***
Проходит четыре месяца со дня пропажи Тумана, когда ворон наконец появляется. Его замечает Минхо, издавая предупреждающий крик, чтобы привлечь внимание всех, находящихся на тренировочном поле. Воины поблизости замирают посреди схватки, а Чан немедленно вскидывает вверх левую руку, позволяя ворону с громким криком приземлиться на неё. Глаза птицы сверкают серебром, а к лапе чёрным шнурком привязан свёрток пергамента; Хёнджин едва не запинается о собственные ноги, спеша добраться до Чана. — Спасибо, — говорит Чан птице, отвязывая послание — привычка, приобретённая после множества болезненных щипков оскорблённых птиц (вороны Сонхва отчего-то не пренебрегали хорошими манерами). Ворон каркает в ответ и перемещается Чану на плечо, укрываясь тёмными крыльями от холодного ветра. Прежде чем развернуть послание, Чан встречается с Хёнджином взглядами, и последний вдруг понимает, что на мгновение забыл, как дышать. Он делает прерывистый вдох, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди, и подпрыгивает от неожиданности, когда рука ложится на его плечо. — Что там? — спрашивает Чанбин, появляясь рядом с Хёнджином, сжимая его плечо. Чан разворачивает свёрток и хмурится, недовольно поджимая губы. Сердце Хёнджина уходит в пятки. — Чан, — беспомощно торопит он. — «Отправьте Феликса», — читает Чан. — «Бухта Харона». Он показывает им листок с одними лишь этими четырьмя спешно нацарапанными словами. — Почерк Хонджуна. Несколько секунд уходит на то, чтобы осознать значение слов, и когда это происходит, у Хёнджина кровь стынет в жилах. — Им нужен целитель, — страх сковывает его грудь, мешая дышать. — Думаешь, Сонхва…? — он не договаривает, не в силах произнести свои мысли вслух. — Бухта Харона всего в паре часов езды на север, — говорит Чанбин. — Мы можем выехать прямо сейчас и быть там ещё до заката. — Так и сделайте, — кивает Чан. Он щёлкает пальцами, подзывая оруженосца с кусочком угля наготове. Чан пишет быстрый ответ на обратной стороне листа, затем вновь закручивает его и протягивает ворону. Птица осторожно берёт послание в клюв и поднимается в воздух, направляясь на север. — Где Феликс? — Здесь. Хёнджин поворачивается, чтобы увидеть стоящего немного в стороне Феликса, бледного, нервно стиснувшего зубы. Он всё ещё держит в руке тренировочное копьё, влажные от пота волосы липнут к лицу. — Ты готов? — спрашивает Чан. — Может быть тяжело. — Я могу справиться с этим, — отвечает Феликс. Он смотрит на Хёнджина, и тот видит огонь в глазах их мага. — Ты тоже идешь, верно? Хёнджин кивает, сжимая губы в тонкую линию. Сердце колотится как сумасшедшее. — Вперёд.***
Солнце едва начало опускаться за горизонт, когда они достигли бухты Харона. Хёнджин натягивает поводья, останавливая свою взмыленную, тяжело дышащую лошадь, опасаясь засады. Он знает, что команда Тумана не станет атаковать их, но не может быть уверен в том, что никто не таится в вечерних тенях, выжидая момента, чтобы напасть на людей Короля Пиратов, когда они наиболее уязвимы. Чанбин и Феликс останавливаются рядом с ним, уставшие, но полные решимости. — Огни погашены, — тихо замечает Чанбин, разглядывая пришвартованный к маленькому пирсу корабль. Хёнджин едва может разглядеть острые очертания головы Цербера на носу корабля и чуть колышимый ветром флаг Дома Аида на мачте. Ни одного огня, ни одной лампы или свечи. Жуткое зрелище, посылающее мурашки по спине Хёнджина. Корабль-призрак. — Мы можем просто…подойти к нему? — спрашивает Феликс, сильнее стискивая в руках поводья. — Они не послали бы за нами, если бы не хотели, чтобы мы пришли, — отвечает Хёнджин. — Оставьте лошадей здесь. Дальше пойдём пешком. Они спешиваются, привязывают лошадей к ближайшим деревьям и направляются к кораблю. Когда они достигают берега, Хёнджин слышит, как что-то движется позади него, и прежде, чем он успевает дотянуться до своих клинков, холодное лезвие чужого меча касается его горла. — Ни шагу дальше, — раздаётся низкий, такой потрясающе знакомый голос, — пока не докажете, кто вы. Медленно, Хёнджин поднимает руки, сдаваясь. Пульс учащается. — Сан-а, — осторожно начинает он, — это мы. — Простите, если не поверим вам так просто, — заговаривает другой знакомый голос, и краем глаза Хёнджин замечает Чонхо, острие его меча в сантиметрах от лица Чанбина, спутанные тёмные волосы скрывают глаза. — Мы повидали всякого дерьма за последнюю пару месяцев. — Позволь мне увидеть тебя? Пожалуйста? — обращается Хёнджин к Сану, не дыша в ожидании, ничего на свете не желая больше, чем повернуть голову и посмотреть на лицо, по которому он так отчаянно скучал всё это время. Какое-то время все молчат — лезвие меча всё ещё крепко прижато к горлу Хёнджина, а затем раздаётся голос Сана: — Повернись. Медленно. Хёнджин подчиняется, делая нервный вдох, и его сердце заходится бешеным ритмом, когда буквально в шаге от себя он видит Сана, привычно одетого в чёрное. Его вновь отросшие волосы неряшливо собраны в хвост, под глазам залегли тени, но он жив, и пусть его чёрные глаза сейчас щурятся с недоверием, Хёнджин чувствует невероятное облегчение. — Мы получили послание Хонджуна, — говорит Феликс где-то рядом, тоже, как и Хёнджин, поднимая руки перед собой, несмотря на то, что к его горлу оружие не приставлено. — Мы пришли так быстро, как могли. На секунду Сан переводит взгляд на Феликса, но затем возвращает его обратно к Хёнджину. — Как ты зовёшь меня, когда мы одни? — спрашивает он. Хёнджин глупо моргает, ошарашенный внезапным требованием. — Что…? — У тебя три секунды. — Звезда, — выпаливает Хёнджин, паникуя, забывая о всяком смущении, которое он мог бы испытывать, раскрыв что-то такое интимное при Чанбине и Феликсе. — Я…я называю тебя моя звезда. Лезвие, прижатое к горлу, наконец исчезает, и выражение на лице Сана меняется абсолютно, взгляд становится мягче, губы знакомо поджимаются — Хёнджин до боли был счастлив увидеть это. — Сан-а… — произносит Хёнджин, и в следующее мгновение Сан в его руках, а меч отброшен в сторону. Сильные руки обнимают Хёнджина за шею, и Сан прячет лицо в чужих волосах, испуская дрожащий вздох. Хёнджин по инерции обнимает его тоже, прижимая Сана к себе так сильно, как только может. Он приглаживает тёмные волосы Сана и поворачивает его лицо, чтобы оставить поцелуй на скуле. — Ты вернулся, — шепчет он, не слыша ничего за шумом сердца в ушах. — Ты вернулся. Сан кивает, прижимаясь ещё ближе. — Хорошо, что ты здесь, — тепло выдыхает он Хёнджину на ухо, и воину вдруг тошно от того, насколько всё это неправильно, потому что это он должен благодарить Сана за то, что он вернулся домой, а не наоборот. Ужас сковывает его тело от одной только мысли о том, через что пришлось пройти команде Тумана за эти несколько месяцев. — Сани-хён, — тихо, но резко предупреждает Чонхо, и Сан тут же отрывается от Хёнджина. — Да, точно. — Он прочищает горло и усиленно моргает, прежде чем поднять свой меч. Его глаза подозрительно блестят. — Идём со мной. Все вы. Они следуют за Саном и Чонхо, забираясь по лестнице вверх на тёмную палубу Тумана. Сан проводит их к каютам, и Хёнджину не нравится то, каким тихим и пустым кажется корабль — ни одна лампа не горит, и ни один член команды не попадается им на пути. — Где все? — спрашивает Чанбин, стараясь не повышать голоса. — Внизу, — отвечает Чонхо. Больше пояснений не следует, и Чанбин обменивается с Хёнджином вопросительными взглядами. Они следуют за Саном до самой капитанской каюты, и только когда пират открывает тяжёлую деревянную дверь, Хёнджин чует кровь. Он останавливается у двери, делая резкий вдох, и чувствует, как Чанбин и Феликс делают то же самое, замерев в дверном проёме в нерешительности. В комнате Хонджуна холодно и темно, всё помещение освещается лишь парой оплывших свечей. Единственная кровать в комнате занята очень бледным и недвижимым Сонхва, грудь которого перевязана пропитавшимися кровью бинтами, плохо скрываемыми тёмным одеялом. Хонджун находится тут же на стуле рядом с кроватью, склонив голову и опустив плечи он бережно держит в руках ладонь Сонхва. Он не двигается, когда открывается дверь, но Уён, устроившийся на кровати в ногах Сонхва, поворачивается к ним лицом. Он выглядит уставшим, под его опухшими глазами залегли тени, но его лицо немного светлеет. — Вы пришли, — говорит он, неуверенно поднимаясь на ноги. Глаза Феликса в ужасе расширяются, когда он видит мертвецки бледное тело Сонхва. — Он…? — голос предаёт его, не давая закончить. — Он жив, — говорит Уён, кидая взгляд на всё ещё не сдвинувшегося с места Хонджуна. — Но нам нужен другой целитель. Хёнджин чувствует себя так, будто весь воздух вышибли из лёгких. Маг всегда казался неприкасаемым, вечным успокаивающим (и иногда пугающим) бастионом, воплощением силы и элегантности; видеть его таким уязвимым и слабым…было непривычно, мягко говоря. — Как это…? — начинает Хёнджин, не в силах закончить вопрос. — Вы подумаете, что мы сошли с ума, если мы расскажем, — говорит Уён. — Уён, пожалуйста, — дрожащим голосом просит Феликс. — Мне нужно знать, с чем мы имеем дело, чтобы помочь. — Его прокляли, — голос Хонджуна хриплый и надломленный. Он наконец поднимает голову, и по телу Хёнджина пробегают мурашки: Хонджун выглядит как призрак — всего лишь тень привычного себя. — Каждый до единого день на протяжении последних двух недель рана на его груди открывается по велению какого-то заклятия, и он истекает кровью, словно какое-нибудь выпотрошенное животное. Всё это время он поддерживал себя в живых, но даже он не может безостановочно лечить себя и бороться с проклятием, так что… — Хонджун смотрит на Феликса, и Хёнджин чувствует, как целитель напрягается всем телом. — Ты можешь помочь ему? Мгновение Феликс молчит, и Хёнджин буквально ощущает его панику, видит ужас в его глазах, когда тот смотрит на своего могущественного учителя, лежащего без движения, словно труп на этой кровати. Феликс делает глубокий вдох, собираясь с силами, а затем уверенно пересекает комнату, попутно закатывая рукава. — Я могу попытаться, — говорит он. Хонджун встаёт, позволяя Феликсу занять свой стул, и устраивается рядом, в изголовье кровати. Великий Король Пиратов низко склоняет голову, чтобы смахнуть с лица Сонхва светлые волосы и коснуться губами его лба. Хёнджин отводит взгляд: ему известно об их отношениях уже два года, но в такие моменты он всё ещё чувствует себя так, словно наблюдает что-то слишком личное. — Сонхва-хён, — тихо зовёт Феликс, беря руку Сонхва в свои. Его ладони окутывает мягкое золотое сияние, и через несколько секунд Сонхва морщится и слегка поворачивает голову, просыпаясь. Холодные пальцы касаются пальцев Хёнджина, переплетаясь. Он поворачивается, чтобы посмотреть на стоящего рядом Сана, напряжённо стиснувшего зубы и не сводящего глаз с Феликса и Сонхва. Хёнджин стискивает его руку в попытке как-то успокоить, но это тяжело, когда Сонхва выглядит так, словно от врат Аида его отделяет один вздох. — Что, во имя всего, тут произошло? — Чанбин всё так же стоит у двери, его голос — приглушённый шёпот. — Мы облажались, — отвечает Уён. Он стоит у подножья кровати, наблюдая, как Феликс медленно приводит Сонхва в сознание, глаза и руки по-прежнему излучают золотое свечение. — Мы пытались найти книгу — какой-то легендарный гримуар, о котором рассказал Сонхва-хён, и оказались…в этой пустыне. Карта привела нас в какое-то подобие древнего лабиринта и мы…мы были не одни. — Уён обнимает сам себя, с силой стискивая руки на собственных боках. — Эти существа преследовали нас, пытаясь избавиться от одного за другим, они подражали нашим голосам, голосам наших друзей, голосам… — он останавливается, поднимая взгляд на воинов Ареса. — Вашим голосам. Хёнджин смотрит на него в ужасе, а затем переводит глаза на Чанбина, выглядящего таким же ошарашенным, как и он сам. Лицо Сана остаётся неподвижным, без единой тени эмоций. Хёнджин сжимает его руку в безмолвном вопросе, но Сан ничего не говорит, только стискивая его руку в ответ. — Короче говоря, — продолжает Уён, — мы попались в ловушку, и Сонхва-хён взял удар на себя. Это проклятие преследует его уже несколько недель. Почти треть команды считает, что оно заразно, потому что они всего лишь суеверные мудаки и…. — Ён-а, — тихо отчитывает его Сан, и Уён кидает в его сторону тяжёлый взгляд, но продолжает уже чуть более спокойно. — От нас почти ничего не осталось после того, как мы покинули пустыню, — говорит он. — Мы отпустили остатки команды как только прибыли сюда, так что теперь нас только восемь. — И все остальные в порядке? — спрашивает Чанбин. — Мы все вымотаны, — отвечает Чонхо со своего места, всё ещё пристально наблюдая за лежащим на кровати Сонхва. — и напуганы. Но живы. — Минги, Юнхо и Ёсан сейчас спят в своих каютах, — добавляет Уён. — они стояли на страже, пока вы не пришли. Хёнджин раскрывает рот, чтобы спросить что-то ещё (Как долго они добирались домой? Нашли ли они то, что искали? Почему, ради всех святых, они не послали ворона задолго до этого, чтобы дать Дому Ареса знать, что они в безопасности…?), но прежде, чем он успел сказать хоть слово, Феликс громко вздохнул. — Феликс? — голос Сонхва был слабым, но даже так, Хёнджин слышал, как Сан с облегчением выдыхает. — Я здесь, хён, — Феликс наклоняется вперёд. Его глаза всё ещё сияют золотом, а его левая рука держит ладонь Сонхва. — Что мне сделать? — Это, — едва выдыхает Сонхва. — Просто…просто держи меня в сознании, чтобы я мог…мог бороться с проклятием. — Хватит ли у тебя сил на это сейчас? — спрашивает Хонджун, проводя рукой по волосам Сонхва. Улыбка Сонхва совсем слабая. — Хонджун-а, если я не сделаю этого сейчас, то умру. Хонджун стискивает зубы. Хёнджин замечает блеск в его глазах, и как руки сжимаются в кулаки, но когда капитан заговаривает, его голос невероятно нежен: — Хорошо. Я буду здесь. — Я знаю, — шепчет Сонхва, а затем переводит глаза на Феликса. — Можешь поддерживать меня так какое-то время? Снимать боль? Я-я не уверен, сколько времени это займёт. Феликс напряжённо кивает. — Я практиковался, — говорит он, и мягкая, полная гордости улыбка, которую дарит ему Сонхва, разбивает Хёнджину сердце. — Я стал выносливей. Должен продержаться несколько часов. Я буду следить за биением сердца и движением крови. — Если рана снова откроется… — начинает Хонджун. — Я разберусь с этим, — отвечает Феликс с появившейся в голосе уверенностью. Хёнджин видит, как сияющие глаза Феликса фокусируются на запятнанных кровью повязках на обнажённой груди Сонхва. — У меня получилось закрыть рану, когда Минхо пронзило копьём пару месяцев назад. Я могу справиться с этим. Сонхва обвивает пальцы вокруг руки Феликса: — Я доверяю тебе, — говорит он, закрывая глаза, и лёгкое серебряное свечение начинает разрастаться вокруг него, резкий, похожий на разряд молнии запах магии наполняет воздух каюты. Сан тянет Хёнджина за руку. — Пойдём, — говорит он, кивая в сторону двери. — Это займёт время. Им нужно сконцентрироваться, — он кидает взгляд на Уёна. — Найди нас, если что-то изменится. — Главное, чтобы вы были одеты в этот момент, — отвечает Уён, выдавливая из себя кривую улыбку, и пусть этого и недостаточно, чтобы разрядить обстановку, по мягкой улыбке Сана можно понять, что он ценит попытку. Хёнджин позволяет Сану вывести его обратно на палубу. Солнце уже почти окончательно село, окутав Туман тёплым золотым светом, тянущимся полосой вдоль далёкого горизонта. Сан отпускает чужую руку и наваливается на ближайшие перила, окидывая взглядом бухту. Ветер путается в его волосах, играя с длинными прядями у его лица и в основании шеи. Хёнджин отчего-то успел забыть, насколько Сан красив. — Ты расстроен, — доносится до него голос Сана. Хёнджин наблюдает за ним какое-то время, чувствуя, как сжимается горло, не давая страху, сдерживаемому на протяжении многих недель, вырваться наружу словами. — Четыре месяца, — наконец говорит Хёнджин. — Мы не слышали от вас ничего четыре месяца. Вы уходили в долгое плавание и раньше, но никогда не прерывали связь. Никогда не было так, что вы просто…не писали ничего — ни с того момента, как корона пала, после того, как мы… — Хёнджин замолкает. Он чувствует, как его мысли путаются, а сердце начинает биться чаще, когда паника, которую он сдерживал так долго, наконец накрывает его, словно огромная штормовая волна — на мгновение утихающая, разбиваясь о берег, только чтобы через секунду подняться вновь. Сан всё ещё не смотрит на него, и Хёнджин делает осторожный шаг вперёд. — Я думал, что вы мертвы, Сан-а. — Наконец тихо признаётся он. Это заставляет Сана повернуться, поднять блестящие глаза. — Я тоже так думал, — шепчет он, и Хёнджин воспринимает это как верный момент, чтобы сделать ещё шаг и заключить Сана в объятия, прижимая ближе к себе. Сан прогибается в его руках, с готовностью кладёт свои руки Хёнджину на пояс, а голову на плечо. — Прости, — едва слышно произносит он. — Мы не планировали прерывать связь, мы просто…сначала были шторма, потом пещеры, и у нас никогда не было времени, мы постоянно бежали, оглядываясь, преследуемые этими…этими демонами, и я… — он вздрагивает, и Хёнджин сжимает его сильнее в своих руках. — А потом с Сонхва-хёном случилось это, и мы не могли призвать его воронов, и он умирал, а мы не могли…всё, что мы могли это вернуть его домой… — Мне жаль, — Хёнджин гладит Сана по спине, — извини, я не злюсь, я просто… Я был так напуган. Мы все были напуганы. Я-я думал, что потерял тебя. Сан отстраняется, достаточно только лишь для того, чтобы посмотреть Хёнджину в глаза, а затем приближается вновь и целует. Сердце Хёнджина тает, потому что, боже, как он скучал по этому. Он раздвигает губы Сана своими, запоминая каждый маленький звук, что издаёт Сан, обвивая руками его шею и зарываясь пальцами в волосы в основании шеи, прежде чем наклонить голову, углубляя поцелуй. — Я скучал по тебе, — мурлычет Хёнджин, чувствуя горячее дыхание Сана на своих губах, когда они прерываются, и после этих слов Сан снова подаётся вперёд для поцелуя. — Эти демоны…они использовали твой голос, — Сан не может удержать голос ровным, и Хёнджин отрывается от него снова. — Они выглядели как ты, — продолжает Сан, казалось, не дыша. Его руки обхватывают лицо Хёнджина, большие пальцы гладят его скулы почти с благоговением. — У них было твоё лицо, и твой голос, и твоя манера вести себя, и они были так убедительны, но всё равно не…это ощущалось не так. Но даже так, были моменты, когда я просто не мог…когда я действительно думал, что это мог быть… Хёнджин целует его снова, обрывая рассеянное бормотание пирата. — Всё в порядке, — шепчет он в самые губы, ощущая, как Сан дрожит в его руках. — Всё хорошо, ты дома. Я настоящий. Я здесь. — Он проводит руками по чужим бокам, останавливаясь на узких бёдрах, и ощутимо сжимает их. — Я здесь, звезда моя, — повторяет Хёнджин. Сан в ответ лишь приглушённо всхлипывает. Холодные пальцы скользят по волосам Хёнджина, притягивая его для очередного поцелуя — откровенного и отчаянного. Хёнджин теряет счёт времени, не зная, как долго длится их поцелуй, как долго они стоят на палубе Тумана, просто держа друг друга — Сан тёплый и потрясающий в его руках. Хёнджин осыпает поцелуями его волосы и гладит по спине, купаясь в ослепляющем свете, исходящем от Сана. Даже в таком состоянии — мыслями всё ещё далеко и смертельно уставший — Сан остаётся огнём, в пламени которого Хёнджин готов сгорать каждый день. Ночь уже давно поглотила корабль, когда на палубе появляется Уён, и хотя вокруг слишком темно, чтобы разглядеть его выражение лица, в его голосе слышна улыбка: — Всё кончено, — говорит он. — Сонхва и Феликс отдыхают сейчас, но Сонхва уверен, что проклятие разрушено. — Мы можем увидеть его? — спрашивает Сан, всё ещё крепко удерживая руки Хёнджина в своих. — Вероятно он уже спит, но да, без проблем. Хёнджина тянут обратно вниз, в каюту капитана, и Сан отпускает его руку только когда они оказываются внутри. Сан тут же опускается на колени перед кроватью, дрожащей рукой смахивая с лица мага пряди волос. — Хён-ним, — шепчет он, и Хёнджин чувствует облегчение, когда Сонхва открывает глаза, лёгкая улыбка появляется на его губах при виде Сана. Он всё ещё бледен, но его глаза ясны. — Привет, Сани, — говорит он, и нижняя губа Сана начинает дрожать, а через секунду пират уже бросается вперёд, чтобы обнять Сонхва, пряча лицо в изгибе чужой шеи. — Никогда больше так не делай, — слышатся его слова. Сонхва тихо смеётся, трясущейся рукой поглаживая Сана по голове, и Хёнджин, не желая мешать, переводит своё внимание на Феликса, до сих пор сидящего на стуле Хонджуна, навалившись вперёд, на кровать, и уже крепко спящего. Чанбин подходит к нему, накрывая своим плащом, и поднимает глаза на подошедшего Хёнджина. — Он отключился, как только Сонхва сказал, что всё кончено, — говорит Чанбин. — Без понятия, что именно он делал всё это время, но это совершенно вымотало его. — Тогда, полагаю, мы застряли здесь на какое-то время, — отвечает Хёнджин, протягивая руку, чтобы потрепать Феликса по голове. Он кидает взгляд на Чонхо, наблюдающего за ними всеми со своего места в изголовьи кровати с усталой улыбкой. — Это ведь ничего? — Вам нужно спросить капитана, но честно говоря, не думаю, что он выставит вас сейчас, — говорит Чонхо. — Где, кстати, Хонджун? — Хёнджин замечает, что капитана нет в каюте, что странно, учитывая, что его супруг только что поборол смерть. — Я вам этого не говорил, — Уён появляется в каюте, — потому что он убьёт меня, если узнает, но так как он ни под каким предлогом не отходил от Сонхва с момента, как мы прибыли, то ему действительно нужно было отлить. Чанбин фыркает от смеха, заставляя Уёна радостно оскалиться. — Ещё он должен разбудить Минги, Юнхо и Ёсана, чтобы сказать им, что Сонхва в порядке, — продолжает Уён, подходя к кровати. Он усаживается рядом с Саном у головы Сонхва и наклоняется, чтобы оставить легкий поцелуй на виске мага. — Вы все собираетесь забиться на кровать, верно? — спрашивает Сонхва, всё ещё перебирая волосы Сана. — Возможно, — отвечает Чонхо. — Но аккуратно. — Это не должно удивлять тебя, хён, — подхватывает Уён. Хёнджин не может сдержать улыбки, слушая знакомые перебранки пиратов. Он видит, что Чанбин улыбается тоже, и внутри у него всё переворачивается, когда он осознаёт, как близки они были к тому, чтобы потерять всё это. Когда Хёнджин впервые встретил Сана в руинах акрополиса несколько лет назад, намереваясь заключить сомнительный, хрупкий альянс, он не мог представить, что два их Дома сблизятся настолько, что угроза потери Короля Пиратов и его команды посеет панику среди правящего круга Дома Ареса. Это новая, странная слабость для них как для Дома, и у Хёнджина есть предчувствие, что сейчас, когда Туман в безопасности на родных берегах, и они могут продолжать жить, как прежде, Чану захочется Поговорить об этом. — Он в сознании? Голос Юнхо вырывает Хёнджина из плена мыслей, и он оборачивается, чтобы посмотреть на вошедших пиратов, всё ещё не согнавших с себя остатки сна. Как только Юнхо видит Сонхва, его лицо озаряет улыбка, и в считанные мгновения Юнхо, Минги и Ёсан оказываются у кровати, Минги по пути успевает даже дружески похлопать Чанбина по плечу, проходя мимо. Хёнджин тянет друга за локоть, кивая в сторону двери. — Оставим их — шепчет он, и Чанбин кивает. — Ликс, — зовёт он, осторожно касаясь плеча целителя, и тот протестующе мычит и хмурится, просыпаясь. — Пошли, попросим капитана выделить тебе кровать, хорошо? — Мм…хорошо, — бормочет Феликс, заставляя себя подняться. Он сонно моргает, а затем оглядывается на Сонхва, очевидно чтобы убедиться, что он действительно в порядке. — С ним всё будет хорошо, — говорит Хёнджин, улыбаясь тихому смеху пиратов, и затем трое воинов покидают капитанскую каюту, возвращаясь на палубу. — Хэй. Они останавливаются у подножия ведущей на палубу лестницы, оглядываясь, чтобы увидеть стоящего в узком коридоре Хонджуна — руки спрятаны в карманы массивного пальто, волосы спутаны, глаза опасно сверкают в блуждающих по его лицу тенях. Каким-то образом ему удаётся выглядеть одновременно и абсолютно разбитым и немного пугающим. Хёнджин предполагает, что это именно то, что позволило этому человеку так долго удерживать власть над Домом Аида в своих руках. — На камбузе есть еда, — говорит Хонджун. — И чистые постели в каютах по дальней стороне, если вы хотите остаться на ночь. Хотя вы можете переночевать…где-нибудь ещё…если захотите. — Хонджун смотрит на Хёнджина, говоря это, и воин закусывает губу с внутренней стороны, уже зная, в чьей кровати он вероятнее всего окажется этой ночью. — Спасибо, — говорит Чанбин. — Постель звучит отлично. Мы уйдём утром. Хонджун напряжённо кивает, а затем опускается тишина, тяжёлая и неприятная. Наконец, Хонджун тяжело вздыхает, делая шаг вперёд, и прежде, чем Хёнджин успевает осознать, что происходит, капитан стискивает Феликса в грубых, крепких объятиях. — Ох, — поверх плеча Хонджуна видны расширившиеся от удивления глаза Феликса, и он, кажется, не знает, куда деть свои руки. В конце концов он осторожно похлопывает Хонджуна по спине, с опаской, так, как можно было бы гладить дикое животное. — Спасибо, — голос Хонджуна хриплый, но полный уверенности. — Одних лишь слов никогда не будет достаточно, не после того как… — он прерывается, крепче сжимая Феликса. — Я обязан тебе жизнью за его спасение, Ли Феликс. Если когда-нибудь тебе что-то понадобится — что угодно — всё, что тебе нужно — это попросить. Хорошо? — Х-хорошо, — ошарашенно отвечает Феликс, когда Хонджун наконец отпускает его, выглядя хмуро и более чем смущённо. — Хорошего отдыха, — говорит он, а потом разворачивается и исчезает в своей каюте, оставляя трёх воинов Ареса в тишине. — Хах, — спустя какое-то время подаёт голос Чанбин. — Сам великий Король Пиратов у тебя в долгу, — с кривой ухмылкой он протягивает руку, чтобы потрепать Феликса по голове. — Каким будет твоё первое желание? — Сон, — отвечает Феликс, скидывая руку Чанбина. — И потом, надеюсь, никогда не делать этого для Сонхва ещё раз, это было… — дрожь проходит по его телу от одной лишь мысли. — Я думаю, Хонджун с радостью исполнит это желание, — говорит Хёнджин. — Идём. Съедим что-нибудь перед тем, как пойти спать. Это был длинный день.***
Хёнджин снова пялится в потолок, но на этот раз это тёмное дерево каюты Сана на Тумане, а не его привычная комната, и вместо смятого клочка письма он держит в своих руках Сана, перекинувшего руку через его грудь. Хёнджин не знает, где в итоге остался на ночь Юнхо, но он и не спрашивает; он слишком благодарен иметь сейчас одновременно и постель и Сана в своём личном распоряжении. Солнце только начинает подниматься, разгоняя несмелыми золотыми лучами тени в каюте. Хёнджин не спит уже довольно долго, метаясь между простым чувством счастья от того, что Сан спит у него под боком, и маячащим на границе сознания страхом того, что было бы, если бы Сан не вернулся. Он всё ещё видит кошмары, когда закрывает глаза, то, как Сан истекает кровью посреди какой-то далёкой пустыни, разрываемый на части бесформенным, безликим демоном. Хёнджин крепко зажмуривается, отгоняя видение. Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на спящее лицо Сана — тёмные ресницы, трепещущие над бледной кожей, расслабленные, слегка приоткрытые губы. Хёнджин проводит пальцами по чужой брови, смахивая с лица тёмные волосы. Сан глубоко вдыхает, хмурясь, и просыпается. — Почему ты не спишь? — мямлит он, его голос хриплый, а глаза ещё закрыты. — Плохо спалось, — шепчет в ответ Хёнджин. Сан открывает глаза. — Ты в порядке? Хёнджин мгновение раздумывает над вопросом, его глаза блуждают по лицу Сана, запоминая каждую веснушку, каждую линию. Он подаётся вперёд, оставляя на губах Сана мягкий поцелуй. — Сейчас — да. Сан целует его снова, крепче, заставляя Хёнджина раздвинуть губы. Его рука ложится на чужой подбородок, большой палец осторожно касается уголка губ, а затем щеки — лёгкие касания, посылающие мурашки по спине Хёнджина. — Я вернулся, — мурлычет Сан, их губы всё ещё касаются друг друга. — Я здесь. И не думаю, что мы отправимся куда-то в ближайшее время. Сомневаюсь, что Хонджун пойдёт на такой риск, не после того, как мы почти потеряли Сонхва. Хенджин вздрагивает, сильнее обхватывая руками талию Сана, прижимая того ближе. — Хорошо, — шепчет он в ответ и снова целует. — Я хочу, чтобы ты был в безопасности. Сан молчит, поглаживая подушечкой большого пальца чужую щёку. — Хёнджин-а, ты же знаешь, я не могу пообещать… — Я знаю, — прерывает Хёнджин. Он целует Сана в уголок рта и в острый изгиб скулы. — Ни один из нас не может давать таких обещаний. Но просто…сейчас. Так долго, как мне удастся. Позволь мне оберегать тебя. Сан кивает, судорожно выдыхая. — Ладно, — говорит он. — Сейчас. Они прижаты друг к другу так близко, что делят тепло на двоих, и Хёнджин чувствует, что Сан возбуждён, когда тот прижимается к его бедру, — скорее всего потому что сейчас утро или потому, что он наконец хорошо спал. И только когда Сан начинает сонно двигаться, извиваться рядом с ним, Хёнджин понимает, что Сан не собирается это игнорировать. — Разве ты не устал? — спрашивает Хёнджин в перерывах между поцелуями, немного запыхавшись, прекрасно помня, что Сан отключился сразу, как только его голова опустилась на плечо Хёнджина этой ночью. Сан смыкает зубы на нижней губе Хёнджина, слегка оттягивая. — Я хочу тебя, — говорит Сан, позволяя одной руке опуститься на растущее возбуждение между ног Хёнджина, заставляя его втягивать воздух сквозь зубы. — Мне тебя не хватало. И к тому же, тебе нужно отвлечься от плохих мыслей. Хёнджин целует Сана вновь, яростно, беря его лицо в ладони, и удивлённо охает, когда рука Сана проскальзывает в его штаны. Хёнджин ведёт ладонями по чужим бокам вниз, пока они не останавливаются на бёдрах, прижимая Сана к себе. Хёнджин ощущает, как по телу Сана проходит дрожь, как прерывается его дыхание на один короткий миг. Хёнджин снова чувствует себя подростком, взволнованным и неловким, но Сан такой податливый и горячий в его руках, издаёт короткие, требовательные звуки, заставляющие возбуждение Хёнджина расти, и вскоре они оба находят удобный для них ритм. Их бёдра потираются друг о друга, и в то же время рука Сана — горячая и влажная — двигается на плоти Хёнджина быстро и уверенно. Мир вокруг — как это всегда бывает — сужается до одного лишь Сана в его руках, до звуков их прерывистого дыхания, до сладкого ощущения соприкасающейся голой кожи. Все волнения, что были или только ещё могли появиться, начали рассеиваться, гонимые губами Сана, его руками и нежными касаниями. Хёнджин никогда не думал, что может скучать по человеку, держа его в своих руках, но он бы отдал всё, чтобы оказаться ещё ближе, вжимаясь в Сана с отчаянием, порождённым месяцами тоски по нему, месяцами, наполненными страхом того, что всё, что есть между ними, ушло навсегда. — Сан-а… — выдыхает Хёнджин, когда Сан прижимается к его шее, оставляя мокрый поцелуй на чистой коже. Рука Сана сжимается, и бёдра Хёнджина толкаются вперёд: он тяжело выдыхает, ощущая покалывание во всём теле и неминуемую близость разрядки, такой желанной после стольких недель ожидания. — Сан, я почти… — Рука Хёнджина наконец забирается под бельё Сана, и тот вздрагивает от его прикосновений, сбиваясь с ритма. — А…ах… — горячее дыхание Сана касается его шеи, и Хёнджин сжимает пальцы сильнее, получая в награду мягкий, беспомощный всхлип. Сан толкается в его руку, откидывая голову назад, тяжело дыша сквозь приоткрытый рот, и одного лишь этого вида достаточно, чтобы довести Хёнджина до пика, заставить наслаждение растекаться по телу волнами. После всего комната погружается в тишину, и лишь их дыхание нарушает окутывающее корабль спокойствие раннего утра. Хёнджин сгребает Сана в объятия, крепко прижимая пирата к себе. Он чувствует жар чужого тела и то, как кожа становится липкой от высыхающего пота, но кроме этого он ощущает ещё то странное, окрыляющее чувство в груди, которое не имеет ничего общего с пережитым оргазмом, но абсолютно точно связано с расслабленно лежащим в его объятиях мужчиной, его щекочущими щеку Хёнджина волосами и мягкими губами, прижавшимися к подбородку. В тишине раннего утра Хёнджин слышит знакомый грубый голос в своей голове, задавший ему все те многие месяцы назад один простой вопрос: Ты любишь его? Эти слова встают поперёк горла, и по мере того, как солнце поднимается над горизонтом, и как дыхание Сана становится ровным и размеренным, Хёнджин решает, наконец, быть смелым. — Я люблю тебя, — произносит он едва различимым шёпотом. Сан замирает рядом с ним, и на мгновение Хёнджин в ужасе думает о том, что разрушил всё, что успел построить, но затем Сан поворачивается, чтобы посмотреть ему в глаза. И он улыбается, улыбается так широко, что его собственные глаза превращаются в полумесяцы. — Я тоже люблю тебя, — отвечает Сан, и с сердцем, едва не выпрыгивающим из груди, Хёнджин не может сделать больше ничего, кроме как поцеловать его.