О быте, кинках и штанах

Арсений всегда моется первым. Запотевшее зеркало, покрытый конденсатом полотенцесушитель, от которого намокают домашние вещи, тяжелый влажный воздух — все его аргументы. Антон считает, что Арсений пиздит, потому что ему просто хочется иметь обоснованный повод поваляться в кровати, зарывшись носом в свой любимый инстаграм. Ему поэтому похуй — хоть первым идти, хоть вторым, вода от этого менее мокрой не будет, и гель не перестанет пениться. Лишь бы не вдвоем. А то ходили они так — потом пришлось перемываться, так еще залили в ванной весь пол и полночи жались к левой стороне кровати, подальше от мерзко-холодных, влажных простыней. Но сейчас, выныривая носом из-под полотенца, переступая параллельно порог спальни, он понимает, что сложившийся порядок его более чем устраивает. У Попова привычек дурацких вагон, и одна из них — всегда одеваться после душа. Ну, если тонкие, почти полупрозрачные штаны вообще можно назвать одеждой. Антон искренне этого прикола не понимает — они спят голые, он в ванной зависает минут двадцать от силы, Арсений и так валяется на кровати (покрывало уже стянул, но одеяла не разложил — тоже из приколов). Зачем эти лишние телодвижения? Но не может не признаться — залипает. На поджарую спину с крапинками родинок, на узкие пятнистые плечи, ну и, конечно же, на округлую задницу, чьи очертания так соблазнительно обрисовываются складками блядских штанов. Ну, и они, наверное, как раз за этим. «Сучий Попов», — доходит до Антона. Он же с ним взаимодействует исключительно флиртом уже пятый год, а тот все ведется. Шастун вешает полотенце на спинку стула — опять утром забудет, да и похер, вытрется одним из Арсовых. Тот будет душнить и читать лекции про «необходимость зонирования мест вытирания…», но Антон сам видел, как тот возил своим полотенцем для тела по лицу, когда забыл постирать специально для этого купленные маленькие, а чистых не осталось. И ничего у него не отвалилось. Ну и переживет, значит. Шастун шагает широко к кровати и с размаху забирается на Попова, ловя его бедра между коленями — тот лежит на животе, упирается локтями в подушку, в ладонях, естественно, телефон. Антон наклоняется, для равновесия хватаясь за изголовье правой рукой, и шепчет тому в ухо: — Штаны у тебя блядские. Арсений хмыкает и роняет сначала руки с телефоном, а затем и себя грудью на подушку. — Да ну? — косит взглядом из-под волнистой темной челки. — Да да, — отвечает Шастун, утыкаясь губами в складку между шеей и спиной. Выцеловывает спину, гладит с нажимом ладонями Попову по плечам — и массаж, и ласка. Ползет мокрыми поцелуями вниз по позвоночнику, лижет под лопаткой, и Арсений под ним дышит довольно и глубоко, подставляясь. Он благодарный зритель любого перформанса, отдается процессу полностью и всегда готов оставить щедрый фидбек, даже если перформанс заключается в том, что распаренный голый Шастун лобызает ему спину. Особенно если перформанс заключается в том, что распаренный голый Шастун лобызает ему спину. Антон в своих поглаживаниях и поцелуях добирается до поясницы, где путь ему преграждают Блядские Штаны. Он продевает большие пальцы под резинку, гладит по верхней части ягодиц, а затем перехватывает ткань покрепче и тянет вниз. Оставляет пояс ровно под ягодицами — целомудренно прикрывать спрятанное между двух половинок отверстие ануса. Раскрытые ладони укладывает еще чуть ниже, как чашу держит в руках Поповскую задницу. Большими пальцами скользит между ног, гладит сквозь тонкую ткань чувствительную кожу внутренней поверхности бедра. Арсений ерзает, раздвигая ноги, оттопыривает задницу. Руку тянет под живот — стянуть штаны и спереди, зафиксировать резинку пояса под яйцами, чтобы не давила на уже полутвердый член. Это какой-то кошмар — Шастуну стоит всего лишь полапать его за жопу своими большими горячими ладонями и влажно подышать в ухо, а у него уже почти стоит. Антон тянет правой рукой от изголовья кровати подушку и, пока Попов не успевает опустить бедра вниз, подпихивает ее тому под живот. Ему и так сгибаться в три погибели, пусть хоть Арсу будет поудобнее. Возвращает руки под ягодицы и, сложившись коленными и тазобедренными суставами, короткими резкими мазками расслабленного языка принимается лизать Попову поясницу ровно над крестцом. Арсений одобрительно стонет. В один из многочисленных экспериментов на чувствительность, которыми они балуются с подачи Арса, выяснилось, что у того от такой мокрой прерывистой ласки щекотно-солено тянет где-то в районе паховых сухожилий, а кожа на ягодицах мурашится и становится чувствительнее в разы. Антон не одобряет, что в этих экспериментах ему не всегда удается довести Арсения до оргазма или кончить самому, но те реакции, которые они обнаруживают, окупают неудобства сторицей. В жопе у Попова явно свербит до любых познаний. У Антона же свербит от Арсения в сердце. Антон стягивает Арсовы штаны до колен. Тот сучит ногами, спихивает их окончательно сначала с ног, а затем и пяткой с кровати. Антон перекладывает ладони на ягодицы, скребет по ним мягко подушечками пальцев, раздвигает и мокро и медленно ведет языком по нежной коже между. Прихватывает зубами за правую, чуть тянет на себя. Слышит чужой похныкивающий выдох и отвечает хриплым: «Обожаю тебя вылизывать». Сглатывает. Он и так слюнявый по жизни, а от Арсовых вздохов и собственных слов вязкая лужа под языком собирается за секунды. (Да, у него есть кинки, и любить ушами — явно про него. Не зря же ушам быть такими большими.) Антон перекатывает слюну, собирает ее в лодочке длинного языка и прижимается им к гладкой коже промежности. Двигает тягуче вверх-вниз, трется о складки ануса, помогает себе руками, раскачивая под собой бедра Арсения. Лижет то мелко, острыми росчерками напряженного языка по кругу, то широко, слюняво, от яиц и по всему перинеуму вверх до крестца, то с нажимом, продавливая крепкие мышцы. Трется губами, носом, мнет ягодицы пальцами, выдыхает между мазками в скользкую от слюны кожу: «Охуенно… Арс…бля, бля, какой ты охуенный, вкусный…я…ммм». Арсений дышит стонами, напрягает бедра, выгибаясь и тычась Антону в лицо, и Шастун, подхватив его крепко под бедра, принимается ритмично насаживать себе на язык, растрахивая податливую, размягченную пошлыми вылизываниями дырку. Арсений под ним возится, его ладонь тычется Шастуну в лоб, отталкивает, а сам он быстрым порывистым броском выворачивается из-под Антона, поворачивается, ладонями хватаясь за лицо, врезается своим ртом в не успевшие сомкнуться губы, стукается коленями в колени. Лижется быстро, жадно, а затем резким толчком валит Шастуна на бок, тут же сам ныряя тому в пах лицом, прижимаясь губами к паховой складке правой ноги и отводя в сторону согнутое колено. Антон обнимает левой рукой ладное бедро, закидывает себе на ключицу, гладит невесомо кончиками пальцев. От этого у Арса бегут мурашки аж до пяток, и качается тяжело член, шлепая Шастуна по носу. Они оба вылизывают друг другу тонкую кожу в ямках под сухожилиями, вбирают в рот яйца, гладят мокрыми языками члены от основания до уздечки, с нажимом трут языками головки. Прерываются по очереди, чтобы сосредоточиться на ощущениях и перевести дыхание. Сбившаяся ткань пододеяльника под их щеками намокает от слюны, идет влажными складками. Арсений срывается первый. Хватает Шастуна за покрытые легкой испариной ягодицы — руки скользят. Насаживается ртом на его член, качает головой ритмично, мокро хлюпает слюной. И стонет. Исступленно, жадно, развратно, как будто отсасывать Антону Шастуну, позволять ему тыкаться членом в горло — самая горячая вещь на свете. Хотя почему как? Каждый толчок резонирует в пах тянущим возбуждением, и Арсений крепче стискивает пальцы. Антон выстанывает громкое «Аааррррс…» и отзеркаливает его движения. Обвивает языком ствол, сосет тягуче, с оттяжкой, подстраивается синхроном под ритм. Они разгоняют страсть друг об друга. Она как извращенная смесь пинг-понга и змейки из кнопочной Нокии — скачет от одного к другому, но при этом с каждым «ударом» занимает все больше места в комнате, окутывает их переплетенные тела своими удлиняющимися изгибами. Антон вдруг ловит себя на смутном воспоминании о том, как пару дней назад Арсений завороженно гладил его по распухшим от долгого минета губам, размазывая слюну по подбородку. Он тогда отшутился, но безмолвным намеком между ними повисло осознание. Он хочет. И, кажется, Антон и сам не против. Поэтому когда Шастун чувствует, как Арс начинает дергать бедрами навстречу по-особенному резко, поджимая ягодицы и давя пяткой ему на спину, то перехватывает кольцом пальцев член Попова у основания, чпокает губами, выпуская его изо рта. Гладит нежно в ответ на протестующе-разочарованный стон — он знает, выучил по языку тела, что еще пять-шесть движений и тот бы — все. — Арс, Арс!.. Ты хотел же, — хрипит подуставшей глоткой, –…кончить мне на лицо. Хочешь? Арсений отрывается от обхаживания Шастуновского члена и находит его взгляд своими поплывшими глазами, голубые каемки оттеняют расползшиеся зрачки. В уголках влажно — они чувствительные настолько же, насколько красивы, да и найдите человека, у которого бы не полились слезы, когда ему затыкают рот членом по самые гланды. В его глазах похоть пополам с неверием. — Я да, хотел… хочу. — Давай, — выдыхает Шастун, коротко облизывая головку. — Я тоже. Откатывается, переворачиваясь на спину, похлопывает Попова по заднице и внутренней поверхности бедра — направляет безмолвно, подсказывает перекинуть ногу себе через грудь. Закидывает руку за голову — поддержать, чтобы не устала — и открывает рот, вываливая язык на нижнюю губу. Смотрит на Арсения развратно из-под прикрытых век. Тому чудится в каре-зеленых глазах просьба, но Шастун ведь не будет выпрашивать кончить ему на лицо?.. Тот тем временем укладывает свои крупно-изящные ладони ему на колени, щекочет верх икр пальцами. У них разница в росте всего семь сантиметров, но Шастуновские конечности все равно умудряются выглядеть и ощущаться непропорционально длинными на фоне Арсовых голеней. Арсения от такого вида, от этой неясно реальной или причудившейся мольбы в глазах, щекотных на грани фола прикосновений горячих пальцев ведет, и он, вцепившись левой рукой в кудрящиеся, влажные от пота русые волосы, и, обхватив правой ладонью свой член, начинает рвано, жестко дрочить. Головка мажет по кончику языка, а Антон смотрит прямо ему в глаза, гипнотически невесомо гладит под коленками, дышит жарко. — Я… — выдыхает Арс через восемь движений кулаком, предупреждая. Антон опускает веки и чуть приподнимает подбородок, ловя его член языком под уздечку. Его лицо разглаживается, нежнеет как будто. Арсений додрачивает парой взмахов и кончает, пачкая спермой яркие распухшие губы с чуть поплывшей каемкой, огромный розовый язык, круглые щеки с едва заметной щетиной. В первое мгновение он рефлекторно закрывает глаза, но тут же заставляет себя открыть их обратно и смотреть, смотреть, смотреть, как белесые потеки стекают по перечеркнутой шрамом брови, рябят волнами на дрожащих ресницах. Антон потрясенно вздыхает, прячет язык и, чуть вытянув приоткрытые губы, тянется наугад вперед — размазать по ним головкой последние выплескивающиеся капли. Арсений обхватывает его за затылок, перенимая вес головы на свою руку, и скользит членом по измазанному горячей спермой лицу. Чувствует мягкую нежность губ, шероховатость скул, щекотную жесткость ресниц едва-едва — еще не хватало залить тому спермой глаз, а потом в ближайшем травмпункте шутить про Божью росу в попытке отвлечь от факта, что известному комику с ТНТ Антону Шастуну ночами кончают на лицо. Арсений додумывает эту мысль, и его всего скручивает чувствами. Он и правда только что кончил Шасту на лицо, и теперь тот ластится навстречу, постанывает коротко и часто. У Арсения подкашиваются уже и так подкошенные колени. — Шаст… вау, — шепчет он, немного загипнотизированный ощущениями. — Ты охуенный. Ты бы видел, как это все на тебе… Я б кончил, если бы уже не, только от вида. Пиздец ты красивый. Плюхается задницей Шастуну на живот, обжигаясь нежной кожей поджатых яиц о влажную прохладу ребер, тянет вторую руку к его щеке, обнимая скулы, ныряет лицом вниз. В нос бьет резкий запах спермы, и горло дергается в знакомом спазме — именно запах Арсению не нравится, в отличие от тактильных ощущений — но против логики возбуждает. Настолько, что, пожалуй… Он не дает себе возможности посомневаться и лижет раскрашенные беловато-мутным губы, скользит между ними языком, целуя Антона чувственно, ласкает настойчиво. На вкус тоже мерзковато, но Антон отвечает с рвением, хватается за волосы, притягивая к себе, трется своим языком об его. И как будто и запах уже не резкий, а пикантный, а вкус не мерзкий, а интересный. Шастун сосется жадно, стонет в поцелуй, трахает своим языком Арсов рот. Он сам почти готов кончить, дергает бедрами нетерпеливо, шарится руками по шее и плечам Попова. Арсений краем сознания думает про оливки и положительное подкрепление. И все же сперма через пару мгновений начнет подсыхать мерзкой стягивающей кожу корочкой, поэтому Арсений отлепляет от себя Шастовы ладони и тянется к тумбочке за упаковкой влажных салфеток. Руки дрожат — еще не отошел, еще немного в трансе — и салфеток через пластиковый клапан вытягивается целая стопка. Арсений раздербанивает ее на отдельные тряпичные кусочки. Вытирает быстро член, беззвучно шипя — холодом по горячей коже — а затем Шасту лицо ласково. Гладит пахнущей мыльной отдушкой тканью лоб, надбровные дуги, прямой нос. С нажимом трет щеки — ткань цепляется за жесткие волоски щетины. Едва касаясь проводит по тонкой коже век. Антон под этой неожиданной нежностью притихает — расслабляет шею, тянет губы в полуулыбку. Его такого хочется обнять и прижать крепко к сердцу, вплавить в себя, и Арсений захлебывается в нежности, тыкается губами в закрытые глаза, в щеки, в лоб беспорядочно. Скоростная переменчивость эмоций, видать, передается половым путем. Антон обожает такого Арсения — тактильного, мягкого, замедленного. Тот же колючка обычно, всегда начеку — гладит только взглядом, а телом дергается — а сейчас вот расплылся весь. Но вообще-то это он тут из них двоих лежит со стоящим членом. Да, немного в шоке от того, что ему горячая вязкость на лице понравилась до дрожи в коленках, но не настолько, чтобы забыть, как ему пару минут назад до оргазма оставался всего с десяток пошло-хлюпающих движений головы Попова. Он перемещает руки ему на тазовые косточки, подталкивает намекающе вниз, и тот послушно ползет устраиваться между ног. Красивый до чертиков с этим взглядом, в котором остывающая похоть оттеняется нежностью. Арсений трется лицом о мокрый горячий член, но долго не дразнит — Антон натура взрывная, может сгрести за волосы и заправить за щеку жестко, если уже совсем на грани. Будет потом смотреть побитым щенком и загоняться, что переборщил, а кому это нужно? Арсу вот после оргазма вообще хочется нежности и неги, но под ним лежит почти два метра возбужденного до чертиков Овна, и не то, чтобы он верил во все эти гороскопы, но все-таки немного да. Поэтому он послушно обхватывает одной рукой член у основания, лодочкой ладони другой подхватывает тяжелые яйца, утыкается костяшкой под ними, нащупывая через кожу перинеума выпуклость простаты. Ему бы хотелось размассировать неторопливо складки ануса, налить Антону в промежность смазки, скользнуть внутрь пальцами и выманивающими движениями гладить простату, тянуть из него вздохи и стоны… Но это все в другой раз. Сейчас он берет в рот уверенным, отлаженным движением и двигает ритмично головой, чуть покручивая ей из стороны в сторону. Антон хватает его за волосы, держит крепко, но аккуратно, слюнявит кончики пальцев правой руки и цепляет себя за сосок, трет его с нажимом, щиплет резко. Ему остается всего чуть-чуть, оргазм закручивается внизу живота спиралью, и, когда Арсений в очередной раз надавливает ему костяшкой под яйцами, проводя рукой и губами по члену вверх, Шастун тянет его за волосы. Успевает. Арсений отстраняется, дрочит рукой размашисто, губами впечатывается ему в рот и ловит последний протяжный стон. Они снова в сперме, целуются лениво, переводят дыхание. На этот раз за салфетками тянется Антон, вытирает методично живот, член, яйца, кидает пару салфеток Арсу на запачканную ладонь. Сгребает их в мокрый ком и спихивает на пол — убрать можно и завтра, сейчас шлепать на кухню хочется меньше всего. Он щелкает выключателем (тот, кто придумал располовинить контроль света на два выключателя: один около двери, а второй прямо над прикроватной тумбочкой — божила) и, выдернув из-под раскинувшегося на спине Арсения одеяло, укрывает их обоих, притягивая Попова к себе за талию. Тот возится благодарно, притирается спиной к груди. — Штаны твои блядские, — снова оповещает его Шастун. — А то тебе не нравятся. Антон довольно хмыкает. Все ему нравится.