Gangsta’s Paradise

Никто не думал, что все закончится вот так. Годы службы в армии, которые отдали Эрвин, Леви и остальные, пошли коту под хвост, как и вся их прежняя жизнь. Благодаря случаю, теперь они официально мертвы. Сфальсифицировать смерть целого отряда и смыться в Южную Америку трудно, но реально, если знать как. Пожалуй, за всю службу это был самый гениальный план капитана Эрвина Смита. В любом случае это было гораздо лучше, чем умереть от рук правительства, которому ты и твои люди стали неудобны. Свое пристанище они нашли в самых низах Рио-де-Жанейро, там, куда даже спецназ боится совать свой нос. В трущобах была грязь, преступность, разруха и полная свобода от власти государства, но это только на первый взгляд. Фавелы были отдельным миром, подчиняющимся своим негласным законам и традициям. По своей сути, фавелы были отдельным микрогосударством. Фавелы Монтонья встретили группу «мертвецов» палящим солнцем Бразилии, сыростью сточных канав вперемешку с мусором и еще хрен пойми чем. Смотря на очередную такую кучу Эрвин решил, что не хочет видеть это, когда начнется сезон дождей. — Нам нужно на самый верх, — Леви указал пальцем вверх, куда уходила лестница. — Там нас должен встретить связной. — Если не сваримся на жаре раньше, — добавил Майк, вытирая рукой град пота со лба. — Жарко как в аду. Остальные лишь молча поддержали Майка, продолжая дальше взбираться по лестнице вверх. Чем выше поднимались тем сильнее становился уклон. Фавелы Монтонья находились на горе. Уходя высоко вверх по склону, они открывали чудесный вид на океан и на богатый район по соседству. И весь этот прекрасный вид на город и близкое расположение к океану перечеркивала просто отвратительная инфраструктура. Даже со всей военной физподготовкой и выносливостью измотанные жарой бывшие солдаты с трудом преодолевали путь. Остаётся только гадать, как местным старикам и детям удавалось ходить тут каждый день. — Эрвин, ты уверен, что нам стоит оставаться тут? Фавелами всё-таки заведует мафия, — Ханджи с опаской оглядывалась по сторонам. Она много историй слышала про эти трущобы, мол, иностранцев здесь режут налево и направо, а местные банды устраивают бойни и кровавые перестрелки. Подтверждали слова Ханджи и местные жители, которые смотрели на гринго как на сумасшедших при упоминании Монтонья. — Стоит ли доверять твоему другу? — Да, можно. Пусть это и довольно опасно, но других вариантов нет. Фавелы находятся вне власти правительства, и поэтому только здесь мы сможем исчезнуть со всех радаров. — Тц, то есть вдруг нам повезет и нас не застрелят? — Леви хмуро осмотрелся по сторонам, подавляя приступ тошноты от запаха чего—то разлагающегося. Он надеялся, что это не труп такого же иностранца, как и они сами. — Пауло сказал, что южные фавелы одни из самых «цивилизованных». Тут вроде как туристов даже водят… Эрвин оглянулся по сторонам. Во круг ни души. Слышен был только приглушённый лай собак и пение птиц. Над одним из домов летал жёлтый воздушный змей, но затем появились ещё несколько зеленных и после они совсем пропали. Мужчину это озадачило, и он мысленно поставил галочку спросить про это у Пауло. — Оla, Эрвин! — громкий мужской голос заставил вздрогнуть всех, включая самого Эрвина. Присмотревшись, они увидели в тени силуэт худощавого мужчины и огонек от сигареты. Сделав ещё одну затяжку, он вышел из своего укрытия и наступил на окурок, туша его. — Пауло? — Эрвин всмотрелся в лицо незнакомца, с трудом узнавая в нем своего старого знакомого. В последний раз, когда Эрвин его видел, Пауло был молод и свеж, а его пышная шевелюра темно-русых волос была собрана в неопрятный хвостик. Сейчас же его загорелое лицо испещряли множество морщинок, особенно заметных рядом с уголками глаз, а в уже редеющей копне волос проглядывала седина. — С утра пока он был, — на лицо Пауло появилась кривая улыбка. Он внимательно осмотрел Эрвина и других с ног до головы, — мои subalternos не доставили хлопот? — Подчиненные? — Эрвин вопросительно уставился на мужчину, не совсем понимая, что тот имел в виду, если только речь не шла о тех бандитах с автоматами Калашникова наперевес на входе. Он слышал, что Пауло вступил в банду после ухода из армии, но не знал ничего об его успехах и «карьерном росте». — Ага. Я разве тебе не говорил, что я теперь шеф Монтонья? Вся эта фавела - моя вотчина. Здесь ничего не происходит без моего ведома и разрешения, — на последних словах Пауло с гордым видом показал на себя, ткнув пальцем в грудь. Он здесь был теперь королем, и Эрвин не хотел знать, каким образом он им стал. — О, ты теперь детей нанимаешь, дружище? — спросил не без доли сарказма Пауло, глядя на невысокого Леви. Ему с все ещё с трудом верилось, что этот невысокий паренёк мог стоить целого отряда отборных солдат. Эрвин натянуто улыбнулся, представляя, как сейчас злился Леви, который обычно и так был мрачнее тучи. Наверняка его тонкие черные брови были сведены к переносице, а взгляд был исподлобья, словно у дикой кошки. Леви же недовольно прыснул, но сдержался. Отряд сейчас не в том положении, чтобы выяснять отношения с местными мафиози, показывая у кого яйца круче. — В любом случае, bem-vindos , гринго! — на лице Пауло появилась улыбка, больше напоминающей оскал. У Ханджи и Моблита он вызвал не самые приятные чувства внутри, а Майк насторожился еще больше, принюхиваясь. Сквозь завесы зловонья мусора, несколько мертвых тушек, кажется, крыс, он уловил сильный аромат пота, мускуса и оружейной смазки. Помимо Пауло здесь были еще несколько бандитов, что в принципе не было удивительно. Он же их босс, а они его защищают, как и Майк с остальными прикрывали капитана Эрвина. «Бывшего капитана», — поправил сам себя Захариус. Пауло поманил рукой за собой гринго и, громко шлепая сланцами, направился вдоль узкого переулка. Идти по нему было совершено неудобно: раздолбанные в каменную труху лестницы, редкий, но все же мусор в виде битого стекла и ржавых гвоздей. Нанаба старалась грациозно перешагивать мусор и многочисленные ямки, но оступилась, неудачно подвернув ногу. Ее подхватил под плечи Майк, не давая упасть. — Спасибо, — Девушка смущённо улыбнулась, встав и поправив рубашку. Ее взгляд остановился на вмятинах на стене, которые раньше она принимала за осыпающуюся штукатурку и кирпич. Многочисленные вмятины местами покрылись плесенью, кое-где была видна арматура. Майк проследил за взглядом девушки и разглядел следы от пуль на стенах. Нахмурив и без того серьезное лицо он потянул Нанабу за собой, в сторону постепенно удаляющихся друзей. У него совершенно не возникало желания оставаться тут один на один с дырявыми стенами и бандитами, сидящих в засаде. Всем, включая самого Эрвина и Леви, было не по себе от этого места, хотя они прошли вместе не одно сражение в самых горячих точках мира. Но одно дело, когда у тебя есть в руках оружие и прикрытие в лице вооруженного до зубов напарника, а другое совершенно «голый» без какого—либо оружия кроме верного ножа идти через фавелу Рио, где местная полиция не имела абсолютно никакой власти и лишний раз старалась не появляться здесь, а если и решалась, то на перевес с пулеметом на БТР. — Дальше вас поведет мой братишка. Ola cara! — Пауло снова улыбнулся своим звериным оскалом и стал что-то обсуждать на португальском языке со своим «братишкой». Эрвин понимал их урывками, улавливая, в основном, знакомые общие образы, которые когда-то по долгу службы пришлось подучить. — Это Сидинеи, — похлопал его по плечу мужчина. — Он проведет вас до вашего дома, а я откланяюсь. Пауло улыбнулся и подмигнул на прощание Ханджи, которая удивленно захлопала глазами, поправляя очки. Моблит же скривился. Проводник со странным для бразильца именем Сидинеи, ведущий их до съёмного жилья, оказался на удивление молчаливым. Он постоянно оглядывался по сторонам, словно ожидая опасности и потирал забитые татуировками от зяпястий и до самых плеч руки. Нанаба пригляделась к его рукам, пытаясь разглядеть многочисленные рисунки на бандите. Сидинеи не походил на человека, который бил тату ради эстетики и удовольствия. Вот на руке изображен крест, Иисус — значит он был верующим, а довольно пикантное тату с женщиной, рядом с которой красовалось имя Парис. Видимо, женщина на тату была его возлюбленной. Выйдя на главную улицу Монтонья, бывшие солдаты чуть не оглохли от шума оживленной улицы, привыкнув к тишине узких улочек. По дороге ездили машины, парни и девушки наперегонки ездили на скутерах. Напротив было небольшое кафе, откуда доносились приятные запахи. У Майка даже заурчало в животе. Принюхиваясь, он уловил гамму разных ароматов, от которых кружилась голова. Посмотрев на своих друзей, он заметил, как все удивленно осматривались по сторонам. Каждый из них, идя в фавелы, представлял засилье бандитов и наркопритонов, полную разруху и повальную нищету, но реальность оказалась совершенно другой. Монтонья процветала, люди открывали свои магазинчики, кафе, строили семьи и просто продолжали жить, пусть и под крылом мафии. — И не скажешь, что тут мафия заправляет. С виду обычный район, — Моблит осмотрелся по сторонам, догоняя Ханджи, которая с любопытством засматривалась на витрину с очками. Каких—либо известных марок там не наблюдалось, а если и были, то скорее всего подделка. Да и откуда у жителей трущоб были деньги на оригинал и тем более дорогие бренды вроде D&G, Armani и другие им подобные. — Да, согласна, — задумчиво ответила женщина, снимая и протирая свои старые очки. Они были в тонкой, но прочной оправе и повидали многое в жизни вместе со своей непоседливой хозяйкой. Конечно, Ханджи относилась к ним бережно, в экстренных ситуациях старалась обходиться линзами или плотно прилегающими очками, больше напоминающие очки для плавания. Последние же были особо незаменимы в пустыне, защищая чувствительные глаза от песка и пыли. Но даже щепетильное отношение Ханджи к своим очкам не могло отменить их естественного износа. Одна дужка уже болталось, и подкручивание болтика здесь абсолютно не помогало, кое—где виднелись потёртости. — Мне нужны новые очки, — сделала вывод Ханджи, надев их и поспешила за быстро удаляющимися вперёд друзьями. Догоняя их, Моблит сорвал по пути веточку с цветущей гортензией, торчащей крупными соцветиями сквозь дырявый забор небольшого садика. Веточка приятно пахла и, отряхнув ее от лишних насекомых, мужчина подарил его Ханджи. Женщина легко улыбнулась, вдохнув тонкий цветочный аромат. Передвигаться под палящим солнцем и жарой было тяжело. Оставалось только удивляться, как Сидинеи удавалось бодро идти вперёд, словно и не было всего этого пекла. Видимо, давно привык. Леви с завистью смотрел на него, вытирая пот со лба и зачесывая намокшие волосы назад. Брезгливо глянув на мокрую руку, он вытер ладонь об шорты. Его все не покидало ощущение грязи. Пот и грязь словно покрыли плотной коркой тело Леви и единственным, что могло спасти его, был душ. Знакомство с хозяйкой съёмного жилья вышло скомканным. Леви искал взглядом ванную комнату, представляя как залезет под горячий душ и смоет с себя пуд грязи. — А где у вас душ? — наконец-то не выдержав спросил Леви. Хозяйка указала ему на одну из обшарпанных временем дверей квартиры, после чего мужчина скрылся за одной из них. Эрвин проводил его взглядом, легко улыбаясь, а затем продолжил общаться с хозяйкой. Как он выяснил, ее звали Ревилино, и Сидиней приходится родной теткой. Она сдает квартиры туристам, благодаря чему была вынуждена выучить английский язык, чтобы вести свой небольшой бизнес по сдаче квартир. — Ваш английский довольно хорош, — подметил Эрвин. — Да что ты! — Ревилино смущенно улыбнулась, отмахнувшись рукой. В ее голосе чувствовался сильный акцент, из-за чего ее речь звучала грубовато, но все равно понятно. Племянник явно пошел не в тетку лингвистическими данными. За все время их дороги они так толком ничего не смогли узнать от Сидинея. Английский парень не понимал, а португальский никто кроме Эрвина и не знал, да и то последний разговаривал на нем кое-как. Про общение на другом языке речи и не шло. — Ох, — Ревилино со свойственной ей видимо природной эмоциональностью прикрыла рот рукой, — вас же шестеро! А у меня в двух квартирах всего пять кроватей. Даже дивана нет! — воскликнула она, думая, как можно это исправить. — Я и в кресле могу поспать, если оно есть, — Леви наспех вытирался чистым полотенцем, которое достал из своего вместительного рюкзака. Перспектива делить с кем-то постель не прельщала Леви, особенно с Ханджи. С Ханджи порой невозможно было находиться в одном помещении, а спать рядом уж тем более. — Есть кресло, но оно такое старое… — Пойдет. Лишь бы не с кем-то. — Даже со мной? — Эрвин после неудачной шутки прикусил язык, заметив на себе колючий взгляд Леви и смущённо смотрящую Ревелино, явно не знающую, как реагировать на шутку. — Это он так шутит, — Ханджи, наблюдавшая за всем со стороны, пытаясь убрать неловкость ситуации. Поправив очки, она подошла к Леви и обхватив рукой за плечи начала ерошить черные волосы, — Да, Леви? — Отвали, четырехглазая! — возмущению Леви не было предела. Он никому не позволял касаться своих волос, даже Эрвину, а Ханджи и другим и подавно. В очередной раз наперекор правилам, которым придерживался он всю жизнь и требовал от других, женщина творила что хотела, — Не лапай меня! — ущипнув в ответ мужчина вывернулся из крепких объятий и поправил влажные волосы словно кот. — Ой, да ладно тебе, — Ханджи, промурлыкав, попятились прочь, показывая ладони в знак полной капитуляции. Она, конечно, любила подшучивать над Леви, но знала меру. И сейчас она ее явно почувствовала, потирая ущипленный бок. — Ага, вали, — Леви проводил взглядом Хаджи, наблюдая не выкинет ли та что-нибудь снова. С лица Эрвина не сходила еле заметная улыбка, на которую многие не обратили бы внимание, но не Аккерман. Он сразу же замечал изменение в поведении мужчины в отличие от других, но за исключением одного. Он совершенно не понимал, что творится в голове у капитана, его мотивов, — Мне нужно то кресло. Ревилино молча кивнула и ушла, поправляя широкий браслет на худой руке, думая над тем куда поставить старое кресло. Новые гости показались ей странными. Они отличались от тех туристов, которых ей доводилось видеть ранее. Обычные туристы были с большими баулами багажа и широко раскрытыми глазами, в которых читались одновременно страх и любопытство перед жизнями в фавелах. Но вот в новых постояльцах женщина видела твердость и уверенность. Да, в их движениях чувствовалось осторожность, а во взгляде недоверие, но все равно нутром Ревелино чувствовало нечто, что не могла объяснить. Когда к ней неделю назад пришел Пауло и предложил подстелить за несколько зеленных группу людей она напряглась. Пауло ещё никогда не просил за кого—то, а тем более лично. Попытки узнать кто же это не дали результат. Мужчина лишь отмахнулся, мол, давние друзья, с которыми не виделись лет сто. Недоверчивую от природы Ревелино это напрягло, но раз сам шеф Монтоньи просил, то отказ здесь совсем не имел шансов. — Эй, Ревелино, это что за гринго? — обратился к женщине один из арендаторов жилья. Мужчина стоял на балконе и курил сигарету. Смотря на открывшийся пейзаж сквозь темные стекла «авиаторов» мужчина сделал очередную затяжку. — А, черт его знает. Это друзья Пауло. — Ревелино закашляла, отгоняя от себя дым сигарет, - Опять ты куришь! — Мутные ребята. Их бы проверить. — Мужчина улыбнулся, убирая сигарету, —Прости за это. Но Ревелино прервала его на полуслове. Со словами забыть об этой затее она показала палец вверх. Ни ей, никому-либо ещё не нужны были проблемы. Если и Пауло попросил ее приютить молодых людей, то значит доверяет гринго. Мужчина молча кивнул, но решил не отступать от своей затеи.

***

За ужином все собрались в квартире, в которой жили Эрвин, Майк и Леви. Кухня оказалась на удивление большой для фавел, будто компенсируя размер спален, в одной из которой с трудом, но поместилось кресло Леви. Леви был этому несказанно, рад хотя внешне никак не проявил. Единственное с чем приходилось смириться, это с наличием соседа по комнате. Эрвин был приятен мужчине и был самым лучшим вариантом соседа, ведь он был аккуратен и всегда приятно пах, чист, но все равно находится двадцать четыре часа в сутки было перебор. Над ужином никто решил особо не мудрить и просто заказали несколько пицц. Наличие пиццерии в фавелах и тем более доставки приятно удивляло. Все как в обычном городе, если опустить отсутствие контроля со стороны полиции и присутствие мафии. Ханджи все время забирала у Моблита оливки, которые тот по непонятным причинам не любил, и укладывала их на свой кусок. В отличие от своего подчинённого она их безумно любила. В отличии от остальных Эрвин и Майк развалились на не большом диванчике, стараясь не заснуть от усталости. В этот момент они искренне жалели, что подселили Леви к себе. Запрягли и Эрвина, и в итоге двое мужчин на пару с Аккерманом убирали квартиру сверху донизу, вылизывая каждый угол и щель. Особенное внимание они уделили ванной. Леви совершенно не мог перенести мысли, что здесь до этого кто-то жил и вряд ли нормально убирался перед отъездом, особенно в ванной. С моющим средством и в перчатках мужчина старательно оттирал каждый шов между плиткой, каждый уголок и щель, стараясь не пропустить ни одного пятнышка сомнительного содержания. Но оно того стоило. Квартира блестела от чистоты и пахла свежестью. — Сейчас бы пиццу с ананасами, — Ханджи мечтательно облизнулась и обвела взглядом коробки, в которых не оказалось заветной пиццы. — Как ее можно есть? Из-за сока ананасов пицца становится дряблой, — от одной мысли о дряблом и размокшем куске теста Леви передернуло. — Тем более, ананасы перебивают утонченный вкус сыра. Это кощунство, — Моблит откусил от куска пиццы и с блаженным видом прожевал. — И ты тоже, Брут? — взвыла к небесам Ханджи, — ещё скажи, что ты вместе с итальянцами хочешь запретить ее, — но ее ждал утвердительный молчаливый кивок. — Ананас в пицце удел гребанных извращенцев, — добавил Леви, разливая по чашкам чай. Одну он отдал Эрвину, который благодарно, но устало улыбнулся, а другую взял себе. — Да ну вас, предатель Моблит и любитель лягушачьих лапок, — Ханджи надула губы, заедая обиду на друзей куском пиццы.

***

Поздно вечером этого же дня мужчина брел по улицам Монтоньи, мастерски избегая патрулировавших местность бандитов. Ему не хотелось попадаться на глаза патрулю, хотя он и был здесь своим, умудрившись стать частью банды. Пробираясь сквозь темные улицы и закоулки, мужчина поправил солнцезащитные очки, висящие на вороте хлопковой майки. Носил он их аккуратно и всегда с собой. За столько лет они стали незаменимым атрибутом мужчины как черная водолазка Стива Джобса. Вот только был Джобсом, а обычным полицейским под прикрытием, который просто любил свои очки-авиаторы. Они были стары, оправа немного потерлась, но были дороги как память. Остановившись рядом с высоким забором, он всё-таки убрал очки в тканевой футляр от греха подальше и осмотрел забор. Перелезть через него было невозможно, если бы не одно «но». Забор был сделан из кусков старого профнастила разного размера. Где-то местами были подтёки ржавчины, а где-то и дыры от коррозии. Толку от такого забора не было никакого, но это было только на руку. Оглянувшись по сторонам, мужчина подбежал к куску профнастила, дырявого как решето, и снял его без труда с болтов. С улицы сразу же донёсся звук проезжающих немногочисленных машин, освещая яркими фарами все вокруг. Водители прекрасно видели человека, вылезающего из забора, но совершенно игнорировали это. Ни у кого не возникало желание тормозить рядом с фавелами, как и встречаться с их жителями. Закрыв за собой дыру профнастилом, полицейский совершенно спокойно спустился по небольшому склону в кусты и выбрался на трассу. Дождавшись, когда все машины проедут, мужчина перебежал дорогу и скрылся в кустах. Пробираясь сквозь колючие ветки, он вышел к заброшенному зданию и осмотрелся по сторонам. Здание было темным и, судя по вывеске, раньше было каким-то магазином. Облупившееся краска, сквозь которую проглядывал осыпающийся от старости кирпич, выбитые окна. Одним словом, здание выглядело как декорация из фильмов ужасов. Пройдя внутрь, он окинул взглядом пустующий коридор и заглянул в окно. На улице никого не было кроме редко проезжающих машин и громко лающей бездомной собаки. В самой же заброшке было тихо и жутко, казалось, что вот из-за угла выпрыгнет монстр. Но мужчина уже не ребенок, чтобы верить во всяких монстров. Хотя, наверное, один «монстр» всё-таки есть. Из темноты прохода, где когда-то была дверь, вышел рослый человек. Его седые, сальные волосы были собраны в неаккуратный хвостик, а безвкусная гавайская рубашка была мятой и нараспашку, обнажая волосатую грудь. Своим внешним видимом он вызывал лишь отвращение, и желание покинуть это мрачное место. — Как обстоят дела в фавелах, Карлос? — он достал сигарету из пачки Malboro и совершенно непринужденно закурил, прищурив глаза. Карлос поморщился и по примеру своего босса достал из кармана помятую пачку сигарет. Поднося сигарету к губам и поджигая ее, он все не отводил взгляда от сухой фигуры босса, периодически посматривая на блестящий нательный крестик. — Лучше некуда. Они ожидают поставки партии кокаина на следующей неделе. — Откуда инфа? — Один бухой мужик проговорился. В любом случае и на кой черт тебе эта информация? Фавелы и так следуют договоренностям. — Контроль. Если у нас с Монтоньей и есть договорённость, то все равно нельзя пускать все на самотек, — сделав затяжку, Диего приподнял подбородок, скривив тонкие губы. — Жители фавел словно помойные крысы. Привыкли жить по варварским законам, не подчиняются никому. Вот тебе кажется, что все, держишь их в руках, а укусят так, что мало не покажется. Карлос удивленно уставился на Диего. На его загоревшем лбе появились морщины, а пальцы невольно дрогнули. Он прекрасно помнил о том, насколько Диего ненавидел фавелы и их жителей. Мужчина, как и другие, относился к ним с опаской, но не из страха за свою жизнь и имущество, а просто не знал что от них ожидать. Карлос навсегда запомнил их разговор, когда они остались на дежурстве, ещё будучи зелёным детективами. «Преступность процветает, когда общество исповедует терпимость», — сказал Диего тогда. Эта фраза плотно засела в памяти молодого Карлоса. В его сознании эти слова вызывали тревогу. Он тогда ещё не понимал, что скрывалось под этой фразой. Только потом ему стало понятно, что с первого взгляда идеалист Диего оказался на деле монстром. Он не знал ни пощады, ни сочувствия, следуя своим только ведомым идеям. Карлос понял это слишком поздно, когда при подготовке к олимпиаде в Рио его друг загнал военную полицию в несколько фавел под видом спецоперации по борьбе с организованной преступностью. Тогда полегло много людей среди фавельцев, были ранены и жандармы. Карлос прекрасно чуял этот ужасный запах крови, когда они приехали в Монтонью. Его он большое никогда не забудет. В СМИ это окрестили как «великое очищение фавел», писали о благодарностях «угнетенных» жителей, но это все было неправдой. Карлос ясно видел среди трупов тела обычных людей, а не бандитов. — И ты мне в этом помогаешь, — Диего, сделав последнюю затяжку, достал новую сигарету и снова закурил, пока Карлос пытался переварить услышанное. — В фавелы приехали несколько иностранцев. — Иностранцев? И что? Их там много. — Они вроде как знакомые Пауло. Точно неизвестно. — О, — Диего с прищуром глянул в глаза мужчины, — Так узнай о них. Этот дрыщ вряд ли бы стал впрягаться за каких-то «белоснежек». Карлос не верил в то, что говорил ему Диего. Простой контроль над Монтоньей ему и не сдался. Куда лучше для него было просто сровнять фавелу с землёй, раз и навсегда избавившись от злополучного поселения.

***

Солнце давно уже село за горизонт, но, несмотря на это, все равно было жарко. Нагретые за день бетонные постройки, впитавшие все тепло солнечных лучей, не давали ощутить хоть какую—то прохладу. Даже открытые на распашку окна не спасал. Единственным источником прохлады сейчас были кондиционеры, но и те вечно работать не могли и периодически выключались от беспрерывной работы. Леви поджал ноги к груди и положил голову на спинку кресла, уставившись в окно. С высоких уровней фавел открывался прекрасный, как бы странно это не звучало, вид на трущобы и море. В лунном свете море переливалось, отчего ночь казалась светлее. С улицы доносились голоса, кажется, принадлежавшие людям из ночного патруля. Эрвин, дремавший до этого на кровати, медленно и нехотя открыл глаза. Ему плохо спалось, он постоянно просыпался и ворочался. Видимо, сказывалась непривычная жара и новое место, где порой в порядке нормы можно было услышать автоматную очередь. Каждый раз, когда кто—то из них слышал звуки выстрелов, они вздрагивали и настораживались. Сев, мужчина взглянул на Леви, которого тоже мучила бессонница. Ему подобную картину было видеть не в первой, но сегодня Леви казался особенно уставшим. — Не спится? — голос Леви прозвучал совсем тихо и даже мягче, чем обычно. — Есть такое, — Эрвин украдкой взглянул на его крепкую фигуру. В слабоосвещённом силуэте можно было различить обнаженный торс и растрёпанные черные волосы. — Ты… не хочешь присесть рядом? — Я тебе что, собака? — Леви с прищуром взглянул на Эрвина, на его руку, похлопывающей рядом по матрасу. Сбросив с себя простынь, он словно кошка пробрался к кровати мужчины и сел рядом. Подогнув колени к груди, Леви облокотился о прохладную стену. — Прости, я не хотел. — Эрвин неловко улыбнулся, а затем и сам скинул с себя простынь. Было невыносимо жарко. Открытые окна не спасали совсем, как и то, что спали они в одном нижнем белье, — Леви, можно спросить? — Валяй, — без секунды раздумий ответил Леви, чем только снова вызвал лёгкую улыбку на губах Смита. — Почему ты решил вступить в армию? Вопрос Эрвина заставил призадуматься. Его прадед был военным, дядя какое-то время был в армии. Как-то мама порывалась туда пойти, но по росту не прошла, как говорил Кенни, а он, Леви, и сам толком не знал почему. — Почти все у меня в роду были военными. Решил не прерывать традиции. — Никогда бы не подумал, что ты следуешь традициям. — Почему же? — У тебя есть сила воли и свое мнение. Ты всегда делаешь только то, чего хочешь, невзирая на чью-либо волю. Одним словом, ты бунтарь и головная боль любого руководителя, а не человек, который делает всё по уставу, а традиции тем более. — Я для тебя головная боль, Эрвин? — Леви пронзительно посмотрел в глаза Эрвина, придвинувшись ближе, отчего последний заметно напрягся. — Нет, Леви. Хотя поначалу был, но потом… а потом все поменялось. Ты стал более… сговорчивым. — Ясно.. Эрвин внимательно посмотрел на его лицо, выражение которого совсем не менялось. Обычно Леви был недовольным и хмурым, но это всегда проявлялось по-разному. Один словом, с ним было сложно. — Леви, — смотря в его глаза Эрвин слегка улыбнулся, — я рад, что ты присоединился к нам. — Тебя что, на сентиментальности поперло? — Леви отвернулся. На лице появилось смущение, которое он попытался скрыть. — Да так… — Ты сам вообще зачем в армию вступил? — громче чем надо спросил Леви, но затем, откашлявшись, поубавил тон. Стены были здесь не то чтобы тонкие, но слышно было хорошо, а будить Майка не хотелось совсем. — У меня было два варианта: или пойти в полицию, или в армию. Я выбрал второе. — Почему же? Это связано с твоим отцом? Эрвин замялся и заметно погрустнел. Леви слышал от других, что его отец погиб при трагичных обстоятельствах, но никто в подробности не вдавался, а сам Эрвин молчал. — Можно сказать и так. — Эрвин замолчал. Внутри было что-то, что мешало раскрыться полностью, рассказать все как есть. Взглянув ещё раз на Леви, мужчина всё-таки ответил, набравшись сил, — Он был простым учителем и просто оказался не в то время не в том месте… В любом случае я сделал намного больше в KSK , чем мог бы сделать в полиции, встретил тебя и остальных. Как и для Эрвина для Леви KSK стало вторым домом, а отряд — второй семьёй. Они проводили большинство тренировок, спали и ели вместе, делились проблемами и проходили огонь, воду и медные трубы бок о бок. Будучи на волоске от смерти, они все равно продолжали прикрывать спины друг друга, не бросали в беде и всегда приходили на помощь. Глядя на этих людей, Леви мог однозначно назвать их своей семьёй, пусть и не родной. — Своего отца я не знаю, а мама… Я плохо помню ее. Она умерла совсем молодой, как сказал мне Кенни. — Кенни — это же твой опекун? Я помню это из твоего досье. — Нахрен это досье. Там о многом не говорится. Эрвин припоминает, что бывший начальник Леви называл его «мутным парнем с отвратным характером», а в биографии много белых пятен. Но не смотря на это Аккерман был необычайно талантлив и силен для своего роста. Заполучить такого в свой отряд было настоящей удачей. — Моя мама была проституткой. Когда она умерла, Кенни стал моим опекуном. — Из-за чего она умерла? — Хрен знает. Кенни сказал, что из-за неведомой болячки, а какой - не говорил. Я пришел к выводу, что это рак, но кто знает… Леви так просто не отставал от дяди, пытаясь выведать причину смерти матери. Не добившись и хотя бы намека в более взрослом возрасте, пытался самостоятельно узнать все. Пытаясь вспомнить все симптомы болезни, Леви штудировал медсправочники, стараясь хоть как—то рассеять мрак над смертью Кушель. — Мы с дядей постоянно переезжали, больше года нигде не задерживались. Я тогда думал, что он какой-то шпион, скрывающийся от врагов, а на деле… оказался преступником. Кенни-Потрошитель, наемник, лица которого никто не видел. Эрвину как-то доводилось слышать об этом человеке. Никто не знал, как он выглядит, ни откуда он, ни его возраста. Свидетели просто не доживали. Было известно только его имя, которое не факт, что являлось настоящим. Когда Эрвин увидел в личном деле Леви имя Кенни, то счёл это забавным совпадением, но сейчас, узнав правду, был в замешательстве. — В один прекрасный момент мы уехали из Франции и оказались в Берлине. Кенни таскал меня по всяким клоповникам, пока в итоге не оставил на пороге детдома с табличкой «отдам в добрые руки» и документами с пакетом вещей, а сам пропал, — последние слова Леви произнес с сильной обидой. Леви злился и ненавидел Кенни за это, не понимал, почему бросил. Ведь они всегда были вместе несмотря на трудности. Эрвин молча сидел и слушал Леви. Да, много что он рассказал в досье не было, и было понятно почему. Если бы начальство узнало про прошлое Леви, то даже не стали бы рассматривать кандидатуру не то что в KSK, а в принципе в Бундесвер. На темное прошлое матери может быть и закрыли глаза, благодаря талантам тогда ещё молодого парня, но Кенни… Армия бы никогда не упустила такую возможность, и попыталась с помощью племянника найти его. — Он заботился обо мне, хотя и странными способами, — Леви взглянул на Эрвина. В его взгляд был печальным, тонкие черные брови были сведены к переносице. Смиту ещё никогда не доводилось видеть Аккеррмана таким. Сейчас он выглядел уязвимым, обнажая душу перед мужчиной. — Я не знаю, какой человек Кенни, но может он не хотел, чтобы ты пострадал? — Пф, да херня какая-то. Он всегда только о себе и думал, — Леви нахмурился и замолчал. О Кенни у него остались только дурные воспоминания. Грубость, сальные шутки, реки алкоголя оставили у ребенка не самые приятные ощущения и отвращение к разгульному образу жизни. Мальчик вырос в какой-то степени полной противоположностью Кенни. Леви был серьезным, необщительным, алкоголь если и пил, то редко, а женщины… Он обходил их стороной. Аккерман устало зевнул, а затем лег рядом с Эрвином, свернувшись в калачик. — Эй, Эрвин, расскажи одну из своих «странных историй». С ними почему-то лучше засыпается. Под странными историями Леви подразумевал странные сны, которые часто снились Смиту. Там были титаны, безумная Ханджи и куча детей, которые вдруг решили, что они военные. Особенно Леви нравилось слушать про себя и самого Эрвина — Знаешь, люди обычно забывают свои сны, но ты их почему-то ясно помнишь. — Это не совсем сны. Такое чувство, будто это видения, нет, даже воспоминания. Некоторые приятные, а некоторые не очень. — Тогда лучше приятное, — попросил Леви и прикрыл глаза, чем только вызвал лёгкую улыбку у Смита. — Помню одну «странную историю», точнее, отрывок. Ты обнаружил в чае, который нам доставили по ошибке, контрабандные драгоценные камни. — Камни в чае? Кто мог додуматься до такого и испортить чай? — недовольно пробурчал Леви, сильнее прижимаясь к бедру мужчины. Эрвин запнулся в рассказе. — Тебе этот чай очень понравился. Я решил с помощью своего влияния договориться, чтобы этот чай поставляли нам. Ответа не последовало. Леви тихо посапывал, а его обычно хмурое лицо было расслаблено. — Спокойной ночи, Леви, — прошептал Эрвин и, склонившись в три погибели, поцеловал в колючий висок.