Этернианские однострочники

      Две птицы кружились над балконом алвасетского замка. Огромный ворон неспешно, словно обозревая окрестности, парил в вышине. Маленькая белая ласточка сновала почти над крышей.       "Наверное, будет дождь", - словно отстранённо подумал Росио Алвасете, глядя вверх. Ласточка насмешливо чирикнула, словно отвечая юноше и скрылась в гнезде под стрехой.       На душе у юного наследника Кэналлоа было очень плохо.В соседнем крыле, в кабинете, никого не принимая, сидел отец. А за стеной, в соседней спальне, словно окаменелая, лежала в постели мать. Горячо любимая матушка. Лежала уже неделю, ровно с тех пор, как с дурными вестями вернулся отец.       “Хотя, - задумался юноша. - Мать и до его приезда словно знала, что произошло что-то плохое. Ещё месяца полтора назад она назвала меня наследником и надеждой. Да, как говорит отец, именно в тот день Карлос… Квальдэто цэра! Небо всемогущее! Как же так?! Он был так молод! У него всё было впереди! Мы с матушкой так любили его! Почему он? Почему не я? Я должен был быть там, вместо него! Кто он и кто я? Почему?” Нос предательски шмыгнул, из глаз полились слёзы. — Не надо, сын. Так бывает. Жизнь и смерть всегда ходят рядом.       Росио резко обернулся. Алваро подошёл к сыну и положил руку ему на плечо. — Простите, отец, - Росио снова предательски шмыгнул носом. Вытирать слёзы при отце юноша не решился. - Я знаю. Мужчина не должен плакать. Но… — Это не страшно, сынок, - вздохнул Алваро. - Мужчина тоже имеет право на горе. Для меня страшнее, что не плачет твоя мать. Знаешь, я всегда завидовал в этом смысле женщинам. Они легче начинают плакать. И горе выходит из человека слезами. А твоя мать не пролила ни слезинки.       Росио сглотнул. — Она назвала меня наследником ещё полтора месяца назад. Ровно в тот день, когда Карлос…       Алваро вздохнул. — Видимо, почувствовала. Это мать, Росио. Мать всегда знает, что с её детьми даже если они далеко. Запомни это и учти: всегда уважай мать своих детей. Страсть может утихнуть, любви вообще может не быть. Уважение должно остаться. Иначе грош тебе цена как мужчине.       Росио молчал. Отец, впрочем, и не ждал ответа. — В этом году ты не поедешь в Лаик, сын. — Почему? - вскинулся Росио. - Все поедут, а я - нет? Ты считаешь, что я недостоин? — Разумеется, нет, - покачал головой Алваро. - Ты более чем достоин, но теперь ты у меня - единственный наследник. Мне больше не на кого надеяться и некому оставить Кэналлоа. Я должен завершить твоё обучение здесь. Прости, я рассчитывал, что Небо смилуется над нами и вас будет хотя бы двое. До осени мы не успеем. А сделать это необходимо. Я не могу оставить Кэналлоа без соберано на Изломе. И ты не можешь. Это твой дом. И это твой долг. — Но что же мы скажем? — Правду, сынок. Мы скажем, что твоя мать, получив известие о гибели Карлоса, серьёзно заболела и ты должен поддержать её. Росио опустил ладони на парапет. — Мама отпустила бы меня. — Верно, - кивнул Алваро. - Но те, с кем тебе предстоит столкнуться в будущем, не должны знать, как и к чему я готовлю тебя. А что чувствует мать, знают и поймут практически все. Росио молча смотрел вдаль. — Знаете, отец… Сегодня, совсем недавно я видел, как над нашим домом летали две птицы. Ласточка и ворон. Птица Борраска и наша птица. Так вот ласточка покружилась и юркнула под стреху. А ворон (вон он, видите?) до сих пор кружит над двором. Так вот, я решил. Я не буду ласточкой. Я буду вороном. Я хочу парить, а не прятаться. Алваро покачал головой. — Что ж, господин маркиз. Ваше право и вы решили. Тогда нам нужно работать ещё больше. Идём. Небо темнело. Явно собирался дождь. Но огромный ворон по-прежнему кружил на алвасетским замком.