряженно прикусил губу, и, вздохнув, опустил голову. — Чайлд... — Он избегал зрительного котакта, виновато отворачиваясь. — Я знаю, я не должен... Я... — Адепт остановился, пытаясь собраться с мыслями. — Я знаю, это неправильно, но... Прошу, если ты не сможешь остановиться по собственной воле, если тебе плевать на Моракса, то дай это обещание хотя бы ради меня. — Сяо заставил себя поднять голову, встречаясь глазами с Тартальей. — Не пытайся навредить ему. — Он снова отвёл глаза, понижая голос так, что шёпот стал едва различим. — Как бы я ни ошибался, каким бы глупым ни был, я хочу сохранить в сердце надежду на то что он достоин жизни. — Сяо... — Нет, молчи. — Адепт перебил его, судорожно пытаясь выравнять дыхание, сбитое от волнения. — Я хочу остаться с тобой, когда мы выберемся отсюда. Я... — Он запнулся, неловко перебирая пальцами. Беззвучно шевеля губами несколько секунд, подбирая слова, он раздраженно вздохнул. — Я не знаю слов любви и не смогу сказать их тебе. Однако я слышал мольбы и сам не раз умолял, поэтому я прошу: оставь Моракса. Я не смогу смотреть в глаза его убийце. Как бы сильно моё сердце не билось рядом с тобой, оно всё ещё бьется лишь благодаря ему. — Я... — Чайлд удивленно смотрел на Сяо несколько секунд, прежде чем, взять себя в руки. — Обещаю. — Стиснув зубы, он принял благодарный кивок Сяо, отворачиваясь, чтобы подойти к Чжун Ли. — Мой глаз порчи. — Чайлд выжидающе протянул руку. — Без него трансформация не активируется. Чжун Ли холодно улыбнулся, протягивая ему фиолетовый амулет, но как только Тарталья попытался его взять, Архонт схватил его за руку, притягивая к себе, и понизил голос до угрожающе-тихого шёпота. — Я настоятельно советую тебе подумать над тем, хочешь ли ты использовать свою побрякушку против бога... — Да понял я, понял! — Тарталья раздраженно отдёрнул руку, вырываясь из цепкой хватки. — Больно надо мне тебя калечить, если ты сам сказал, что поглазеешь и отпустишь. Чжун Ли вновь ответил улыбкой, из-за которой всё внутри похолодело. Скрипнув зубами, Тарталья запрокинул голову, разминая шею. Фиолетовый амулет приятной тяжестью лежал в руке, слегка грея её, посылая лёгкие импульсы электричества, будто призывая скорее его использовать. Чайлд нервно усмехнулся. Чувство недосказанности не покидало его, покалывая недоверием изнутри. Что могло придти в голову этому Архонту? Не отпустит же он их так просто. Быть может он подменил его глаз Порчи на какой-то механизм, и теперь, если его использовать, он убъет обладателя? Впрочем, какой смысл Чжун Ли его так просто устранять... — Я... Я должен оставаться здесь? — Послышался тихий голос Адепта. Точно, Сяо... Что если Чжун Ли хочет сломать его, устранив Чайлда? Предвестник нервно облизнул сухие губы, следя за тем как фиолетовые искры вокруг Амулета начали собираться в без труда различимые молнии, нетерпеливо сверкающие вокруг него. — Ты можешь уйти, но... — Низкий голос сделал паузу, усмехаясь. — Я думаю, ваши с Тартальей слащавые отношения достаточно... Человечны, чтобы ты захотел остаться рядом с ним. Ему будет тяжело после превращения, так ведь? — Господи, заткнись уже... — Прошипел Чайлд, понемногу ощущая, как всё тело напрягается, кровь начинает бурлить, будто закипая в сосудах, а из горла рвется неестественный, злой рык дикого зверя, котрый он ещё пытается сдерживать. Чувствуя легкую неловкость, ожидая, пока тупое и жестокое желание сражения заполнит сознание, он бросил взгляд на Сяо, будто стараясь отвлечь себя его чертами. Адепт, как всегда, был, не столько красивым, сколько привлекательным в другом, более осмысленном понимании этого слова. Его тело не выглядело сформировавшимся и сильным, как у взрослого мужчины, на нём нельзя было найти прелестей, как на пышной женщине, наоборот, слегка по-подростковому выпирающие кости и странное, миниатюрное телосложение могли отпугнуть, а лицо, вечно выражавшее то ли страх, то ли раздумия, то ли злобу, добавляло его образу пугающую нервозность. За что же Чайлд любил его? Внезапно вопрос, ответ на который он хотел себе напомнить, врезался в сознание. А за что? Нет, ну не только за внешность же любят. Главное — душа, характер. Сяо может казаться агрессивным, сварливым, неприятным и эгоистичным, но ведь это лишь последствия всех тех ужасных событий, и, если помочь ему, то вместе они преодолеют кошмары Адепта, вырвутся, и Тарталья поймёт, что любит он не "почему", а "для чего", то есть для будущего Сяо, для того, кто покажется из-под маски и... Сяо был напуган. В жёлтых глазах читался необъяснимый страх, заложенный где-то в инстинктах, страх той степени, что, казалось, Адепт вот-вот сорвётся и сбежит. В последний раз Тарталья видел его таким, когда Сяо очнулся, вспоминая, что предлагал Чжун Ли убить Предвестника. Чайлд долго успокаивал Адепта, говорил, что понимает, что тот был напуган, а Сяо лишь плакал, извинялся, шептал, что не хотел... Тарталья вновь и вновь повторял, что любит его, что не навредит ему, что всё закончилось... Так почему Тарталья его любит? Он сам не понял, в какой момент его руки оказались на плечах оцепеневшего от страха Адепта. Лапы чудовища поглаживали Сяо, прощупывая выпирающие из-под тонкой кожи кости. — Певчая птичка, почему ты молчишь? — Внезапно на языке появились чужие слова, хриплый и низкий незнакомый голос вырвался из глотки. Сяо крупно дрожал, в остекляневших глазах Чайлд увидел отражение незнакомой ему твари, что тянулась к Адепту. Губы Сяо внезапно зашевелились в тихом шёпоте. "Отпусти" беззвучно срывалось с них, Сяо будто надеялся, что Чайлд услышит его, а монстр, что сжимает тонкое тело, нет. За что же он его любит? За мгновения, в которые гордый адепт, склоняясь, просит помощи? Кто-то пронзительно кричит, часть сознания понимает, что это Сяо, видит разодранную шею и слёзы, градом катящиеся из широко распахнутых медовых глаз, но другая часть чувствует кровь на языке, облизываясь, чтобы вонзить зубы в плоть ещё раз. Густые, тёмные капли сбегают по молочно-белой коже, соприкасаются с его подбородком, текут по губам и шее, кажется, зубы уперлись в кость, поэтому он отпускает, чуть отстраняясь, чтобы осмотреть плечо и ключицу, истекающие кровью. "Прошу, отпусти, это не ты, я знаю, прошу..." За что же он его любит? За слабость? За беспомощность раненого зверя? — Певчая птичка, мы так давно не виделись... Ты, быть может, видел меня в чужих чертах, в кошмарах, в потаённых уголках своей, — грубая, короткая усмешка слетела с губ, искривленных в неестественной улыбке — если её можно так назвать, души. Но увидеть меня здесь ты не ожидал, так ведь? Взгляд Сяо метался по комнате, Чайлд понял, что Адепт пытается найти Моракса, найти хоть что-то, что защитит его. Руки спускались по слабому телу, оставляя царапины, из которых сочилась кровь. Сяо корчился от боли, пытался вырваться, но когти лишь сильнее впивались в кожу. Неестественно длинный язык слизывал алые капли, оставляя мерзкую влагу слюны на жгучих ранах. Адепт не мог отдышаться, при каждой попытке вдохнуть его тело дергалось в судорогах. — Тарталья, п...пожалуйста, я... Это не ты, это... — Тише, тише, ты же знаешь, я делаю это ради тебя... — Руки чудовища остановились на бёдрах, сжимая их, но не царапая, лишь поглаживая, ощупывая. — Он бы не отдал мне своё тело, если бы не хотел тебе навредить. Так за что же Тарталья его любит? Если они будут свободны, если Сяо будет не о чем страдать, будет ли какой-то Предвестник из чужой страны ему нужен? — Я не понимаю... — Он слышит отчаянный шёпот Адепта, дрожащий голос, плач... — Ты способен любить лишь своих спасителей. Но что если тебя будет не от чего спасать? — Внезапно голос, которым он говорил, приобрёл знакомые ноты. — Он будет спасать тебя от себя самого. Как и я когда-то. — Чудовище наклонилось к уху Адепта, обдавая горячим воздухом. — Такая вот у тебя судьба. И в тот же миг все чувства вернулись к Тарталье. Тело, что секунду назад двигалось само по себе, вновь слушалось его, губы, что произносили чужие слова, вновь были привычно сжаты, руки, что всё ещё сжимали бедра Адепта, чувствовали чужое тепло под пальцами... — Чайлд? Они молча смотрели друг на друга. Никогда Сяо не казался ему таким красивым как сейчас, когда в покрасневших глазах ещё поблескивала надежда, смешавшаяся со слезами боли. Губы сами оказались на алых щеках, сами начали в порыве нежности сцеловывать слёзы, сами столкнулись с чужими, сливаясь в долгом, мокром поцелуе. Сколько бы Чайлд отдал, чтобы на этом его воспоминания обрывались... — Чайлд, стой! Ему понадобилась всего одна рука, чтобы перехватить за щиколотки тонкие ноги, поднимая, оглядывая Сяо сзади. С легким треском он откусил когти двух пальцев, выплевывая их на пол. Адепт начал ёрзать, стараясь высвободиться, на что Чайлд лишь крепче сжал его ноги. Пальцы были приставлены к губам Сяо, с которых тонкой струйкой сбегала кровь. — Соси. Из горла Адепта вырвался стон, надрывный и протяжный, он был похож на предсмертный крик птицы, которой сломали крылья. В следующую секунду его язык уже обвивал толстые пальцы, нарочито широко растягивавшие тонкие губы, разводившие их в подобии улыбки, чтобы свести обратно, толкаясь в глотку. Сяо пытался дышать через нос, давился собственной слюной, стараясь сказать что-то, пока Чайлд зажимал его язык, играясь с ним, иногда вытаскивая изо рта, чтобы потом затолкать обратно. Обрубки когтей царапали нёбо, вязкая слюна вытекала изо рта, смешиваясь с кровью, дышать становилось всё трудней, а чудовище всё игралось с ним. Лишь когда в глазах начало темнеть, Сяо почувствовал, что пальцы пропадают изо рта. — Тарталья, пожалуйста... — Не было смысла делать вид, будто он не знал, что будет дальше. Ему не было больно, когда пальцы вошли в него, растягивая, когда зубы монстра вонзились в ещё целое плечо, когда кровь потекла по его руке, ему стало больно лишь когда Чайлд посмотрел на него. Его глаза ни капли не изменились. Всё те же синие, глуповато-веселые, они смотрели на него с нежностью, с той же, с какой смотрели, когда Предвестник успокаивал его. — Аякс... Его уже насаживали на нечеловеческих размеров член, распиравший его изнутри, вырывающий из горла отчаянный крик. Внутри была лишь головка, Предвестник почему-то не торопился, однако боль уже пронзала всё тело, Сяо сделал попытку вырваться, выскальзвая из чужих рук, падая на кровать, сдвигая ноги, закрываясь от Чайлда. Чудовище остановилось, внимательно рассматривая Адепта. В синих глазах мелькнуло сомнение, на секунду Сяо показалось, что сейчас Аякс отпустит его, извинится, успокоит, он был готов поверить во все оправдания, лишь бы Чайлд снова обнял его, но в ту же секунду Предвестник раздраженно схватил тонкие ноги, разводя их, будто хочет оторвать от тела. — Я увидел его воспоминания. Твоего предыдущего хозяина. — Тарталья указал на Глаз Порчи, не отводя взгляда от Адепта. — Тебя днями могли использовать вместо туалета. — С неожиданной злостью в голосе зашипел он. — Тебя рвали, били и пытали, а ты и слова против не говорил. Из твоего тела сделали игрушку, ты почти разучился говорить к концу правления того Архонта. — Чайлд наклонился над Адептом, под маской монстра было сложно увидеть что-то кроме глаз, но из-под неё слышалось тяжёлое дыхание. — Скажи, Сяо, насколько сильно нужно испугаться, чтобы возжелать убить единственного, кто может помочь тебе забыть об этом? — Чайлд вновь приподнял маску, демонстрируя искаженный в улыбке рот, из которого показался длинный, тёмный язык. Пасть чудища накрыла тонкую шею у сонной артерии, зубы царапали кожу, грозясь распороть. Казалось, весь мир замер, выжидая, пока Чайлд не вырвет из горла Адепта кусок мяса, пока Сяо не истечёт кровью, пока его тело не расслабится, обретая долгожданный покой... Он плакал. Не рыдал от боли, не кричал, не просил остановиться, он лишь тихо всхлипывал. Тонкие руки, что отчаянно сжимали простыни, вдруг переместились на плечи монстра, с трудом обхватывая их. — Прости... — Сяо, горделивый, заносчивый Адепт, переживший то, что не пережил бы никто, плакал, будто ребёнок, неумело пытаясь обнять его. — Прости, Аякс... Они замерли. Горячие слёзы текли по красному лицу, Адепт подался вперёд, пряча их в теле чудовища. Оставив алую каёмку на бледной шее, монстр отстранился, тяжело вздыхая. — Посмотри на меня, Сяо. — Медовые, отливающие кроваво-алым глаза, в ту же секунду устремились к нему. В них отражалось всё: века агонии, пролитые слёзы, отчаяние сломанной куклы, преданность, но, вместе с этим, горела в них и надежда, теплая, верная, она вытекала из его глаз размазаными каплями. Чайлд не заметил, как его губы начали сцеловывать соленые слезы с чужого лица. Касаясь влажных дорожек, будто пробуя чувства Адепта на вкус, он, казалось, не мог оторваться, наслаждаясь каждой каплей. — Ах, Сяо, стану ли я злодеем, если один раз сделаю то, что они делали каждую ночь? — Он отстранился, вновь заглядывая в горчичные глаза — И стану ли я героем, если потом спасу тебя от себя самого? — О чем ты... И в ту же секунду ноги Адепта вновь были разведены, царапая бедра до крови, Чайлд упивался отчаянными криками, что заполняли комнату, пока он входил в Сяо. Тарталья наверняка порвал его: тело монстра было в три раза больше привычного, человеческого, но, чем сильнее его пытались оттолкнуть, чем болезненнее были крики, тем увереннее он натягивал на себя Адепта. Тонкие руки пытались остановить чудовище, запекшаяся кровь на них смешивалась с новой, текущей с плеч, на что Чайлд лишь схватил одну из них, сжимая в своей ладони. Пронзительный, звериный крик заглушил хруст, с которым ломалась плечевая кость, и не было в ту секунду музыки, что была бы приятнее, чем этот звук. Сяо лишь забился сильнее, будто бабочка, пойманная в ладошки ребёнка, что пытается выпорхнуть, он трепыхался, повизгивая от боли, пока Чайлд медленно двигался в нём. Почти одного диаметра с его ногой член проникал в него, выпирая сквозь натянутую кожу, покрытую венами. Будто все внутренности были подвинуты по воле Тартальи, который нещадно растягивал его, постепенно ускоряясь. Глаза, что раньше так нежно смотрели на него, теперь бегали по телу, оценивая кровоподтеки, ища живое место, чтобы впиться в него зубами, дразня надеждой на быструю смерть, легко покусывая, чтобы отпустить, перемещаясь к следующему. Шея, грудь, ребра, руки — всё было покрыто следами, налившимися кровью. Чайлд перехватил Адепта, обхватывая его талию, чтобы толкнуться внутрь, уже до конца входя, ударяясь об исцарапанные бедра Сяо. Огромная ладонь легла на сломанную руку Сяо, чтобы поднять её и положить на место, где член монстра выпирал заметным бугорком. Послышался стон боли, Адепт мог лишь беспомощно смотреть на то, как его рука обмякает, не в силах пошевелиться. Тарталья же, усмехнувшись, начал двигаться, сначала аккуратно вынимая член, оставляя внутри около половины длины, а потом со шлепком вгоняя его внутрь, наслаждаясь тем, как при этом дрожит слабое тело, сжимаясь вокруг него ещё сильнее, отвергая. — Твоё тело всё ещё пытается бороться... — Он, улыбаясь, как он улыбался поверженным врагам, провел по груди Адепта рукой, оценивая свежие укусы и царапины. — Ты можешь сдаться. Ты умеешь это делать, я знаю. — Доверительно, издевательски-мягко, он взял свободную руку Сяо в свою, переплетая короткие человеческие пальцы с толстыми чудовища. Ладони Адепта всё ещё были холодными, как у мертвеца, на что он лишь сильнее сжал их, то ли желая согреть, то ли пытаясь стереть в порошок. Внезапно кончики ледяных пальцев коснулись гигантских рук. Прикрыв глаза, стараясь мерно дышать — каждый вдох с трудом давался ему — Сяо держался за руку Чайлда, будто утопающий за соломинку. Лицо под маской вновь расплылось в улыбке. В ту же секунду Чайлд начал вбиваться в тонкое тело, быстрые, рваные толчки становились с каждым разом всё проще: кровь служила отличной смазкой. Тарталья слышал, как Адепт кричал его имя, однако пошлое хлюпанье их тел заботило его куда больше, особенно когда Сяо так отчаянно сжимал его руку. Ему не нужно было много времени, чтобы кончить. Приятное ощущение разлилось по венам, пульсируя кровью в ушах. Его отвлекли лишь тихие хрипы Адепта, который слабо, с трудом двигаясь, пытался отползти. — Тебе не понравилось? — Сяо вздрогнул, замирая. — Не волнуйся, скоро ты сможешь поплакать мне об этом. С этими словами Чайлд схватил немощное тело, переворачивая его, осматривая сзади. Бледная, ещё не опороченная кожа бёдер в ту же секунду загорелась алым после шлепка. Из мест, по которым попали когти, засочилась кровь — Тарталья тут же припал к ним губами, слизывая её. Адепт почти перестал двигаться, одна из его рук пыталась упираться в простыни, хватаясь за них, однако и она вскоре расслабилась: лишь пальцы всё ещё впивались в побагровевшую ткань. Может быть Сяо ещё пытался стонать его имя, но Чайлд слышал лишь собственный рык, с которым он входил в Адепта, вновь, уже не давая ему времени привыкнуть, начиная вбиваться в ослабшее тело. Он не знает сколько времени прошло, сколько оргазмов он получил, Сяо быстро обмяк, прекращая сопротивляться, оставляя чудовищу своё тело. Почему-то таким, безжизненным, не сопротивляющимся, Адепт не казался ему красивым, Чайлд помнил, как пытался разбудить его ударами, однако Сяо так и оставался тряпичной куклой в его руках. Он не помнит, как потерял сознание, однако последнее, что он видел перед этим — остекляневшие, распахнутые в ужасе глаза, смотревшие сквозь него. — Сяо! Придурок, открой же! — Чайлд колотит злосчастную дверь, с каждым ударом волнение всё быстрее и быстрее начинает обгладывать сердце. Он чувствует на себе взгляд Чжун Ли, чувствует на коже холод страха, бегущего по ней мурашками, чувствует, как ноги подкашиваются, отказываясь держать его, когда дверь распахивается, и... В Снежной Чайлд часто бегал купаться на речку. Холодные брызги воды разлетались, казалось, по всей деревне, когда он с разбегу прыгал в бегущий поток, чтобы потом ещё полчаса фыркать, отплевываясь от воды, затекшей в нос. Плещась, вытаскивая со дна причудливые завитки речных ракушек, прячась под водой от мух, он мог часами не вылезать из реки, неохотно выходя погреться только после взволнованных упреков матери о синих губах и пропущенном обеде. Тёплым, родным ароматом его встречали мамины руки, заворачивавшие его в махровое полотенце, завязывавшие его вокруг шеи... У Сяо тоже было полотенце вокруг шеи. С тонких рук стекала кровь, правая рука была неестественно изогнута. Раны выглядели так, будто на него напал дикий зверь. Из приоткрытого рта вывалился язык. По внутренней стороне бёдер бежала струйка спекшейся крови, смешанной со спермой, останавливаясь только у лодыжек. Лицо было слегка синеватого оттенка. Полотенце было развязано, сильные руки подхватили чуть не упавшего Адепта, теперь безжизненно лежащего в них. Чжун Ли положил на глаза того, что когда-то было Сяо ладони, закрывая их легким движением. Архонт молча вынес тело Адепта из ванной, укладывая его на простыни, всё ещё пропитанные его кровью. Чайлд молча смотрел на то как Чжун Ли возвращается в ванную, чтобы помыть руки, после чего направляется к выходу из комнаты. — Куда ты... — Я разве не говорил тебе? Ты выполнил свою часть сделки, а значит ты свободен и можешь покинуть эту комнату. Они молча смотрели друг на друга пару секунд. По щекам Тартальи бежали слёзы, он не понимал, почему он плачет, казалось — секунду назад у него была причина, но он забыл её. Мозг отказывался осмыслять произошедшее. — Я останусь здесь. Чайлд услышал чей-то голос. Он обернулся, чтобы найти того, кто произнёс это, с надеждой посмотрел на изуродованный труп, обыскал взглядом всю комнату, и лишь потом осознал, что этот голос был его.