Забудь меня, если сможешь

Многочисленные шаги и сопровождаемый приглушенный грохот за дверью грубо вырывают из сна, и еще некоторое время я интуитивно хватаюсь за живот. Сонно потираю глаза, несколько раз моргаю и осознаю, что проспала всю ночь и пропустила какое-то важное событие, которое вызвало бурю негативных эмоций у ребят. Мне только что приснился осознанный сон. Настолько осознанный, что я до сих пор всем своим нутром ощущаю, как пуля за считанные секунды повредила внутренние органы, проделывая кровоточащую дыру в теле, оставляя за собой пронзительные отголоски боли. Нет. Это был не сон. Люди, прошедшие процедуру оздоровления, не могут видеть сны. Они не должны их видеть. Сны видят лишь инфицированные. Я не могу ничего чувствовать и ощущать, кроме боли. Ничего, кроме боли. Ничего, кроме боли. Ничего… — Не особо доброе утро, — внезапно раздается ухмылка со стороны Сэма. Он резко отворяет дверь в помещение так, что она с грохотом сталкивается со стеной, и пару секунд я наблюдаю за его ядовитой усмешкой. Сейчас его короткие каштановые волосы скрывает обыкновенная черная бейсболка, надетая задом наперед. — Поднимай свой зад, Финч, у нас проблемы из-за твоих дружков. Парень тут же покидает комнату, и я молниеносно поднимаюсь на ноги, руками опираясь об стену. Бросая мимолетный взгляд на браслет, я улавливаю новые водяные волдыри, возвышающиеся над кожей и образовавшиеся после вчерашнего разряда током. Делаю несколько шагов в сторону холла, продолжая размышлять над произошедшим. Пару минут назад в меня выстрелила Ева Финч. Но прямо сейчас я жива и невредима иду по коридору навстречу повстанцам, противящимся оздоровлению. Это возможно лишь в двух случаях: сознание постепенно подбрасывает мне различные моменты, прожитые Евой, либо мне действительно снятся сны с ее участием. И то, и другое — побочные эффекты оздоровления, о которых я должна немедленно сообщить корпорации, и они явно не сулят ничего хорошего, как для меня, так и для моей миссии в целом. — Но мы не можем просто так взять и… — взволнованный голос Грейс обрывается на полуслове при моем появлении в холле. Одной рукой женщина смахивает подступающую к глазам светлую прядь волос, а другой удерживает малышку, которая так и норовит схватить со стола какой-нибудь боеприпас. Настороженные взгляды всех присутствующих мигом приковываются ко мне, и у меня складывается ощущение, что каждый раз мы вновь и вновь возвращаемся к моему первому появлению в группе. Они все еще не могут привыкнуть ко мне. Или отвыкнуть от моего нынешнего обличия. — Я имею в виду у нас трое детей, мы не можем так рисковать! — подытоживает Грейс, направляя тревожный взгляд в сторону главного. — Вот именно, у нас дети, и мы не можем рисковать, — спокойно отвечает Рон, переплетая руки на груди. Я наблюдаю, как нервно играют желваки на его лице, а напряженный взгляд хмуро скользит по ребятам. На нем по-прежнему сидит черная застиранная футболка-поло с поднятым вверх воротником, из-под которого торчат темные клешни скорпиона, изображенного на левой стороне его шеи. Поверх темных волос наспех накинута однотонная черная бейсболка и, оглядывая всех присутствующих в комнате, я замечаю, что подобный головной убор есть у каждого, кто так или иначе выходит за пределы пристанища. — Брось, Грейс! — раздраженно проговаривает Сэм, демонстративно усаживаясь на громоздкий овальный стол. — Мы не можем всю жизнь находиться в этом обветшалом здании. Рано или поздно нас здесь накроют, и мы даже не сможем скрыться. Тем более, благодаря нашей подружке… — Это все из-за тебя! — раздается крик Ханны, она угрожающе быстро направляется в мою сторону. — Если бы не ты, на нас бы не устроили охоту другие группы! Если бы не ты, мы бы сейчас не бежали и от них, и от корпорации зла… — Тише, Ханна, — со зловещей улыбкой проговаривает Джеймс. Он приподнимает черную бейсболку, запускает руку в рыжеватые волосы и с особой медлительностью приподнимает кончики. — Не нужно с ней так разговаривать, она понимает только один язык. За считанные мгновения он преодолевает расстояние между нами и резко замахивается, чтобы нанести мне удар. Я молниеносно реагирую на агрессию и мгновенно хватаю его за запястье, обезвреживая угрожающую атаку. Пару секунд он с легкой ухмылкой смотрит на мою кисть, продолжающую удерживать его мертвой хваткой, и тут же свободной рукой производит резкий удар в челюсть. Я не успеваю заблокировать его рывок, но тут же реагирую моментально. После удара, еще толком не придя в себя, я с силой завожу его руки за спину и с грохотом припечатываю его щекой с столу. В воздухе раздается глухой стон вперемешку с вялым смехом, а я начинаю ощущать первые последствия удара: верхняя губа начинает нервно пульсировать, и с каждым мгновением я все отчетливее ощущаю неприятный железный привкус во рту. — Какого хрена, Джеймс? — ошарашенно восклицает Сэм. — Я вообще-то первый хотел это сделать. — В следующий раз я уступлю тебе очередь… — Заткнитесь оба, — раздраженно бросает Рон. Чьи-то властные руки мгновенно разнимают нас, заставляя сделать пару шагов назад, и мои глаза сталкиваются с хмурым взглядом Рона. Он продолжает удерживать мой локоть, и на мгновение взгляд светло-серых глаз падает на свежие ожоги от браслета корпорации. Я не могу распознать его выражение лица: он разочарован, зол, удивлен?.. — Да ладно тебе, Рон, уже завтра она будет как новенькая, — раздается беззаботный смех Ханны. — Хватит нападать на нее, это вам не игрушки, — сердито произносит Грейс, выходя из холла вместе с малышкой Изи на руках. Рон резко отпускает мою руку и разворачивается к парням, которые все это время продолжают ехидно хихикать в ответ на свои придуманные шуточки. Повстанец принимается разбирать один из массивных камуфляжных рюкзаков с боеприпасами, мельком поглядывая в мою сторону. Я стою на месте и едва прикасаюсь к разбитой кровоточащей губе: на указательном и среднем пальцах тут же отпечатываются несколько алых капель. — Повторяю последний раз, — раздается сердитый голос Рона. Он продолжает разбирать рюкзак, не обращая внимание на парней. — Если кого-то не устраивают правила нашей группы — вы можете в любой момент свалить отсюда и присоединиться к тем, кто не будет с вами церемониться. Или ты забыл, Джеймс, как твой брат схлопотал пулю в лоб от тех байкеров? Лицо рыжеволосого парня тут же бледнеет, и он глотает широкую улыбку, которая только что играла на его устах. По его реакции все становится предельно ясно: смерть брата оставила глубокую отметину на его сердце и каждый раз вспоминать его утрату становится все тяжелее. Джеймс нервно поправляет козырек черной бейсболки и напряженно поджимает губы в плотную линию, погружаясь в мысли. — Да ладно, все же нормально, — с ободряющей улыбкой произносит Сэм, неловко почесывая затылок. — Финч не обижается, правда? — Агрессию будете направлять на муз, ясно?! — раздраженно отвечает Рон, оглядываясь через плечо. — Не на свою группу… — Ало, она больше не наша и никогда ею не будет! — нервно вскрикивает Сэм в ответ, как будто друг не услышит его, если он не будет кричать. — Нам уже надоело, что ты постоянно… — Заткнись, Сэм, — сквозь зубы проговаривает Рон и моментально разворачивается к другу со стволом в руке, дуло которого направляется парню в лоб, — иначе будет поздно. Парень недоуменно хмурит брови, поднимает руки вверх, сгибая их в локтях, и осторожно отходит назад, боясь сделать лишнее телодвижение. Напряженно выдыхая, Рон прячет оружие в кобуру и принимается копаться в импровизированной аптечке. Через пару секунд он достает кусок ваты, промачивает его прозрачной жидкостью и протягивает мне. — Поможет остановить кровь, — бесцветным голосом заявляет он, натягивая рюкзак за спину, и коротко кивает мне в сторону выхода. — Идем. Мне не приходится повторять дважды, ведь сегодня Рон впервые за две недели обратился ко мне и смотрел в мою сторону дольше, чем пару секунд. Я тут же следую за парнем, по пути прикладывая вату со странным запахом к пульсирующей верхней губе, которая мгновенно отзывается неприятным пощипыванием. Мы идем по длинному и узкому коридору, усыпанному различными разорванными книгами, разбросанными испорченными журналами и разноцветными буклетами, и я наблюдаю, как Рон нервно поправляет козырек черной бейсболки, заворачивая за угол. Пару секунд, и он заходит в небольшое помещение, больше похожее на кабинет. В углу расположен громоздкий стол из темного дерева с небольшой картой города, который, очевидно, до эпидемии восседал посередине кабинета. По краям комнаты располагаются два открытых книжных шкафа с бесконечными полками, идентичные цветовой гамме стола, но на них вместо положенных книг находятся различные детские вещи, вперемешку с другими различными личными вещами участников группы. Грейс со спящей малышкой на руках тут же прикладывает указательный палец к губам, сердито хмуря брови, а Кэти и Тони чуть ли не подпрыгивают на месте, когда видят нас на пороге комнаты. — Эй, принцесса, — обращается Рон к своей сестре мягкий голосом, приседая на корточки перед девочкой. — Одолжишь Еве на некоторое время свою бейсболку? — Конечно! — в ответ громко восклицает Кэти, получая немой нагоняй от Грейс, и тут же переходит на шепот. — Она ведь и так принадлежит тебе… Я принимаю из ее рук однотонную черную бейсболку и вопросительно смотрю в сторону Рона. В ответ он лишь лениво кивает на головной убор и тут же перемещает взгляд в сторону женщины со спящим ребенком на руках. — Грейс, проследи, чтобы парни к вечеру собрали все боеприпасы, а Ханна закончила со сбором необходимых вещей, — командным тоном произносит он. — Мы уйдем ненадолго. Грейс коротко кивает, плотно поджимая губы. Мы разворачиваемся в сторону двери, собираясь уходить, но жалобный детский голосок позади заставляет нас задержаться. — Ты пошел искать маму, да? — с надеждой в голосе произносит Кэти, бросаясь в сторону дверей. — Ты же ее найдешь? Рон на некоторое время замирает на месте, продолжая стоять спиной к сестренке. Пару секунд он плотно сжимает губы и прикрывает веки, устало проводя рукой по лбу. Нервно сглатывая, он разворачивается на пятках, встречаясь с умоляющим взглядом девочки. — Кэти, мы уже говорили с тобой на эту тему, — тихо произносит он, с нежностью поглаживая светлые волосы сестры. — Как только мы ее найдем ты узнаешь об этом первой. Девочка коротко кивает, опуская грустный взгляд, и Рон тут же спешит покинуть небольшое помещение. А я проскальзываю вслед за ним, по пути надевая бейсболку. — Что случилось с вашей матерью? — спрашиваю я, когда мы выходим из здания, навстречу ледяному лондонскому ветру. Верхнюю губу мгновенно пронзает укол боли, и я тут же жмурюсь, пытаясь перетерпеть этот неприятный момент. Завтра уже ничего не будет. — Она пропала? Рон подходит к двухэтажному рутмастеру с красной облупленной краской и пару раз громко хлопает ладонью по дверям. — Питер, мы уходим, — произносит он. — Проследи за детьми, как поменяешься с Робертом. — Ага… — отстраненно отвечает Питер, продолжая собирать и разбирать автомат на части. Через лобовое стекло автобуса я наблюдаю, как он увлеченно собирает оружие, мимолетно почесывая темные вьющиеся волосы, и секунду спустя внимательный взгляд его карих глаз находит меня. Парень быстро пробегается по моему телу хищным взглядом, и губ его касается едва заметная улыбка, словно он улыбается каким-то мыслям или воспоминаниям. Но я вовремя прихожу в себя, улавливая удаляющуюся спину Рона. Быстрыми шагами, не оглядываясь, направляюсь вслед за ним, и спустя пару минут мы выходим за территорию библиотеки, встречаясь лицом к лицу с опасностью, скрывающейся за каждым углом, за каждой дверью и за каждым резким движением. — Почему Питер так любит сидеть на посту? — вновь задаю вопрос я, надеясь на вразумительный ответ. — Сегодня день глупых вопросов? — раздается ухмылка со стороны повстанца. — И я все еще надеюсь, что ты ответишь хоть на один из них, — говорю я, оглядывая мертвые улицы с разбитыми окнами и брошенными велосипедами буквально на каждом углу. — Питер — одиночка, — отстраненно сообщает он, поправляя рюкзак. — Он не любит лишний раз контактировать с людьми. Мы наткнулись на него месяца три назад, когда он пытался выкрасть у нас оружие. Тогда он выживал один, но, как показывает практика, выживание в одиночку в подобных условиях практически невозможно. Мы приняли решение взять его в группу только потому что он тихий, не доставляет проблем и отлично справляется с музами. Я убедительно киваю, благодарная столь внезапной откровенности со стороны парня. Мы идем молча около получаса, перешагивая через городские препятствия полуразрушенного города. Рон подходит практически к каждому автомобилю, брошенному хозяином посреди дороги, проверяя электрику, наличие топлива и ключа зажигания, попутно убивая застрявших в нем зомби. — А что на счет вашей матери? — интересуюсь я, выжидая, пока парень выйдет из очередного внедорожника цвета мокрого асфальта. — Ты так и не ответил на вопрос. Он выглядывает из машины и вопросительно изгибает бровь, оттряхивая руки от большого слоя серой пыли. — А что ты хочешь услышать? — спустя пару минут ухмыляется Рон, открывая капот автомобиля. Некоторое время он машет перед собой рукой и слегка прокашливается, пытаясь избавиться от многолетнего слоя внезапно взлетевшей пыли. — Что я нашел ее в нашем семейном доме и что она чуть не сожрала меня? Что я едва опередил Кэти и если бы задержался хотя бы на пару минут, то случилось бы непоправимое? Ты это хотела услышать?! Его глаза цвета самого светлого льда нервно блуждают по моему лицу, пытаясь разыскать хоть какой-то ответ, но, как и всегда натыкаются лишь на непробиваемую молчаливую стену. — Ты должен сказать ей правду, — произношу спустя некоторое время, продолжая наблюдать, как он с четвертого раза пытается завести двигатель внедорожника. — Ты с самого начала кормишь ее ложными обещаниями и прекрасно понимаешь, что… — Я, конечно, предполагал, что ты такая вся бесчувственная и без эмоциональная, но не стоит забывать, что ты находишься в обществе нормальных людей со страхами, чувствами и эмоциями, — резко отвечает он, выходя из автомобиля. — К тому же, Кэти всего десять, она еще совсем ребенок и подобными заявлениями в такой обстановке можно попросту навредить ее психике. И запомни, я не люблю, когда дают непрошенные и неуместные советы. Если бы я хотел спросить у тебя совет, я бы так и сказал, ясно? Он проходит мимо меня, отправляясь на поиски более подходящего автомобиля, и я следую за ним, крепче нанизывая бейсболку на лоб от пронзительного ветра. — Хорошо, у меня осталось еще парочка вопросов, — предупреждаю я, догоняя его. — Куда вы собираетесь уезжать и зачем носите эти черные бейсболки? Рон не сразу отвечает на мои вопросы, предпочитая молча следовать какому-то только ему известному маршруту. Он намеренно обходит обыкновенные легковые автомобили с пятью пассажирскими сидениями и небольшими багажниками. Наконец, его взгляд цепляется за черный тонированный фургон средних размеров с выдвижной дверью-купе и большим слоем насевшей городской пыли. Он с осторожностью открывает дверь автомобиля, выставляя оружие вперед и, удостоверяясь, что в нем нет ходячих трупов — тут же с грохотом закрывает ее, направляясь в сторону водительского сиденья. Практически с первого раза ему удается завести двигатель и пару секунд парень что-то увлечённо проверяет на панели управления. Я решаюсь залезть в фургон вслед за ним на одно из передних пассажирских сидений, и как только устраиваюсь поудобнее, разглядывая салон автомобиля, парень напряженно выдыхает. — Так что по поводу моих вопросов? — напоминаю я. — Странно, не находишь? — тут же произносит он, оглядывая салон пристальным взглядом. И как только я хочу задать соответствующий вопрос, он с подозрением принимается копаться в бардачке автомобиля, вываливая мне в ноги различные глянцевые журналы, счета, белоснежные носовые платки и целую кучу длинных нечитабельных чеков. Когда бардачок остается пустым, за исключением обыкновенной шариковой ручки, затерявшейся где-то в углу, он продолжает перебирать бумаги, больше похожие на документы, закрепленные под солнцезащитным козырьком автомобиля. Некоторое время он рассматривает водительские права, изучая фотографию их владельца, затем приступает к изучению остальных документов. Как только он намеревается засунуть их обратно под солнцезащитный козырек — откуда-то из бумаг вываливается семейная фотография.  Рон тут же хватает ее, внимательно всматриваясь в людей, запечатленных на фото, но, судя по всему, не обнаруживает в них ничего подозрительного и складывает ее обратно к остальным документам. — Что-то не так? — спрашиваю я, наблюдая, как он вытаскивает ключ зажигания, плотно сжимая его в ладони. — А ты не видишь? — с издевкой спрашивает он, хмурым взглядом оглядывая салон автомобиля. — За полтора часа мы обошли десятки машин, не пригодных к эксплуатации и тут посреди улицы встречаем практически новый фургон с заполненным топливным баком и исправной электрикой. — Обычный пыльный автомобиль, брошенный паникующими людьми посреди улицы, — отстраненно произношу я, пожимая плечами. — Ты так и будешь игнорировать мои вопросы? — А ты так и будешь лезть под руку? — отстраненно отвечает он, выходя из фургона. Спустя секунду я следую за ним и некоторое время наблюдаю, как он проходит вглубь салона автомобиля, внимательно разглядывая каждую деталь. — Тогда зачем ты взял меня с собой, если я тебе мешаю? — А ты хочешь, чтобы парни тебя избили или пустили пулю в лоб, пока меня нет рядом? — тут же следует встречный вопрос от него, когда он заканчивает понятное только ему расследование фургона, и под его ногами тут же звенят осколки стекла, вперемешку с мелкими камнями. — Я могу за себя постоять, — отчеканиваю я, прожигая взглядом его переносицу. Ежусь от ледяного лондонского ветра, неподалеку улавливая знакомое шипение и, судя по сосредоточенному выражению лица парня, заметила его не я одна. Он тут же наставляет ствол оружия в сторону надвигающейся музы, стреляя ей в упор. От громкого выстрела вороны, мирно сидящие на соседних деревьях, тут же с дикими воплями взлетают вверх, подальше от потенциальной опасности. — Садись в машину, — командует Рон, не удосуживаясь взглянуть на меня. Через пару секунд он уже заводит двигатель фургона и, не успеваю я прикрыть за собой пассажирскую дверь, как автомобиль тут же трогается с места, ловко объезжая остальные средства передвижения, не пригодные к эксплуатации. Несколько минут под нашими колесами скрепят разваливающиеся кости муз и сквозь зеркало заднего вида я наблюдаю, как после нас на дороге остается бордовый след, вперемешку со склизкой кожей мертвецов и остатками их внутренних органов. — Так что ты там говорила про бейсболки? — прохладно проговаривает повстанец, вопросительно изгибая бровь. Его руки продолжают крепко удерживать кожаный руль автомобиля с такой силой, что если бы его костяшки не были прикрыты черными байкерскими перчатками без пальцев, то предположила бы, что они полностью побелели. Свойственный ему хмуро-сосредоточенный взгляд серых пронзительных глаз не отрывается от дороги, кишащей мертвыми тварями, запчастями от автомобилей и магазинными тележками, мешающими спокойной езде. — Я спросила почему вы их носите, — напоминаю я, удерживаясь за ручку, расположенную на потолке со стороны пассажирского сидения. Слишком уж быстро и резко водит парень, круто объезжая все препятствия на пути. — Это своего рода отличительный знак для других групп сопротивления, — тут же следует ответ с его стороны. — Ну, знаешь, никто не любит внезапно свалившихся на голову новичков, никто не знает, что от них ожидать. А за прошедшие семь месяцев после активной фазы эпидемии мы все познакомились, если можно это так назвать. Половина перебивали друг друга, ведь именно в такой напряженной обстановке в людях просыпаются истинные страхи, пассивная агрессия и маниакальные наклонности, которые все это время благополучно дремали. Никто из выживших не видит свое будущее без всего того, что происходит вокруг нас, как бы мы не хотели вернуться в прошлое… — А вторая половина выжили? — интересуюсь я, удивляясь подобному интересу с моей стороны. Нет, мне не свойственно проявлять интерес к повстанцам. Если только ради приказа, ради информации для корпорации… — А вторая половина заключили негласный мирный договор, — сообщает Рон, объезжая очередную машину. — Наверняка, ты еще помнишь группу Боба, они бывшие байкеры и именно поэтому их отличительный знак — бандана. Еще есть группа лучников, они всегда ходят с арбалетами и рюкзаками со стрелами за спиной. Пару раз мы встречали пацифистов, людей, которые наотрез отказываются убивать муз и чуть ли не поклоняются им словно новым богам. Они глубоко убеждены, что бог послал на землю этих чертовых кровожадных зомби не просто так. Кто-то называет их пацифистами, а мы называет их чокнутыми шизиками. В основном, они не выходят на улицы, а если выходят, то совсем безоружные и их сразу можно заметить. Можно сказать, отсутствие оружия — их отличительный знак. Скорее всего, в других районах города есть еще несколько групп сопротивления, о которых мы не знаем, но и не особо горим желанием с ними знакомиться. Наверняка, среди всех этих групп есть люди из корпорации зла, заманивающие простых смертных на свое пресловутое оздоровление… — А что на счет смены места вашей дислокации? — Слишком много вопросов на сегодня, — ухмыляется он, по-прежнему сосредоточенно глядя на дорогу. — Теперь моя очередь. На твоем запястье новый ожог? Я бросаю беглый взгляд в сторону браслета, окруженного многочисленными волдырями, и вновь перевожу взгляд на дорогу. — Да, я… — Когда в последний раз ты читала дневник Евы? — его настороженный голос перебивает мысли. — Вчера перед сном, — беспрекословно отвечаю я, пытаясь понять, что он задумал. Парень коротко кивает каким-то своим мыслям, не отрываясь от дороги. Пару минут он молчит, совершая очередные трюки на проезжей части с многочисленными препятствиями и, выруливая на знакомую улицу, тормозит возле бывшей забегаловки с разбитыми витринами. Рон выходит из фургона и хватает за собой рюкзак, не забывая забрать ключ зажигания, утопающий в его ладони. — У меня есть безумная мысль на этот счет, но только не смейся, — заявляет он невозмутимым голосом, заранее предугадывая, что я никогда не засмеюсь. Выходя из автомобиля вслед за ним, я направляю пристальный взгляд в сторону повстанца, дожидаясь его безумных предположений. — Думаю, этот браслет не для отслеживания твоих координат. С помощью него они контролируют прожитые тобой эмоции и воспоминания, вырывающиеся наружу.