***
Очнулся он уже от того, что его кто-то очень сильно тряс за плечи, при этом усиленно пытаясь что-то втолковать. Воспоминания о произошедшем вернулись сразу же, и, не затягивая с пробуждением, Сережа резко и в ужасе распахнул глаза. Находился он все там же, на болоте, да только никакой нечисти нигде не было, и, что самое странное, прямо перед ним, облегченно взирая на него, сидел Олег собственной персоной. Вывод напрашивался сам собой. — Я уже умер, верно? — хрипловато, немного панически спросил он. — Нет, хотя мог бы, — недовольно пробурчал тот в ответ, не сводя напряженного взгляда. В его глазах цвета древесной коры читались яркие нотки гнева, — ты что тут вообще забыл?! В Ивана-Купала ведь всякая нечисть вылезает, а если бы на тебя напали?! Я тебя по всей деревне искал, мог бы и сообщить, что идти собираешься, я же твой друг! Разразившийся этой гневной тирадой Олег выглядел так живо, так реалистично, что Сережа, даже при условии, если это действительно лишь плод его воображения, согласен остаться с ним на веки. — Как ты меня нашел? — на втором вопросе голос уже стал более-менее привычно звучать, возвращаясь в нормальное состояние. — Дед Святослав помог. Но он не сказал причину, по которой ты пошел на болота в эту ночь, заявил, что ты сам все расскажешь, коли захочешь, и я жду от тебя объяснений! Когда я нашел тебя, ты валялся тут без чувств, весь в грязи... Ты обязан мне все рассказать! Ты не можешь себе даже представить, как я волновался... Прежде бесстрашный, смелый Олег сейчас больше напоминал побитого пса, и только сейчас Сережа заметил, что тот был действительно напуган. — То есть, ты из-за меня пропустил все веселье? Зачем? — голос Сереженьки как-то дрогнул, а глаза почему-то сразу намокли. — Ты действительно думаешь, что без тебя я мог бы веселиться? — рука Олега поднялась и каким-то слишком нежным жестом заправила длинную рыжую прядку за ухо, — Так зачем ты пошел сюда? Неужто Свято-Цвет искать? Сережа только покачал головой, даже не пытаясь разорвать зрительный контакт, кажущийся слишком долгим для простых друзей. — Ну и зачем тебе это? Если тебе чего-то не хватает, ты только мне скажи, я тебе все достану. Я все для тебя сделаю, ты только попроси... — голос Олега зачаровывал, завораживал, пленил, и сил лгать не осталось. — Ты только одного мне дать не можешь. Любви. Люблю я тебя, хотел у цветка взаимность попросить. Олег слегка переменился в лице, но лишь на секунду, а затем ответил, тихо, но настолько мягко и тепло, что сердце резко подпрыгнуло и сделало чуть ли не сальто. — Коли сердце мое хочешь, так посмотри хорошенько. Оно уже давно есть у тебя. И принадлежит только тебе. Где-то вдалеке ухнула ночная птица. Щеки Сережи закололи маленькими иголочками, обозначая появление румянца, а голова слегка закружилась. Взгляд Олега был удивительно серьезным, и сказанное, соответственно, шуткой явно не являлось, как и то, как его рука игралась в мягких рыжих локонах. Внезапно захотелось быть ближе, почувствовать его дыхание на щеке, ощутить на вкус его губы, тонкие и посиневшие от холода... Дыхание сильно участилось, а глаза чуть прикрылись, когда Олег начал поддаваться вперед, и Сережа, собрав все остатки смелости внутри себя, накрыл его губы своими. А лес вокруг уже не казался таким уж страшным и загадочным, ведь на горизонте наконец забрезжил рассвет.***
13 мая 2021 г. в 13:54
Примечания:
Приятного чтения!
Ночь на Ивана Купала выпала теплой, безоблачной, такой, что все звезды на небе сразу открывались взгляду, и Сережа очень надеялся, что это добрый знак, как и говорил старик Святослав. Дед говаривал многое, верил в приметы, немного колдовал, но только в благих целях, и вся деревня души в нем не чаяла, а Сережа особенно.
На опушке леса поддувал легкий ветерок, вдалеке виднелись яркие языки пламени от костров, слышался звонкий смех жителей, собравшихся на берегу реки, на что Сережа невольно улыбнулся. Он бы и сам присоединился к ним, тоже бы водил хороводы вокруг костра, горланил обрядовые песни, плел венки из лопуха и богородицкой травы, а после прыгал бы через огонь до тех пор, пока ноги не начали б отказывать от усталости, да только сейчас перед его взором стояли отнюдь не румяные лица ребят из деревни, а темные, жутковатые, скрюченные деревья, едва-едва шевелящие листьями, будто бы ожидающие жертву, и ему было жутко представлять, какая нечисть за их толстыми стволами может прятаться.
По преданию, в ночь на Ивана-Купала, тогда, когда со всех уголков света к людям подступают злые духи, в глуши леса цветет папоротник. Расцветает большим, ярко-красным цветком, сияющим словно раскаленные угли костра, именуется Свято-Цветом. Наливается жизнью на всю ночь, пока первые петухи не подадут голоса, и все для того, чтобы даровать нашедшему его человеку его самое сокровенное, самое важное желание. У Сережи было такое, и поэтому, нервно стиснув ручку плетеной корзины, в которой покоились парочка заговоренных амулетов, острый ножик, корочка хлеба и яйцо - гостинец для лешего, он припомнил слова Святослава.
Не слушать голоса, не верить глазам, четко следовать по примеченной днем тропинке. И, что главное, не оборачиваться. Тогда есть шанс не сгибнуть в эту ночь.
Сережа закрыл глаза, судорожно выдохнул и представил то, чем сейчас занимается Олег. Наверняка веселится, заигрывает с краснощекими девушками деревни, а какая-нибудь из них, вот точно, сейчас прыгает с ним за руку через костер. От этих мыслей сердце предательски сжалось, заболело в груди, и ему оставалось только последний раз окинуть взглядом пламенные гуляния и уверенно двинуться в чащу леса.
Где-то в далеке ухнула сова, и по спине Сережи пробежали мурашки. В голове тут же мелькнула мысль о том, что, может, и не надо ему никуда идти, он всегда может развернуться и побежать назад, обратно, но он тотчас встряхнул головой, отгоняя назойливое желание. Нет, ему слишком нужно то, что он хочет загадать. Нельзя отступать, просто нельзя. Иначе будет поздно.
Первым делом надо было оставить подарок лешему, в такое время защита лесного хозяина явно не помешает. На замшелом пне, чуть ли не полностью облепленном мхом, причем самого разного вида, уже лежал черствый кусок черничного пирога. "Неужто бабка Наталья пошла собирать травы?" — догадался Сережа, а после чуть хмыкнул. Старушка-лекарь никогда не боялась леса, хотя вот к людям относилась не слишком по-доброму, постоянно ворчала, стоило лишь только кому-то слово ей сказать. Жила она на окраине поселения, прямо у опушки, ходили слухи, что вела дружбу с водяным, но все то лишь слухи. Наверное, все-таки Сережа не мог утверждать точно.
Он аккуратно переложил куриное яйцо из корзины на пенек, надеясь, что леший примет его угощение. Однако вот корочку хлеба решил оставить себе, разумно подумав, что всякое может случиться в эту ночь, какое-никакое пропитание ему может пригодиться. Сережа снова развернулся к тропинке, ступил на нее и решительно направился дальше.
В их лесу папоротник рос исключительно на болоте, в чаще, куда не всякий мог добраться и при свете дня, не то, что в полной темноте... Но Сережа, к счастью, "всяким" не являлся: с самого детства он был знаком с природой, умел слушать ее, наблюдать, чувствовал всю ту ауру духов, защищающих лес, а все потому, что с самого детства его, сироту, воспитывала Агафья, дочь Святослава и помощница старухи Натальи, отличная лекарка с тихим, скромным, но заботливым характером. Именно она заменила Сереженьке матушку, учила собирать травы, водила по лесу, и к своим шестнадцати он уже знавал чуть ли не каждый уголок их родной пущи. Так что дорога не казалась ему особенно запутанной, пускай и лежала она в кромешной тьме, которую разбавлял лишь только яркий свет полной как блюдце луны, пробивавшийся сквозь пушистые кроны деревьев. Было тихо, и только легкое посвистывание зорьки и периодическое уханье филина разбавляли безмолвие.
Постепенно начало холодать, пусть и только слегка, но Сережа почувствовал, как прохлада просачивается сквозь льняную ткань его рубахи, заставляя кожу покрыться мурашками. В воздухе витал запах влаги и трясины, а между стволами начал расползаться своими пушистыми лапами туман, что говорило о приближении к болотам. Деревья же из высоких, стройных дубов и грабов переходили в скрюченные, скукоженные, низкорослые ольхи да березки. Сережа мысленно возрадовался: наконец-то дошел. Осталось самое трудное: найти цветок и не попасть в лапы тварям, что попытаются забрать сокровище.
Маленькие лесные болотца, которые в деревне еще прозвали "немыми" за их постоянное безмолвие, были хорошим поводом запугивать малолетних детей, ведь всякая нечисть в них водилась. Место это было такое гиблое, что ни один водяной туда не сунется, оттого время от времени непослушные ребята, решившие нарвать себе бруснику да клюкву, платились жизнями, а их тела так и не находили. Поговаривали, что становились такие всякой нечистой силой, потому на болота никто старался не соваться, не считая особо отважных детишек. Сережа с улыбкой на лице вспомнил, как Олег, покуда были они детьми, постоянно бегал туда, таская деревенским ребятам сладкие ягоды.
За последние годы болотца немного подсохли, но, несмотря на первое впечатление, были все такими же вязкими и топкими. Хотя, несмотря на опасность, было в них что-то завлекающее, манящее, чарующее, и сейчас, смотря на поросшую тиной мутную воду в мягком свечении луны, Сережа отчетливо понимал, что топи были и прекрасны, и ужасны одновременно.
В белом мареве тумана виднелись силуэты кустарников, растущих на берегу, в вязкой почве, и самой главной проблемой было не оступиться на скользком месте, не упасть в топь, из которой вытащить будет просто некому. Аккуратно, крайне настороженно Сереженька проходил по суше, высматривая заросли папоротника, как вдруг послышался громкий, отчетливый плеск.
Сережа вздрогнул, чуть было не поскользнувшись, но вовремя зацепился за ствол хлипкой ольхи. Несчастное дерево слегка покачнулось, но ему уже было все равно на то, чем ему в последствии отплатит за это леший. Сердце ухнуло и укатилось куда-то вниз, а колени панически задрожали. "Не оборачиваться", набатом стучало в голове, "главное — не оборачиваться. Как и говорил Святослав".
А тем временем холод ощутимо усилился, а сзади послышался еще один всплеск и глухой, раскатистый словно гром, скрипучий смех, который, Сережа мог поклясться, не принадлежал человеку. Шокированное сознание тут же начало перебирать возможные кандидатуры на роль того, кто стоял за ним. Лобаста? Да нет, они в таких водах не водятся... Кикимора? Нет, не то... Болотник? Так те вообще молчат!
Он попытался сдвинуться с места, но не вышло: страх сковал все тело, не позволяя тому сделать ни движения. А то, что было позади, начало приближаться. Тихо, переступая своими конечностями, слегка рыча, и сознание Сережи начало утекать, улетать куда-то, реальность уже больше не казалась такой реальной, а смотрелась в более заторможенном режиме. Начало мутить, ладонь предательски разжалась, выронив корзину в топкую воду болота, однако Сережа уже не в полной мере понимал это. Ноги подогнулись следом, и дальше он не осознавал ничего, почувствовав, как его тело приземлилось на вязкую землю...