Дурной знак

Отпустить Плаксу и передать её с рук на руки врачам оказалось едва ли не тяжелее, чем доработать день. До самого вечера Ольга ходила по группе как сомнамбула, со страхом глядя в окно, на воркующих у пищеблока голубей. Дети, почуяв слабину, стояли на головах, Таня, закончившая смену, пришла в группу к Ольге и причитала по поводу грядущих проблем. С ней не согласиться было сложно: обрушенная крыша веранды грозила серьёзным разбирательством, но ведь это было проблемой директрисы и дворника? Вернее, было бы, если бы Ольга точно не знала, по чьей вине это произошло. И ни конфеты, которые подсунула нянечка, ни столовая ложка популярного успокоительного не помогли: отчаяние отогнать было не так просто. — Я Лизку чуть не убила, клянусь, — жаловалась Таня, но слова об убийстве, даже сказанные экспрессии ради, заставили суеверно перекреститься. Спасибо ещё инцидент с Плаксой больше не вспоминали — это позволяло хотя бы немного переключиться. — Взяла и ляпнула Светлане Валентиновне, что будет рада видеть её внука в нашей группе! Я этого внучка сегодня из снега поднимала, когда он катался по полу на прогулке! Колотит детей лопаткой, орёт, капризничает, зараза… Мало нам было инвалида, еще и этого притащили. И Светлана обидится, если сказать, что он нам не нужен. Воспитают капризных деточек, а я потом перевоспитывай. — Пожалуйся Васильевне, — для проформы предложила Ольга, думая о своём. — У той один разговор: вы плохо облизываете детей! Надо сильнее, а то родители передумают их к нам вести, — буркнула Таня. — И Плакса на её стороне… Была. Была… Сердце пропустило удар. — Есть, — мрачно исправила Ольга. — Она уже старенькая, чего обнадёживаться? У меня дед полез лампочку вкручивать, упал со стула и приложился виском о стол. Всё, нет деда, — упрямо возразила Таня, но заметив, как коллега побледнела, поняла, что зашла слишком далеко: — Нет, он после инсульта был, Оль, ты не подумай! Наша-то кляча скачет бодренько, что ей сделается? Да и ты не виновата. Не ты же снег с крыши сбросила. А Васильевне пора бы задуматься о дворнике, не всё же нянечкам снег грести… Ты бы села, Олечка, опять бледнющая, одни глаза остались. Марина Дмитриевна, у вас есть корвалол? — Шоколаду ей надо и в отпуск. Впрочем, корвалол у нянечки нашёлся. Ольгу почти силой усадили на стул, не позволив и дальше мерить шагами игровую, напоили каплями и наказали нянечке довести её до дома. Отделаться от Марины Дмитриевны увещеваниями и манипуляциями ей всё же удалось, но пришлось клятвенно пообещать отзвониться сразу же по приходу. Так что в квартиру Ольга вошла одна, ещё в коридоре услышав яростный Ленкин голос. — Нет, мама! Никаких свиданий, черт тебя дери! И что, что одноклассник? Сама с ним встречайся. В смысле — ты дала ему адрес? Ты… ты меня даже не спросила! Нет, меня не будет, у меня заседание! И Оли не будет, она уезжает. Всё, пока! Сестра сбросила вызов и замахнулась телефоном в стену. Пахло кофе вперемешку с коньяком — Ольга опьянела бы от одного запаха, но Ленке это было как мёртвому припарка. Что ей какой-то коньяк после распития разбавленного спирта на брудершафт с приставами? — Представляешь, маман опять пытается сватать меня! — рыкнула она. Сейчас она походила на фурию: красная, растрёпанная и разъярённая. — За Андрюшеньку Смирнова. Сказала, причапает своими жирными ножками в субботу. — Так и сказала? — Да нет, конечно, она про этого борова так не скажет. Хороший же мальчик, олимпиаду во втором классе выиграл, чтоб его. Ленка почти залпом допила оставшийся кофе, даже не поморщившись при этом. Разве что глаза заблестели ещё яростнее. — Конфеткой закуси, — предложила Ольга. — Подобрею и не смогу дать отпор. Сейчас опять будет названивать и намекать, что я неблагодарная дочь. Покоя ей не даёт то, что я не замужем, видите ли! Андрюшу своего жирного мне сватает! — Он же в Твери был? — Причапал, — пробубнила Ленка, кидая в рот вторую конфету и запивая коньяком из горла. Телефон завибрировал снова, но звонок сестра сбросила. — Еще в десятом классе за мной бегал, слюнями капал, в рот заглядывал. Я-то думала, что он списывать просил, а он вот что! Планы на меня строил, гнида. — Лена! — Чего «Лена»? Вы мне еще ругаться запретите! Когда сисадмин на работе хлебало дует и орет, что все не выполняют его требования, мне тоже молчать, да? Пацаны ему мазик в галоши налили, так он прискакал и заблокировал нам сетку! Тварина злопамятная. Ещё и маман чудит! Ну как тут не ругаться, а? — Хорошо-хорошо, ругайся, — поспешно разрешила Ольга. Сестра была в той стадии ярости, когда помогает только хороший скандал. Становиться мишенью для выплескивания гнева не хотелось: слишком свежо оказалось воспоминание о том, к чему привела их прошлая ссора. Ладони Ленки и сейчас были покрыты жуткими волдырями — сестра морщилась, стоило прикоснуться к чему-либо. Чтобы избежать дурноты, пришлось спешно налить себе воды и, давясь, сделать глоток. — Ох, ладно. Придумаем что-нибудь. У тебя как дела? Как ты после вчерашнего? — Проспала. — И? — И всё. Чтобы скрыть собственное враньё — не хватало еще втягивать сестру в череду трагедий, особенно после вчерашнего! — она спешно вскочила и выгребла из шкафа конфеты, припрятанные на черный день. Ленка подняла брови: — Кто ты и что сделала с моим домашним хомячком Олей? — Это я. Я тебя безумно люблю, Лен. — Ты меня пугаешь. — Правда, — сквозь горький комок в горле проговорила Ольга. На обожжённые руки сестры смотреть было страшно, но отвести взгляд — невозможно. — Спасибо тебе за то, что ты есть. — И тебе. Но денег нет! — предупредила Ленка. — Да знаю я. Давай чай пить.

***

Андрей Владимирович, он же Андрюша и правда будто нисколько не похорошел. В кафе он появился с огромным рюкзаком, рассчитанным не только на ноутбук, но, видимо, ещё и на долгий с ним поход как минимум до Твери. Правда, кавалер вряд ли выдержал бы дорогу — он был грузным мальчиком и в школьные годы, ещё когда таскал Ленке портфель, каждый раз заедая нагрузку матушкиными пирожками, а сейчас превратился в упитанного лысеющего мужчину. Сначала долго не мог найти глазами Ольгу, а когда она помахала ему из-за столика в любимой кофейне, нахмурился. — Оля? А Лена где? — Матушка должна была передать, что Лена очень занята, — вздохнула Ольга, сама недоумевая, какого чёрта она сейчас сидит на свидании вместо сестры. — Но так не хотела портить тебе вечер, что попросила меня прийти. Андрей снова смерил ее взглядом, но к каким выводам пришёл, угадать было сложно. Хотя выражение лица у него стало красноречивым. — Честно сказать, в жизни не пошёл бы в эту забегаловку, — проворчал он. — Арина Викторовна дала мне ваш адрес, и я рассчитывал посидеть у вас дома. И Лена бы пришла рано или поздно, и деньги тратить не надо — тарелки борща было бы достаточно… Ольга сдержала смешок. Неизвестно, на какой такой борщ претендовал Андрюша, но у них дома остался только чахлый вилок цветной капусты и открытая упаковка конфет из «Азбуки вкуса». В которой шоколадные уже выгребли, оставив только суфле. — Это приличная кофейня, и она всего в двух кварталах от нашего дома, потом нам ничто не мешает пойти попить чайку, — изрекла она с теми терпеливыми интонациями, которые приберегала для скандальных родителей. — Я постоянно беру тут напитки, они меняют меню каждый сезон. Латте с корицей и имбирём вкусный, попробуй… Годы практики по улаживанию конфликтов сделали свое дело — Андрюша заметно успокоился и соизволил заказать себе два сэндвича с мясом и американо. За едой он выглядел заметно добрее, но смотреть на жующего мужика не хотелось. Ольга равнодушно цедила латте, думая о Вовочке Хламове, мальчике с уже сейчас проглядывающей социопатией, которого мамочка упорно считала просто гиперактивным. Они с Мариной Дмитриевной буквально накануне оттаскивали верещащего Вовочку от Лиды Геркен, которой он упорно пытался пробить лоб ботинком. — То ли все кругом психи и истерики, то ли я неправильно выбираю окружение, — пробормотала Ольга в воздух. Андрей закивал, пытаясь дожевать бутерброд. — Мы фами опфеделяем окруфение. Моя быффая… — Что? Бросив грустный взгляд на остатки еды, которые ему не дали доесть, Андрюша важно повторил: — Мы сами определяем окружение. Моя бывшая постоянно ругалась на своих подруг-змей, хотя сама-то, если честно, мозг мне клевала с упорством курицы. Поэтому я считаю так: если тебя окружают психи, посмотри на себя. Все мои друзья — прекрасные люди, и я сам — прекрасный человек. В принципе, возразить на это было нечего. С человеческими качествами, конечно, говорить рано, но подход Ольге импонировал. «Выходит, я плохой человек? Вокруг меня вредные родители, наглые дети и венец всей этой картины — кровожадный Мораст, который исполняет мои тёмные желания». Андрей, не встретив явного неодобрения, принялся рассказывать про свою бывшую. И слушая про последнюю встречу с родителями, где эта самая бывшая поссорилась с Андрюшиной мамой и отказалась готовить на юбилей сама, вместо этого заказав пиццу, Ольга начала понимать, за что Ленка так не любит бывшего одноклассника. Правда, сам Андрюша пришёл от полученного внимания в восторг, и даже назвал её «Оленькой». Смирился, что школьная пассия его продинамила. Вот только лучше бы он молчал, честное слово. — Тяжело сейчас быть одному, — вздохнул он. — И ведь вроде бы немного мне надо — чтобы красивая была, стройная и немеркантильная. Маме моей не перечила, мне мозг не выносила, золотых гор не требовала… — Где же такую найдешь? — иронично вскинула бровь Ольга. — Таких девушек — да и парней тоже — разбирают еще в институтах. — Ну про парней не скажи, — протянул Андрей. — Любая девушка, какой бы страшилой ни была, всегда найдет себе парня. А парню, даже если он верный, неглупый и порядочный, женщину не найти, как ни старайся. Я не говорю о Дженнифер Лоуренс, даже просто симпатичную! — С лица воды не пить. — Но какой смысл строить отношения, если тебе противно даже взглянуть на твою женщину? — А если она верная, неглупая и порядочная? Андрюша аж поперхнулся. — Так это само собой! — горячо выпалил он, чуть не снеся рукой тарелку. — Ой… я хотел сказать, неверные и непорядочные девушки — это и не девушки, а так, неликвид. Но ведь должна же быть и красота… — Ммм… а внутренняя? — Внутренняя — само собой! И ладно бы на этом всё закончилось! Сначала Андрюша долго пыхтел над счетом, бурча, что за такую паршивую еду дерут слишком дорого, потом, когда Ольга предложила счёт разделить, выдохнул с облегчением. Правда, по поводу сомнительности еды бухтел еще два квартала. — Тебе виднее, я-то там ничего не ела, — покивала Ольга, забирая на вынос вишневый чай. Божественно вкусный, кстати. К счастью, собеседник не понял ни насмешки, ни намека на то, что свои два сэндвича он всё же умял за милую душу. Ольга тяжело вздохнула, лишний раз пожелав сестре разбить любимую кружку за такие подставы со свиданием. Уж ей-то хватило бы пары фраз, чтобы навсегда отвадить бывшего однокашника даже смотреть в её сторону! А как деликатно отшить того, кто не понимает ни пассивной агрессии, ни иронии? Приходилось мирно тащиться рядом, выслушивая возмущения спутника и скрашивая неприятную компанию вкусным напитком. Гуляй они по центру, можно было бы отвлечься на виды мостов и каналов, но тут, в одном из новых спальных районов, дома были похожи один на другой, а из интересного в шаговой доступности находился только намыв. Можно было прогуляться туда, но Андрей уже тяжело дышал и явно сожалел, что они не остались беседовать сидя. И что стоило сослаться на важные дела, отказаться от сопровождения и умчаться домой? Так нет же, проклятая вежливость! Сдался спутник минут через двадцать. Сначала замолчал, потом начал поглядывать в сторону автобусной остановки. — Хорошая ты девчонка, Оль. Может, встретимся ещё? — поинтересовался он на прощание. «Нет!», — заорала она про себя, ответив на это дежурной воспитательской улыбкой. — Как-нибудь обязательно. Хотя, наверное, с Леной вам было бы что вспомнить… Мне жаль, что так получилось со встречей. Извини её. — Честно сказать, с тобой мне даже приятнее общаться. Лена еще в детстве была резкой, а сейчас и вовсе адвокат, недосягаемая и несгибаемая… с такими тяжело, — неожиданно расщедрился на комплименты спутник, заглядывая Ольге в глаза. — А ты чудесная, правда. Он стиснул ее ладонь в своих толстых пальцах, и это оказалось последней каплей. Невольно она отдернула руку, подавшись назад, и бордовый густой чай оказался на сером пуховике. — Да чтоб вас всех! — в сердцах выругалась она, с тоской глядя на огромное яркое пятно на своей груди. Из глаз даже слёзы брызнули от досады. — Не трогай меня! — Прости! — перепугался Андрюша, хлопая глазками. Потянулся к пятну, будто желая стереть, но Ольга оттолкнула его. Вымученную улыбку она могла поддерживать весь день, но стоило поддаться эмоциям, пусть даже на секунду, остановиться было уже невозможно. — Не трогай! Сгинь! — рявкнула она, видимо, вдребезги разрушив образ хорошей вежливой девочки. — Истеричка! Я помочь хочу! — Девушка, не кричите, а то полицию вызову! — сделала замечание какая-то тётка на остановке. — Да провалитесь вы все! — в пику ей ещё громче заорала Ольга. На миг показалось, что даже воздух зазвенел от ярости, задребезжал, как стекло, и разбился на осколки. Звук давил на уши, и Ольга закрыла их руками, как маленькая девочка, не желающая слушать взрослых, и даже зажмурилась, лишь бы не видеть назойливого маменькиного Андрюшу. Хотелось заорать, срывая связки, не обращая внимание на то, что на остановке стоят люди, но она только слабо всхлипнула. «Да сколько можно, что за череда неудач, что за придурки кругом… Исчезните, исчезните!» И звон прекратился. Выждав пару секунд — а вдруг звон вернётся? — Ольга открыла сначала уши, а затем глаза. Оглушающая тишина навалилась тяжёлым покрывалом. Мир оставался прежним — покрытый тонкой коркой наста тёмный снег под ногами, покорёженная остановка десятилетней давности, тёмные провалы окон у однообразных домов скучного спального района. Только улица была пуста — ни людей, ни машин, ни Андрея. — Нет… — выдохнула она, слепо шагнув вперед. Шаг, еще, еще — в надежде, что это всего лишь страшный сон. Но ни дневного шума, ни гула двигателей. Только звук шагов в глухой, изматывающей тишине. — НЕТ! Нет. Нет… Эхо металось между пустыми домами, по безлюдным улицам, по мёртвым дворам. Ольга сорвалась на бег, пока в груди не начало болеть. Воздух вырывался из легких с хрипом, и от бессилия, от боли и отчаяния хотелось разрыдаться. Она остановилась, чтобы сделать вдох, задрав голову к небу — и по коже пробежал озноб от ужаса. Какие-то существа в этом мире всё же были. Голуби и вороны смотрели со всех проводов, голых деревьев и крыш. Чёрные пятна среди снега, слепые бельма глаз, открывающиеся безмолвные клювы… тогда, возле пищеблока, птицы выглядели живыми — сейчас же было очевидно, что они мертвы, как и всё вокруг. — Мамочки… — одеревеневшими губами прошептала Ольга. Ноги снова стали ватными, а в ушах раздался неприятный звон — нет, нет, только не обморок, только не сейчас, не здесь… От страха она ускорила шаг, а потом снова побежала — назад, назад, в ту кофейню, где она только что пила кофе с Ленкиным одноклассником. Птица с ближайшего козырька с хриплым карканьем бросилась в лицо. Ольга вскрикнула, закрыла лицо руками, спасаясь от клюва… И поняла, что она пришла. Птица исчезла, словно её и не было, а кофейня осталась абсолютно такой же, как и полчаса назад — густой запах обжаренных зерен, тёплый свет в уютных подвесных светильниках на потолке, симпатичные столики с солонками и салфетками в центре, стойка бариста с ещё дымящейся кружкой; освещённая витрина с аппетитной выпечкой — и ни души. Кроме того, кто сидел за любимым столиком у окна, глядя на Ольгу немигающим колдовским взглядом. Хозяин болот.