Простота

      Заложив руки за голову, Леви смотрел в небо, синие воды которого были окружены шумящим колодцем деревьев. Он никогда еще не видел так много их сразу, в одном месте. Эрвин сказал, что это называется der Wald. А он-то раньше думал, что это такая фамилия. Надо же. В мире столько непостижимых вещей, называющихся такими обыденными словами. А всему простому люди выдумывают слишком сложные названия. Наверное, простота — это плохое качество, раз его нужно маскировать сложностью?..       Он никогда не считал себя сложным. В нем все просто: живи — не умри — повтори. В нем нет никаких скрытых смыслов, двойного дна и тайн. Ничего интересного. Это Эрвин — как секретер: отделения, ящички, замочки и тайники. Никогда не знаешь, на что сейчас натолкнешься. Он внушителен, неприступен, сложен — и лишь владелец ключа знает, что хранится в нем.       Эрвин передал ключ этот ключ Леви. Сделал его хранителем. Но и сам Леви не знал, что окажется в следующей шкатулке, прячущейся в темноте души Эрвина. Ему было известно лишь одно: никому, никогда он не позволит отобрать у себя этот ключ. Он прячет его у сердца, там, где никто не увидит. Никто не узнает. Никто не отберет.       — Держи, — протянул ему что-то подползший на локтях Эрвин.       — А?       — На, попробуй. Это die Blaubeere. Она сладкая.       Леви послушно слизнул с его ладони несколько маленьких, темно-синих ягодок. Разжевав, он ощутил кисловато-сладкий сок и хруст мелких косточек на зубах.       Эрвин, улыбаясь, смотрел на него. Он лежал рядом, в высокой траве, и в его растрепанных золотых волосах путались сухие стебельки какого-то растения.       — Вкусно?       — Очень.       — Сейчас, еще поищу…       — Стой.       Леви удержал его за руку, останавливая. Забравшись на него, он сел, упершись руками Эрвину в плечи. Склонившись к его лицу, он, не отводя взгляд, смотрел прямо в синие бездонные глаза, будто бы отражавшие в себе небо над их головами.       Эрвин потянулся поцеловать его, но Леви ловко дернул головой, не позволяя прикоснуться к своим губам. Чуть оскалившись, он дразнил Эрвина, почти касаясь его и отстраняясь в тот же момент, когда Эрвин пытался коснуться его. Увернувшись от очередной попытки поцелуя, Леви быстро дотронулся губами до кончика носа Эрвина, и оба тотчас же рассмеялись.       — Никуда не пущу, — шепнул Леви, целуя его в подбородок, чуть пониже губ.       — Я и не сбегу, — пообещал Эрвин.       Припав, Леви со всей возможной нежностью поцеловал Эрвина, пытаясь передать ему через это прикосновение всю свою любовь, все счастье, тепло, радость, которые тот принес в его жизнь. Только сейчас, рядом с ним, он осознавал, что по-настоящему живет. Что чувствует еще что-то помимо постоянной боли. Что чувства вообще бывают приятными.       Оторвавшись от Эрвина, он с трепетом в сердце следил, как тот украдкой облизывает нижнюю губу, цепляя ее зубами, отчего кровь алой волной прилила к нежной коже. Леви был готов расплакаться, осознавая, что все это — его. Только его. Его счастье. Встреча с Эрвином стоила всех лет на улице, всех убитых и искалеченных, всей той грязи и крови, которую он повидал. Все это было не зря, раз в конце в этого пути он оказался в руках Эрвина.       — Verweile doch, du bist so schön, — прошептал Эрвин.       Леви кивал, кусая губы. Он чувствовал, как подкатывают слезы — то ли радости, то ли восторга; может быть — счастья, или страха потерять… Дрожа, он ткнулся лбом в щеку Эрвина, мелко вздрагивая плечами, хватаясь за рубашку, ремни, подвеску.       Большие, теплые ладони Эрвина нежно гладили его по дрожащей от беззвучных рыданий спине. Он был рядом. Он понимал, он поддерживал и защищал. Он был всем. В его глазах не отражается небо; нет, — они и есть небо, тот самый космос, который был над ними. Эрвин был солнцем, был светом, был теплом. Был для Леви всем. И пока это солнце не зажглось в его жизни, он видел лишь кромешную тьму.       — Я рядом. Я не уйду. Я с тобой, — шептал Эрвин, гладя его, путаясь пальцами в гладких черных волосах, прижимая, спасая, разделяя боль.       Перекатившись, он крепко прижал к себе Леви, укладывая его в яркую зеленую траву. Белая кожа, черные волосы, чудные серые глаза оттенялись изумрудной зеленью стебельков. Эрвин откинул пряди с глаз Леви, нежно скользя кончиками пальцев по лбу.       — Ты прекрасен, — прошептал Эрвин, очерчивая пальцем тонкие губы Леви. — Но и это не главное…       Свободной рукой Леви поймал синюю подвеску на черном шнурке, свисавшую с шеи Эрвина. Она была тяжелой и прохладной. Прижав ее к губам, он молча клялся Эрвину в вечной верности — до последнего дня, шага, вздоха, взгляда. Навсегда.       Леви знал, что ему не нужно ничего объяснять.       Эрвин мягко, еле заметно ему улыбался. Большой и сильный, он укрывал собой Леви от всего мира. Он сам был его миром. Его всем. Если он и обрел смысл жизни, то лишь в Эрвине. Он удивительный. Невероятный.       — Смотри, еще, — вдруг усмехнулся Эрвин, протягивая руку куда-то за голову Леви. В его пальцах оказалось несколько штук тех самых темно-синих ягод. Он нежно вложил их в приоткрытые губы Леви, — все ему, и одну себе.       Леви почувствовал сладость.       Синие бездонные глаза были ему вместо неба.