Пуансеттия

      Рождество — та самая пора, которая никому не безразлична. Она ассоциируется у всех с разными событиями, вещами, эмоциями. Для кого-то это время является чем-то суперважным, а для кого-то — менее. У одних в голове играют ноэли, у вторых в ушах звенят золотые колокольчики, а у третьих и вовсе на волосах находятся рождественские венки, стоит этим людям только увидеть на календаре конец ноября, начало декабря или первый снег. Безусловно, Рождество привлекает внимание каждого.       Другой вопрос: с чем оно перекликается? Какие чувства Рождество заставляет проявлять? Какие события, воспоминания оно поднимает из недр головного мозга? На какие эмоции этот праздник дует, словно тёплый ветер, вопреки его зимнему значению? Что оно оттаивает в своих больших руках? Какие узоры оно вырисовывает на затворках сознания? И почему вынуждает тревожно кусать ногти?..       Просто потому, что какие-то воспоминания должны оставаться позади. Им не место в настоящем. Что было, то прошло, верно? Кое-что перебирать в памяти категорически нельзя. Поскольку забытые прикосновения, сравнимые с ласковым бархатом, чувственные слова, заразительные настроения, обязаны оставаться где-то вдали. Их не вернуть, как бы не хотелось. Все эти воспоминания когда-то были реальностью. Их не хотелось отпускать, поэтому они, как назло, оказались простым напоминанием. Говорят, что-то, как назло, потеряется лишь потому, что ты настолько сильно оберегал это и сам позволил этому исчезнуть.       И пускай кто-то любит своё Рождество. Пусть такие люди энергично продолжают вешать мерцающие гирлянды на окна, венки на двери и колокольчики на них же, а ещё всякий ненужный дорогой декор. Пускай у других этот праздник символизирует что-то радостное, красивое и желанное. Для Сынджу оно, кажется, до конца его дней будет мрачным и преувеличенным событием. Потому что Ли — тот, кому Рождество приносило боль. Возможно, кому-то оно преподносит яркие воспоминания, отдающие сладостью во рту. У Сынджу ведь такие же воспоминания, но только сначала — потом они отдавали тугой, пронизывающей насквозь мигренью, от которой хотелось съёжиться в комочек и больше не появляться в этом мире.       Сынджу одновременно любил и ненавидел этот праздник. Нравился, потому что Рождество позволяло болезненным, но таким родным воспоминаниям подняться с глубины. Злился, потому что они — больше забытая холодная боль, нежели чарующий жар.       Он с завистью в глазах смотрел на улыбающихся людей, которые кланялись ему и повторяли: «С наступающим!» А Ли в ответ, потому что невежливо промолчать, но в душе весь кривился. Его раздражали активизирующиеся парочки влюблённых в такой период. Иногда ему казалось, что в канун Рождества всё направлялось против него. Вот на чьих-то дверях висела декоративная Вифлеемская звезда, а у кого-то из колонок играла музыка, под которую он с ней танцевал. Кто-то и вовсе для чего-то сыпал лепестки роз на снег, а кто-то целовался недалеко от Джу, как будто других мест нет.       И неважно, что в такие моменты он сидел на лавочке в парке аттракционов и мысленно глотал слёзы от своих воспоминаний. Они любили здесь бывать. До сих пор помнил, как он покупал ей сладкую розовую вату, потому что она упрямилась. Подкупал её из-за того, что она не хотела идти на какие-то опасные горки. А ему очень желалось запомнить каждую мелочь, чтобы потом по итогу грустить из-за них. Единственная эмоция, которую он мог показать людям, — отвращение к чему-либо, потому что он сильный и бесчувственный. Он боялся показывать настоящие эмоции (но это другая история); это не его черта характера, но не с ней.       Как бы ему хотелось кому-то выговориться, выплакаться, излить и вывернуть наизнанку свою душу. Но это он мог делать только с Чеён или с его звездой, былые отношения с которой и наталкивали на стремление выплюнуть из себя всю скопившуюся гамму эмоций и чувств. Эти порывы, как вода на замёрзшем озере: нужно только чуть-чуть надавить, как тонкий лёд хрустнет, и трещины поползут по поверхности, и польётся вода.       Как же Сынджу пылал намерением забыть всё, связанное с чертовкой по имени Розанна Пак. Нет, это не Чеён, которую все знали: это именно Розанна, о которой догадывались немногие. Но он был её исключением. В день расставания он даже попытался выкинуть все вещи, которые она ему дарила. Почти сделал это, но не смог поставить точку — вместо этого дорисовал хвостик. Поэтому теперь коробка с надписью «My first love» лежала на верхней полке шкафа, которую ему так хотелось потревожить. И сколько он так продержится? Неизвестно. Приблизительно.       Даже если подарки можно было выкинуть, то воспоминания — нет. Хотя есть вариант: упасть с невысокого моста или этажа, чтобы не разбиться, а получить амнезию. Не факт, что не вспомнит потом, но какое-то недельное затишье и спокойствие от этого получит. Потом, конечно же, ему станет интересно, о какой Розэ увлечённо шепчутся его друзья и что нужно сделать, чтобы вернуть картины из прошлого с ней в главной роли. И потом накроет новая волна горя. Нет, так не пойдёт. Убегая от воспоминаний, он всё равно к ним придёт. Остаётся только смириться, или ещё есть шанс что-то изменить? Нельзя же так убиваться по ушедшей любви.       Сидя на барном стуле, Сынджу сделал второй глоток алкогольного коктейля. Хотелось кричать от ярко-красных, зелёных, голубых и жёлтых вспышек салютов где-то в голове, потому что за дверью бара суетились люди, парочки, а на дверях и заснеженных деревьях всё больше появлялось рождественских звёзд. Но вместо этого он отпил третий раз.       Четвёртый, пятый, шестой — в голове так и продолжали плыть воспоминания с Рози. Ли помнил всё: от их неудачного и глупого знакомства — до лучших моментов отношений, от мелких ссор — до их последней, большой.       Сынджу со смешком прокручивал в мыслях, словно в кинотеатре, как в декабре перед каникулами, гуляя с друзьями, они нашли участок скользкой дороги. И, как всем молодым, им необходимо было на нём прокатиться. Это было забавно даже для него. В их маленькой компании из четырёх человек Сынджу был самым тихим, временами отстранённым и хмурым. Они все отделались по итогу синяками, но с какими хорошими эмоциями эти подтёки были получены? Не так важно было, что потом они болели.       Важно было другое: везучий Ли прокатился дальше положенного и упал прямо к ногам какой-то девушки. Надо было слышать заразительный смех его друзей, когда девушка с подавленным, презрительным взглядом прошла мимо них и скрылась вдали. Нужно было знать степень его смущения, такой же несвойственной ему. Ему было неловко.       И необходимо было видеть удивлённые лица Сынджу и его друзей, когда в руках Ли находилась, видимо, выпавшая из кармана девушки бумажка с её же номером телефона. Обычно их пишут для кого-то. Потом он у неё спросит, для чего она это написала, но та уйдёт от ответа. Потому что посчитает, что ему необязательно знать какие-то детали из её жизни до момента их отношений. Розанна Пак — та, которая обижала его своими частыми молчаниями, безынициативностью, но как же он расцветал, стоило ей позволить ему приблизиться; тогда все недомолвки забывались.       Но кто же знал, что, позвонив ей по приколу, потом она будет «болеть» сильнее, чем полученные синяки в тот день? Кто же рассчитывал на то, что синяки пройдут, она уйдёт, но одни воспоминания метку «Счастливые» поменяют на «Те, от которых хочется суициднуться в двадцать пять»? Слишком сильно влюбился. Слишком сильно полюбил. Слишком сильно проникся её личностью. И слишком сильно обжёгся. Вернее, он сам был виноват в их разрыве, но… Из-за этого огня Ли чуть не сгорел. А самое интересное — больно, видимо, было лишь ему.       В их последний день встречи он кричал на неё, она тоже; он лез в пламя, пытался прикоснуться к его язычкам, но не получалось: она не позволяла. Розэ таила, манила и убивала. А он тонул. Эта девушка окунула его в прорубь: ради неё Ли был готов на это. Сделала она это, не прося, Сынджу сам сглупил. Пак сидела на льду, крутила длинный светлый локон пальцем, а он продолжал смотреть влюблённым взглядом. Она видела, как он замерзал, но ничего не делала. А Сынджу любовался сквозь розовую пелену, потом — белую, а ещё позже — чёрную.       Как же больно ему дался их разрыв. Ли никогда не думал, что можно так сильно привязаться к кому-либо. Совершенно не понимал людей, которые превозносили любовь как высшее чувство. Пока сам это не испытал. Сейчас он о любви другого мнения.       Интересно, вспоминала ли она о нём? В день их большой ссоры Рози не плакала, она просто внимательно и долго смотрела в его глаза, видела у него скопившиеся слёзы в уголках, но вместо какого-то прощального поцелуя она только поджала губы, вздёрнула подбородок, развернулась и пошла вдоль коридора к выходу из театра.       Ему так хотелось либо избавиться от этих воспоминаний, вычеркнув её всю из своих мыслей, либо как-то помириться с ней… Наверное, второй вариант желал больше. Эти отношения портили ему Рождество, поскольку он всегда возвращался в прошлое, где их любовь ещё жила. А его новые отношения уже в который раз проваливаются. Во всех он искал её, Розанну. Вернее, пытался. И абсолютную копию он найти не в силах.       У одной девушки такие же светлые волосы, как и у Рози. Но она слишком зажата, а Розэ — это ураган эмоций и действий, он не знал, чего ожидать. Вторая девушка занималась танцами, как и его любимая бывшая, но движения этой слишком резки. Рози делала всё плавно, легко и грациозно. Третья вроде и цвет волос тот же имела, и длину, и похожую мимику, и перемещения у неё мягкие, но… Отношение у неё к нему не такое же, как у Пак. Третья близка к нему, она не перечила, не взрывалась, когда вроде бы всё хорошо, не подкрадывалась так, будто охотилась на птичку. Третья не позволяла себе называть его даже в шутку тупым.       Розанна — хищница. Она — рысь. Пак — слишком странная, противоречивая, двоякая личность, что все её качества и особенности мышления будет сложно перечислить. Она — закрытая книга, чья обложка просто чем-то мерцала, переливалась, а что таил этот блеск — загадка. Её непросто разгадать, в отличие от третьей девушки. Его попытки не были оправданы. Розэ — это единственный экземпляр, это его исключение, потому что обычно об ошибках он не жалел, но не в этом случае.       Сынджу продолжал погружаться в холодную воду. Сердце его противно ныло. Душа скребла между рёбер острыми когтями. Голова гудела от воспоминаний, таких приятных и больных. А бармен поставил перед ним уже второй коктейль.       Он сам виноват. Или она тоже? Ему очень хотелось винить её, потому что моментами она могла относиться к нему холодно, словно сама слеплена из снега. Будто в её организме вместо крови обложные осадки. Раньше он думал, что он самый неэнергичный, расслабленный человек, а нет — это она. По сравнению с ней Сынджу не столь плох. Именно поэтому во время свиданий с ней Ли пытался проявлять инициативу. Он менялся на её глазах: становился живее, харизматичнее, общительней. Он мог говорить и говорить, мог показывать всё своё существо, совершенно не стыдясь каких-то черт, которые он скрывал от других.       Розанна была ему интересна, и он хотел того же. Но не чувствовал отдачи, и казалось, что все старания шли в никуда. А потом Пак наконец проявила знак внимания, и Сынджу загорелся сильнее. Это был конец начала. Что-то в их отношениях было не так, но оба этого не понимали.       Глоток приятной, но обжигающей жидкости. Ещё один, ещё… Сынджу проглотил ком в горле. А ведь причина расставания была такой простой, банальной, типичной… И это — ревность. С его стороны.       Его бывшая девушка занималась парными танцами. Но танцевала она не с ним: он актёр. Розанна Пак — чувственная особа во время выступлений, на удивление. Это с ним она казалась фальшиво сдержанной, холодной, безразличной и лишь в редких моментах — заинтересованной в нём.       Каждое её движение и жест отдавали лёгкостью. Она много внимания уделяла деталям в танце, ей важно, чтобы всё было идеально отрепетировано. Но иногда она двигалась страстно, разгорячённо, словно временами Рози была снежной королевой, вдруг оттаявшей. Как будто сначала у неё в прогнозе была метель, а потом появлялось солнце из-за голубых облаков. Вероятно, её часто бросало из крайности в крайность.       Порой она позволяла партнёру по танцам не только откровенно трогать её в области щёк, плеч, запястий, груди, талии, бёдер, но ещё и давала ему возможность сымитировать поцелуй: приближалась своими губами слишком близко к чужой щеке. И тогда Сынджу распирало от ревности. Этот контраст заставлял его сомневаться. И как же он противился, но накопившееся вылилось…       Ким Тэян — человек-нарцисс, если коротко. На ревнивые взгляды внимания он не обращал. И это раздражало Сынджу ещё сильнее: что девушку не волновало его ощущение от таких близких танцев, что партнёра её, который как будто рад кого-то выводить из себя.       Равнодушие, вредность и ревность. Три качества, которые когда-то сошлись вместе. Победителя, как и проигравшего в этой битве, не было: они все разошлись по разным углам. Сынджу и Розэ расстались, когда он, не подумав, бросил фразу: «Если ты меня не слушаешь, тогда нам проще расстаться», а она молча приняла. А Ким Тэян сменил партнёршу на следующий же день. Ли не знал, с чем это связано, но какая-то тревожность в животе была от этого действия. И, к сожалению или к счастью, Сынджу стыдился позвонить бывшей девушке и попросить ещё раз встретиться, чтобы поговорить уже спокойно.       Что-то его заставляло сомневаться в правильности своих слов в отношении к ней. Быть может, он всё ещё не снял розовые очки. Прошло два года. Чувства не остыли, недосказанность так и жила, любовь их формально мертва, а Сынджу продолжал испытывать какое-то странное послевкусие.       Второй коктейль подошёл к концу. Стоило ли ему заказать третий?..