Больно не будет

Пьетро неоднократно задавал себе вопрос: что такое счастье? В разные периоды жизни ответ, конечно же, менялся: в детстве это был мамин черничный пирог и новый выпуск мультсериала, после комнатой, в которой можно было вести спокойную жизнь, оставляя работу, скинутую на сверхлюдей, за дверью. После счастье стало сиять языками пламени из камина, освещая белую кожу и зазвучало тонким, певучим голосом. Оно смотрело обесцвеченными глазами с жёлтым пятнышком, имело вкус мятного бальзама для губ, было податливым в его руках и неизменно нежным. Весь смысл жизни перенесся на девушку, которая смогла захватить мысли и заставить радоваться двум полоскам на тесте, жизнь с которой обещала быть тёплой и семейной, полной взаимопонимания. А потом все покатилось в ад. Мужчина молил бога, проклинал, но все было бесполезно. Его беловолосая фурия не оправилась от потери и вскоре ушла вслед за дочерью, как был уверен весь мир. Максимофф клялся себе, что если бы только был способ снова быть рядом с ней... Он все простил бы, все понял, лишь бы снова слушать глупые старые баллады и обнимать почти всегда холодное тело, по которому текла опасная сила. Но когда Лекс вернулась... Ярости подобной этой в жизни спидстера не было. Три года он заставлял себя жить дальше ради сестры, уверенный, что его невеста отправилась к предкам, а та спокойно провела десять лет в другом мире и почти вышла замуж. Тихий голос, именуемый здравым смыслом, говорил: ей было больно, возможно, куда больнее, чем ему, она пыталась жить дальше, оказалась сильной и смогла не опустить руки, только вот эго и обида легко перекрывали любые мысли. Пьетро был уверен, что с каждым днем ему будет становиться все легче, но ненависть лишь росла, заполняя собой каждую клеточку его тела и лишь когда девушка напомнила, что она больше не безобидный ребёнок стало ненадолго легче. В момент, когда он понял, что не способен шевелиться, инстинкт самосохранения проснулся с неожиданной силой. Сомнений не было — убьёт, если захочет. Возможно, убила бы ещё за ту первую пощёчину, если бы не общая на двоих теперь уже врагов любовь к ведьме из Заковии. В ставших более тёмными глазах поселились такие холод и равнодушие, что даже не чувствительный ко многим вещам Вижн начал упорно избегать девушку. Сам андроид, правда, предпочитал объяснять это иначе: камень в его лбу штормил от присутствия рядом слишком большого количества умбры, к тому же от девушки словно несло странной магией из-за того, что она взаимодействовала с неким Ларцом. Жизнь поворачивалась так круто, что, казалось бы, резче уже не станет. Стало. — Идиотка! — орал он, прижав исхудавшую после визита к Учителю девушку к платформе на башне Старка. То, что они оказались там одновременно, было чудом внимательности Джарвиса, следившего за перемещениями полукровки. Не скажи он Пьетро, находившемуся на нижних этажах с Пеппер, что девушка вышла из тени на закрытом этаже для посадки Джета... — Ты что, окончательно съехала крышей?! — Сам идиот! — Беловолосая потирала ушибленный от падения локоть, прикрытый лёгкой кожаной броней, продолжая лежать под мужчиной. — Нахрен ты меня сбил с ног?! Голубые глаза налились кровью. — Думаешь, покончишь с собой и все, проблемы решатся? Как я остальным в глаза смотрел бы, если бы не остановил тебя? Сероглазая смотрела с таким недоумением, словно не она уверенно шагала к краю платформы, почти перейдя на бег. Только вот доверия к ней не было. — Ты все-таки идиот, — сделала та вывод, обдумав все произошедшее и фривольно развалившись поудобнее, положив руки за голову. Казалось, положение собственного тела ни капли не смущало норвежку. — Если Бартона, судя по твоим шуточкам, подводит зрение, то тебя память. Пьетро чуть приподнялся на локтях, но тоже не спешил вставать. Не потому, что его все устраивало, а просто не задумываясь о том, как они выглядят со стороны... И насколько близки друг к другу физически. — Поясни. Хотя голос стал спокойнее, в нем сквозило раздражение. — Обрыв над мостом помнишь? Ускорение, позволившее нам через тень попасть в другую часть девятимирья? Бледные щеки не краснели, как это бывало раньше, когда тела вплотную прилегали друг к другу, в голосе не было ни намёка на заигрывание... И все же внизу живота стало легонько тянуть. Словно тело сохранило яркую память о том, чем они занимались в таком положении и отзывалось истомой, по мышечной памяти готовилось к повторению уже пройденных моментов. Мужчина сам не заметил, как стал дышать немного чаще. — Ты хотела сбежать в другой мир? — догадался он. — Не сбежать. Прогуляться, чтобы привести в порядок мысли и повидаться с одной женщиной. Я задолжала ей извинения. — Лекс отвела взгляд, в котором читалось слишком много: вина, боль, понимание, надежда, страх.... Всего было и не различить. — Я должна, Максимофф. До войны едва ли больше года. Умереть, не закончив дела... Я не хочу так. И вновь она слишком уверена, что умрёт. Пьетро это бесило. Лекс нашла силы начать новую жизнь, пережила потерю руки и двух женихов, ребёнка, конец мира, который стал ей почти родным, плен... Чтобы просто принять участь пушечного мяса. Да что с ней не так? — Снова ты о смерти. Вставай и готовься к переходу. Я отправляюсь с тобой. — Кончиком пальцев он коснулся подбородка девушки и та вздрогнула от боли. Мужчина надавил чуть сильнее, сознательно держа руку на свежей царапине, оставшейся от недавнего наказания. — Не заставишь, — покачала головой. — Тебе не будут рады в Ванахейме. Он действительно не смог — вновь странное воздействие на тело, из-за которого стало невозможно двигаться. Лекс перевернула его и уселась сверху, насмешливо и горько глядя на безвольного мужчину. Пробежалась взглядом по лицу, каждый миллиметр которого когда-то изучила губами, провела кончиками пальцев по покрытой щетиной щеке, нежно огладив старый едва заметный шрамик. Внутри что-то болезненно и сладко защемило. В то время, как он причинял ей боль, полукровка продолжала быть осторожной по отношению ко всем. К нему. Не считая редких эпизодов, когда она напоминала о том, что не беззащитна и не намерена терпеть выходки в свою сторону. — Прости, но я правда должна идти одна. Если меня попытаются убить вместо того, чтобы принять извинения, мне хотя бы не придётся думать о том, чтобы защитить тебя. Она приблизилась к его лицу и легонько коснулась тёплого лба губами, словно прощаясь. Такие перемены в поведении действительно пугали. Неужели девушка действительно была готова умереть в любую минуту, будь то на войне или из-за чьей-то ненависти? Голубые глаза наблюдали, как тело в кожаной броне наёмник (и как он только догадался, если не был в Асгарде?) медленно двигается к краю пропасти и лишь когда оно исчезло в темноте предрассветных сумерек мужчина смог сорваться с места. Увы, было уже поздно: белые волосы ещё несколько секунд мелькали в темноте прежде, чем исчезли. По крайней мере Пьетро знал, что его бывшая невеста не разбилась о холодный асфальт, а ушла в тень на приличном ускорении. А голову внезапно заполнила одна догадка. Предвиденное падение в бездну, вещие сны, рисунки, записи... Дневник! Так быстро он, пожалуй, не бегал никогда ранее. Стоило только оказаться на загородной базе, как заковианец попытался прорваться в комнату девушки, оказавшуюся запертой. Джарвис не поддавался ни на уговоры, ни на угрозы, стоя на том, что доступ был закрыт для всех, кроме мистера Старка. Ещё несколько минут ушло, чтобы получить его прямой приказ ИИ разблокировать дверь. Максимофф точно знал, где искать — стоило оказаться в помещении, как он опустился на колени перед прикроватной тумбой, откуда без колебаний извлёк тетрадь в тёмной плотной обложке из искусственной кожи. В нос ударил знакомый запах кокосового крема для рук, отпечатавшийся на бумаге. Не сходя с места, мужчина быстро листал страницы, однако, не применяя свою сверхчеловеческую скорость из боязни испортить носитель информации. Каждый свой день с возвращения на Терру Лекс подробно или не очень описывала, делясь с бумагой теми мыслями, что не могла озвучить людям. Наконец-то, дошло и до дня наказания... С каждой минутой лицо его искажалось от боли, в голове звенело всё сильнее. "Что они наделали?" *** Знакомый дом, в котором жили ярл Вард и леди Хельд, показался неожиданно... Одиноким. За его внешним видом не перестали ухаживать, и все же что-то неуловимо изменилось. Несколько минут Лекс стояла с занесённой напротив двери, не решаясь ни уйти, ни постучать. В голове её плавали тяжёлые мысли. Зачем она вообще решилась прийти? Лучше бы её сочли мёртвой, гордая госпожа была бы только рада этому. Но дверь открылась сама, без стука. В женщине напротив тяжело было узнать прежнюю гордую жительницу Ванахейма. Волосы её не изменились, но лицо покрылось скорбными морщинами. Под глазами залегли синяки, говорящие о бессонных ночах, руки нервно подрагивали, плечи опустились, словно на них был незримый, но великий груз. Лекс встала на колено перед ней, чувствуя ком в груди. Не нужны были слова, чтобы все стало понятно. Из горла женщины раздался сдавленный тихий крик, быстро переросший в рыдания. Самые страшные опасения её подтвердились: Хогун не смог пережить Асгард. Потеряв почву под ногами, она рухнула на девушку, обхватив её плечи и прижимая к себе, словно та была ей близким родственником. Беловолосая растерялась, но подхватила леди под руки и завела в дом, закрыв за собой дверь ногой. Помогла той опуститься на мягкое кресло, обитое тёмной тканью и хотела было отойти за кубком воды или вина, чтобы помочь остановить истерику, но хватка на запястье оказалась достаточно сильной. Одним движением отстегнув знакомый убитой горем ванирке тёмно-синий плащ, и накрыв им Хельд, Старк устроилась на подлокотнике кресла и прижала голову с чёрными, покрытими местами паутинками седины волосами, к своей груди. — Плачьте, леди Хельд, плачьте. Боль не уходит со слезами, как пишут стихотворцы, но с ними приходит усталость, нагоняющая сон. В нем мы может быть счастливы с теми, кто нам дорог, пусть даже недолго, — шептала ей беловолосая. Она представляла, что чувствует её несостоявшаяся свекровь, ведь тоже потеряла ребёнка. Однако если юная девушка не успела стать матерью в полной мере, то ванирка слышала первый крик сына, видела его первые шаги, первые успехи. Она знала всю его жизнь и не могла поверить, что никогда больше не увидит свое дитя, единственное и горячо любимое. Больше не существовало вражды, не было злобы. Были лишь две скорбящие женщины, ищущие утешение друг в друге и забывшие обиды. Да и был ли в них толк, если причина их давно превратилась в тлен? Рыдания медленно, но сходили на нет и вскоре брюнетка лишь прерывисто дышала, покачиваясь на месте, словно укачивая ребёнка. Лекс не сопротивлялась и повторяла каждое её движение. — Как... Как он умер? — выдавила из себя женщина. — Достойно. Он сделал то, на что мне не хватило смелости, — сглотнула вязкую слюну Старк. Теперь её точно возненавидят. — Когда Хела пришла захватить власть, он с отрядом эйнхерий встал против неё. Я пыталась уговорить его бежать со мной, я могла бы его спасти... Но он оставался воином до самого конца. Мне не хватило смелости встать возле него и я оказалась в плену. Все началось в день годовщины пропажи царевича... Она пересказала всё: вкратце описала историю своей жизни, смерть своей дочери и причины попадания в Асгард, подробнее описала последующую жизнь там, день театральной постановки, подмену Всеотца, которую никто не замечал годами, путишествие на землю и смерть Одина... Подробности пребывания в плену... Возвращение на землю... Все до последней важной детали, не умолчав даже о том, что отдалась своему старому другу, ища забвения. Хельд кивала и не перебивала, не бросала осуждающих взглядов. Просто слушала. — Бедная моя девочка, — наконец-то сказала она и вновь расплакалась. Лекс, не имеющая сил удивляться, внезапно ощутила прилив благодарности и тепла. Её не обвиняли, не бранили, не ненавидели. — Что же тебе пришлось пережить.... Они просидели так, казалось, несколько часов, однако взгляд в окно подсказал: не прошло и одного. Наконец-то в матери Хогуна нашлись силы поделиться и новостями, которые знать полукровка не могла. — Когда пал Асгард об этом сразу стало известно во всех мирах. Баланс был нарушен, но на удивление это способствовало прекращению войн. К сожалению, Нидавеллир тоже пал и гномы были истреблены, отряд разведки никого не нашел. Альфхейм, Ванахейм, Йотунхейм и Муспельхейм образовали альянс, чтобы противостоять Нифльхейму и Хеле, если та придёт. Мой муж... Не выдержал потерю. Он угас за считанные недели. Я бы тоже отправилась к предкам, но у меня есть племянница, о будущем которой нужно позаботиться и во мне ещё жила надежда, что Хогун... — Мне жаль, что выжила я, а не он, — искренне сказала девушка, прижимая тыльную сторону покрытой морщинами ладони к губам. — Он заслуживал хорошего будущего: любящей жены, детей, спокойной старости. Но вместо этого полюбил меня, не сумевшую ответить ему взаимностью, отдал жизнь на поле боя, а над его телом надругались слуги тиранши. Рука отнялась от её лица, но опустилась на волосы. Нежно, по-матерински, искренне, она водила по гладким белым прядям. — Ты оказала мне неоценимую услугу, предав его останки земле, — голос Хельд дрожал так сильно, что слова тяжело было разобрать. — Теперь кроме тебя да племянницы никого в моей жизни больше нет, дочка. Лекс бы расплакалась, если бы могла, но она пережила слишком много боли. Слезы её высохли, хотя сердце ещё не успело очерстветь. Оно тянулось к этой некогда гордой и спесивой госпоже, назвавшей её своим ребёнком. Обе чувствовали эту невероятную связь. Как странно и страшно, что концом их распрей и началом искренней взаимной любви матери и дочери стала смерть, уничтожавшая души обеих! — Отправляйтесь со мной на Терру! — Горячно начала Старк, глядя в тёмные глаза свекрови. — У меня есть дом в горах, я найму слуг! Я буду рядом, сделаю все, чтобы ваша боль хотя бы немного утихла! Мои дни сочтены, времени до войны мало, — её голос вдруг стал гораздо тише, — так позвольте мне провести их с вами, мама. Я всегда так мечтала об этом. Хельд понимала, о чем говорит беловолосая — та не знала материнской любви и потому рано начала искать её в мужчинах, чудом сохранив себя до более приемлемого возраста. Но она лишь покачала головой. — Я должна остаться. У моей племянницы никого не осталось, кроме меня... И мне не хватит сил уйти из дома, где я провела столько счастливых лет, где какое-то время рос мой сын. Кто-то должен за ним присмотреть. Знаю, ты не можешь остаться, так хоть навещай меня по мере возможностей. — Шептала она, обхватив бледное личико своими тёплыми ладонями. — Тебя всегда будут ждать тут, Элиза. Мне так жаль, что я столько лет не принимала тебя, ослепленная гордостью и своими желаниями найти Хогуну, как я думала, невесту получше. Но у него не могло быть никого лучше той, что он полюбил. Теперь я понимаю, насколько была неправа. Плечи под чёрной кожей задрожали, хотя слез за этим не последовало. И ван вновь все понимала, не осуждала отсутствие влаги на серых глазах. В конце концов, это всего лишь солёная вода, которую так легко проливали многие искусственно... Лекс не хватило сил уйти из дома ни тем днем, ни следующим. Лишь на десятый день она нашла в себе решимость попрощаться с пожилой леди, которую звала теперь "мама", а Джарвис дал такой ожидаемый сигнал о том, что маячок вновь работает и издаёт сигнал из Альп. Через двадцать минут с площадки загородной базы взлетело два костюма Марк-47, один из которых пилотировался Джарвисом. *** Тони понимал, что ему стоит привыкнуть к выходкам дочери... Но не мог. Всю дорогу костюмов до Альп в его голове вертелись странные мысли, идеи, однако он понимал, что наказывать Лекс бесполезно. Ей уже не шестнадцать. Пути судьбы были слишком неисповедимы даже для видавшего виды изобретателя. Три года назад он, несомненно, испытывал боль утраты, но ещё не был столь сильно привязан к девушке и пережил это сложно, но вполне быстро. А что, если бы она умерла сейчас? От этой мысли внутри резко похолодело. Он молчал о её решениях, не осуждал, когда та завела отношения сначала с одним членом команды, после с другим. Не шёл против, когда та исчезала на целые дни в доме кровной семьи — не чувствовал за собой такого права. Оказывал ей поддержку, когда полукровка вернулась и знал, что она ценит это и действительно любит приёмного родителя. Она просила не принимать мер против Пьетро, вечно напоминала, что не стоит переживать о ней и нервничать — может за себя постоять. С недавних пор она была самым сильным членом команды, разделяя это место с ведьмой и андроидом, но именно за неё мужчина волновался больше всего. За неё и за свою любимую женщину, которая недавно сообщила, что станет матерью, а он все не находил смелости сказать об этом остальным. Больше всего его волновала реакция дочери, которая не смогла спасти собственного ребёнка и едва не сошла с ума. Или все же сошла. — Тяжёлые мысли? — Догадался голос на той стороне аудиосвязи. Вот от кого не ожидал понимания... — Как и у тебя, — сообщил он, просматривая информацию об оставшемся расстоянии. — Почему вообще сорвался так резко, когда она ушла? Ты ненавидишь её больше всех. Не пойми неправильно, я могу понять твои причины, но не принять. Она моя дочь. Пьетро молчал пару минут, прежде чем ответить. Пожалуй, он был не менее, а может и более напряжен, чем Тони. В отличии от последнего заковианец знал, что вернуться девушка могла не в лучшем состоянии. — Есть, о чем с ней серьёзно поговорить, поэтому мне важно, чтобы она вернулась как можно скорее, — ограничился он простым объяснением. — Если снова будешь обвинять её, то я тебя ударю. Без обид. — Не буду. Остаток пятичасового пути прошёл в тишине из-за завершенного звонка. В долине было малолюдно — большинство либо работали, либо отдыхали дома, но прибытие двух весьма не тихих роботов заставило жителей поволноваться. Не особо обращая внимания на посторонних, те направились к знакомому дому. Мужчина оказался прав, когда предположил, что Лекс не выходила оттуда и не показывалась — обнаружил Мститель её во внутреннем дворе, скрытом от глаз высоким забором. Девушка не была ранена, не смотрела вперёд невидящим взглядом. Она просто сидела на скамье и грустно улыбалась, нежно оглаживая мордочку взрослой одомашненной рыси, которую вырастили местные жители, а та, в свою очередь, мягко мурчала, порой забавно дергая ушками с пушистыми маленькими кисточками. Чёрное траурное платье в пол с серебряной вышивкой смотрелось удивительно складно на её худощавой фигуре. Выходить из костюма он не спешил, беспокоясь скорее не о своей безопасности, а не зная, как поведёт себя полукровка. — Твой жучок был недоступен три дня. — Для меня прошли десять, — покачала головой девушка. — Прости, если заставила волноваться. Я не могла оставить Хельд одну. Она... Тяжело переносит потерю мужа и сына. Теперь у неё только я. Он понял значение этих слов — имя несостоявшейся свекрови едва ли осело в голове тех, кто слышал историю жизни Лекс в Асгарде, но память услужливо подкинула те скудные сведения, что были услышаны уже не на собрании, а позже, когда был подробный пересказ отдельно для команды по настоянию Натальи. Неприветливая и сложная женщина, возмущенная выбором сына. — И как прошло? — сильно изменённый маской голос непривычно резал чувствительные белые ушки. — Она назвала меня дочкой, — слабо улыбнулась Старк. — Хогун был бы счастлив, если бы дожил до этого дня. Знаешь, пап, я даже не думала, что это так сильно облегчит мою душу. Кажется, я... Только тогда пазы костюма раскрылись, выпуская наружу пилота. — Тони остался в Нью-Йорке, — Максимофф размял плечи, глядя сверху вниз на девушку. — Я вызвался проверить, в норме ли ты. Беловолосая, так и не продолжив начатую фразу, замолчала. Взгляд её не был неодобрительным, и все же в её было что-то неприятное, похожее на разочарование. Мужчина догадался — девушка рассчитывала поговорить по душам именно с тем, кому доверяла больше всего. — Убедился? Можешь возвращаться, я останусь здесь на некоторое время. Местным на глаза не попадусь, об этом пусть никто не беспокоится. Она убрала ладонь с головы большой кошки и скрестила руки под грудью. Глаза опустились куда-то к ногам спидстера или в землю под ними, что указывало на явное отсутствие желания вести диалог. — Если хочешь, уйду. Но прежде мы поговорим, — он сел рядом, игнорируя скривленные в досаде губы. — Твоё наказание... —... Никак тебя не касается. Читал мои дневники? — Брови сошлись на переносице совсем как у Роджерса, когда тот злился. От такого сходства Ртуть ощутил нечто неприятное и скребущее. Такую манеру хмуриться Лекс переняла ещё будучи стажером, в первые пару месяцев жизни среди команды. — Да. Почему не сказала? — Не стал отпираться он. Да и зачем? — Кажется, пересадка внешнего слоя души и ментальное воздействие... Не совсем то, о чем стоило бы молчать. — Сама разберусь. И зачарую эту чёртову книгу так, чтобы любой имеющий намерения её прочитать тут же поджимал задницу от внезапного поноса! Пьетро покачал головой, припоминая, что перед ним уже непросто умбракинетик, а маг, подмастерье-артефактор и мастер малефикатор с уклоном в ритуалистику из-за того, что с первородной магией иное направление было почти невозможно. Она вполне могла бы действительно наложить чары на какой-то предмет, хотя судя по дневнику практиковалась в основном на ювелирных изделиях. — Ты снова запираешься в себе, — он понимал, что касаться к ней не лучшая идея, но раньше это работало. Могло сработать и сейчас. — Давай наконец-то разберёмся во всем. Но Лекс упрямо стряхнула руку с плеча и резко встала. Говорить громко она не решалась, боясь, что кто-то услышит и узнает её голос, однако передать угрозу это не помешало. — Не тебе мне говорить про уход в себя, — каплей пропитавшего слова яда можно было убить по меньшей мере слона. — У тебя что, совесть взыграла? Или хуже того — жалость к искалеченной девочке? Стоящая перед спидстером девушка была похожа на привычную ему Александру больше, чем когда либо с её возвращения: эмоциональная, яркая, заводящаяся с полоборота и так же быстро теряющая способность злиться. Глаза вновь посветлели до почти белого цвета, из-за чего золотое пятно словно засветилось ярче. Несмотря на агрессию в свою сторону Пьетро понял, что двигается в верном направлении. И зачем он вообще старался привести девушку в чувства, если сам все ещё не простил её? Почему его потянуло на никому ненужную благотворительность? — Я просто хочу понять тебя. — мужчина тоже встал, чтобы не смотреть снизу вверх. Понимал, что в таком положении не выглядел бы убедительно. — Мы... — Понятие "мы" не применимо ни в каком случае. Я могла терпеть нападки при условии, что ты не распускал руки и не унижал меня при посторонних, могла молчать на оскорбления. Но ты влез в то, что простить я никогда не смогу — в мою личную жизнь, в мою душу. Вывернул мои мысли наизнанку и протоптался по ним своими грязными пальцами. — Вторжение в собственное пространство полукровка восприняла как никогда болезненно. — Не о чем нам говорить, Максимофф. Теперь уже точно не о чем. Она убежала в дом и, судя по шагам, пошла на второй этаж, где и заперлась. Голубоглазый тяжело вздохнул. — Ты облажался, — немного механически прозвучал голос Тони, наблюдавшего за всем глазами Марков. — А главное — она в своём праве. — Ты прав, — не стал отрицать мужчина. — Она даже когда я на неё нападал редко обращалась ко мне по фамилии. Все действительно плохо. — Скажи ей, что это я дал разрешение войти в комнату. И про Пеппер. Пусть лучше её эмоции выплеснутся там, подальше от большого города... Ну, ты понимаешь. — Не думаю, что она бы тут же начала крушить все в гневе. Снесла бы пару деревьев и успокоилась, — покачал головой. И все же решил совершить вторую попытку. — Мне кажется, было бы лучше, если бы вместо меня полетел капитан. Они сейчас очень близки, как бы это ни было неприятно для меня. К тому же, он лучше ведёт переговоры. — Но ты вызвался самостоятельно идти проверять, сообщать новости и усмирять её. Расхлебывай теперь. Диоды в глазах стали более тусклыми, что сообщало об окончании сеанса. Беловолосый постоял с минуту, глядя на безоблачное голубое небо, словно мерцающее от чистоты воздуха, а после неторопливо пошёл наверх, даже не продумывая заранее, что скажет. Тор когда-то обмолвился, что с магами лучше говорить от души и честно. Половина из них слишком хорошо читала своих собеседников, что могло сказаться на результате. Попытка постучать ни к чему не привела. Мужчина прислушался и не услышал за дверью ни дыхания, ни посторонних звуков. Значит, ушла через тень. Он вздохнул и думал уже переждать гнев бывшей невесты в комнате на чердаке, решив во чтобы то ни стало дождаться её появления, как вдруг уши ловили треск огня. Да быть того не может... Он спустился и к собственному удивлению обнаружил беловолосую сидящей в кресле перед горящим камином. Чёрное платье сменилось на белое шёлковое с серой рунической вышивкой на рукавах и подоле. Кажется, в средние века такое платье считалось скорее нижней рубашкой, а поверх него надевали одежду, как подметил увлекавшийся литературой и соответственно историей заковианец. На столике дымилась неизвестно откуда взятая турецкая кружка-армуд с золотыми узорами на ровной хрустальной поверхности и умопомрачительным мятным ароматом, на коврик у огня устроился заметно сжавшийся в размерах Фафнир. А ещё на коленях девушки гордо возлежала огромная чёрная кошка, тянувшая размерами минимум на камышовую. — Успела смотаться в Турцию и ограбить кафе? — Ляпнул Пьетро первое, что пришло в голову. Как же сильно поведение Лекс отличались от того, что было перед уходом. Тогда она была спокойна, почти игрива, аккуратна. Казалось, стресс словно заморозил альбиноску. — По тени перешла на кухню и заварила там смесь из всего, что нашла, в основном мяту и чабрец. — А огонь? Я поднимался наверх полминуты назад и его не было — Мгновенно зажечь камин или заморозить воду может даже не имеющий способностей к стихиям недоучка, если ему открыта первородная магия. — Менее агрессивно, но все ещё с явным набором отрицательных эмоций сказала девушка. Кошка на её руках перевернулась на спину, подставляя тёплый, округлый явно не от переедания животик. — У тебя десять минут, чтобы сказать все, что хочешь. После или улетай, или не попадайся мне на глаза лишний раз, если вдруг намерен остаться присмотреть, чтобы я не натворила глупостей. В чем лично я не сомневаюсь. Повелительный тон совсем не понравился мужчине, но он напомнил себе — Элиза здесь хозяйка. Она имеет право выставить его за дверь или вовсе побить, учитывая, сколько они друг другу причинили боли и проблем. Не верил заковианец, что его оскорбления не вызывали чувств у некогда очень ранимой девушки. — Хорошо, тогда я начну с новостей. Во-первых, открыл доступ к твоей комнате мне Тони. Он захотел, чтобы ты знала. Светлые брови сошлись на переносице, но вспышки не последовало. Внезапно ваза в углу комнаты дала большую трещину. Ошибка, девушка зла. — Что ж, я поговорю с ним об этом когда вернусь. Что ещё? — Слегка резковато спросила она. — Пеппер беременна, — не стал тянуть Пьетро, помня, что время у него ограничено. До этого напряжённое лицо, которое он пристально рассматривал стоя сбоку от камина, внезапно расслабились и озарилось улыбкой. Мужчина не сдержал облегчённого вздоха. — Давно пора, — благодушно выдала Лекс, более похожая сейчас на описанную ей в дневниках Хельд, чем она могла подумать. Она разомлела у камина, голос слегка сел и звучал гортанно, осанка даже в кресле оставалась ровной, плечи были величественно расправлены. Невольно Максимофф допустил неприятную мысль: значит, такой она была в Асгарде? — Кажется, папа переживал, что это вызовет у меня негативную реакцию? Впрочем, можешь не отвечать. Но он забыл, что я всем в семье желаю только самого лучшего и тот факт, что он обзаведётся потомством, для меня лишь повод радоваться. — Хорошо, это прояснили. Тони перенёс броню, в которой ты вернулась, в отдельное помещение возле твоей комнаты. Там же хранятся несколько сделанных тобой артефактов, твоё оружие, костюм Фурии и прочее важное. — Просветил на всякий случай, представляя, какая могла быть истерика если бы беловолосая не нашла дорогие её сердцу доспехи. — Они не похожи на те, что были на твоём рисунке. Те ты забрала с собой. Значит, твой сон уже не сбывается. — Это значит лишь то, что броня Сиф вернется ко мне. Тем или иным путем. Или мне в руки придёт аналогичная ей, хотя я скорее поверю в первое. Если это все, то оставь меня в тишине. Голова болит. Она смерила мужчину холодным взглядом в последний раз и прикрыла глаза. Лицо ощутило совсем лёгкий порыв, похожий на ветерок... А после на волосы легла чужая ладонь. Шея напряглась, словно готовилась к тому, что её попытаются свернуть, но рука просто несколько раз прошлась по волосам и замерла у щеки. Лекс не поднимала веки — не видела в этом необходимости, но ощутила, что лицо бывшего жениха довольно близко. Настолько, что его дыхание слегка касалось ресниц. Но её моральные силы были наисходе после времени, проведённого с несостоявшейся свекровью, ведь приходилось много дней быть сильной, служить ей опорой и поддержкой. Холодность и решимость держаться отстранённо таяли с каждой секундой, проведённой в таком интересном положении, возле склонившего над ней Пьетро. Морщинка между белесых бровей не разгладилась, но он заметил, что жевалки расслабились, губы перестали быть плотно сжатыми и белое лицо было скорее уставшим и скорбным, чем злым или раздраженным. И не удивительно. Он всегда чувствовал её и понимал, что надо сделать, чтобы Лекс отпустила свою кошмары и тяжёлые мысли. Как и она в свою очередь умела сдерживать его худшие стороны успокаивать. На этом и большой любви строились когда-то их отношения. — Ты ведь не хочешь злиться на меня. Просто думаешь, что так будет правильнее. — Прошептал он, оказавшись — девушка упустила этот момент — ещё ближе. — Ты прав. Не хочу. — Зато ей вдруг захотелось расплакаться. Горько, не скрываясь завыть белугой и спрятать лицо в подушке, от души нареветься и почувствовать облегчение. Но в глазах словно была заслонка, как на старинной печи. Не может. Не может и все тут. — Тебе хочется плакать, — они прислонились друг к другу лбами и глубоко, одновременно дышали в такт. — Очень хочется. — Тогда плачь. И Старк ощутила, как с неё словно сорвали цепи. Крупно задрожав, она громко всхлипнула и ощутила, как по лицу побежали из глаз обжигающе горячие дорожки впервые за долгие месяцы. Странное дело, но это действительно принесло облегчение. Плечи тряслись от скомканной боли в груди и невозможности нормально дышать, но сидевший теперь с ней в большом кресле спидстер, крепко обхвативший талию, знал — все хорошо, все в порядке несмотря на разлетевшуюся на осколки вазу и дрожащие стекла в окнах. Это были просто эмоции, которые выходили через тело, их просто нужно было пережить. Он окончательно переложил похожую на призрака полукровку к себе на колени, устроил её голову на собственном плече не заботясь о водолазке и крепко обнимал, давая норвежке ощутить такое редкое для неё чувство безопасности. — Всё будет хорошо, — повторял он успокаивающую ложь. И Лекс верила, потому что ей это было необходимо, чтобы существовать дальше. — Тебе просто надо пережить все это. Нам надо. Все будет хорошо... Однако и когда рыдания наконец утихли, перейдя в редкие тихие всхлипы и икоту, мужчина не спешил избавляться от своей ноши. Вместо этого он взял чашку с уже остывшим чаем и поднёс к обескровленным губам. Те покорно приоткрылись, принимая душистую сладкую жидкость, а после голова так же покорно вернулась на плечо, прижатая большой и тёплой ладонью. Девушка была абсолютно обессилена слезами и не чувствовала воли сопротивляться чему бы то ни было. Её голова была так пуста, словно и вовсе никогда не было там мыслей. На мгновение показалось: не было никогда Александры Меллендорф и Элизы... Она не смогла вспомнить собственную фамилию, словно ей не сносило от прохода через тень в другой мир блоки, отнюдь не заботливо поставленные в детстве. Не было никогда девочки, которую не любила мама, не было пленницы военной организации, стажёра в инициативе, открывшей волей случая свое семейное древо полукровки, счастливой невесты, потерявшей плод девушки, оруженосца, воина, игрушки в руках тирана, вынужденно принявшей титул капитана эйнхериев вместо погибшего жениха девы меча и кинжала... Это казалось далёким сном, страшным и счастливым в зависимости от конкретных моментов. И этого всего словно не было. Сон. Реалистичный долгий сон длиною в годы. А что тогда сейчас? Где она? Что делает? Кто её бережно держит на руках, прижавшись покрытой щетиной щекой к горящему лбу? Горящий... Температура... Больна! Эти мысли внезапно отрезвили. Короткое манящее забытье, о котором она так долго мечтала, закончилось. Элден осознала себя все ещё сидящей перед камином и снова плачущей, но уже тихо, в одиночестве. На платье остался запах знакомого одеколона, но самого спидстера не было. Неужели он привиделся ей или вовсе ушёл? Ощутив внезапный приступ жалости к себе и неожиданно сильно замерзнув, беловолосая скинула обувь и с ногами залезла в кресло, уперлась стопами в подлокотник и обняла свои полусогнутые колени, вдруг заплакав ещё горше, но все еще не издавая ни звука. Что это было? Просто приступ гуманизма или он действительно простил? Или испытал жалость к ней, прочитав, как в наказание за уход извратилась её кровная семейка, чтобы преподать урок? Или это было что-то ещё? Но со стороны кухни послышались шаги, а после раздался звон ложки о керамическую поверхность. С надеждой Лекс приподнялась и словно пугливый зверек слегка выглянула за спинку кресла, тут же ловя глазами знакомую тень, а после и её обладателя с двумя испускающими пар кружками. Но пахло не чаем, как ожидалось, а вином. — Я боялась, что ты ушёл, — зачем-то призналась она и тихонько втянула стремящиеся покинуть полость носа... Сопли. Не став подавлять приступ брезгливости воительница сразу же вскочила и убежала в ванную, а вернулась уже умытая, хотя лицо все ещё было слегка отекшим и покрасневшим. И тут же громко икнула, вызывая добрый смешок у бывшего. — Кажется, от волнения у тебя поднялась температура. По хорошему, тебя надо тащить домой, но... — Увидев, как девушка почти испуганно начала отрицательно мотать головой, Максимофф вздохнул. — Чего-то такого я и ожидал. Так что пока будем лечить тебя народными методами: глинтвейном, малиновым вареньем и противопростудным. Я нашёл в аптечке на кухне, к счастью оно не просрочилось. Кто-то год назад, судя по дате производства, заходил сюда и обновлял твои запасы. — Сара, — догадалась альбиноска, идя на кухню. Выпив таблетку, она взяла уже подготовленную пиалу с вареньем и вернулась к камину. — Кажется, она позаботилась обо мне больше, чем я того заслуживаю. Они снова уселись в кресло и тут же полукровка, словно кошечка, спрятала лицо уткнувшись в плечо своего спасителя. Судя по ткани и длине рукавов, пропитанную слезами и прочими сопровождающими истерику жидкостями водолазку он снял, оставшись в черно-зеленой футболке. Смотреть в глаза Ртути девушка боялась, стесняясь своей ещё не закончившейся душевной слабости. — Не говори глупостей, — он пальцем подцепил островатый от худобы подбородок и заставил Лекс поднять лицо. Та подчинилась, но глаза её словно зацепились за какую-то царапину на мужских ключицах. — Посмотри на меня. Двенадцать секунд — ровно настолько хватило её сопротивления. Она снова была безоружна. — Почему ты возишься со мной? — Тихо спросила норвежка. Мотивы своего друга-врага ей были совершенно непонятны. — Ты должен меня ненавидеть. Ты не можешь после стольких лет... — Всегда. — Голубые глаза не отводили взгляд с маленького жёлтого пятнышка в левой радужке, словно видя через его призму все то хорошее и близкое, что осталось в сидящей в непосредственной близости девушке. — Веришь, но даже когда я вёл себя агрессивно... Я все время возвращался мыслями к прошлому. К нашему счастливому прошлому. Все, что после... Это был непростой период. Ничего уже не исправить и тем более не вернуть, но мы все ещё семья. Ужасная, неправильная, не без этого. — Он горько усмехнулся. — Что заставило тебя так резко изменить свое мнение и желание заставить меня страдать? — Побоялась довериться мечница. Происходящее казалось слишком невозможным, нереальным. Ещё пару недель назад они конфликтовали, не так давно он смотрел на неё как на противное, жирное насекомое, которое нет возможности раздавить. Для серьёзных перемен нужны серьёзные причины. — Когда Джарвис сказал, что ты на крыше и его беспокоят твои возможные намерения, я чуть не сошёл с ума от страха. Я забыл о том, что зол на тебя и думал только об одном: успеть. Мне нужно было во что бы то ни стало тебя остановить, а ты, оказывается, просто решила прогуляться в другой мир... Боже, как ужасно это звучит, — Мужчина издал что-то вроде смешка. — Когда ты обездвижила, меня, а потом прыгнула, я был готов рвануть следом, но понимал что мне не хватит ускорения и я не догоню тебя. Я задумался... А если бы ты умерла? Что я почувствовал бы? — А потом ты прочитал мой дневник, — припомнила Лекс, поняв наконец-то примерные мотивы. — Ты хотел убедиться, что я не поехала крышей и узнал то, что не должен был. — Ты написала, что когда из тебя вырезали... Кусок души... То молила о смерти от боли. Ты страдала... И мне стало стыдно, потому что это было именно то, чего я хотел. Это было невыносимо: понимать, что я желал тебе пережить нечто ужасное, чтобы ты поняла мои эмоции. — Его сухие губы порвывисто коснулись белого виска. — Мне тяжело описать, что я тогда ощутил. Я почувствовал, что с каждым днем только теряю шанс сохранить тебя и что прошлое уже не изменить, но повлиять на будущее мы способны. Глупо, правда? — Глупо и наивно. Это на нас похоже, — губы скривились, словно от боли. — Но это заранее обречено, мы когда-то уже говорили об этом. Допустим, каким-то чудом мы оба останемся живыми после титана, а что дальше? Вся моя жизнь — медленная смерть, умбра не рак и её не вырежешь. И её не подчинить, а значит придёт день, когда тебе придётся меня убить из-за клятвы. Стоит ли короткое призрачное счастье, которого может и не быть, этой боли? А потом её сердце разлетелось на осколки. — Я бы предпочёл прожить один не счастливый день с тобой, чем сотню счастливых лет без тебя. По щекам — уже третий раз за час — потекли слезы. С мыслью "будь что будет" альбиноска подалась вперёд и на пару секунд коснулась губами щеки бывшего (?) возлюбленного. А потом ещё раз. Потом в губы. Снова в щеку, нос, лоб и опять, опять... Забыв о ещё горячем глинтвейне, оба расслабились и не держали больше чувства в себе. Лекс не понимала, что чувствовала. Ей было страшно? Она была счастлива? Ощущала себя предательницей? Хотела убежать или остановиться? Впрочем, одна мысль довольно чётко обрисовалась в сознании: все происходящее было удивительно правильным, словно именно так все и должно было сложиться. На секунду девушке почудился в глубине комнаты невысокий и знакомый силуэт зеленоглазой девушки с уложенной на одно плечо косой, который мягко улыбнулся и одобрительно кивнул, но морок исчез так же быстро, как и появился. В отличии от того, что происходило с капитаном, эти касания и поцелуи не заставляли ощущать отвращения к себе, а боль и тоска по угрюмому ваниру пусть не ушли окончательно, но ощущались слабее и... Добрее. Он был все ещё тяжёлым воспоминанием, но уже вызывающим ласковые слезы ностальгии, которые она не стала сдерживать. Мечница не нашла в себе сил отпустить его, но двигалась в этом направлении. Отстранившись друг от друга, оба сверха неожиданно рассмеялись, словно нашкодившие подростки: им было легко, приятно и весело, словно они вернулись в то далёкое время, когда всё только начиналось и им приходилось скрывать свои отношения. Впрочем, и спидстер, и убракинетик понимали, что лучше так и оставить все и не афишировать случившееся, не догадываясь, что один из Марков, стоящих во дворе, занял такое положение, что не закрытое шторами окно гостиной попадало в его поле зрения, а съемка на них велась все время работы даже в спящем состоянии, так что как минимум один человек знал обо всем, пусть не в деталях и больше опираясь на собственные догадки. Может раньше Тони и не одобрял выбор приёмной дочери, но увидев, как та наконец-то хоть ненадолго стала выглядеть счастливой тоже ощутил какое-то тёплое внутреннее удовлетворение, понимая, что именно этот странный союз, вероятно, пока что самый безопасный для неё. Про клятву он, разумеется, не знал. — Есть новости о Лекс? — Пеппер оказалась за его спиной слишком неожиданно и тихо. Мужчина откинулся на спинку навороченного компьютерного кресла со снятым из-за болей в шее после травмы подголовником, на несколько секунд прислоняясь ухом к ещё незаметному животу. — Она вернулась живой и, кажется, невредимой. Мирится со скороходом, и если они продолжат в том же темпе, то скоро приличия ради придётся отключить камеру. — Он шутливо поиграл бровями, наконец-то расслабившись. — Кажется, я счастлив: моя красавица-невеста скоро порадует меня ребёнком, старшая дочка и сама наверняка скоро выскочит замуж, уж я настою на этом, правительство успокоилось и готово официально реабилитировать её, сняв все обвинения, команда снова в полном составе, конфликты себя исчерпали. Я даже это пугало, которое кэп называет своим другом, уже не вызывает желания проверить наличие у него мозга хирургическим путем и просто слегка раздражает. Хотелось бы, чтобы это затишье продлилось подольше... Оба вздрогнули, вспомнив самый первый рисунок с разрушенным зданием и как высокую вероятность исполнения этих странных снов подтвердили монстры и позже маги — как бы бредово ни звучало такое утверждение. Никто не знал, сколько времени им осталось просто чтобы жить. Мужчина подумал о том, что стоило бы для защиты любимой сделать нечто особое, настроенное именно на сохранение её жизни и здоровья, да и для ребёнка тоже. "Вот бы это была девочка..." А Лекс тем временем, не теряя драгоценных минут совместного времяпровождения, пила горячее вино со специями и разговаривала с Пьетро обо всем на свете, чувствуя себя так, словно ей снова шестнадцать, и она только осознала свою первую серьёзную влюблённость. Заедая пряный напиток ложечкой-другой малинового варенья, молодые люди наслаждались обществом друг друга, вспоминая счастливые совместные моменты. По мере уменьшения глинтвейна росло тепло в теле и озноб вскоре почти прошёл. Почувствовав себя снова пластичной и подвижной девушка, тем не менее, не торопилась покидать облюбованные ей колени, зато не приминула воспользоваться возможностью немного сменить положение и теперь сидела на мужчине, обхватив его торс ногами, хотя мешающее платье пришлось задрать до середины бедра. Иногда разговоры прерывались на минуту-другую нежности, чтобы утолить жажду по друг другу, после чего все снова повторялось. В какой-то момент во время очередной серии поцелуев тёплая ладонь почти случайно скользнула вверх, по бедру и провела линию до талии... Обнаружив правильность своей недавней догадки. Платье действительно было так называемым нижним, ничего кроме него больше не скрывало тела. Мгновенно ощутив прилив крови ниже живота, мужчина утробно прорычал что-то неразборчивое и прикусил тонковатую бледную губу. Лекс показалось, что ей нужны были таблетки, которые обычно давали детям для развития концентрации и успокоения — слишком часто она тем вечером не замечала, как из одного места попадала в другое, меняла положения тела, хотя Пьетро однозначно не использовал свою скорость. Но лёжа на кровати в комнате, где когда-то случился её первый раз, она как-то быстро забыла об этой мысли. Для неё отсутствие белья было уже таким привычным после десятка лет жизни в Городе Богов, что она совершенно не ожидала подобной реакции, хотя совершенно не была ей расстроена. Платье быстро отправилось на пол, а следом и мужская футболка, спортивные штаны... Это было нечто совершенно новое даже после более чем десятилетнего опыта в любовных утехах. Чувствуя, как поцелуи с шеи переходят на ключицы, норвежка с удовлетворением отметила, что чувствует себя прекрасно — она словно была вещью, которая была потеряна, но спустя годы наконец-то вернулась в руки истинного хозяина. Почему-то сравнение себя с вещью, которой могут владеть, принесло возбуждение... И это отразилось в глазах испугом. Заметивший это Максимофф, чутко следивший за комфортом любимой, сразу же остановился. Он не забывал, какой неприятный опыт приобрела Старк в постели богини смерти. — Все в порядке? — На всякий случай уточнил он, мягко откидывая с лица лежащей под ним мечницы прядь волос. Та неуверенно кивнула. — Может, нам не стоит?... — Стоит, — её руки скользнули по широким плечам. — Не обращай внимания, я просто испугалась мыслей о том, как могли измениться мои предпочтения. Стыдно признать, но порой... Порой мне было не просто не так уж плохо с Хелой. Я даже не думала, что с представителями своего пола способна на гораздо большее, чем с мужчиной. Это не перекроет всего кошмара, что она со мной сотворила или ночей, когда она занималась этим в извращенной манере, но определённо внесло свой отпечаток в моё восприятие секса. — Секс мы оставим на другой раз, — хмыкнул Пьетро, ощутимо сжав рукой правую грудь воительницы и припав губами к розоватой коже, окружающей сосок. Наградой ему стал тихий жалобный стон. — Этот день слишком особенный для чего-то примитивного. — Тогда чем мы будем заниматься в таком интересном виде? — Засмеялась Александра, зарываясь рукой в чуть суховатые волосы и царапая второй крепкую шею. — Любовью. Он не успел даже больше ничего сказать ей, когда белоглазая поняла, что её ждёт лучшее времяпровождение в её жизни. Ни первые разы, в которые она ещё не имела достаточно опыта, ни несколько лет в постели с ваниром, который имел немало познаний во многих областях после сотен лет полубожественной относительно мидгарцев жизни, ни искушенная в утехах богиня любви не могли подарить ей столько ощущений. Дело был не столько в наличии каких-то особенных знаний или привычек — ведь Хогун ещё в первые недели их неправильных отношений изучил её тело так, что ни разу за всё время жизни под его крылом Лекс не ощущала себя неудовлетворенной и если и ублажала себя сама, то только при нем, в качестве эдакой возбуждающей игры, прелюдии. Нет, дело было в чувствах. Много лет назад она любила Пьетро, любила чисто и искренне, как может любить девушка, в которой во многом оставался жив ребёнок, но возраст дал новое понятие любви, более жестокое и... Настоящее. Это были уже не просто сильные чувства, а пульсация души, понимание: если он умрёт, она быстро угаснет вслед за ним, как это случилось с её приёмной бабушкой Анной Меллендорф, когда та потеряла дочь и племянницу. От понимая, что теперь, после этого вечера, она не сможет жить без этого человека с голубыми глазами, беловолосой на секунду стало ужасно страшно. Но только на секунду, потому что следом пришла успокаивающая мысль: все равно долго терпеть не придётся. В крайнем случае она просто может выпустить Безликого внутри себя и будь что будет. Новый стон заставил её забыть о печали. Тёплые руки словно были на каждом миллиметре тела одновременно и не были нигде — невесомые касания напоминали скольжение шифона по оголенной коже летним ветренним вечером. К удивлению норвежки, они занимались "любовью" не в том смысле, о котором она подумала. Не было полового контакта или оральных ласк, они даже почти не прикасались к сокровенным местам друг друга, просто наслаждаясь касаниями и поцелуями. Пусть это заводило белокожую до невозможности дышать и сводило низ живота сладкими спазмами, она не пыталась увести все к чему-то большему. Более того, она хотела не только получать, но давать в ответ. Если с Стивеном она нежничала скорее по привычке, редко ощущая моральное желание на самом деле ласкать его и получала от этого только физическое удовольствие, то сейчас всей своей тёмной, прогнившей душой желала исследовать возлюбленного губами везде, куда можно было дотянуться. И ведь исследовала... Так и заснув обнаженными и проснувшись в объятиях друг друга только ночью, что значило что они проспали часов шесть, Мстители сладко потянулись и лишь устроились поудобнее, совсем как когда Лекс было семнадцать: она лежала на мужчине и слушала как бьётся его сердце, а тот, обмотав свою шею её длинными волосами, положил одну руку себе под голову, а вторую на талию любимой. — Думаю, нам действительно не стоит никому говорить. Заметят — ладно, скрывать тоже нет смысла, но и объявлять открыто не вариант. — Поставим в известность твою сестру и моего отца, а там будь что будет. А пока останемся тут на несколько дней. — Не боишься, что местные жители тебя заметят? — Грубоватые пальцы выводили на оголенной коже какой-то узор, который девушка смутно помнила, но не могла ощутить до конца. — Мне не обязательно выходить отсюда. Я почти не умею создавать иллюзии или чары сокрытия, как Локи, но всегда можно что-то придумать. Выходила же я неузнанной на улицы Нью-Йорка. Впрочем, у меня остаются тени, к Саре я могу попасть и так, уж для неё мое существование секретом не было, а в лесу меня издали примут за Зелиген и я смогу убежать. — Привела аргументы полукровка. — Ну так, что думаешь? — Что это хорошая идея — задержаться тут вдвоём. Меня в деревне уже знают и моё появление никого не удивит, в твоё... отсутствие я летал сюда несколько раз, чтобы отдохнуть от людей и отдаться воспоминаниям, а иногда мы с Вандой были вместе, так что мне нужно будет только объяснить наличие тут второго Марка, если, конечно, кто-то спросит. Впрочем, всегда можно сказать, что моя сестра приболела и захотела восстановить здоровье с помощью горного воздуха, побыть ближе к небу. Правда, обычно мы добирались по старинке — самолётом и арендовали машину, но отбрешусь. — Несколько дней наедине... — мечтательно прищурилась фурия. — Как жаль, что это время пролетит слишком, быстро. — Она приподнялась на локтях и коротко чмокнула заковианца в подбородок. — Я люблю тебя, Пьетро. — Я тоже тебя люблю, Лекс. И все же кое-что не давало покоя. Совесть. Она принадлежала уже двум помимо него, была неоднократно изнасилована женщиной так, как сможет не каждый мужчина. Имеет ли она после такого право снова... Быть с ним? У Лекс были серьёзные отношения, почти дошедшие до свадьбы, она отдалась своему другу ради короткого забытья. Она грязна, хотя смогла ненадолго забыть об этом. Девушка задумалась о собственной адекватности или, вернее, её отсутствии — волноваться об этом после сотен запытанных жертв было более чем странным. Стоило ли ей об этом поговорить или?... — О чем думаешь? Беловолосая ласково потерлась щекой о тёплую кожу. Она не могла отказаться от него. Много ли ей счастья ещё осталось? — Обо всяких глупостях. Не обращай внимания. — Нежные губы коснулись мужской груди. Ровно там, где под мышцами и рёбрами билось сердце. — Спи, моё счастье. Слезы утомляют организм, тебе нужен отдых. Этой ночью Лекс засыпала будучи на пике счастья. Её не тревожили ни кошмары, ни призраки прошлого, ни мысли о будущем. Вместо этого девушке снилось бескрайнее звездное небо, под которым она сидела на гальке у морского берега. "Слёзы пахнут ванилью и морем Разделяя на счастье и горе Там, где солнце встаёт и уходит Слёзы пахнут ванилью и морем..."