Опасайся своих желаний, маленькая змейка

      — Что такое любовь, мамочка?       Спросил мальчик лет пяти. Он сидел в глубоком кресле и листал красочную книгу, лежавшую у него на коленях. На её страницах хлопали крыльями яркие попугаи, охотились и рычали большие кошки, могучие слоны собирались вокруг текущего ручья; крупными позолоченными буквами был написан рассказ о саваннах и джунглях, не слишком интересовавший мальчика.       — Твое любопытство направлено не на то, маленькая змейка… — ответила женщина.       Она полулежала на софе. Закатное рыжее солнце блестело в её длинных локонах кофейного цвета. В одной руке она держала хрупкий бокал бордового вина, в другой был очередной лист, от края до края исписанный мелкими буквами и цифрами.       Теплый соленый ветер задувал на широкую террасу. Море волновалось и шумело, пенилось вдалеке и билось о берег высокими волнами. Над горизонтом собирались тяжелые грозовые тучи.       — Папа подарил мне новую книжку. Про рыцарей-магов! — воскликнул вдруг мальчик. — Они живут далеко на юге, сражаются с чудовищами и помогают очень многим людям, а еще они очень храбрые и сильные, у них есть мечи… — возбужденно говорил он, мечтательно глядя в персиковое небо.       — Прелесть… — перебила его мать, — но при чем здесь любовь?       — Ну… Все рыцари посвящают победу любви! И говорят, что она дала им сил и зажгла мечи! У меня тоже есть меч, но он не горит… Давай прикажем любви зажечь его?       — Наивная маленькая змейка… Любовь не может ничего зажечь, как и не может никому дать никаких сил. Любовь это иллюзия, мой дорогой. Как то заклинание, чтобы заставить всех видеть то, чего нет на самом деле…       Она взглянула на мальчика, и в её глубоко серых глазах что-то блеснуло. Вдруг она улыбнулась — так красиво и так редко, что мальчик засмотрелся на эту улыбку. Мать всегда выглядела горделиво-суровой, спокойной, но опасной, как львица. Она, как и отец, занимала высокую должность, имела статус и власть, была в меру деспотичной, редко внимательной и почти никогда ласковой. Но сейчас, с этой красивой улыбкой на лице, была самой красивой и самой милой на свете.       — Но почему тогда рыцари не могут победить ни одно чудовище без любви, мамочка? — мальчик надул пухлые губы.       — Потому что они прокляты, моя маленькая змейка. Сами того не осознавая, они обрекли себя на страдания. Любовь поразила их и заставила забыться и потеряться. Она сделала их зависимыми, — женщина устало вздохнула, — зависимыми и слабыми.       — Но рыцари говорят, что без любви не вставало бы солнце и не цвели бы цветы! Я люблю цветы, мамочка… — мальчик на мгновение задумался. — И их мечи бы тоже не горели без любви!       — Глупости какие! — она усмехнулась. — Не чувства правят миром, но разум. Разве нужно настоящему магу, чтобы творить заклинание, что-нибудь кроме знания?       — Я не знаю мамочка… — мальчик почти прошептал.       Она вновь заглянула в свой лист и отпила из бокала. Мальчик тоже на всякий случай замолчал, пока на него не накричали за назойливость и излишние вопросы. Он откинулся в глубокое кресло, совершенно утонув в нем, и сложил руки на груди, вовсе забыв про красочную книжку.       — А ты любишь папу? — вдруг спросил он, погрузившись в ворох детских мыслей.       — Нет, мой дорогой. И твой папа не любит меня… — не отрываясь от листа, ответила она.       — А меня? Ты любишь меня, мамочка? Я вот тебя очень люблю… И папу люблю. Я слабый, мамочка? — спросил мальчик, глядя куда-то в пол. — А вот папа говорит, что я очень сильный… Сегодня у меня получилось заклинание…       — Иначе быть и не могло, мой дорогой, — она улыбнулась ему, на мгновение оторвавшись от чтения. — Как ты думаешь, почему у тебя наконец-то вышло?       — Это папа! Папа обещал подарить мне новых книжек! А еще он сказал, что скоро мы поедем в большой город, и там я буду показывать что умею! Вирантиум! — мальчик подорвался, восторженно сверкая глазами.       Она перевела взгляд к горизонту и чуть прищурилась, глядя на солнце. Её лицо вытянулось, улыбка исчезла. Она будто задумалась над чем-то, заставив мальчика прерваться. Он взглянул на её лицо, пытаясь понять, слушает ли она его.       — А ты поедешь с нами, мамочка? — обеспокоенно спросил мальчик. — Я очень хочу, чтобы ты поехала… На самом деле… Мне немножечко страшно, мамочка…       — Тебе нечего боятся, мой милый… — ответила она. — Там ты научишься очень многим вещам. Искусствам, недоступным простым людям… Ты станешь таким сильным… Как и должно быть…       — Я буду скучать, мамочка… По тебе и папе. Почему я не могу и дальше учиться дома? У нас же столько книжек! Я все-все прочитаю! Почему, мамочка?       — Не задавай глупых вопросов, маленькая змейка. Мы с папой не сможем быть всегда рядом. Но… — она вдруг обратилась к нему, часто заморгав, — если вдруг тебе станет совсем грустно… Знай, я всегда буду приглядывать за тобой.       Аккуратным жестом она позвала его к себе. Мальчик тут же спрыгнул с кресла и подошел к ней, немного нервно и нелепо отряхивая одежду. Он обвил ее шею руками и щекой припал к её груди, слушая её ровное дыхание. Она приобняла его в ответ.       Женщина усадила мальчика на софу и спиной прижала к себе. Она молчала, и лишь шелковые ладони её гладили мальчика по голове. Он же сидел почти неподвижно и смотрел на заходящее солнце и бушующее вдалеке море. Вдруг женщина заговорила как-то совсем по-другому, ласковее и тише:       — Любовь это злое чувство, мой милый… Она может казаться легкой и смешной, но её стоит бояться как огня… — она запустила пальцы в его волосы и зачесала их назад, — ведь когда ты любишь, то меньше всего на свете ожидаешь предательства.       — Поэтому любовь это проклятие, мамочка?       — Да, мой милый. Самое сильное из всех возможных… — сказала она, вновь ласково погладив его по голове. — Я расскажу тебе одну историю, маленькая змейка… Про любовь.       — Это хорошая история, мамочка? — оживился мальчик.       — Ужасная.       …Когда звезды были моложе, когда пыль была городами, а пустыни бескрайними лесами — жил на свете один маг. Имя его растаяло в веках, а деяния превратились в красивые легенды, но знай, маленькая змейка, был этот маг поистине великим человеком. Не существовало на свете стихии ему неподвластной — огонь боялся гореть под его взором, вода расступалась под его ногами, земля посвящала ему все свои дары, а ветер шептал о нем с каждым потоком. Умен был этот маг, добр и великодушен, и лишь один изъян вложил в него безжалостный Создатель. Пылкое и глупое сердце.       Древний праздник гулял тогда на улицах городов, пел в деревнях и танцевал в селах. Праздник солнца и счастья, праздник единства и молодого вина — Сатиналья, матерь всего веселья! Не обошел праздник и мага. Не обошли и его песни, не обошли танцы. Не обошли его и взгляды молодых и красивых.       Звали его Лафнаис. Прекраснейшего из прекрасных, искуснейшего из искусных — певца и артиста, каких поискать. Беден он был и безроден, злобен и игрив. Ведь сердце его не билось вовсе, покуда был вместо него лишь прозрачный хрусталь.       «Здравствуй, великий магистр!» — смеясь молвил Лафнаис, каждый раз встречая великого мага. «Улыбнись мне, сильнейших из живущих!» — хохотал он, увлекая мага в быстрый танец. «Поцелуй же меня, несмелый герой…» — пьяняще шептал он на ухо. Дразнил и пытал он мага, водил его за нос, улыбкой своей и красотой проникая ему в душу.       Смешны и веселы были их встречи. Пьяны и долги ночи. Красив был Лафнаис, ласков в словах, песни его разливались трелями, а ноги будто созданы были для танцев. Тогда то и случилось с великим магом страшное. Глупое сердце его воспылало, а разум его потускнел.       «Возлюбленный! — звал он Лафнаиса, — будь же со мной!». «Ха-ха! Конечно! Подари мне только все цветы, что есть в мире!» — смеялся над его словами юноша.       И сотворил тогда маг заклинание. Обратился он к воде, обратился к земле: «помогите же мне!». «Нет больше у тебя силы перед нами, ” — отвечали стихии, — «ведь обменял ты её на поцелуи и смех! Но поможем мы тебе… В обмен на кольца твои, на золото и бриллианты! Богач из богачей!». И отдал маг все свои ценности в обмен на все цветы мира.       И подарил он их Лафнаису. «Будь же моим! Раздели же со мной мою жизнь!» — молвил он прекрасному юноше. «Ах, золото твоё, ах, драгоценности..!» — вздыхал Лафнаис, равнодушно рассматривая краски всех цветов. «Нежность моя к тебе крепчает с каждым днем… Но нет моей душе покоя! Ведь нет на свете голоса чудеснее моего, нет на свете песни, способной заставить меня зарыдать… Подари же мне её, величайший из живущих!» — отвечал ему юноша. «Нет и моей душе покоя, покуда ты несчастен!» — бил себя в горящую грудь маг.       И вновь сотворил он заклинание. День и ночь звал он ветер, шептал он свое имя, молил об ответе. «Зачем зовешь ты меня? Нет больше власти в твоих словах, ведь обменял ты её на танцы и молодое вино!» — наконец ответил ему ветер. «Помоги же мне в последний раз! Созови всех птиц, что есть на свете, созови их ради меня! Ради моего Лафнаиса!» — молил его маг, падая на колени. «Откажись же от славы своей, откажись от имени, откажись от всех деяний своих, и помогу я тебе!» — отвечал ему злой ветер. И отказался маг от всего, что делало ему честь в этом мире.       И пришел он к юноше. «Вот же, прекраснейший! Вот же песня, достойная тебя! Поцелуй же меня, возлюбленный!» — звал маг Лафнаиса. «Ах, как же звать мне тебя…» — отвечал ему юноша, сдерживая улыбку и смех. «Любимый! Зови меня Любимый, милый милый Лафнаис!» — шептал ему маг, припадая к его ногам. «Любимый… Ха-ха! Но тревожно моему сердцу и холодно оттого, что ничто не связывает нас! Нет во мне твоей силы, нет твоей власти! Раздели же их со мной, и разделю я с тобой твою жизнь!» — хохотал Лафнаис, упиваясь молодым вином.       И схватил его вдруг за руку безымянный маг, и вывел его прочь из шумного и пьяного города. И отвел он его к черному холму под черным небом, где раскинулись тысячи и тысячи звезд. И молвил он: «смотри же, любовь моя, вот моя сила и вот моя власть! Свобода! Всё что у меня осталось! Стань же моим, раздели со мной эту вечность!» Глупый и бессердечный Лафнаис всё улыбался и смеялся, обвивая его шею руками. «Обещай же мне! Клянись в своей любви! Подари же мне все звезды…» — шептал он, глядя в глаза магу.       И прокричал тогда маг, разрывая грудь и извлекая оттуда горящее сердце: «Прежняя власть и сила моя! Отрекаюсь! Проклинаю! Сердце моё, свобода моя! Твои, моя любовь!»       И взял в холодные ладони горящее сердце Лафнаис. И раскинул он руки — и сила заструилась в них, и власть, утраченная магом, проснулась в нем. И стал он сильнейшим из живущих. И рассмеялся он вдруг, глядя возлюбленному в глаза. Как гром ударил его голос: «никто ты для меня!».       И отвернулись от Безымянного ручьи, отвернулась земля, покинул его ветер. И лишь огонь. Лишь огонь хлынул вдруг из его сердца, прямо в руках Лафнаиса. И пал Безымянный на колени, и слезы хлынули по его щекам. Слезы горечи, слезы предательства. А огонь все пылал.       И закричал вдруг Лафнаис. От боли и страдания. Закричал он от пламени ненависти, завопил от силы и власти, обрушенной в его руки. И поглотил огонь его. Поглотил его никчемную красоту, уничтожил талант — лишь сердце осталось от юноши. Черное от сажи, злобы и зависти — битое стекло.       И разверзлись небеса. И хлынуло пламя в черноту — пламя ярости, пламя скорби — обхватило оно грязное сердце Лафнаиса и утянуло в черноту неба, в свободу, во власть, в силу. В пустоту.       И яркой кометой расчертили небо душа и сила Безымянного, и скрылась вместе с ней в тени проклятая душа Лафнаиса…       Тяжелые грозовые тучи наплывали на прибрежный Каринус. Ветер трепал высокие кипарисы и пальмы, задувал на широкую террасу, хлестая по щекам. Гроза сверкала в темнеющем небе. Бушевало море.       Мать гладила мальчика по голове, перебирала пальцами его волосы, наблюдая за надвигающимся штормом. Наконец, кончив свой рассказ, она молчала. Будто выжидала чего-то, вовсе не собираясь скрываться от шторма. Мальчик тоже не решался двигаться. Со страхом он всматривался в полоски и вспышки молний меж черных туч. Казалось, они плыли прямо на них с матерью и вот вот были готовы обрушиться на землю.       — Вот почему любовь это проклятие, мой милый… — наконец сказала женщина. — Любовь способна одурманить, вскружить голову. Она способна отнять у тебя всё на свете. Все твои драгоценные силы… — женщина вдруг поцеловала его в макушку. — Надеюсь, никогда не постигнет тебя проклятие столь сильное, как любовь…       Вдруг она взмахнула рукой. Легко и непринужденно. Ветер в то же мгновение обогнул террасу, словно ударившись о незримый барьер. Слуги, как по команде, наводнили пространство, став торопливо убирать принесенную пыль и мусор.       — Приготовься к ужину, мой милый. Сандра проводит и умоет тебя… Сандра! — она спустила его на пол и встала с софы.       — Мамочка! — позвал её вдруг мальчик, — а что если я вдруг захочу полюбить кого-нибудь также сильно… Как маг полюбил Лафнаиса…       Она вдруг обернулась к нему и замерла, с несколько секунд глядя мальчику в глаза. Лицо её вытянулось, а в глубоко серых глазах сверкнула и отразилась молния. Она сказала тихо, но мальчик услышал, услышал раз и навсегда:       — Опасайся своих желаний, маленькая змейка…