Прошлое, настоящее и будущее

Она аккуратно, отставляя в сторону трость для ходьбы, игнорируя дрожь во всем теле, опускается на холодную мраморную лавку, напротив такой же мертвенно холодной могильной плиты, с которой на нее, все таким же пронзительным взглядом, смотрит её бывший профессор. Сколько лет уже прошло, а она все не привыкнет, что Северуса Снейпа похоронили за территорией кладбища, как последнего гада, предателя и душегуба. Эти министерские кретины сначала закопали его в одинокую сырую землю, около старой покосившейся сосны, даже не поставив жалкого деревянного креста, а потом уже, посмотрев воспоминания и разобравшись в ситуации, безразлично пожали плечи, отпихивая от своих ног, ползающую по полу в слезах Гермиону, умолявшую их на перезахоронение. Отказались, видите ли, тревожить последний сон героя. Гермиона, брошенная и потерянная, приняла подачку от семьи Уизли, в виде свадьбы с Роном, с обреченным равнодушием и слабой благодарностью. В мире волшебников вся жизнь, кажется, застопорилась, осталась в реалиях девятнадцатого века, и одинокая, больная, почти не ходившая на ногах, девушка, пусть и Героиня Войны, стала бы позором для всех её друзей. Молли и Артур, отдав её за своего младшего сына, — подначив поскорее родить мелкого Уизли, что ей пришлось сделать, несмотря на критическое состояние, — действительно её спасли, но из каких побуждений это было сделано, она все ещё не знает. Может жалость, может и вправду считали её хорошей партией, достойной их ребёнка, а может рассчитывали на тот результат, который получили — стали известны на весь волшебный мир не только как семья Героя Войны, но и как сочувствующие, милосердные маги, помогающие всем сирым и убогим. Она любит Рона, правда любит, но это вовсе не та любовь. Её настоящая любовь запретная, настоящая её любовь — грубый мужской тенор-баритон, шепчущий ей на ухо всякую дурь, от которой она хохочет, сидя в большом мягком кресле; маленькая тёмная лаборатория в личных комнатах, в которой становится жарко от близости и дыхания друг друга, а все склянки слетают со стола от вхмаха его крепкой руки, освобождая место, и, как эксперименты с зельми, покорно ждут; переглядки на уроках, не заметные никому из сокурсников, не видящих ничего, даже если это происходит под их носом, двадцать баллов факультету и «Превосходно» за работу с заклинаниями, под ошалевшие взгляды Гриффиндора и Слизерина; совместное чтение у камина в его гостиной, за чашкой его любимого чая с мелисой и её любимым печеньем; и такое постоянное, не отпускающее из своих объятий, с самого начала этой близости, чувство правильности, нежности и безумного, захватывающего дух, азарта. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, как на шестом курсе, только переступив порог школы, заявила идущей рядом Минерве, что собирается стать целителем, и ей не помешала бы помощь МакГоннагал в убеждении профессора Снейпа взять её в ученицы, потому что к Слизнорту идти учиться зельям было все равно, что ждать от Локхарта правдивых историй — совершенно бессмысленной тратой времени. Милая Минерва, пару раз вздохнув, соглашается, потому что любит девочку как дочь, и совершенно не обижается, что та выбрала не Трансфигурацию, ведь желает ей лучшего, да и сама говорила, что нужно следовать мечтам, а пока мечта Гермионы стать целителем, она будет ей в этом помогать. Северус, на удивление, только поджал губы, взвешивая что-то в голове, и, многозначительно переглянулся с Дамблдором, не обращая внимание на присутствие коллеги и ученицы, а потом сдержанно кивнул, соглашаясь на эту авантюру. Гермиона тогда широко раскрыла глаза, улыбаясь ещё шире, и запрыгала по кабинету, хлопая в ладоши, радуясь, как дитя, подхватывая под руки довольную МакГоннагал, которая закружилась с ней по комнате. Это было первой победой на пути к заветной мечте, и они только что её преодолели эту ступень, заложив фундамент. Когда Гермиона, на следующий же день после согласия, притопала к Снейпу, он был чем-то занят, и поворчал, прогоняя ее. Девушка пожала плечами, кинув сумку на стул, и усевшись на соседний, по-хозяйски протянула к себе список с зельями, которые нужно было приготовить Северусу, — несмотря на новую должность у него все ещё была своя лаборатория и обязанность снабжать зелями мед.крыло, — под его шокированно-возмущенным взглядом принимаясь почти профессионально строгать ингредиенты для простецкого зелья, действительно лёгкого, но долго и муторного, что отняло бы у профессора не столько силы, сколько ценное время. Северус промолчал, видимо, поняв свою выгоду, и позволил ей наглеть и дальше, потому что она периодически проскальзывала за его спиной, доставая что-то с полок или из ящиков, постоянно задевая его волосами. Это, если честно, надоедало, потому он, плюнув на все, подошёл к ней, пока она мешала третье зелье, и шустро заколол шевелюру, оставляя девушку в легком шоке. Следующим вечером она пришла с забранными волосами, и уселась на прежнее место небольшой личной лаборатории. — Чем займёмся сегодня, профессор? — А зачем вы набились ко мне в ученицы, мисс Грейнджер? — Научиться, профессор, — отвечает она.— Более сложным зельям и тому, что у меня не очень хорошо получается. — Так чего Вы не учитесь, а сидите тут и смотрите на меня? — Жду указаний, профессор, — так же отвечает она, не понимая, к чему он вообще клонит. — Мисс Грейнджер, вы вроде бы получаете лучшие оценки на курсе? — он иронично приподнимает бровь, отрываясь от книги о травах и их свойствах, которую читал за своим столом. — Да, сэр, а что? — опять кивает Грейнджер, слыша, как вздыхает профессор, откладывая книгу. — Тогда я не понимаю, почему Вы так медленно соображаете, — он встает, и, подтянув стул, переворачивает его спинкой вперёд, к Гермионе, усаживаясь напротив, уклыдывая подбородок на руки. Девушка чуть вздрагивает, но не отодвигается, прищуривая глаза в попытках понять его странную иронию. — Я быстро думаю, профессор, просто Вас обогнать в этом не получается, — чуть приподнимает уголок губ, будто не зная, позволено ли ей это, а когда видит, что Снейп отзеркалил её действие, хитро щурится.— Пока что. Северус приподнимает брови и одобрительно кивает, доставая из кармана сложенный втрое листочек. — Перечень зелий, — поясняет он.— Это будут с Вас спрашивать на экзамене. — Но, тут же…— она водит рукой в воздухе, подбирая слова.—… мало. — Мало? — обычно сдержанный профессор не на шутку удивляется, и, хватанув девушку за запястье, заглядывает в список ещё раз. Эта женщина над ним издевается? Девятнадцать зелий: шесть лёгких, а остальные повышенного уровня сложности. Да тут даже Волчье зелье есть, а его варить умеют — раз, два и обчелся! Он задерживает на ее лице взгляд дольше, чем стоило бы, и резко, злясь, скорее, на себя, вскакивает со стула, принимаясь как бы увлечённо шарить в ящиках. Гермиона жмет плечами, снова хозяйничая в его лаборатории, и занимается приготовлениями для своего зелья. Северус, украдкой поглядывает на нее, в конце концов, примирительно вздохнув, возвращается к столу, поправляя её и давая ценные советы, паралельно слушая её болтовню, потому что она, кажется, не умеет молчать, и, сам того не замечая, запоминает все истории о её противных родственниках. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, как все завязывалось, как она привыкла ходить к нему шесть дней в неделю, чтобы поработать и отточить навыки, и как приходила в воскресенье, но игнорировала запертую лабораторию, проскальзывая в гостиную, к уже ждущему ее с чаем профессору. Они много, очень много, времени проводили вместе. Пока она училась варке особых зелий, пока помогала ему в экспериментах, к которым он никого не подпускал, пока молча забирала у него половину эссе, усаживаясь рядом и проверяя их, пока командовала на отработках, благодаря полномочиям, которые приобрела со статусом ученицы Зельевара, пока они, зачастую, посреди недели, когда он снимал её с уроков, прогуливались в Хогсмид или в лес, за ингредиентами, болтая о книгах и науке. Эти месяцы говорила она, а Северус только слушал, иногда вставляя свои извечные едкие комментарии. А потом начал говорить сам, вываливая на нее все, о чем, как поняла девушка по отчаянному взгляду, молчал долго-долго. После этого откровения он закрылся и игнорировал Гермиону целую неделю, и, наверное, игнорировал и дальше, если бы она, взбешенная ситуацией, не ворвалась в его гостиную, сорвав дверь с петель с помощью Бомбарда, до чёртиков напугав профессора. — Перестаньте вести себя как ребёнок, профессор! — Сказала мне девчонка, снесшая мою дверь! — рявкает в ответ тот, но Грейнджер даже не вздрагивает, только шагает вперёд, ещё ближе, не глядя кидая заклинание в сторону двери, ставя её на место. — Я же не собираюсь рассказывать обо всем направо и налево, сэр, — огорченная его недоверием, проговаривает Гермиона. Но он верил ей, почти одной единственной, человеку, не принимавшему его как разменную монету в надвигающейся войне. Он не верил себе. — Прекратите этот театр, мисс Грейнджер, — приходится собрать в кулак все самообладание, чтобы голос звучал ровно. Гермиона уязвленно отшатывается от него, резко выдыхая, запнувшись о собственную ногу, и падает на каменный пол, вырывая руку у ментувшегося к ней Снейпа, вставая на ноги, стирая слезы рукавом. — Не будь трусом, дракл тебя задери! Северус тогда поджимает губы, оглядывая её, и долго молчит, но когда она качает головой, разворачиваясь к двери, резко дергает девушку на себя, прижимая к груди. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, как писала письмо родителям, говорила о том, что проведёт это Рождество с Уизли, одновременно отмазываясь от поездки в Нору. Потому что Северус был бы второй живой душой в школе, если бы она уехала, — первой был Филч. Все дети и преподаватели разъехались по домам, а Северус, все так же строя из себя невесть что, проворчал о том, что будет в Хогвартсе. И когда он, двадцать пятого декабря, увидел у себя на пороге довольную Гермиону Грейнджер, из лёгких выбило весь воздух. Она аккуратно улыбнулась ему и проскользнула в гостиную, отодвигая одно из кресел, оставляя все ещё шокированного Снейпа приходить в себя. Вернуть принесенной елочке прежний размер и пристроить её в углу комнаты не составило труда, и она была очень довольна образовавшейся атмосферой. Впрочем, и Северус поворчал лишь для приличия, потому что тут же об этом забыл, устраиваясь в теплом кресле, подхватывая за тонкую ножку бокал с глинтвейном, снова, как и всеми воскресным вечерами, вслушиваясь в чтение Грейнджер. Он тогда попытался думать о Лили, с которой, когда-то, тоже читал у камина, но лицо давней подруги, как назло, расплывалось перед глазами, а перед глазами, раз за разом, возникали каштановые кудри и довольная наглая улыбка, обращенная к нему. А потом…а потом он плюнул на все. У него будто что-то щелкнуло в голове, и, когда часы пробили двенадцать, Северус, взмахнув палочкой, отправил книгу из рук девушки прямиком на полку, притягивая к себе за тонкую шею, и замер, будто спрашивая разрешения. Гермиона наметила лёгкую улыбку, прикрывая глаза, и Северус выдохнул, прижимаясь к мягким губам, двигая её ближе к себе, поглаживая холодными пальцами по горячим щекам. Проснувшись на утро на мягком диване, укрытая изумрудным пледом, Грейнджер обнаружила Снейпа сидящим в кресле напротив, с умиротворенной улыбкой читающего подаренную ей книгу, а он, заметив её пробуждение, протянул маленькую коробочку, в которой лежало тонкое серебряное кольцо, будто сплетенное из виноградной лозы. — Это мамино, хочу, чтобы стало твоим. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, как он, обходя класс во время контрольной работы, остановился за её спиной, — в самом начале урока Снейп отсадил её на последний ряд, якобы, чтобы не помогала дружкам, — чуть приподнимая распущенные густые волосы, проводя пальцем по шее, слегка оттягивая назад ворот ее рубашки, второй рукой махнув в сторону двери, отходя от неё. — Профессор, можно выйти? — она тут же понимает молчаливый намек, вскидывая руку. Несколько ребят оборачиваются, что-то шепча друг другу, поглядывая на нее как на самоубийцу. — Идите, мисс Грейнджер. Класс удивленно провожает взглядом ускользнувшую Грейнджер, но возвращается к своему занятию, стоит профессору шикнуть на них. Северус встает из-за стола через пятнадцать минут, оглядывая класс. Поручает Малфою следить за порядком, и шмыгает за дверь, искать, будто бы, пропавшую гриффиндорку, которая ждет его в гостиной, довольно улыбаясь, потягивая сухое вино из бара. — Моя умная девочка, — только и шепчет он, перехватывая бокал, припадая к сладким, после вина, губам, вдыхая ягодный аромат, который всегда исходил от Грейнджер. Он, не боясь, рассказывает ей о собраниях, и они думают вместе, пока Гермиона успокаивающе гладит его по волосам, умоляя так не убиваться из-за неспасенной, прошлой ночью, жизни. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, как они, закрывшись от мира, сидели вдвоём в гостиной, разгораивая и смеясь. Как Северус, опуская клубнику в жидкий шоколад, подносил ягоду к её губам, а после долго целовал, жарко выдыхая в зацелованные губы. Как они рушили, в порывах страсти, его лабораторию, смахивая со стола все, особо не заботясь об этом, приникая друг к другу, жарко выдыхая в губы, жались все ближе, не желая оставлять ни миллиметра между разгоряченными телами. — Нежная…сладкая, такая хорошая…любимая моя, — голос Северуса хрипнет, а он все не может оторваться от, соблазнительно подставленной, тонкой шеи. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, как завороженно на нее смотрел Северус, когда они танцевали под плавную музыку на свадьбе Билла, как он шептал ей на ухо всякие милые глупости, прижимал к себе и обещал, что будет защищать. И защищал. Он предупредил всех о нападении ещё минут за сорок до проишесвия в Министерстве, зная, что будет наказан Лордом, и гости, безоговорочно доверяющие Снейпу, кротко благодарно кивнули, аппарировав. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, как прощалась с ним, в доме, в Паучьем Тупике, перед тем как уйти с парнями на поиски крестражей, как он прижимал её к себе, кричал, что запрет в комнате, что никуда не пустит, что не даст ей пострадать, что спрячет, потом дрожащим голосом спрашивал, не бросает ли она его, клялся, что если она больше не любит, он будет рад ее счастью, думал, уходит из-за этого, а она упала на колени, хватаясь за полы его мантии и надрывно плакала, обещала, что обязательно вернётся и, как мантру, повторяла, что любит больше жизни. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, как после побега от Бэгшот, из Годриковой Впадины, аппарировала с Гарри в дом Северуса, и тот, услышав грохот, выбежал из комнаты с палочкой наперевес, но, увидев её, тут же оказался рядом, падая на колени, прижимая к себе, целуя в лоб, щеки, нос, везде, куда мог дотянуться, надрывно шептал «люблю», зарываясь носом в волосы. Две недели после Рождества они провели у Снейпа: лечились и общались. Гарри только пожал руку профессору, сказав, что Гермиона Грейнджер самый подходящий для него человек во всем этом мире, и улыбнулся, начиная строить планы на их дальнейшую жизнь, а те только переглядывались, смеялись и слушали. Северус не мог оторваться в те последние дни перед их уходом, все утаскивал в спальню, даже не снимая с комнаты Заглущающего заклятия на дневное время, а Гарри на это тактично молчал, все понимая, да и рад был видеть их такими отчаянно счастливыми. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит, что узнала о своей беременности за день до того, как они попали в Менор. Она была в бреду, когда эта ненормальная женщина измывалась над ней всеми доступными способами. Ни на один из вопросов Беллатриссы она, очевидно, не ответила, не только потому, что не хотела выдавать секретов, но и потому, что все это время, тихо или молча, молилась. После того, как парни забрали её оттуда и лечили, она была не в силах сделать хоть-что. Месяц. Почти месяц она только лежала, практически не двигаясь, — а про питание вспоминала только после того, как кто-то из мальчишек кормил её самостоятельно, — мучаясь от нередких судорог, свернувшись калачиком, сложив, все чаще ужасно ледяные, руки на животе и горько плакала, обещала, сама не знает кому именно, что все будет хорошо. Когда Гарри узнал о её положении, то молчал очень — очень — долго. Сказал, что счастлив за нее, но хорошо бы не в такое время, но все равно поклялся помогать. Гермиона решилась рассказать только ему, считала, что если скажет об этом влюбленному Рону, — который узнал лишь когда все было очевидно, — то предаст его, хотя, наверное, сделала это ещё тогда, в начале шестого курса. Гермиона ненавидит свою отличную память, потому что помнит с каким именно звуком рухнуло и разбилось её сердце, когда она дохромала до пытавшегося дышать Северуса, с зияющей дырой в горле, через которую, противно завывая, и будто издеваясь, гулял ветер. Он отдавал Поттеру воспоминания, но смотрел на нее. Только на нее, напрочь игронорируя тормошащего его мальчишку. Гермиона, не вставая с колен, подползла к нему, укладывая одну руку на его щеку, вытирая слезу, а второй перехватила его ладонь, прикладывая к животу. Снейп был обессилен, но в тот момент так резко дернулся, когда почувствовал импульс зарождающейся у ребёнка магии. Он старался как можно сильнее сжать её руку, через силу улыбаясь, на ее тихий шепот «мальчик». — В древней Греции мужской вариант имени Эйлин означал «светоч», — он благоговейно выдыхает, дрожащей рукой поднося к губам ее тонкое запястье. Его холодные губы не касались её кожи дольше пяти секунд, потому что хватка начинала слабеть, и Северус, все так же хрипя и посвистывая из-за сквозной дыры, в последний раз устало закрывая глаза, просит её просто жить. — Мама… Гермиона уязвленно вздрагивает, оборачивается на звук, вглядываясь в чащу, откуда медленно выходит сын. Их сын. Парень заправляет за ухо тёмную прядь вьющихся волос, и приподнимает уголок губ на манер Северуса, вглядываясь в лицо матери такими же чёрными тёплыми глазами, присаживается рядом, беря её ладонь в свою, разглядывая аккуратное серебрянное колечко на пальце Гермионы, которое она, в отличие от свадебного кольца Уизли, никогда не снимала. Гермиона благодарна Богу за свою отличную память, потому что она помнит каждый момент, проведённый с рядом Северусом. И если бы ей предложили вернуться обратно, в начало шестого года обучения, девушка сделала бы все то же самое, — она бы ни за что не променяла это время с ним, она бы ни за что не забыла о нем. Потому что Северус Снейп — ее прошлое, настоящее и будущее.