Бесцветная

Она бесцветная. В буквальном смысле слова: белоснежные волосы, словно пепел опадают на узкие плечи; тусклые серые глаза смотрят на мир сквозь пелену отчаяния и безысходности; бледная кожа под солнечными лучами кажется прозрачной, тонкой. Даже ее одежда не отличается жизнерадостностью: тёмные оттенки лишь подчеркивают её болезненный вид. Каждый день ей приходится выслушивать вопросы от чужих людей, которые интересуются её состоянием: душевным и физическим. А она на это способна лишь криво ухмыляться и отрицательно кивать головой. Ну а что? Не посвящать же незнакомых людей в свои проблемы. Да и не проблемы это вовсе. Так, пустяки. Пустяки, из которых состоит её жизнь. Пустяки, которые съедают ее изнутри. По ночам она не спит - бессонница ворвалась в её жизнь стремительно и убираться пока не собирается. Она не смотрит кино и не читает книги в то время, пока на небе главенствует луна. Она позволяет себе лишь сигареты, отравляя свой организм. Не открывая окна, она курит и курит, а комната наполняется едким дымом, дыхание становится прерывистым и неглубоким, сердце замедляет свой ход. Именно в такие моменты она ощущает себя живой. Живой по-настоящему, а не фальшиво, как днём. И ей не важно, что никотин медленно убивает её. Неважно, что кожа становится жёлтой и шелушится. Неважно, что на утро её глаза будут слезиться, а тонкая сетка сосудов предательски подскажет окружающим, что она не спала. Всё это неважно. Важно лишь то, что ночью она живёт. Живёт телом, душой и мыслями. Если спросить её, когда это началось, она вряд ли ответит. И не потому, что не хочет, а потому, что не может. Она не может вспомнить, когда прошла эту точку невозврата. Это произошло тогда, когда умер отец? Вряд ли. Когда мать привела отчима в дом? Не может этого быть. А может, тогда, когда этот старый боров изнасиловал малышку? Нет - слишком просто. Побои, побег из дома, воровство, тюрьма - всё не то. Тогда она могла жить под тёплыми лучами солнца, подставляя им своё лицо. Тогда она могла улыбаться, невинно и беззаботно, словно ребёнок. Но когда же она перестала быть тем самым ребёнком? Когда? Вероятнее всего, тогда, когда она вкусила предательство. Горечь уныния поселилась в ее сердце именно в тот миг, когда он, развернувшись, ушел. Ни слова, ни жеста, ни взгляда. Он не стал ничего объяснять. В его понимание это было слишком низко. Ну конечно. Он и так сделал многое: приютил оборванку у себя в доме, кормил и поил её, дарил плотское наслаждение. Он сделал много для неё - даже слишком много. "Мы в ответе за тех, кого приручили" - кажется, так говорил небезызвестный писатель? Всё верно, именно так. Но некоторые пренебрегают этим простым правилом жизни, играя с чужими судьбами, словно люди - куклы. Он был одним из таких: самоуверенный, гордый, эгоистичный. Он никогда не говорил ей о своей любви, но она всё равно слепо ему верила и потакала любым его капризам. Хотя он редко чего-то просил - у него было всё, что он хотел. И она тоже была его. Его любимой куклой. Шелковый халатик падает на пол, позволяя в полной мере насладиться видом прекрасного тела. Плавные изгибы, тонкая алебастровая кожа; длинные волосы, прикрывающие грудь - всё идеально. Свежий ночной воздух колышет лёгкие шторы. Он, вальяжно расположившись в кресле, смакуя, пьёт красное вино. Капельки рубиновой жидкости стекают по его подбородку, пачкая абсолютно белую рубашку. Юркий язычок скользит по губам, слизывая остатки хмельного напитка. Нетерпеливо отстукивая незамысловатый ритм по подлокотнику, он смотрит прямо в глаза той, что стоит сейчас перед ним. Нагой она кажется ещё беззащитнее, чем есть на самом деле. Невольно сжимаясь под пристальным взглядом, она опускает голову вниз, старательно рассматривая паркет в лунном свете. - Ночь слишком коротка, чтобы тратить её на бессмысленные ужимки. Ты так не думаешь? - его мягкий баритон ласкает слух, заставляя забыть обо всем на свете. Кроткий кивок с её стороны - вот и весь ответ, коим она удостоила его. Тихо рассмеявшись, он отставил бокал с вином и не спеша подошел к ней. Вблизи стало заметно, что её кожа покрылась мурашками. Только вот от холода или от смущения? Это загадка, которую он так и не смог разгадать. Она силилась обнять себя руками, но под его строгим взглядом отбрасывала эту идею куда подальше. Её дыхание участилось, зрачки сузились. - Ты меня боишься? - он невесомо очертил её скулы, погладил нежную кожу щеки, коснулся рукой тонких губ. Убрав прядку с её лица, он вдохнул запах её волос, прищурив глаза в немом блаженстве. Она так и не ответила ему, а он уже не нуждался в её ответе. Нежно касаясь её кожи, он потихоньку возбуждался, оттягивая момент соития. Легко пробежавшись пальцами вдоль её позвоночника, он впитал в себя тихий вздох, слетевший с её губ. Откинув голову назад, она открыла ему тонкую шею для поцелуев, чем он не преминул воспользоваться. Припав губами к нежной коже, он впился в тонкую вену. Растягивая момент, он не сразу запустил свои острые клыки жертве под кожу, упиваясь сладкой кровью. Она издала лишь тихий стон, не смея запустить свои длинные пальцы ему в шевелюру и оставаясь лишь безропотной куклой в его руках. Жизнь медленно покидала её тело, разум заволокло сизой дымкой наслаждения; веки, обрамлённые светлыми ресницами, подрагивали. И вот, когда уже, кажется, смерть приготовилась забрать её, он смог оторваться от столь желанного тела. - Прости, - тихий шёпот на ушко. Лёгкое покусывание мочки приводит её в чувство, но смотрит на мир она всё ещё затуманенным взглядом. - Ничего, - это её первое слово не только за этот вечер, но и за всё время их знакомства. Раньше она ограничивалась какими-то жестами, взглядами, прикосновениями. Но это было раньше. Лёгкий ветерок превратился в настоящий ураган, принеся с собой жуткий ливень. Холодные капли играли симфонию грусти и тоски, заполняя собой всё, до чего могли добраться. Попадая через открытое окно в комнату, где были он и она, они привносили некий шарм и очарование. Но ей и ему было наплевать - безудержное удовольствие наполняло каждую клеточку их тел, а сладкая кровь утоляла его жажду. Она постоянно находилась на грани смерти, но ощущение его тепла, звуки его голоса не давали впасть ей в беспамятство. Рассветное солнце с трудом пробилось сквозь мрачные тучи. Дождь всё продолжал свою грустную песнь. Она лежала на полу поверх шёлкового халатика. Ветер играл с её длинными волосами. Он вальяжно сидел в кресле, попивая вино. Рубиновая жидкость, стекая по его подбородку, пачкала белоснежную рубашку, расписанную кровью. На его губах была улыбка блаженства. Она прерывисто дышала. Солнце вновь покинуло небесную сцену, уступив место грузным тучам. Время стремительно шло, изредка замедляя свой ход, но потом с удвоенной силой нагоняя временные потери. Зиму сменяла весна, её, в свою очередь, оттесняло лето, а его деликатно выпроваживала осень. Она всё так же криво ухмылялась тонкими губами, курила по ночам и абсолютно не следила за собой - ни к чему было это всё. Её кожа напоминала сухой пергамент, готовый рассыпаться пылью в любое мгновение. Серые глаза подслеповато щурились, когда она смотрела вдаль. Солнце стало её вечным врагом - ей не нравились беспричинные слёзы, наворачивающиеся на глаза. Тонкие вены проглядывали сквозь кожу, но уже не так, как раньше - её вид был ещё более болезненным, чем в недалеком прошлом, и виной был уже не он. Очередная ночь, очередная сигарета, неизменная луна и неизменное одиночество - всё это стало привычно омерзительным. Сделав очередную затяжку, она прикрыла веки и сжала обветренные губы в тонкую полоску. Пепел оседал на гладкой поверхности подоконника. Она поджимала пальцы на ногах и ёжилась от очередного порыва холодного ветра. Выпуская ядовитый дым через нос, она полностью легла на холодный пластик, вытягиваясь, словно струнка. Он не издал ни одного звука, проходя по своей квартире. Прошло долгих восемь лет после их разлуки, а он ничуть не изменился: смоль коротких волос мягким шёлком обрамляла его узкое лицо, зелёные глаза смотрели строго и высокомерно; в пальцах он сжимал стеклянный бокал на тонкой ножке, наполненный вином. - А ты поплохела - видимо, возраст берёт своё, - плохо скрываемая насмешка так и скользила в его голосе. Вопреки его ожиданиям, она даже не шелохнулась. Сделав очередную затяжку, она стряхнула пепел себе на живот. Тридцать секунд молчания и ожидания. Она молчала от безысходности. Он ждал из-за самоуверенности. - Ты ничего не хочешь мне сказать? - злость совсем не шла ему. Его лицо исказила мерзкая гримаса. Рука, державшая бокал, так сжалась, что казалось, что сосуд не выдержит такого напора и разлетится на мелкие осколки. Она же, на долю секунды задумавшись, вновь приняла сидячее положение, подогнув ноги. Острые коленки упирались ей прямо в подбородок, и она опёрлась на них. Затушив сигарету о ступню, она впилась своим взглядом в него. Видимое ею расплывалось, картинка была нечёткой, но она всё же узнала его. До последнего ей казалось, что это просто её галлюцинация, сумасшедший бред. Плавно соскользнув с подоконника, она подошла к нему вплотную, чувствуя его недовольный взгляд. Боясь рассеять мираж, она осторожно прикоснулась к его губам, чувствуя, как в пальцы тут же впились острые клыки. Несмотря на то, что это был лишь тонкий пальчик, он вцепился в него зубами, вспарывая тонкую кожу. Алая кровь заструилась по его губам, попадая к нему в рот и даря неимоверное наслаждение. Оторвавшись от долгожданного лакомства, он поцеловал каждый её пальчик, доходя до запястья. Тихое биение пульса вызвало у него массу чувств, и он нежно прокусил желтоватую кожу. Сладость её крови омрачалась лишь тем, что она не бесконечна. На сей раз с трудом оторвавшись от пульсирующей вены, он посмотрел в её серые глаза. Немигающим взглядом она рассматривала его, ища признаки собственного бреда. Несмело сократив расстояние, она склонила свою голову и прислушалась. Тихое биение его сердца эхом разносилось в её голове. Искренняя улыбка коснулась её губ. Отойдя к окну, она скинула свою одежду. Возраст и пагубные привычки действительно сделали своё дело - некогда гладкая кожа стала грубой, тело потеряло свои былые формы, волосы давно утратили свою шелковистость и выпадали. Но для него она осталось такой же, какой он её помнил. Откинув назад голову, она приготовилась к очередному укусу, но он не оправдал её надежд. Бесшумно подойдя к ней, он откинул её волосы за спину и кротко поцеловал за ухом. Вдохнув запах её тела, он зажмурился, с трудом сдерживая стон наслаждения. Сильные руки прошлись вдоль позвоночника, притягивая её ближе. Зашептав что-то на незнакомом ей языке, он провёл пальцами по её губам. Ненавязчиво подтолкнув её в сторону спальни, он поставил бокал рядом с её пепельницей и последовал за ней. Она всё так же великолепно смотрелась на фоне чёрного постельного белья - белёсые волосы резко контрастировали с шёлковой тканью. Этой ночью он вновь познавал её тело, её дух, её разум. А она вновь подчинялась ему, превращаясь в его руках в послушную куклу.