Из альфы в омегу

      Давно у Гина не было такого ощущения, что его сердце вот-вот остановится и откажется биться дальше. На секунду ему показалось даже, что он сейчас возьмет и умрет прямо в своей постели — вечно молодым и с гордым стояком после течки.       Все то время, что Бен говорил, альфа лежал молча и пристально смотрел омеге в глаза. Тот нес полнейшую околесицу, в которой, однако проклевывались зерна действительно важных вещей и тем, проливающих свет на проблему их отношений. Честно говоря, за последние две минуты этот несносный парень наговорил столько из того, что Гин мечтал услышать от него за последние года два.… И, черт возьми! Да! Он мечтал о том, чтобы они снова друг друга любили, гуляли как раньше, улыбались и смеялись, держались каждую свободную минуту за руки и говорили друг с другом обо всем и ни о чем одновременно.       Гин привстал на локтях, когда Бен шлепнулся на пол, направившись в ванную. Его поразили вырвавшиеся из парня слова: пусть Бен никогда не был паинькой, бранными словами не ругался. Он вообще предпочитал в таких ситуациях поджимать гневно губы и испепелять взглядом. Поэтому слышать сейчас ругань было странно.       — Какой бодрый… — хмыкнул Гин, наблюдая, как тот, поднявшись, довольно резво поковылял прочь, оставляя альфу наедине со своими мыслями и послевкусием от всего произошедшего.       Этот «новый» Бенджамин обладал поистине ошеломляющей Гина способностью оставлять за собой целое море неразрешенных вопросов. И альбинос решил, что обязательно со всеми ними разберется, но только после течки. Сейчас у него самого голова стабильно не работала, поддаваясь этим дурным феромонам.       Для начала, конечно, стоило бы разобраться с этой подозрительной и непонятной амнезией. В раздвоение личности Гин пока верил слабо, пусть такая версия и напрашивалась сама собой. Возможно, Бена действительно стоило сводить к врачу, как-нибудь осторожно убедить в необходимости этого. Но стоило признаться самому себе — если этот парень, забыв почти все, останется таким, какой он сейчас, навсегда — тогда, пожалуй, это будет самым лучшим сценарием для его собственной жизни. Любящий и заботливый Бенджамин — это ли не предел его мечтаний?       Ведь, если хорошо подумать и вспомнить, подобных слов от Бена Гин никогда не слышал. Счастливы вместе, все такое. Любил ли он вообще своего альфу? Ну хоть когда-нибудь? Или же все дело заключалось в том, что Гин с самого начала попросту был удобным простофилей и дурачком? В конце концов, тогда в детстве с Бенджамином мало кто хотел водиться, несмотря на всю его красоту — это стало бы хорошим звоночком поостеречься, но новенькому в классе альфе было обо всем этом невдомек. На тот момент он никого не знал в школе, да и, зная его нелюдимый характер, подружиться с ним удалось бы далеко не многим. Неудивительно, что он купился на внешность и попался на удочку, как самая глупая рыбешка.       Это было одно из предположений альфы, в которое он верить не хотел, но ох уж этот комплекс неполноценности. С самого детства, с тех пор как его бросили в детдоме, Гин не мог безболезненно разорвать узы с теми, кто проявлял к нему хоть чуточку доброго внимания и ласки. Страх оказаться ненужным преследовал его, словно огонь в горящем доме, душа и не давая спасения. Из-за этого он не мог расстаться с Беном, боялся снова остаться один-одинешенек перед лицом всего пугающего мира.       Поэтому слова Бенджамина сейчас… Трудно описать, каким воздействием на альфу они обладали. Гин надеялся лишь на то, что все это было сказано не под воздействием гормонов, что все это было искренне, а не из-за болезненной течки.       Парень опустил руку вниз, проводя пальцами по вновь окрепшему члену, который явно просился обратно в теплое и гостеприимное нутро. Гин не удержался от мимолетной улыбки. Давненько ему не было так спокойно и хорошо в физическом плане. Считай, все те полгода вообще о сексе толком не задумывался. Да и чего задумываться, если Бенджамин шипел и протестовал? Но сейчас, кажется, омега был в благоприятном расположении духа, позволяя альфе завалиться на него и сделать им обоим хорошо. Нужно было ловить этот момент, а обо всех проблемах думать после.       Что Гин и сделал. Стоило Бенджамину столь феерично появиться на сцене вновь, альфа и думать забыл обо всех своих переживаниях. Он провожал жадным взглядом то, как эротично омега заполз на него сверху и плавно насадился. Гину нравилась эта поза наездника: глазам открывался поистине великолепный вид, все чувствительные местечки этого омеги были доступны и открыты, как на ладони — трогай, не хочу. Да еще и это «агрессивное» поведение и бойкий взгляд Бена — Гин тихо зарычал и сжал округлые ягодицы парня, раздвигая их и оглаживая пальцем растянутую присутствием его члена дырочку.       — О, я трахну тебя так, что ты у меня потом не встанешь, — ответил он на провокационные слова, заражаясь от Бена этим игривым настроением.       Кто же знал, что одна брошенная фраза может заставить внутри него все вспыхнуть?       Альфа собирался выполнить эту угрозу и сделать все в лучшем виде, чтобы не обмануть ни своих ожиданий, ни ожиданий Бенджамина, который своими взглядами и действиями только подначивал его на это. И когда он стал таким раскрепощенным? Неужели он действительно стал другим человеком с новой личностью?       — «А-а… К черту все!» — в сердцах мысленно заявил Гин.       Второй раунд и впрямь стал похож на какие-то звериные брачные игры. И «звери» эти, судя по всему, были даже не сильно против какой-то постельной драки — иными словами это трудно как-то назвать.       Руки Бена были везде, царапали и раздирали кожу; его стоны наполняли комнату безумием страстей. Гин и сам вторил ему, пусть и заметно тише, прерываемый поцелуями и укусами, которые оставлял просто везде, где мог дотянуться губами.       Остаток дня и ночи они не спали, наслаждаясь всем происходящим. Даже во время спуска узлов особо не приходили в себя, потому что этот промежуток времени служил им возможностью для безостановочных поцелуев, которые сыпались с обеих сторон водопадом. И никто из них не хотел, чтобы это заканчивалось.       Следующий день прошел практически в том же темпе, но уже к вечеру Бенджамин начал капризничать. Внутри него все натерлось и горело огнем, умоляя скорее слезть с альфы, но течка стальными тисками держала его за загривок, понукая вновь и вновь лезть на член. Вот ему и оставалось, что болезненно поскуливать. Все-таки в такие моменты тело омеги играло партию против себя самого, где разум говорил одно, а течка делала прямо противоположное.       Часам к одиннадцати вечера у них окончательно в головах прояснилось.       — Думаю, сегодня ты больше на меня не полезешь… Пожалуйста… У меня уже яйца болят от опустошения… Давно мы с тобой так активно не резвились, — заговорил Гин, придя в себя первым, стоило последнему узлу расцепить их и дать долгожданную свободу. — Ты как? Хочешь, я принесу твой гель? За ночь, глядишь, поможет немного?       Гин свесил ноги с кровати в попытке встать и позаботиться о Бенджамине, но, честно говоря, на самом деле ему сейчас хотелось просто взять и лечь спать, скрутив омегу в клубок из одеяла и тесно обняв. И, несмотря на то, как сильно ему этого хотелось, ответственность альбиноса была выше всех его эгоистичных желаний.       Бенджамин на его вопросы не отвечал, поэтому он принял это за знак согласия. Ходил альфа недолго, и уже через пару минут сел рядом с обессиленной тушкой омеги, держа в руках заветный гель. Щедро выдавив прозрачной, холодящей кожу субстанции, Гин оттянул свободной рукой раскрасневшуюся ягодицу и протиснул внутрь пальцы, стараясь как можно нежнее смазать натруженные стенки.       — Холодно? — заботливо, с участливой ноткой в голосе спросил он, когда Бен рефлекторно вздрогнул, стоило холодному гелю соприкоснуться с разгоряченными мышцами. — Потерпи. Зато зуд и раздражение снимет.       — Угу… — промямлил неразборчиво Бенджамин в ответ, и уронил голову обратно в подушку, невольно подставляя бедра под нежные движения рук альфы.       Бенджамин обожал течки, когда был альфой. Течка раскрепощала его, открывала в нем невиданные горизонты, завораживала, гипнотизировала, делала его таким послушным мальчиком, словно не он тут был хозяином жизни и положения. Бенджамин был в восторге от течки и всегда ждал ее с трепетным предвкушением, снисходительно посмеиваясь с многострадальных лиц омег до и после сего акта звериной страсти. Особенно после.       Да, он испытывал усталость и пустоту в мошонке, но это была приятная усталость, словно ты месяц отдыхал на островах и уже просто устал отдыхать. Омеги же после него, наоборот, хныкали и страдали, но все это лишь вызывало у альфы добрую и ласковую улыбку.       Теперь же он понял, как был не прав.       — Ненавижу течку… — замогильным голосом произнес он, глядя пустым взглядом куда-то перед собой, отчетливо представляя себе картину, как от его задницы идет пар, словно от вскипевшего чайника. — Яйца у него болят, видите ли… Да ты на руках меня носить должен и боготворить за такую возможность, — продолжал он стенать монотонным, словно проповедь священника, голосом.       Он был морально и физически изможден, вымотан и измучен за два дня бесконечного секса.       — Альфа хренов… Член свой раздул до гигантских размеров и сидит довольный.       Гин улыбнулся. Закончив, он растер остатки геля с пальцев о свое бедро и рухнул рядом без сил. И пока Бенджамин снова не начал ворчать, чмокнул омегу любовно в плечико, прежде чем провалиться в блаженное забытье.       Сон сморил и самого Бена почти сразу, как тот заметил уснувшего альфу. Все-таки усталость сказывалась на них обоих. Только, в отличие от Гина, Бен страдал гораздо больше.       Наутро, проснувшись, он сильно походил на надувшегося, пухлощекого хомячка с птичьим гнездом на голове.       — Чего смешного? — буркнул он недовольно, когда услышал с другой стороны кровати добрый смешок. — Зачем я проснулся… Мне в зад словно кол засунули. Прекрати лыбиться, ты!       Удивительно бодро для своего состояния Бенджамин выудил из-под своей головы подушку и запустил ею в альбиноса.       — Лыбится он. На работу иди давай. И не забудь попрыскать себя чем-нибудь, а то я категорически против, чтобы от тебя воняло течкой, — фыркнул Бен, после чего снова без сил рухнул на кровать. — Все соки из меня выпил, изверг.       Гину, конечно, оставалось только догадываться, как себя чувствовал сейчас Бенджамин. Он родился не омегой, и потому опыта такого у него не имелось, однако он был уверен, что Бен не преувеличивал — у него действительно все горело и болело так, словно там устроили пожар. Но все-таки… Понимание пониманием, а улыбнуться на эти ворчания очень хотелось.       — Ну все-все, не дуйся, — ласково погладив омегу по голове, Гин присел рядом на кровать.       Он уже был одет и собран к первому рабочему дню, проснувшись часом раньше омеги. Сколько бы ему не хотелось остаться нежиться в кровати, обнимая спящую плюшку обеими руками, нужно было зарабатывать на хлеб. В конце концов, пора было доказать, кто в этом доме мужчина.       Бен вздохнул, оценивая взглядом то, что Гин уже собрался на работу, а он его даже проводить не в состоянии.       — Ну ладно, — резюмировал он. — Так и быть. Поцелуй удачи на прощание можешь украсть. А потом проваливай на работу. И чтобы моя многострадальная задница тебя до вечера не видела!       Повторять дважды ему не пришлось, поцелуй у него тотчас украли. И он, с чувством выполненного долга, благополучно провалился обратно в сон, досыпая все то, что не успел, разбуженный сборами альфы.       Гин снова тепло и искренне улыбнулся, любуясь этой уютной домашней картиной. Кажется, он сам даже не замечал, как его вечно угрюмое лицо стало выдавать какие-то новые эмоции. Удовольствие, радость. Может, именно поэтому на собеседовании его сразу и не развернули? Увидели в нем не серого пессимиста? Видимо, от чужой поддержки действительно многое зависело, особенно если эта поддержка исходила от того, на кого ему было не наплевать.       Направляясь на работу в чистой одежде, умывшись и спрятав запах недавно прошедшей течки спреем, Гин знал, что ему нужно многое обмозговать и решить. И начать он решил с себя.       Он не был таким уж подарком, идеальным альфой — это все не про него. И после прошедших дней ему внезапно захотелось это изменить. Исправиться, стать лучшим и более достойным мужчиной для своего омеги. Однако, с чего стоило бы начать, Гин не знал, но что-то подсказывало ему, что Бен скоро ему подскажет направление, сам того не подозревая.       А пока Гин собирался попросить у начальства аванс за этот месяц сразу. И дело было отнюдь не в срочной нужде в деньгах. Он просто захотел кое-что сделать…

***

      Бенджамин проспал бы еще весь день, да вот только звонок в дверь разбудил его в третьем часу дня. Он резко подскочил на кровати и сразу же заскулил от боли в пояснице.       — Блядство… — тихо выругался он сквозь зубы.       Это тело явно не было натренированным и готовым к подобным марафонам, стоило на будущее это учитывать, и либо заняться каким-нибудь фитнесом, либо не кидаться вперед грудью на амбразуру, называемой течкой.       Кого нелегкая принесла сегодня к дверям этой квартиры, Бенджамин не знал и открывать не собирался. Гин должен был вернуться только вечером, ни о каких службах жилищно-коммунального комплекса он не сообщал, значит, и гостей сегодня не ждали. Бен никому не доверял и уже вкусил всю опасность пребывания в немощном теле.       Сон уже больше не шел. Когда в дверь перестали звонить, мужчина нехотя зашевелился, пытаясь встать. Тело его совершенно не слушалось, но он был упрямее.       — Чтобы я еще раз полез трахаться с альфой в течку.…Да никогда!       Кое-как добравшись до ванной, он на целый час застрял там, занимаясь водными процедурами. Занимательные подробности появлялись одна за другой: например, стало понятно, чего омеги после секса так торопились в душ. Отдирать от себя засохшие корки спермы, особенно внутри, было тем еще удовольствием. Как много еще деталей ему предстояло узнавать о новом себе?       Затем мужчина направился на кухню и сварганил себе простенький завтрак. Голод тиранил его словно сердитый дядька после двух дней безудержного «веселья», поэтому Бен набросился на еду как с голодного острова, ощущая, что постепенно начал возвращаться в относительно привычную колею, где вся остальная жизнь и насущные дела его интересовали куда больше, чем бесконечная скачка на чьем-то органе.       — Ну что ж, дражайший Бенджамин Кидд, — обратился он к самому себе в зеркале, уже привыкший к новому отражению. — Кумир омег, самый знаменитый холостяк и желаемых муж номер один по версиям модных журналов. С почином тебя в голубую гвардию. Теперь ты гей, — с наигранной торжественностью, словно вручал премию, заявил он не без сарказма, выдавливая на щетку капельку зубной пасты. — И омежье тело тебе не оправдание. Есть же парочки из омег с омегами, что тебе мешало?       Конечно, не стоило забывать о том, что несмотря на все прогрессивные лекарства, созданные за последние десятки лет для облегчения жизни прекрасного пола, помогали они не всем и не всегда, и Бен как раз был одним из таких несчастливцев. Чтобы он там себе не думал, без альфы он крышей поедет от боли.       Вздохнув, Бенджамин еще сильнее взлохматил свои локоны, после чего наконец принялся чистить зубы.       Делать что-либо ему было категорически лень, однако он невольно бросил все свои дела, и они так и висели над ним дамокловым мечом. Поэтому мужчина пришел к некоторому компромиссу: он стащил со стола ноутбук альфы и вместе с ним заполз на кровать, предварительно сменив простыни на новый комплект белья.       Все его бизнес-стартапы так и висели нетронутыми, а ссылки открытыми, и Бен лишь надеялся, что за это время Гин не подходил к ноутбуку и не выводил его из спящего режима, замечая эти подозрительного содержания окна браузера.       Что ж, пора было начинать. Бенджамин перевел деньги в валюту на свой новый счет, часть из них закинул на карту, большую часть оставил на электронном кошельке. Разобравшись с инвестициями и биржей, он открыл сайт университета, в которой учился будучи альфой.       Это была высшая школа бизнеса и экономики, крайне серьезное образовательное учреждение. Помимо высоких цен на обучение от абитуриентов требовались высокие базовые знания, чтобы пройти все вступительные испытания. Это было тяжелым временем для всех юношей, но оно того стоило. Диплом от этой школы открывал дверь в целый мир настоящего бизнеса, где делались большие деньги.       И Бен собирался снова туда поступить.       К омегам без образования относились крайне несерьезно, в отличие от альф. Несмотря на всю прогрессию их общества, очень много моментов еще находились на отметке прошлого века, где дискриминация по признаку пола занимала одну из главных социальных ниш. Поэтому в серьезных профессиях омег было мало. Омег без мужей и серьезного образования так и вовсе не существовало.       Бенджамину даже нравилась мысль, что он сможет одним махом поставить этих престарелых зазнаек в сфере бизнеса на место. Он, еще будучи альфой, доказал, что не пальцем деланный, но и с него требований было больше, от него ждали больших успехов. В конце концов, он был альфой. А тут вдруг, откуда ни возьмись, на сцене появится омега, тоже не лыком шитый. Ох, как сильные мира сего позеленеют от бешенства, когда им рот заткнет кто-то вроде этого хрупкого и с виду глупого парнишки.       Но предвкушение предвкушением, а чтобы все это сбылось, ему для начала нужно было получить это образование, выйти замуж и найти работу, которая станет его отправной точкой для создания портфолио.       Бенджамин подготовил средства на оплату первого семестра, а после подал заявку на вступление. Вскоре ему пришло ответное письмо, с приглашением пройти вступительные испытания. Что ж, начало было положено…       Следующие часы он развлекал себя, казалось бы, скучной игрой в аналитику.       — Так… Валюта, куда ты пойдешь дальше… — болтал он сам с собой, попивая кофе и не замечая, что бубнил все это вслух.       К вечеру он опять успел задремать, но вовремя проснулся. История браузера была подчищена, все компрометирующие материалы скрыты, а в качестве алиби на всякий случай Бенджамин зашел на разные сайты с сериалами и нелепыми статьями. На одной такой он задержался взглядом, не понял вообще ничего и вдруг серьезно задумался.       — «Интересно, как вообще себя ведут омеги? Точнее… Как бы вел себя мой идеал? Коли уж я теперь сам омега, то гораздо приятнее быть тем, кого я всегда себе представлял. Правда, черт его знает, какие вкусы у Гина на этот счет, но пока что мои странности он послушно терпит. Нравится ему, что ли, это…?»       Убрав ноутбук на стол, Бенджамин вернулся на кровать. Полистав немного социальные сети в мобильном телефоне, он незаметно для себя снова задремал. И проснулся уже от ощущения поцелуя на губах.       Разлепив уставшие глаза, которым, кажется, было все равно на то, что он и так весь день проспал, Бенджамин заметил нависшую над ним физиономию альфы, который так и лучился довольством.       Бен не удержался от пошловатой ухмылки.       — Что, глава и кормилец семьи вернулся домой? — поддразнил он его, после чего сладко зевнул и приподнялся на локтях. — Рассказывай, как первый день на работе прошел?       — Ага. Я глава и кормилец. Как приятно это слышать. Даже приятнее, чем «трахни меня так, как шепчет тебе твоя фантазия», — напомнил ему Гин, отвечая той же монетой. — А если серьезно, то рабочий день прошел замечательно. Под крышей, без палящих солнечных лучей и с кондиционером. Я не в солнечных ожогах, я не сильно уставший, а еще у меня есть для тебя подарок.       Бенджамин заметно навострился при слове «подарок», замечая, что одна рука альбиноса была подозрительно заведена за спину.       — Ты выбросил почти всю свою одежду и упоминал, что хотел бы найти работу. Зная твои размеры, я решил рискнуть и подобрал одежду, в которой можно прийти на работу вдовесок той, что мы уже купили, — улыбнулся он, а затем вынул руку и продемонстрировал красивые фирменные пакеты с одеждой.       Оба пакета очутились на коленях Бенджамина, и тот сразу же сунул недоверчивый нос внутрь.       — Я уже по одному пакету вижу, что одежда явно не из дешевых. Негодник, а еще меня обвинял в транжирстве!       — Просто на тебе дешевая одежда смотрится, как кривой китайский чехол, так что я позволил себе немного пошалить, — Гин расплылся в самодовольной улыбке чеширского кота, от которой у Бена с какой-то радости даже приятные мурашки по спине пробежались.       — Ну ладно, — ехидно хмыкнул омега в ответ и принялся распаковывать одежду из аккуратно завернутой бумаги.       Бенджамин любил классику в одежде. Это всегда смотрелось солидно и элегантно, причем на представителях обоих полов. А так как мода для омег диктовала куда больше деталей и полета фантазии, эксперименты с классическим стилем, порой, приводили к очень удивительным и потрясающим результатам. Разнообразие делало образ нескучным, и потому Бенджамин еще сильнее предпочитал наряжать своих партнеров в подобный стиль — где и встречал несогласие. Но теперь-то он сам себе хозяин, сам себе омега-господин…       — Интересно… — пробормотал мужчина, разворачивая блузу из плотного шелка и элегантные брюки классического стиля, но необычного кроя.       Желание померить вещи было тут же реализовано. Бенджамин, как мог, встал с кровати и снял с себя футболку и шорты.       — Не пялься. Маленький извращенец, — усмехнулся он, замечая жадный взгляд Гинги, стоило ему было остаться в одних труселях.       Первым он надел брюки. Те были строгими, но за счет своего кроя подчеркивали талию и стройные ноги, а стрелки и декоративные карманы в складку добавляли некой изюминки образу. Они были специально укорочены по щиколотку и заужены к низу. Бенджамин крутанулся вокруг своей оси перед зеркалом и остался доволен.       Следом пошла блуза. Она была насыщенного венозного оттенка, который благодаря шелку становился весьма благородным. Несмотря на принадлежность к красному спектру цвета, блуза не выглядела пошлой и вычурной за счет пониженной яркости и контрастности оттенка. Для скучного офиса этот цвет багряной крови был глотком свежего воздуха.       Она была более свободного кроя, образуя естественные складки и требовала, чтобы ее заправляли в брюки. Ворот был строгим и прямым как у классических рубашек, а декоративным элементом выступали небольшие пуговицы. Вместе с брюками блуза сочеталась просто великолепно.       — Здесь не хватает пиджака и лакированных туфель, — резюмировал Бенджамин, поворачивая наконец голову к Гину.       — Обижаешь, — улыбнулся тот, протягивая второй пакет, про которой Бенджамин случайно забыл, отвлекшись на первый.       — Да ладно?       Во втором пакете действительно находился короткий приталенный пиджак на двух нижних пуговицах, с вшитым шелковым поясом на талии. Издав восторженное «ох», Бенджамин застегнул его поверх блузы и вновь ощутил прилив какой-то любви и желания обладать сей божественной красотой. Вывести такого роскошного и красивого омегу в свет как своего партнера — да это предел мечтания. Это бы так сильно повысило самооценку альфы, ведь все взгляды были бы прикованы только к ним двоим. Но увы…       — И туфли еще подобрал. Рискованно.       — У тебя маленькая ножка, так что стандартная колодка всегда прекрасно на тебе сидела.       И Гин не обманул. Лакированные туфли на среднем мужском каблуке с перфорированным узором сидели на его ноге, как влитые. Это могло бы стать поводом для страха, откуда альфа знает все размеры этого тела вплоть до сантиметров, раз способен так тютелька в тютельку подбирать одежду и обувь, но Бенджамин, наоборот, испытал уважение к альбиносу.       — Что ж, я должен признать — у тебя есть вкус. Хорошие материалы, правильный подбор цвета и размеров, а главное правильный фасон — ты только посмотри на мою фигуру! Загляденье! А главное все прилично и опрятно.       Гин довольно просиял, видя, что Бенджамин искренне рад и доволен всем, что на нем сейчас сидело.       — Я знаю, что у меня есть вкус. Только вот обычно мой вкус тебе не нравился, — усмехнулся он.       Гин всегда был очень ревнив, и, зная о привлекательности своего омеги, отдавал предпочтение в сторону одежды, которая не раскрывала всех достоинств этой хрупкой пленяющей взгляд фигурки.       — Тебе очень такое идет. Хотя, будем честны, для меня ты останешься самым красивым, даже если закутаешься в полиэтиленовый пакет и обмотаешься скотчем. Но не время для шуток.       Альфа подошел к омеге и взял его за обе ладони, сжимая изящные пальцы с ухоженными ногтями в своих руках.       — Ты правда хочешь попробовать все с самого начала? Я рад этому, безумно, но… Тебе точно не нужно к врачу? Амнезия — это не то, что случается с каждым. Вдруг, это может навредить тебе? Ты в последнее время меня просто поражаешь и радуешь, но, если честно, я совсем не обрадуюсь, если из-за этого ты упадешь у меня тут замертво. Понимаешь, о чем я? Иди ко мне…       Последние слова он сказал на полтона тише и нежнее, буквально обволакивая объятием своего голоса, отчего Бенджамин как загипнотизированная дудкой крыса послушно упал в чужие объятия, прильнув щекой к груди парня.       — Не волнуйся, — пробормотал он в ответ, ощущая новый привкус вины за свою ложь. — Как разберусь с работой, я обязательно запишусь и схожу к врачу. Посмотрим, что у меня с головой. Но если хочешь мое мнение, мне кажется, что моя амнезия — это больше психологическое. Мне настолько было тошно от себя самого, что мозг сам собой щелкнул, выключив половину воспоминаний благодаря алкоголю и этому случайному удару головой. И теперь я словно другой человек, пытающийся сделать свою жизнь лучше. И пока у меня вроде получается…       Бенджамин замолчал, прикусив губу.       — Я забыл тебя поблагодарить. Спасибо за все эти вещи, Гин. Они чудесные. Ты — лучший, — заявил мужчина совершенно искренне, и на едином порыве поднялся на носочки и целомудренно чмокнул альфу в губы в благодарность.       Гин ему в ответ лишь улыбнулся и потянул за собой на диван, усаживая омегу к себе на колени. Вещи все равно нужно было гладить, так что помять их сейчас было не страшно.       — Ха-ха, — посмеялся вдруг Бен. — Ты, и правда, так сильно меня любишь. Интересно, чем же я такое заслужил?       Улыбка на устах омеги стала заметно грустной.       — Слушай, Гин. А чего ты хочешь сам? Ты ведь все время все делаешь для меня и ради меня, но никогда ничего толком не делал для себя. Я чувствую себя ужасным эгоистом. Может, пора что-то и для себя сделать? Чего ты хочешь, скажи мне?       Бен обхватил ладонями лицо альбиноса и упрямо посмотрел в глаза, но альфа совершенно не торопился что-либо ему отвечать. И это его странное молчание только сильнее заставляло Бенджамина не затыкаться, лишь бы этот важный разговор не стих.       — Проси все, что угодно. У меня есть кое-какие сбережения, я могу их потратить на тебя, и, мало того, хочу. Могу и хочу, вот так. Только я мало что помню из того, что нравится тебе, чего ты хотел, и поэтому боюсь попросту не угадать. Серьезно, не отнекивайся. Ты отличный парень, трудолюбивый, преданный и искренний. Если подумать, таких альф сейчас немного, днем с огнем не сыщешь. И тем печальнее мне становится от того, что прошлый я совершенно не ценил того, сколько всего ты для меня сделал. Ты большой молодец, — улыбнулся Бенджамин, ощущая, как кошки на душе доскребли уже до подступающей истерики и все из-за молчания этого парня. — Я рад, что ты есть в моей жизни, хотя я все еще слишком путаюсь в собственных ощущениях, чувствах и эмоциях. Но я, правда, не против попробовать все сначала.       Гин продолжал молчать, и Бен немного нервно улыбнулся.       — Ну ладно. Минутка откровений закончилась. Давай сходим куда-нибудь поужинаем, а? Я бы с радостью выгулял свой новый костюм, но чопорные рестораны с дресс-кодом сейчас воспринимаются как-то бе, — высунул Бен язык, словно ему туда гадость положили. — В какую-нибудь простецкую, не очень шумную забегаловку. Только я переоденусь в джинсы.       От попытки слезть с колен и переодеться его остановили руки альфы, прочно зафиксировавшие его на одном месте, не давая уйти. Бенджамин уже совсем растерялся, не зная, что и думать.       А Гин молчал не из вредности.       Он слабо улыбнулся. Выслушав Бена, ему еще сильнее захотелось отправить его лечиться прямо сейчас, сдавать все необходимые анализы и делать нужные процедуры — настолько это был сейчас другой человек. Однако Бен был упрямым, что тот, что этот — он наверняка не пойдет, если пытаться заставлять его. Оставалось только тяжко вздохнуть и попытаться с улыбкой насладиться моментом, ибо вдруг в какой-то момент Бенджамин проснется и все вспомнит? Снова станет самим собой?       Альфа не был уверен, что после нескольких замечательных дней он сумеет вернуться к тому, что было. К полному неуважению друг к другу и пренебрежительному отношению.       — Знаешь, я бы с удовольствием сходил с тобой сейчас в какой-нибудь тихий бар со старым блюзом на пластинках и выпил хорошего крепкого виски, но… Не хочу тебя разочаровывать, но с тебя еще не выветрился запах течки. Ты же не хочешь, чтобы на тебя смотрели другие альфы голодными глазами? Потому что тогда мне придется с кем-то подраться, и вечер окончательно будет загублен.       Гин улыбнулся, замечая с какой ясностью осознания засветились глаза омеги. Учитывая, как капризно надулись его губы, он отчетливо понял, что путь куда-либо из дома ему был пока заказан.       — Ага, дошло, да? — посмеялся альфа, избегая ответов на все те откровения и переводя тему в другое русло.       Впрочем, не успел он ничего добавить, как свет в квартире начал подозрительно мигать. Оба парня задрали головы к лампе над головой, наблюдая за тем, как свет в ней обманчиво выровнялся, а потом окончательно потух.       Гин молча ссадил с себя Бенджамина и вышел на лестничный пролет. Там света тоже не было, да и выглянувшие соседи подтвердили висящую в воздухе догадку — электричества лишился весь дом.       — Итак, мы сидим без света, техники и плиты, — резюмировал он, вернувшись к Бену, оставленному на диване. — Но, зато, у нас появился шанс поесть при свечах. Как ты на это смотришь? Я быстро сбегаю, куплю нам еды на вынос в ближайшей забегаловке. М? — спросил Гин, ощущая себя единственным светлым пятном в этой вечерней мгле.