another summer night [without you]

***

На улице второй день стоит самая мерзкая погода на свете, аж за окно смотреть тошно. По календарю оно вроде 30 мая, а по настроению — сопливый октябрь и огромные свитера, не иначе. Синоптики обещают холод и непрекращающийся дождь, поэтому выходить из дома абсолютно не хочется. Но кому-то не особо везёт. На часах 9, улицы и станции давно пустуют, а Тэхён только возвращается с подработки, на которую решил устроиться на время летних каникул, чтобы были деньги на оплату квартиры. Одного взгляда на часы достаточно для усталого, раздраженного вздоха: до дома ещё минут 15 на метро и примерно столько же идти пешком под дождем, а ведь он в одной футболке, которая моментально превратится в половую тряпку. Однако сам Ким не особо расстроен таким раскладом событий: в квартире ждёт его парень, с которым они сегодня целую ночь будут комфортиться, благо, кажется, есть безлимитный купон на объятия и поцелуи. Он, по закону подлости, попадает под жуткий ливень и, не имея с собой зонтика, промокает до нитки. Хлюпая сырыми насквозь кедами, альфа поднимается до 4 этажа и трясущимися руками длинным ключом пытается открыть дверь, которая поддаётся только с третьего раза. Тэ скидывает ботинки и тут же принюхивается, расползаясь в гаденькой ухмылке: воздух наполнен горьким цветочным запахом с неожиданными нотками пряности и сладости. Так пахнет только один человек во всем мире, и он, безусловно, принадлежит только ему одному, Тэхёну. Он, прямо не раздеваясь, проходит в их общую комнату, где аромат слышен сильнее всего, и застает прекрасную картину: Чонгук лежит посреди его вещей, уткнувшись носом в старую тэхенову толстовку, которая буквально пропиталась его феромоном и потом. Альфа лежит абсолютно голый и накрывается одной школьной рубашкой старшего, то и дело поскуливая и содрогаясь. Как только Тэхён подходит ближе, Чон тут же реагирует, заинтересованно высовывая нос из-под ткани, приподнимая голову. Он не открывает глаз и, как слепой щенок, тянется заплаканной мордашкой в сторону своего альфы, ощущая фантомную близость и тепло родного тела. Тот лишь коротко хмыкает, скидывает мокрую футболку, заменив ту сухой, и ласково ловит протянутые в немой просьбе ладони, прижимая горячее тело к своему — холодному. Тэ ведёт носом по виску и легко целует за ухом, а Чонгук в ответ на незатейливые ласки весь плавится в его руках и растекается, стараясь притереться ещё ближе. Когда они только начали встречаться, то столкнулись с рядом весьма ожидаемых проблем. Это и осуждение «ненормальных» отношений со стороны всех, кто мог и не мог, и непонятки от друзей, привыкших к их извечным разборкам, но самым главным стали изменения в их втором поле. Чонгук оказался саб-альфой и ради их отношений стоически принял эту роль, стараясь особо не раздражаться из-за задетой исключительной активной роли. Тэхён, будучи в роли дом альфы, всячески пытался его поддержать, однако простые «Это нормально» и «Все в порядке» не помогли, когда в конце того же месяца Чон буквально пережил гнездование. Чужие запахи неожиданно резко стали раздражать и бесить, а вместо ещё трёх уроков, пришлось вернуться домой от адской боли в животе и взбунтовавшейся сущности. Сознание упорхнуло ровно в тот момент, когда альфа, лишь оказавшись в их квартире, сразу идёт к шкафу и вытаскивает с полки своего парня всю одежду, которая ярче всего пахнет, а после утыкается в неё носом и дышит-дышит-дышит. Когда Ким возвращается в квартиру и застаёт младшего таким разбитым, то спешит сразу показать его всем врачам без разбору. Однако причин для паники не было, как оказалось — такое поведение для саб альф было нормой, буквально принятием своей зависимости от другого альфы. Чонгук по своей сущности ненавидел впустую проводить время и валяться на кровати подолгу, лишь в редкие моменты он позволял себе понежиться в чужих объятиях и подарить пару поцелуев, не призывающих к жесткому траху на всех поверхностях. Младшего такая «особенность» весьма расстроила, зато счастью Кима не было предела. Последние числа каждого месяца были обведены в кружочек, как праздничные, и Тэхён обычно безумно рвался домой, чтобы как можно дольше наслаждаться ласковым и податливым альфой, мурлыкающим от удовольствия и самостоятельно ластившимся к рукам. И сегодня Чонгук именно этим и занимается: отбрасывает от себя ставшую бесполезной кофту и перебирается на крепкие бёдра старшего, обнимая поперек груди и устраивая голову на плече, утыкаясь в запаховую железу мокрым от слёз носом. Он смотрит хитро и в ту же секунду начинает жадно вылизывать метку, пару месяцев назад им самим и поставленную. Кожа покрыта мелкими каплями дождя и плавно перекатывается под шершавым языком, отчего Чон начинает урчать и ещё активнее пытаться смочить все открытое пространство своей слюной, хранящей запах. Тэхён только по-доброму смеется, перехватывает поперек груди поудобнее и переворачивает разомлевшее тело под себя, нависая сверху и смотря нарочито строго. Чонгук как-то заикнулся, что во время гнездования становится слабым и ведомым, потому что это позволяет почувствовать себя защищенно, поэтому старший альфа делает все возможное, чтобы он ни в чем не нуждался. Альфья сущность сворачивается на теплой груди и ищет ласки и заботы, а Тэхён просто фанатеет от этой покорности и мягкости. Они примерно одного телосложения, но член у Чонгука значительно меньше, чем у Кима. И сейчас ничем не прикрытая красноватая головка истекает предэякулятом и беззастенчиво трется о жесткую ткань брюк альфы, вызывая у Чона писк и скулёж удовольствия, заставляя самостоятельно подаваться бедрами вперед в попытке плотнее прижаться и получить хоть немного стимуляции. — Малышка, ты такой горячий… Как себя чувствуешь? Где болит? — Тэхён заботливо гладит живот и спину, изредка переходя на грудь и цепляя набухшие соски, примерно догадываясь, где у Чонгука болит сильнее всего. «Малышка» на это громко стонет, но, когда рука отстраняется и контакт теряется, он сам ловит её в свою и прижимает к покрасневшим бусинкам, призывая хёна помочь. Тот, конечно, не отказывает в удовольствии огладить тёмные ореолы ещё раз, пропустить в жар рта и втянуть нежную кожу, оставив на каждом соске по засосу. — Отвечай, киса! — Чонгук, потерянный в бреду, качает головой и указывает на живот, призывно качая бёдрами и членом, стыдливо прижавшимся к лобку. Ким устраивает ладони на рёбрах, болезненно надавливая большими пальцами на багровые горошины, и шепчет слова похвалы своему мальчику, когда тот начинает метаться по кровати от удовольствия, выгибать спину, а его щеки становятся ещё краснее. Пара крупных слезинок катятся от уголков глаз, но, как только старший замечает их, тут же стирает и убирает руки, обнимая крепко за спину, прижимая содрогающееся тельце к себе, потому что его сильный и независимый некогда альфа заходится в неконтролируемом плаче, будучи впечатанным в крепкое тело. — Ну, маленький, ты чего, — Чонгук всхлипывает и утыкается мокрым носом в свою метку, чтобы их общий запах наполнил легкие. Тэхён намеренно вжимает того в свою шею, чтобы не смел отстраниться и потерять связь, — не плачь, я же рядом. Альфа никогда тебя не бросит и обязательно поможет, давай, перевернись на живот и покажи мне свою маленькую задницу, чтобы я сделал тебе хорошо. Чонгук тут же успокаивается и с радостью выполняет просьбу-приказ: прогибается в пояснице, вздергивая ягодицы в воздух, а грудью начинает тереться о простыни, стимулируя оставшиеся без внимания соски. Тэхён подползает чуть ближе к нему, устраивает ладони на половинках и разводит их в стороны, тем самым открыв себе вид на покрасневшее отверстие, конвульсивно сжимающееся от близости альфы. Все настолько гладко выбрито, что он не удерживается и водит по желанному телу руками, надавливая, заставляя постанывать и шататься. Так как Чон не был омегой, смазка из него рекой не лилась, однако к удивлению, её было достаточно много. Настолько, что пара струек уже потекли вниз по медовой коже, и Тэхён с удовольствием цепляет пальцами капли и дразнящими движениями втирает в поясницу и бедра. Старший не воздерживается от пошлого комментария, мелко шлепая по ягодицам, будто подбадривая. — Каждый раз удивляюсь, как же сильно течёт твоя дырка от одного моего члена поблизости, — он проводит пальцем по ложбинке, натирает мошонку и резко перехватывает тяжело повисший меж бёдрами член, который легко помещается в ладони. — Такой кроха, удивляюсь, как ты вообще умудряешься кончить? Любая твоя пробка, и та затыкала бы задницу гораздо лучше. Не удивлен, почему ты стал прогибаться под меня. Мой достанет тебе до горла, если я войду до конца… Хочешь этого? Ким издевательски хлопает пару раз по красной головке, напористо проводит по узлу и смыкает пальцы кольцом, позволяя младшему толкнуться бёдрами вперёд пару раз и получить нужную стимуляцию. Его член настолько опух и покраснел, что кажется скоро лопнет от натуги. Тэхён решает поиграть и наклоняется, обдавая горячим дыханием дырочку, переходя вниз и едва обхватывая крайнюю плоть губами. Одновременно с этим он начинает быстро и тяжело дрочить метающемуся по постели Чону. Однако, как только маленькие яички сжимаются, а член в руке дергается, хватка разжимается. Чонгук теряет равновесие и заваливается на бок, разочарованно поскулив, однако его быстро хватают за задницу и возвращают в коленно-локтевую позицию. — Ты же помнишь, что мы вчера долго играли, верно, кроль? — не дождавшись никакой реакции, Тэхён хлопает по раскрытой дырке, заставляя ту истерично сжаться, а Чонгука - громко завизжать и податься назад, в попытке насадиться на едва подставленные пальцы. — Думаю, твоя раздолбанная задница едва ли сможет сегодня принять мой член. Твоя дырка так покраснела и распухла от того, насколько хорошо ты вчера принимал мой узел вместе с той пробкой. Видимо, это было слишком много для тебя... Ты был так наполнен, что кричал от счастья. Помнишь? — Чонгук прекрасно помнит и понимает, к чему клонит старший. В горле адски пересохло, в голове пустота, но альфу хватает на пару осознанных предложений. — Я так хочу твой узел, альфа. Внутри так всё зудит, мне срочно нужно, чтобы ты заполнил меня и также крепко трахнул узлом. Пожалуйста, не жалей. Тэхён громко дышит и едва ли не срывается, но чудом держит себя в узде, цепляясь за остатки разума. Они вчера явно переборщили с играми, поэтому Киму пришлось несколько раз за ночь мазать припухший анус кремом от раздражения и долго извиняться за причинённую боль упомрачительно глубоким римингом, поэтому, если он рискнёт и всё же трахнет эту узкую задницу по просьбе альфы, то рискует навредить тому ещё сильнее. Тот вчера и так долго дулся из-за убитой задницы и невозможности даже сесть без боли в заднем проходе, в котором побывали и дилдо, и член, и всё вместе. Тэ слишком сильно любит этого наглого ребёнка со спермой вместо мозгов, неугомонным характером и родным запахом, чтобы сделать ещё хуже, чем есть сейчас. Собственный член стоит колом и упирается в ткань брюк, но его придётся оставить там, чтобы обезопасить пострадавшую промежность Чонгука и случайно не всадить по самые яйца под его счастливый скулеж. Ким подхватывает покрасневшие ягодицы и с силой впечатывает в свою ширинку, рыча от трения и слыша ответный рык от второго альфы. Они просто обожают, когда мокро, дико и жестко, потому что коктейль из двух альф — убийственно. — Прости, кроха, придётся потерпеть. Можешь тереться об мою ширинку сколько хочешь, пригласишь мой язык к себе в задницу сегодня? — и Чонгук счастливо кивает, переворачиваясь обратно на спину под недовольный взгляд альфы. — Не глупи, прыгай сразу на лицо. Как насчёт наконец поднять свою жопу и ею оседлать мой язык? Когда младший умещается своей промежностью на лице, Ким напористо начинает вылизывать пострадавшую некогда дырку, слизывая смазку и звонко целуя колечко мышц. Когда альфа от гиперстимуляции пытается спрыгнуть с языка, его крепко хватают за попку и самостоятельно насаживают ещё глубже. Чонгук прогибается, стонет громче и самостоятельно двигает бёдрами, проезжаясь по носу и губам, охая каждый раз, как о стенки внутри трется язык и изредка там же оказывается один палец. Альфа хочет помочь своему парню и нагибается вперёд, надавливая на член под тканью, натирая четко выделяющуюся головку и пытаясь снять мешающую тряпку. Однако его тут же отрывают от чужой промежности, подкидывают в руках и сильно, до красноты, шлепают по ягодице. — Я разрешал тебе трогать мой член? Малышка, если ты попытаешься освободить его, я не посмотрю, что вчера тебя растянули два узла и заполнили до самого конца, и жестко трахну прямо на этой кровати так, что целую неделю встать не сможешь, а потом обязательно отшлепаю твою сладкую попку за то, что ты ослушался и попытался взять в свой ненасытный рот мой член, пока язык твоего любимого альфы глубоко в твоей дырке. В эту же секунду Ким крепко сжимает яйца Чонгука в ладони, а потом ведёт по мошонке вверх, достигая красной головки. Младший не выдерживает и срывается на крик, когда его подкидывают и снова насаживают промежностью на чужой рот, а рука начинает медленно с оттяжкой дрочить в такт толчкам сзади. Чонгук скачет на чужом лице, натирает соски в попытке угнаться за наслаждением и совсем не ожидает, что его резко перевернут и снова нагнут над кроватью, заставляя упереться в простынь коленями и локтями. Ким рычит, чувствуя острое желание взять саб альфу прямо сейчас в этой позе и, наконец, закончить, но не позволяет себе даже достать член из штанов. Вместо этого он перемещает одну руку младшего обратно на грудь, заставляя продолжить ласкать опухшие ореолы, а сам раздвигает половинки и толкается ширинкой прямо в промежность. Чон не выдерживает и пары минут: с криком изливается в чужую руку и заходится в безудержном плаче. Ким пробует отдышаться пару минут, завалившись на кровать, и даже собирается прикоснуться к себе и, наконец, подрочить, ведь член ноет так сильно, что игнорировать это уже не получается. Однако, как только он слышит всхлипы со стороны своего измученного альфы, тут же забывает обо всем на свете и обращает всё внимание свернувшемуся на подушке потерянному Гуку. Он истерично трясётся и сжимает ткань в кулаках от переполняющих эмоций, которые идут через край в виде кучи слёз. Во время своих недо-гнездований он становится настолько тактильным и слабым, что оставить его даже на пару минут без тепла будет непростительным преступлением. Как только его тянут на себя и укрывают, то доверчиво жмётся ближе крепко цепляется и опутывает своими конечностями настолько, что становится трудно дышать. Однако за те несколько месяцев, что они встречаются, старший уже выучил все его особенности, поэтому покорно выполняет роль огромной грелки, прекрасно понимая, насколько трудное состояние переживает его парень. Обычно альфы не дают волю эмоциям и держат в себе до последнего, но организм Чона буквально вынуждает его вести себя абсолютно очаровательно и потерянно, радуя альфу Тэхёна. — Что случилось, малыш? Где-то больно? Я перестарался? Не молчи, Чонгук-и, я не смогу помочь, если ты не скажешь, что не так… — его лицо выглядит взволнованно, когда Чонгук наконец поднимает глаза и смотрит с нескрываемой обидой в темных радужках. — Ты даже не поцеловал меня! Неужели я так плох? — голос звучит так по-детски обиженно, что волнение как рукой срывает. Старший тут же успокаивается и делает шумный выдох, которым ещё больше оскорбляет альфу. Он отворачивается к стене и дует губки в жуткой обиде, готовя хитрый план мести за отказ в поцелуе и узле. — Ну, кроха, повернись к хёну, покажу сюрприз, — и как только заинтересованный младший разворачивается, его тут же прижимают к груди и напористо целуют, лижут губы и легко чмокают в них же, будто играючи. Без лишней пошлости и намека на продолжение, просто желание поделиться теплом и окутать заботой. Чонгук снова начинает мурлыкать, сильнее подаваться вперёд, а потом сам отстраняется и оставляет свою метку на открытом плече Кима, зализывая небольшой укус и злобно посмеиваясь. — Только мой, никуда не сбежишь, — шепчет счастливо альфа, глядя с нескрываемым восторгом, наглаживая оголенную спину, талию и до сих пор горящие от шлепков ягодицы. — Никуда от тебя не собирался… Куда я по-твоему денусь, если сегодня сидел на уроке, а потом почувствовал, как это снова началось, и тут же побежал домой, чтобы снова вытащить весь твой шкаф и умирать от боли в заднице, пока ты неторопливо тащишься на метро, хотя мог бы взять такси! Вообще, кто придумал, что ты главный, я вообще-то тоже альфа! — Чонгук начинает ёжиться, пыхтеть и пытаться выпутаться из крепких рук, будто действительно разочарован, но его, конечно, никуда не отпускают. — Не рычи, зая, мой бедный член и так адски болит из-за… — Тэхён не успевает продолжить мысль, как Чонгук тут же вскрикивает, суетится и смотрит прямо на него в ужасе. — О боже, Тэхён-и, — шепчет на грани слышимости, действительно пугаясь не на шутку и будто расстраиваясь, — ты же не кончил! — младший выглядит виновато и грустнеет на глазах. Он прекрасно представляет, каково это: возбудиться до каменного стояка, видя перед собой абсолютно на все готовое, желанное тело, но не иметь возможности снять штаны и подрочить даже сам себе, чтобы, не дай Всевышний, не сорваться. — Прости меня, мне так… — Ты же знаешь, что сегодня твой день, и твоё удовольствие для меня выше собственного… Я потерплю, всё в порядке, — Ким видит плещущееся возмущение в чужих чёрных глазках, поэтому чмокает румяную щечку и, до того как Чонгук попробует возразить, переворачивает их на сухую, не облитую спермой часть простыни и укрывает пушистым одеялом, до сих пор хранящим их тепло и смешанные запахи. Спереди удобно свернувшись под горячим боком лежит младший альфа, а старший прижимается спиной, становясь большой ложечкой для своего не такого уж и маленького парня. Чонгук недолго хлопает закрывающимися от усталости глазами, но всё равно переворачивается лицом и недовольно сопит, уставившись на футболку старшего. Потом его зрачки расширяются, и он вспыхивает. — Сними её! — Тэхён беспрекословно подчиняется и откидывает ту в сторону, позволяя Чону прижаться к своей голой груди, начать кончиками пальцев наглаживать крепкие мышцы и что-то тихо мычать под нос. Он выглядит так увлеченно и смирно, что у Тэхёна щемит в груди от переполняющей нежности к этому ребенку. Его так и хочется притянуть к себе и зацеловать каждую родинку и сантиметр на теле, чтобы не смел рычать, кукситься и вырываться. — Зая? — альфа дожидается, как младший отвлекается от своего интересного занятия и поднимает глаза на него. — Я люблю тебя… — и тут же чмокает в нос и лоб. Глаза у Чонгука снова начинают слезиться, и он мычит, отвечая шепотом «И я тебя тоже». Тёплая рука на его пояснице ощущается приятной тяжестью, а все лишние мысли уходят из головы. Чонгук прижимается крепче и чувствует, как Тэхён зарывается носом в мокрые волосы и дышит их смешанным природным ароматом. Пальцы соскальзывают со спины и ведут вниз, ласково гладят бёдра и ягодицы, растирают уставшие мышцы и позволяют не терять такое важное для Гука тепло. Теперь им нужно несколько часов лежать рядом, чтобы альфа Чонгука наконец успокоился и пришёл в норму, а пока он может полностью растечься счастливой лужицей на своём альфе, почувствовать его крепкие руки на себе и быть уверенным, что он в гнезде — в безопасности. В их квартире нет никаких других запахов и оба альфы счастливо мурлычут, когда одновременно подаются и начинают вылизывать шершавыми языками все свободные участки кожи. Обычно горький вкус, становится сладким и родным, когда они обновляют метки на запаховой железе, чтобы их аромат друг на друге не терялся. Убаюканный дождем и уставший после гнездования, Чонгук счастливо сопит на груди у своего парня, который зарывается рукой в светлые пряди и ерошит их, продолжая поглаживать по спине. Уже завтра этот неугомонный парень станет вновь самим собой: грозой школы, хулиганом и дерзким несносным ребенком. Тэхён снова будет в панике бегать по школе и искать своего парня, подравшегося с каким-то старшим учеником, а Чон будет устраивать скандалы о том, что он уже взрослый, самостоятельный альфа, и жаться к стене, когда выбесит этим Тэхёна окончательно. Они всё также много спорят и дерутся… Но теперь носят метки друг друга на шее, делят одну квартиру и проводят вместе гнездование Чонгука. И младший никогда ни себе, ни Тэхёну не признается, что его альфа просто обожает чувствовать себя маленьким и защищённым в крепких руках своего альфы.