Она любила и ненавидела их...

Она любила и ненавидела их… — Ох, сколько крови… — Ирис неспеша промывала рану, практически у самого сердца. Клинок скользнул в сторону, оставил след вдоль ребер. По коже сочилась алая жидкость, она медленно высыхала, прилипала и с трудом смывалась. — Опасным ремеслом занимаюсь, раны неизбежны, но никому не под силу лишить жизни Ольгерда фон Эверека. Он мог сам заняться раной, мог, да не в силах отказать жене в заботе. В последнее время они виделись не часто, мужчина избегает встреч с женой, отдает себя работе, только бы не думать о том, что сердце его покрывается каменной коркой, которую не способен разрушить даже взгляд любимой Ирис. Он мог сам перевязать рану, мог не обратить на нее внимание, да застал жену неспящей. — Я не хочу потерять тебя так скоро, будь осторожен. Сердце кольнуло холодным осколком, Ольгерд с трудом взглянул на любимую. Чувства все еще притуплены, сырые, как промокшая насквозь ткань, что смывала с его кожи кровь. Ирис касалась его осторожно, нежные пальцы старались не причинять боль, она еще не знала, что Ольгерд больше не чувствует боли. Вода начинала остывать, руки мерзли, не слушались. С трудом она отбросила тряпку и начала перевязывать рану. Ольгерд молчал. — Кажется, останется шрам. Что-то вновь кольнуло его сердце. Тихие нотки чувств все еще пытались вырваться наружу. Ольгерд прикрыл ладони Ирис своими. Нет, слишком отчужденно. Она подняла взгляд, долго всматривалась в глубину его души. Глаза любимой казались непривычно темными в полумраке, только блики свечей едва осветляли их, блестели искорками в зеленой радужке. Ирис почувствовала тепло, практически такое же, как и раньше. Ее взгляд все еще умел пробуждать любовь, которую Ольгерд пытался не упустить. *** — Снова работал допоздна? Дорогой, ты совсем не выспался. Ирис пыталась выбраться из постели, но тело мужа не отпускало. Несмотря на сонливость, руки его были крепки, а на коже отчетливо вырисовывалось несколько рубцов. Девушка не любила их. Она касалась шрама, неспеша проводила подушечками пальцев по всей его длине, пока не касалась чистой кожи, без изъянов. Как когда-то прежде. Казалось, это усыпляло еще больше. Верно, ему нужно еще немного поспать, а супруга побудет рядом, начнет свой день немного позже. — Спи, любовь моя. Ольгерд чувствует только сонливость и тепло. *** Зима во всю завывала. Ирис с трудом могла различить дорогу, что вела к имению. Она ждала визита, каждый день, но еще не время, в такую бурю никто не согласится ехать и будет прав. Девушка отошла от окна и слух ее зацепился за приглушенный звон. Ольгерд опять громит имение. В таком состоянии к нему опасно подходить, но ноги сами вели к лестнице. Дева осторожно ступала по каждой ступени, очень медленно, практически бесшумно. Грохот, за которым последовал звон. Кажется, муж решил перевернуть стол. Ирис осторожно подошла к двери, заглядывая в приоткрытую щель. Да, она была права. Полуразбитая посуда лежала рядом с перевернутым на бок столом. Ольгерд сидел спиной к двери, рядом с ним бочка, опять пьет. На ней стоит пивная кружка, издали казалось, что она опустошенная, но муж изредка к ней тянулся, а после вновь ставил на место. Супруга присмотрелась. По руке, что тянулась к кружке, что-то стекало. Множество струек собирались в одну, ползли по локтю и падали крупными каплями на пол. Кровь… Девушка побледнела, сама не заметила, как открыла дверь. Супруг обернулся, сложно было понять, что же он чувствует в данный момент, только отбросил нож в сторону. — Ольгерд, что же ты делаешь… — Она начала быстро подходить, но не успела. Голос заставил остановиться. — Иди спать. Он был не в себе. Ирис боялась подходить, но руки сами тянулись, смазывали кровь с порезов, оставляли следы на бледной коже, создавая из ее образа трагичную мрачность. Ольгерд нехотя взглянул в глаза возлюбленной и увидел там слезы. Хоть девушка и молчала, но их остановить была не в силах. Она быстро рванула за тряпкой, обмотала ей раненую руку, тщетные попытки остановить кровь. Ольгерд ничего не чувствовал, несмотря на ее попытки, несмотря на слезы. Он резко отстранился, вырвал руку из слабой хватки, а Ирис была не в силах сопротивляться. Она вытерла слезы, оставляя красный след на щеке, опустилась рядом с его стулом, укладывая голову ему на колени. — Останутся шрамы… Голос дрожал. Ирис не почувствовала прикосновений, только холод, завывающей за окном зимы. *** — Чем занимаешься, любимая? — Его голос звучал непривычно мягко. Возможно, причина крылась в том, что он все еще трезв. — Пытаюсь закончить картину зимнего имения. — Ирис внимательно смотрела на холст в поисках изъянов. Слух уловил приближающиеся шаги, Ольгерд остановился рядом, едва касаясь ее плеча своим. Руки же держал позади, ухватившись ладонью за собственное запястье. — Не слишком ли выглядит мрачно? — Выглядит так, как оно есть. Он приобнял жену, притянул к себе. Слишком холодно и отстраненно, хоть и пытался сделать это как можно мягче. Ирис не обратила внимание на холод, провела пальцами по новым шрамам, что появились совсем недавно. — Я люблю тебя, Ольгерд. Он не ответил лишь крепче прижал к себе. К концу дня он будет пьян, а Ирис ляжет спать одна, чтобы с утра не застать его вновь. Спустя пару дней прибудет ее отец, чтобы расторгнуть их брак, а затем… Годы одиночества и смерть в окружении собственных страхов.