Рыжик плюс очкарик. Иногда разлука бывает полезной

      С Артёмом Коля познакомился в самом начале занятий по фотоделу. Это яркое нечто, которое удалось определить как парня даже не с первого взгляда, занеслось в аудиторию, где уже минут пять, как будущие студенты начали слушать лекцию. Оглядел присутствующих, с интересом разглядывающих внезапного шумного гостя. Задержал взгляд на глазах под стильными очками. Сделал «Хм». Пожал плечами. Улыбнулся лягушачьей улыбкой и что-то шепнул преподу. Затем залез на подоконник, поджав в коленях ноги. Достал альбом, карандаш, да так и просидел до конца занятия, что-то там рисуя, изредка поглядывая на аудиторию.       «Придурок», — подумал Архипов, продолжая слушать лекцию и больше не обращая внимания на чу́дного парня. Его внешний вид фрика не давал возможности просто пройти мимо, не вызвав улыбку у одних или язвительный смешок у других.       Совершенный ураган цветовой гаммы в одежде. Создавалось впечатление, что этот самый ураган сорвал радугу, перемешал все её цвета и скопом водрузил на этого парня. Хотя, если заменить эти цветные кеды на однотонные, то остальная одежда смотрелась бы более гармонично. Обилие браслетов на одном запястье и фенечек на другом тоже выглядели весьма броско.       На протяжении нескольких дней этот парнишка точно так же бесцеремонно вваливался во время занятий, занимал место на подоконнике, что-то рисовал, а в конце улыбался преподу и убегал.       — Ник, — окликнул незнакомый голос вышедшего последним из аудитории после того, как закончились занятия, Николая.       Так как в группе не было ни одного Ника, а Коля именно так представился в новом коллективе, он обернулся и встретился взглядом с «лягушонком».       — Это тебе.       Полыхающий цветовой гаммой парень с повязанной на голове банданой в весёлую ромашковую поляну протянул несколько альбомных листов.       — Ух ты, — восхитился Коля, с интересом рассматривая себя на портретах, нарисованных карандашом. — Ты хорошо рисуешь! — похвалил, не зная, что ещё сказать.       — Спасибо, — улыбнулся парень. — Артём, — протянул руку, представившись. — А ты сейчас куда?       Глаза, словно две чёрные жемчужины, сияли радостью на чистом лице, до сих пор не тронутом бритвой. На вид этому мальчишке можно было дать лет пятнадцать, от силы шестнадцать. Непосредственность, с которой он себя вёл с незнакомым человеком, напоминала мальчишку-подростка.       — Д-д-домой, — немного опешив от неожиданного вопроса, вдруг начал заикаться Коля.       В группе сокурсников можно было слиться с серой массой и быть незаметным. Там было несколько активных ребят, вечно болтающих, устраивающих споры и просто таких, кому скучно жить. Другая часть обучающихся — это те, кто слушали, вникали, молча записывали, иногда принимали участие в обсуждении. Коля примкнул ко вторым и был доволен тем, что ему никто не докучает.       — Да ладно, ты ведь живёшь в другом городе. А здесь ты на квартире. Снимаешь? Или у родственников?       — Снимаю. А что, разве съёмное жильё нельзя назвать своим домом? — осмелел Архипов, не придавая значения такой осведомлённости о своей жизни.       Здание, в котором проходили подготовительные курсы, осталось далеко позади, а художник в бандане шёл рядом, весело насвистывая и звеня своими браслетами на запястье.       — Так ты, значит, будущий папарацци? — насмешливо спросил Артём, поддев носком цветастого кеда пустую пластиковую бутылку. Пнув её несколько раз, поднял и запустил в мусорку.       — Почему сразу папарацци? Просто люблю фотографировать.       — Просто фотографирование сегодня на хлеб не намажешь. А скандальчиком в мире бизнеса или культуры так очень даже.       — Я об этом ещё не думал. Мне нравится находить красивое в том, что я вижу. Лица людей… Они всегда такие разные…       — Ну вот же! — Артём резко остановился и обеими ладонями упёрся в грудь Коли, так же останавливая. — Сидишь ты такой в засаде, а тут из дорогущей тачки бизнесмен Пупкин вытаскивает свою тушку. Следом выползает знаменитая модель или им же раскрученная безголосая певичка. Чем не красота?       Мальчишка заржал, закинув назад голову. Волнистые локоны откинулись, открывая на левой мочке сразу три колечка. Коля заинтересованно посмотрел, но тут же отвёл взгляд.       — Ты тут недалеко живёшь? —  спросил, когда они вышли на финишную прямую к дому Татьяны.       — Нет. Я живу совсем в другом районе, — беспечно ответил Артём, продолжая шагать рядом, засунув руки в карманы.       — А куда идёшь? — снова поинтересовался Архипов.       — К тебе. Чаем угостишь? — парень замедлил шаг, но не остановился, поглядывая через плечо.       Вести в чужой дом совершенно незнакомого, хотя уже и примелькавшегося парня у Архипова желания не было. Было немного непривычно и вызывало некоторые подозрения.       — Эээммм…       — Слушай, — заметив некоторый испуг на лице Архипова, начал Тёма, — да мы с тобой практически друзья, и ты можешь смело вести меня к себе на чай. Или ты боишься?! — наконец остановился и, расплываясь в заразительной улыбке, сказал Артём.       — Уже друзья? — Заморгал часто. — Я не боюсь, но квартира-то не моя, я там только комнату снимаю… — удивился Коля непосредственности своего нового «почти друга» или, скорее, его наглости.       — Друзья! — констатировал факт фриковатый друг. — К тому же у тебя теперь есть портреты, мною написанные. А с твоим квартиросдатчиком я мигом найду общий язык, — приобнял по-братски Колю, и очкарик сдался. Сдался этой смешной улыбке. Чёрным лучистым глазам и чуть вздёрнутому носу.       — Пошли, — улыбнулся и посмотрел на новоприобретённого друга совсем другими глазами.       Одним чаем более близкое знакомство не обошлось. Сначала были съедены остатки печенья, которое Коля держал для перекуса, а через некоторое время Тёмка по-хозяйски залез в холодильник и сварганил яичницу с колбасой, причём на доводы, что продукты тёть Тани, подмигнул и продолжил своё поварское дело как ни в чём не бывало.       — Завтра купим, не переживай!       И это его «завтра» превратилось в каждодневные встречи и прогулки до дома с последующим чаепитием. С тёть Таней Тёма увиделся лишь однажды. Женщина сначала была шокирована внешним видом Артёма, а потом очарована этим энерджайзером.       — Девчонок не водить! — приказала строго, на что оба парня прыснули со смеха.       Словопоток Тёмы никогда не прекращался. Он непрерывно что-нибудь рассказывал. Обычно это были истории из жизни. Оказалось, что они с Колей ровесники. Что живёт он в однушке, которую получил от государства после того, как выпустился из интерната. Сирота.       Несколько раз Артём приглашал Архипова к себе, но Коля под разными предлогами отказывался. В самом конце августа всё же разрешил себя затянуть в «берлогу», как называл своё жильё теперь уже ставший хорошим приятелем Тёма. Огромная комната, двадцать с лишним квадратных метров, светлая и чистая. Большая кровать и стол, встроенный шкаф, сливающийся со стеной, потому что разукрашен вручную самим хозяином. Узор со шкафа плавно перетекал на стену, и было совсем не понятно, что это предмет мебели.       Ужинали чаем с булками и колбасой, купленными по дороге. Холодильник имелся, но был девственно пуст, а также девственно чист.       После чая, развалившись на кровати, смотрели фильм с ноута, устроенного тут же, на коленях хозяина.       Сначала зазвонил телефон, и Артём, рассмеявшись в трубку, сказал: «Конечно, заходи, какие проблемы». Затем щёлкнул замок двери, и в комнату вошла она, или оно… Коля проморгался — ещё одно чудо, но только в перьях!       Перья присутствовали: два сине-зелёных свисали с ушей. Кроме них, уши были украшены множеством гвоздиков и колечек.       Ещё несколько пёрышек торчали из растрёпанных длинных волос. Наряду с перьями голова была частично выкрашена разноцветными локонами. В носу, на брови и губе сверкали штанги и колечки. Макияж на лице отсутствовал, кроме ярких пухлых губ, но и это оказалось не помадой. Девушка выглядела нелепо в своей верхней части тела и обычной нижней — джинсовые шорты и разноцветные кеды, совсем как у Тёмы. Свободная майка весёленькой расцветки прикрывала едва заметную грудь.       — У нас гости? — приятный голос немного смутил Колю, а это «у нас» так и вовсе поставило в тупик.       Ничего не указывало в этой квартире на женское присутствие: маленькая мужская берлога, только очень современная. Сползая с кровати, Коля подумал о том, что до сих пор ничего не знал о личной жизни своего нового друга.       — Арахна! — протянула руку девушка, и Коля хмыкнул, услышав знакомый звон браслетов: на тонком запястье висело по крайней мере с десяток разноцветных браслетов.       — Ник, — представился он и попытался вытянуть руку из довольно сильной для девушки хватки.       — Ари, не пугай моего друга. Давай лучше досмотрим фильмец.       — Фу, фильмец ваш — полный отстой. Давайте лучше в игру порубимся.       Колину руку наконец отпустили, и Ари запрыгнула на кровать, забирая на свои колени ноут, тут же что-то щёлкая мышью.       — Мне вообще-то пора, — свой голос Коля не узнал. Почему-то хотелось скорее ретироваться подальше от Ари. Общаться с девушкой не входило в планы Архипова, тем более, что она и сама, как он понял, не была в восторге от нового знакомого своего парня. Почему-то мысль о том, что это сестра Тёмы, совсем не вязалась в голове Коли, да и не было в этих двоих ничего похожего, от слова совсем.       Артём начал было уговаривать остаться ещё ненадолго, но, видимо, молчание Ари было аргументом для того, чтоб оставить эту затею.       Домой Коля возвращался со странным ощущением, что его кинули.       Тётя Таня заставила съесть тарелку борща, пригрозив, что пожалуется бабушке, после чего попыталась втянуть парня в беседу. Отмазка в виде подготовки к какой-то там работе была придумана на ходу, и Коля закрылся в своей комнате. Открыл заветную папку с фотками, которую успел сбросить на телефон бабули перед самым отъездом и залип. Каждое фото рассматривал, как и раньше, подолгу, заостряя внимание на мелких деталях.       Андрей.       Его Андрей.       Много Андрея.       И он с ним.       Оба весёлые, счастливые.       Любящие.       Как давно это было…       С постоянным мазохистским упорством Коля каждый вечер рассматривал снимки, которые сам когда-то делал, и как будто гипнотизировал их.       Насмотревшись, спрятал телефон под подушку, надеясь в душе, но зная, что этого не произойдёт, что телефон сейчас пиликнет сообщением или лучше привычной мелодией, и на экране высветится знакомая рыжеволосая рожа, подмигивающая и так мило улыбающаяся ему. Только ему…       — Бортник! Сволочь! Кому ты теперь улыбаешься?       На следующий день Тёма в аудитории не появился. А через три дня, в которые его так же не было, закончился курс, и будущие студенты распрощались.       Снова встретиться с лягушонком, патлатым до неузнаваемости и всё таким же разноцветным, довелось в конце сентября.       — Нииик…       Сзади на тонкую и звонкую спину Архипова запрыгнул ещё более лёгкий и невесомый Артём. Обхватив руками шею и сплетя ноги вокруг бёдер, он висел и орал о том, как же он всё это время скучал.       Сбросить этого придурка, как ни пытался, Коля не смог. Так и кружился вокруг своей оси с лёгким грузом за спиной, рядом с подъездом дома, где жил до сих пор. Спрыгнув, Тёма тут же полез обниматься, теперь уже развернув Колю к себе лицом.       — А ты скучал по мне? — глаза-угольки внимательно разглядывали глаза под стёклами.       — Ты совсем дурак? Почему я должен по тебе скучать?       Скучал. Конечно, Коля скучал за этим вулканом, готовым в любую минуту выплеснуть наружу что угодно, чтоб удивить, обескуражить и, конечно же, придать жизненных сил. Такое короткое знакомство, но уже столько эмоций и впечатлений от человека, что иначе, как родственная душа, его нельзя было назвать.       — Глянь, что у меня!       Тёмка распахнул ветровку и задрал лёгкий цветастый свитер, оголяя низ живота и пупок, сверкающий пирсингом в виде штанги.       — На прошлой неделе проколол! Нравится?       Коля откровенно залюбовался впалым животом, выпирающими тазобедренными косточками, белоснежной кожей и блядской дорожкой, ведущей под низкопосаженные джинсы. По его выражению лица и так можно было понять, что он в восхищении, но Тёма смотрел, а сказать ничего не мог.       — У?       — Да, — выдохнул наконец Архипов, осмелившись протянуть руку и потрогать пальцем штангу.       — Могу договориться, и тебе тоже сделают. Заплатишь только за изделие. Хочешь?       — Я? — рука резко вернулась на место, Коля подался назад, густо краснея и возвращая полу чужого свитера на место. — Нет. Не думаю. Не сейчас, уж точно. Ко мне? — спросил чисто риторически.       — Ну, а куда ещё? Тёть Таня наготовила вкусненького?       — Только борщ.       — Оооо… Её борщ — мечта богов! — закатил глаза Артём и, ухватив Колю за руку, потащил на буксире в дом.       Борщом, как и всегда, не обошлось. Подчистили вазочку со сладким и скрылись за дверью Колиной комнаты.       — Вот, мои последние работы.       Артём открыл вкладку в телефоне, листая портреты, написанные карандашом, каких-то совершенно незнакомых людей разного возраста, среди которых было немало детей.       — Кто эти люди? — оторвался от просмотра Архипов.       — Прохожие. Прикинь, я теперь за свои рисунки получаю деньги. Не весть какие, но всё-же.       Тёма раскинулся на кровати, с блаженным видом рассматривая потолок.       — У тебя там паутина, — констатировал факт, тыкая пальцем в угол.       — Там живёт Гоша! — парировал Коля, откладывая телефон.       — Ктооо? — протянул лягушонок.       — Друг мой. Паучок.       Несколько секунд Тёмка внимательно смотрел на очкарика, а потом долго и звонко смеялся заливистым смехом.       — Слушай. Я к тебе с предложением. А переезжай ко мне. Платить не надо. Только хавчик пополам и коммуналку.       Коля приподнялся на локте, выпучив глаза.       — Жить?       — Ну да. Зачем тебе этот паук, как его там… Гоша. Да и в универ от меня ближе. А мне веселее, — тоже облокотился на руку, гипнотизируя взглядом и уговаривая.       До универа и правда было ближе. И жить с парнем в любом случае лучше, чем с тётушкой. Чужой женщиной. Отец договорился с ней через бабушку, что будет платить сколько-то там в месяц, и Татьяна, естественно, согласилась. Теперь, если парень съедет, ей похужает, ведь это неплохое подспорье к пенсии. Да и с Коленькой она так сдружилась, словно с родным внуком живёт: помогает с уборкой, тихий и неприметный, не курит и не шумит. Ест, на удивление или радость, мало.       — Мне нужно подумать, — ответил после паузы Коля, вспоминая вкуснейший борщ.       — Конечно, подумай. До завтра.       — Почему до завтра?       — Потому что суббота, перевезём твои вещи и пойдём отмечать новоселье.       — Да какие вещи? Какое новоселье? У меня два чемодана и сумка.       — Ну вот, а ты говоришь какие. Ладно, мне пора.       Подорвался, как ошпаренный, и ушёл.       А в субботу до обеда вдвоём собирали два чемодана, три сумки и пять ящиков с книжками, тетрадками и прочей канцелярией и мелочью, которую Коля привозил в те редкие выходные, что ездил домой.       Татьяна была крайне удивлена и сильно расстроена тем фактом, что потеряла жильца и существенное подспорье к пенсии. Человека со стороны она брать в дом не собиралась, а внук подруги как нельзя лучше подходил по всем параметрам.       — Коленька, милый, если что не срастётся с Тёмочкой, мои двери всегда для тебя открыты, — раз пять повторила женщина на прощание.       В воскресенье Коля пожалел о своём скоропостижном решении.       — Вот это вот всё нужно убрать.       Артём начал с гардероба сожителя. Как только началась разборка вещей, несколько рубашек улетели на пол со словами «Отстой» и «Жуть».       — И очки. Ты знаешь, что такие красивые глаза должны быть открыты?       Подслеповатый Коля потянулся за своими стильными и дорогими очками, но Тёма, виртуозно уворачиваясь, не давал приятелю ими завладеть.       — Купи себе годные линзы. Привыкнешь и будешь чувствовать себя как человек.       — Не хочу я. Мне и в очках хорошо.       Вспомнились вечера, когда Андрей медленно снимал эти самые очки, как ритуал, как таинство, и Коля, словно в тумане, бродил губами по его коже, проводя языком влажные дорожки по груди, выискивая волшебные точки, от которых тело Бортника натягивалось в тонкую струну, губы шептали его имя…       — А знаешь, я подумаю.       — До завтра.       — Чего — до завтра?       — Думай до завтра. В понедельник у меня знакомый офтальмолог сделает тебе отличную скидку, если закажешь у него.       Коля свёл свои остроконечные брови к переносице и сделал строгое выражение лица.       — Откуда у тебя, сироты казанской, столько знакомых?       — Это не у меня, это у Арахны. Но, — Тёма поиграл бровями, — твой друг — мой друг. Её друзья — мои друзья. А их у неё знаешь сколько?..       За время, что ребята не виделись, эту девицу Коля вспоминал от силы раз или два. Сейчас её имя вызвало не только раздражение, но и некоторую неловкость по отношению к новому другу-сожителю.       Старенькую раскладушку, которую Николай выпросил у тёти Тани, а она любезно отдала «бесплатно» за оставшиеся деньги за последний месяц, Артём выставил на балкон, как только её затянули в квартиру. «Спать можно на одной кровати. Я не кусаюсь. Ты, надеюсь, тоже». Спорить Коля не стал, так как перспектива мучений на раскладушке-развалюшке с последующим лечением спины ему не улыбалась.       — А это удобно, что я теперь тут живу?       — В смысле? — не понял Тёма.       — Ари — она… Вы вместе?       — А, ты про это? Нет. Мы расстались.       — Но если вы помиритесь, а тут я?..       — Да не бойся ты, она тебя не тронет. Или я, в крайнем случае, в обиду не дам.       На то, что фриковатая девица может вернуться, Коля не обратил внимания. Ему больше всего понравилась фраза о том, что его будут защищать. И ничего, что от девчонки. И ничего, что защитник такой же мелкий и хрупкий, как и он сам.       Теперь каждое утро начиналось с чая-кофе-бутербродов, выяснения, чей это носок, и весёлой дороги в универ. Возвращались чаще вместе, иногда порознь, но вечера всегда проводили дома, потихоньку притираясь и узнавая друг о друге всё больше интересного и нового.       Преображение своего друга и сожителя Тёма начал уже через неделю после совместного проживания. Первым в его проекте по изменению имиджа Архипова была стрижка. Как ни упирался Коля, но сдался и позволил делать с собой всё что угодно, как это было когда-то в детстве. Артём, совершенно другой типаж и тип человека, ни в какое сравнение не шедший с Бортником, время от времени вытягивал воспоминания из прошлого своими неожиданными действиями. Кусая губы и стараясь никоим образом не выдать своих чувств, Коля как мог держался, чтобы не разрыдаться ночью в подушку и не вызвать ненужных вопросов.       Так прошло первое полугодие учёбы в университете.