***
Сначала Коля почувствовал ломоту во всём теле. Сослался на постоянное неудобное лежание. Затем начала болеть голова. А когда стало жарко в не совсем тёплом для зимы помещении и пересохло во рту, понял, что заболевает. — Колян, возвращайся домой. Лучше не будет, а хуже некуда. Домой идти Архипов категорически отказался, ссылаясь на то, что к утру будет как огурчик. Однако Герман, подошедший к парню среди ночи, понял, что нужно что-то срочно предпринимать. Пацан сидел, закутавшись по макушку в выделенном ему углу, шмыгал носом и старательно подавлял рвущийся из груди кашель. До этого Юра несколько часов уговаривал мальчишку не валять дурака и возвращаться домой, под мамкину опеку, ибо всё возрастающая температура и жалкий вид мальца пугали обоих жильцов подвала. Пришлось Герману вытрусить из карманов всю скудную наличку и, прихватив остатки Колиных сбережений, идти в аптеку за лекарствами, пока Юра заваривал чай, щедро выдавливая в кружку целый лимон. Два дня Коля валялся на своём матрасе, не совсем понимая, наступило утро или уже вечер, находился в какой-то полудрёме, выплывая из неё в холодном поту, пытаясь периодически втыкать в телефон, пока тот не разрядился. Розетка у «друзей» была проведена, а вот зарядное он прихватить забыл. У обоих «жильцов» были мобилы, но с другими зарядными. Вообще, эти парни жили не так, чтобы очень плохо. Целый ворох одежды в углу, которая носилась и затем выбрасывалась, стиркой никто не заморачивался. Всевозможные предметы обихода зачем-то тоже тянулись в подвальное помещение. Старая мебель, которую жильцы выбрасывали на помойку за ненадобностью, приносилась в подвал, создавая дополнительную пожароопасность — «шоб було», как сказал Юрий, дымя очередной сигаретой.***
— Тёмыч, мы ни адреса его не знаем, ни номера, кому можно позвонить. Я проверял, у него мобилу вырубило. Что делать — не знаю. И скорую ж не вызовешь, ни полиса, ни документов, кто его возьмёт? И денег нет. Ты б подскочил, глянул на него, может, подскажешь, чем его ещё лечить. Герман не нашёл ничего другого, как позвонить давнему другу, чтобы попросить помощи для этого горе-самоподкидыша, который навязался на их с Юркой голову. Жили они вот уже два года, горя не знали, делили квадраты на двоих, так нет же… Бог послал им этого несчастного ребёнка. В придачу ко всему, ещё и заболевшего. — Гера, ты в своём уме? Чем я ему помогу? — Ну так врач, какой-никакой. — Ветеринар, Гера. Ветеринар. Какой, ты думаешь, я ему диагноз поставлю? В лучшем случае ОРЗ. А вдруг там что посерьёзнее? Пневмония, не дай бог. Это вам не шутки. Гоните пацана домой, к мамочке. Герман и сам прекрасно понимал, что парня надо насильно отбуксировать к родителям, дальше ждать было опасно. Зима, сырость, а он уже вторые сутки с температурой. И тут взрослый мужчина нашёл единственно правильный выход. Решив не звонить лишний раз по телефону, накинул свой дежурный лапсердак и вышел в ночь, молясь, чтобы нужный человек оказался в такое время на месте. «Нужный» человек, Евгений Бочкин, работник полиции вот уже лет тридцать, оказался на месте. Этот, за всю службу не поднявшийся по карьерной лестнице выше участкового, человек сидел на посту уверенно благодаря своему когда-то влиятельному тестю, пристроившему зятя тогда ещё в милицию. Теперь уже скоро на пенсию, поэтому и бояться Евгению было нечего. Завидев приятеля, направляющегося прямиком к нему, Бочкин подорвался и вышел навстречу. — Герман, опять что случилось? От тебя одни неприятности, боюсь уже одного твоего вида. — Обижаешь, Евгений Петрович. У меня как раз все в порядке. А вот одному человечку не так хорошо, как мне. У вас тут никто в пропавших не числится? — А ну-ка, поподробнее. Кого-то нашёл или приблудился? Гера, вечно ты вляпаешься. Мужчины зашли в отдел, и Бочкин открыл сразу несколько окон в компьютере. — Так… Что мы имеем? Нет, ничего. — Не может быть! — Герман уставился в монитор. — Он же из нормальной семьи и выглядит презентабельно, и разговаривает не как бродяга или сын алкашей. Посмотри по другим районам. — Я по городу смотрю. А может быть, он типа у родственников гостит? А сам решил вкусить самостоятельной жизни? Что за чел? — Да пацан один… — Несовершеннолетний? Гера кивнул. — Да твою ж мать! Где у меня тут… — Евгений достал телефон и начал искать, а затем и звонить. На стол перед Германом были выложены несколько пачек курева. — Гера, если заскочишь завтра… эээ… к пяти, я ещё кое-чем с тобой поделюсь, а сейчас сделай так, чтоб в твоей каптёрке был только этот пацан. Не хочу ни с кем делить лавры. Мне через полгода на пенсию, хочу выйти с почестями, а найти сына очень важного человека — это большая удача для такого, как я. Герману два раза повторять не было необходимости. Завтра ему отвалят, пусть даже немного. Поэтому, бегом прискакав в подвал, растолкал Юрку, и оба затаились у соседнего дома. После того, как приехал наряд полиции во главе с Бочкиным и машина с людьми в штатском, и меньше чем через двадцать минут вывели Колю, вернее, почти вынесли и наконец-то уехали, два бомжа вернулись на свою хату и молча, без лишних слов, завались спать. Герман чувствовал удовлетворение за то, что спас ребёнка, хоть и не своего, от участи жить в подвале. Юрка был всё ещё недоволен, что пришлось встать среди ночи, да ещё и топтаться на морозе. Поэтому, захватив ещё пару одеял с кровати Коли, засопел, лишь только голова коснулась подушки.***
Экзекуция по воспитанию нерадивого сына была отменена до лучших времён. Не заезжая домой, его сразу повезли в больницу и после проверки поместили в отделение интенсивной терапии с воспалением лёгких. Жанна корила себя и злилась на мужа, хотя вслух озвучить претензии боялась. За эти два дня оба родителя извелись порядком, обвиняя друг друга во всех смертных грехах, которые были известны и неизвестны науке. В какой-то момент даже оба сошлись во мнении, что если с ребёнком случилось непоправимое, им не жить. Вместе. Но о разводе никто так и не заикнулся. До самого утра оба просидели у кровати сына, у которого из каждой руки торчали иголки и капельницы, а сам он крепко спал под действием успокоительных. — Зая, прости меня. Знаешь, я за эти дни столько передумал… Давай уедем? Подальше. У меня есть возможность работать даже… — Паш! Ты не понял? Мы потеряем сына, если ещё раз пойдём против его воли. Это не детский интерес и не просто забавы молодых. Он влюблён. И Андрей его любит. Жанна взяла сына за руку, на которой находился браслет с чужими инициалами. — Они столько лет вместе. Мне кажется, что они просто погибнут друг без друга. Я не представляю, что там творится с этим мальчиком, если наш вот такое вытворил. Женщина вытащила телефон и посмотрела на мужа. Павел отвернулся, пряча недовольное лицо. Переступать через себя он не хотел и категорически отказывался идти против своих принципов. Но это его сын. Любимый мальчик, ради которого он пойдёт на всё. Тут уже не до амбиций. Взяв из рук жены мобильный, Павел нажал зелёную кнопку, дождался, пока на том конце ответят, и тихим, уставшим голосом сказал: — Галина! Простите меня. Я бы хотел вернуть всё на свои места. Так будет правильно. В трубке молчали. Затем послышался сдавленный всхлип. — Ещё раз прошу прощения, — вымолвил мужчина и передал трубку жене. — Галя, мы нашли Коленьку. Он не совсем в порядке, да, в больнице. Но это не критично. Позвони, пожалуйста, Андрюше и скажи… Нет, ничего не говори. И не звони. Я сейчас сама приеду и всё тебе расскажу. Обе женщины были взбудоражены произошедшим. Обе матери понимали, что жизни их сыновей дороже всяких там предрассудков и превратностей, которыми устлана дорога жизни. Только не их детям! Они обязаны сделать всё, чтобы ребята были счастливы. И решили, что Жанна должна поехать и привезти Андрея домой. Договорились, что Галина позвонит и предупредит родителей.***
Удостоверившись, что Коля проспит как минимум ещё несколько часов, Жанна вызвала машину с водителем и поехала по указанному в Ватсапе адресу, который ей скинула Галина, в деревню, где сейчас находился Андрей. Родители Бортника-старшего, люди ещё не старые, но уже на пенсии, с подозрением смотрели на ухоженную, в дорогой одежде горожанку, которая после приветствия объявила, что приехала за их внуком. Екатерина Степановна тут же набрала номер Гали и убедилась, что эта именно та женщина, о которой её предупреждала невестка. Пришедший со школы Андрей поразил Жанну своим внешним видом. С потухшим взглядом, посеревшим лицом, изрядно похудевший, он вызвал такое щемящее чувство жалости, что Жанна не выдержала и бросилась парню на грудь со слезами. — Собирайся. Ты возвращаешься домой. К родителям, — после небольшой паузы, не отводя взгляда с глаз, полных тревоги и слёз, добавила тише, — к Коле. Поехали, мой хороший. Ты ему нужен. По дороге Жанне пришлось вкратце рассказать о похождениях сына, причём и причину побега тоже. Поэтому злой на своих, а также на родителей Коли, Андрей был готов сначала убить их, а потом и этого придурка, так рисковавшего своим здоровьем. В город приехали уже ближе к вечеру и сразу в больницу. Андрей вбежал в палату, выискивая глазами своего парня. Упал прямо на изумлённого Колю, сжал того в крепких объятьях, стараясь не причинить лишней боли. — Колюнь, ты чего? Что случилось? Ну что это такое? Нельзя и на пару дней тебя одного оставить. Чего вздумал? Коля, не ожидавший, что в дверь ворвётся ураган по имени «Андрей», сначала застыл, моргая большими глазами, затем попытался встать, но заметив, что всё ещё привязан к капельницам, взвыл тихонько и обессиленно опустился на кровать, даже не пытаясь скрыть слёзы. Глянув на дверь, Андрей убедился, что там никого нет, после чего припал к губам, сухим и потрескавшимся, но всё таким же сладким и желанным. Поцелуй получился жарким, но скомканным из-за шагов, приближающихся к палате. Жанна вошла, когда оба держались за руки, сплетаясь пальцами и не собираясь отпускать друг друга. Оценив обстановку, женщина подошла к сыну, погладила по голове, прикоснулась губами ко лбу и, вздохнув с облегчением, улыбнулась впервые за последние дни. — Сынок, прости нас с папой. Это была попытка, но неправильная. Мы должны были тебя понять, а ты должен был понять нас, — Жанна не находила слов с извинениями, поэтому поспешила свернуть беседу. — Я схожу поищу врача и узнаю, когда мы сможем покинуть больницу. Благоразумно прикрыв поплотнее дверь, вышла, а два влюблённых мальчишки снова соединились в поцелуе. — Коль, придурок ты мой любимый. А если бы что случилось похуже? — Ой, да ну… Всего лишь воспаление. Я уже здоров. А вот у тебя волосы темнее стали. Теперь они совсем ржавые. — Да хоть какие, хоть седые, мне всё равно. — А мне нет. Хочу, чтобы мой парень был самым красивым. Рыжим-прерыжим! Солнечным! — Чудо моё слеповатое. Я и есть рыжий-прерыжий. Главное, чтобы ты любил, остальное фигня. — Я и люблю.***
Архипов-старший хоть и пошёл на уступки, но от последнего шанса не отказался. Через неделю после того, как Коля вернулся в родные пенаты, отец семейства попытался воплотить в жизнь ещё один хитроумный план. — Жанночка, зая, ты должна мне помочь. После жаркого секса, который случался не так часто, как хотелось бы молодой женщине, Павел притянул к себе расслабленное тело и выдохнул на ухо: — Мама плохо себя чувствует. Просит прислать ей Николая на некоторое время. Ну, помочь там по хозяйству, в магазин, аптеку сбегать… — На некоторое — это насколько? — спокойно спросила Жанна, обвивая мужа одной рукой и мысленно воздав благодарность всевышнему за то, что в тёмной комнате не видно её хитрой ухмылки. — На пару недель, может быть, больше. Мать, Надежда Александровна, для Павла была той, чьё слово перевешивало любые законы. В свои сорок с лишним Архипов повиновался и прислушивался ко всему, что бы его родительница ни сказала. Когда пятнадцать лет назад на свет появился маленький Коленька, женщина сделала щедрый подарок невестке, украсив шею и запястье матери внука массивными золотыми украшениями. Раз в месяц Надежда Александровна наносила визиты семье сына, где рос её любимый «детёныш», принося упаковку памперсов, всякие мелкие побрякушки, которые Жанны не знала, куда потом пристроить, и вкусняшки для ребёнка. В эти ежемесячные встречи бабушка Коленьку затетёшкивала и не спускала с рук, но как только мальчик стал весить больше десяти килограмм, от рук его отучили. Короткие «ути-пути» и получасовые прогулки возле дома — это всё, на что шла «любвеобильная» бабушка. На здоровье старейшина семьи Архиповых не жаловалась. Отличное питание, отдых несколько раз в год по заграницам и в престижных здравницах страны, ежегодный абонемент в спорткомплекс — всё это помогало держать немолодое женское тело в тонусе и визиты к врачам по минимуму. Будучи вдовой вот уже более десяти лет, Надежда Александровна ни в чём себе не отказывала. Поэтому-то и закралась ниточка сомнения у проницательной Жанны, когда муж вдруг заговорил о недомогании свекрови. — Доброе утро, — начала она, как только Павел отъехал от дома на работу следующим утром. — Мы с Пашей поговорили, и знаете, мне так неудобно, что вам придётся быть стеснённой столько времени присутствием внука. Не хотелось бы нарушать ваши планы, да и Коля не подарок в последнее время… — Жанночка, — надо отдать должное, свекровь очень любила свою невестку за то, что с самого начала поняла — сын попал в надёжные руки. Лучшей жизни для него Надежда и не представляла: всегда в чистоте, вкусно накормлен, доволен всем и счастлив до безумия, живя с красавицей женой и любимым сыном. — Я сразу сказала Пашеньке, что эта его авантюра мне совсем не нравится. Ты же меня понимаешь? Я очень люблю Колюсика, но терпеть его присутствие на протяжении почти месяца, да ещё и изображать из себя больную — увольте. Мой активный образ жизни не должен страдать из-за его мании или что там случилось? — Я вас очень понимаю, поэтому ещё раз поговорю с Пашей и, надеюсь, мы решим эту проблему, не нарушая ваше спокойствие. Догадка о том, что муж всё ещё не успокоился и ищет решение проблемы, прибегая даже к такому способу, заранее зная, как отнесётся к его идее любимая мать, оправдалась. Теперь осталось только подготовиться к серьёзному разговору, возможно, используя силу и мощь тяжёлой артиллерии.***
После всего случившегося за последний месяц у мальчишек настали нелёгкие дни. Выписавшись из больницы, Коля с сожалением заметил, что они стали реже видеться. Андрей прекрасно понимал, что частые визиты в дом Архиповых ему заказаны, поэтому старался как можно реже попадаться на глаза родителям Николая. Приходилось ждать те немногие моменты, когда Коля оставался один. Рыжик сходил с ума, придумывая способы побыть наедине со своим очкариком, который стал более молчалив и ещё более, что подбешивало, капризен, чего не наблюдалось раньше. Коле не нравилось всё: взгляды отца и реплики матери, своя худоба и одежда Бортника. Ему было мало общения и мало внимания. В школе приходилось сдерживаться вдвойне, окружённые толпой любопытных, от которых ничего нельзя утаить, и уж тем более «странную» дружбу двух ребят. — Я есть хочу. — На следующей перемене сгоняем в буфет. — Я сейчас хочу. — Коля, блин, я не факир. Из рукава не достану. Потерпи. Андрей сразу и не понял, что случилось. Сначала в него полетели молнии из глаз напротив, а затем мелькнула спина Коли, и с грохотом закрылась дверь класса. Догнать злого не понять от чего беженца удалось только между первым и вторым этажами. В это время как раз прозвенел звонок на урок. — Коль, ты чего? Пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить распсиховавшегося пацана, к тому же так, чтоб на руках не осталось следов, и затянуть под лестницу, скрываясь от спешащих на занятия ребят. — Ничего, — надулся, опуская голову всё ниже и стараясь спрятать лицо. — Я же сказал, что на следующей перемене купим что-нибудь, сейчас бы всё равно не успели. Оглядевшись вокруг и не заметив никого поблизости, приобнял и посмотрел в глаза, полные обиды. На что, Андрей понять не мог. Не долго думая, снял очки, быстро чмокнул в нос, ещё раз оглянулся и впился в губы. Отрываться не хотелось, тем более Коля и сам тут же потянулся, отвечая на поцелуй. — Потерпи, ещё два урока и… — И что? Вопрос, прозвучавший сзади, застал обоих мальчишек врасплох. Разжав объятия и отпрянув друг от друга, оба поняли, что спалились. Светлова прожигала дыру на лице Архипова, игнорируя при этом Андрея, как будто его тут «не стояло». — И что будет потом? — повторила вопрос громче, не двигаясь с места. — Таня, урок начался, — попытался заслонить Колю рыжик, тыча тому очки. — И не придумывай ничего, мы просто тут… эээ… — Целовались? Я не слепая. Светлова наконец удостоила презрительным взглядом Андрея, однако с места не двигалась, закрывая тем самым проход ребятам. — Целовались? Хм… Тебе показалось. Мы просто тут разговаривали. Дай пройти. — Не надо из меня дуру делать. Я прекрасно видела, как вы сосались. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, девчонка быстро побежала на урок, оставив мальчишек в недоумении смотреть ей вслед. — Дюш, она нас сдаст. — Думаешь? — Уверен. Я тебе не говорил, но она уже несколько раз приставала ко мне со своей любовью. Ты ж помнишь, что в садике было? Забыть садик и начальные классы Андрей не мог априори. Светлова незримой тенью следовала за «тандемчиком» и каким-то образом была повсюду рядом. Не то, чтобы специально. Она всегда появлялась там, где эти двое, и занималась своими делами, просто находясь в поле зрения Андрея и Коли. И те её приставания с записками и даже откровенные признания, что время от времени пыталась донести упорная девчонка и которым не придавали особого внимания занятые друг другом парни, были упущением с их стороны. — Посмотрим, — прищурился и посмурнел Бортник, в душе не имея даже пяти процентов уверенности, что Светлова будет молчать. Уже на следующей перемене они могли наблюдать, как Таня, собрав вокруг себя стайку одноклассниц, что-то им увлечённо рассказывала, при этом старательно отводя взгляд от ребят. На следующий день весь класс гудел о двух «голубках», а к концу уроков об этом знали все старшие классы. Этот день был самым спокойным из тех, что ожидали ребят. Где бы эти двое ни появились, в них тыкали пальцами, ядовито смеялись в лицо, стараясь как можно сильнее унизить, несколько раз пытались развести на драку, но боялись это делать в стенах школы. Доказывать разъярённой, желающей свежей крови толпе недоумков, что они просто дружат, было бесполезно. Объяснять, что из-за того, что Коля отверг приставучую и с детства влюблённую девчонку, которая в отместку пустила эти слухи, тоже не принесло положительного результата. Андрей, как мог, пытался защитить более мелкого Колю, злясь на себя за то, что всё время откладывал запись в кружок самообороны. Несколько дней держались стоически. Затем стали отпрашиваться за несколько минут до окончания последнего урока. А когда и это не помогало, просто стали его прогуливать, уходя из школы и не дожидаясь конца занятий. Когда через две недели их всё-таки подстерегли старшеклассники и избили, вмешались наконец-то родители.***
— Я знал, что дойдёт до этого. Андрей, я так понимаю, выглядит не лучше? Павел сидел за накрытым столом, но есть не мог. Разбитое и опухшее лицо сына, сидящего напротив, и испуганное — Жанны, суетившейся рядом, располагали отнюдь не к трапезе. — Завтра же переводим тебя в другую школу. — Нас! — поднял упрямые глаза на отца, один из которых заплыл чёрной гематомой на пол-лица. — Ты понимаешь, что всё повторится? — Павел глянул на супругу. — «Это» будет преследовать их постоянно. Это клеймо. И моя работа… Эх, — махнул рукой отец семейства и поднялся. — Жанна, позвони Бортникам, скажи, в новую школу ребят будет возить и забирать моя служебная машина. На драки в семье Бортников смотрели нормально. Пацаны должны доказывать свою правоту, и если словесно не помогает, в ход должны идти кулаки. Так считал Григорий. И только то, что Андрей в юном возрасте перебрался жить в город, где не было субботних разборок между соседними посёлками или других ночных увеселительно-развлекательных мероприятий, уберегло мальчишку от практики, которую прошёл сам Бортник-старший. Теперь, глядя на сына, Григорий пожалел, что, во-первых, он рано перевёз семью в город, и во-вторых, что вообще сюда приехал. Не было бы города, не было бы и Николая с этой их любовью. Галина об этом старалась не думать, прикладывая бодягу на избитое тело сына, молча, старалась не показывать, что внутри всё содрогается и клокочет от материнской жалости к единственному ребёнку. — В другую значит в другую, — махнул рукой Григорий, — Сын, а сколько раз ты отжимаешься от пола? Андрей глянул на отца и улыбнулся. — Можно я на борьбу буду ходить? Получив в ответ хмурый кивок, а следом подобие улыбки, поспешил сообщить новость своему Коле, предупредив, что теперь тот не будет сидеть дома по крайней мере несколько раз в неделю, а будет ходить с ним на тренировки. Коля молча кивнул, а потом понял, что этот жест по телефону не виден, и поспешил добавить словесным согласием. В новой школе ребята старались ничем не выдать своих отношений: держались ровно, стараясь лишний раз не прикасаться друг к другу, не позволяя себе улыбок и прочих внешних раздражителей, которые могли бы принять одноклассники за что-то большее, чем просто дружба. Даже завели несколько «друзей», с которыми болтали на переменах и ходили вместе в буфет. Не обошлось и без приставаний девчонок, особое внимание доставалось симпатяге Коле. Архипов вынужден был улыбаться, делая вид, что его это не касается, и сам изредка подшучивал над Колей из-за его популярности. Но через месяц спокойной жизни в их мир просочилась незримое око, как потом выяснилось, всё той же неугомонной Танюшки. Девушка не успокоилась и выяснила, куда перевелись ребята. Остальное было делом техники, и вскоре весь новый класс, а затем и другие ученики школы узнали, что рыжик и очкарик — парочка. А точнее, голубые. Пидоры. И снова была драка. И не одна. И снова Андрей пытался защитить своего Колю. И снова оба, побитые, сидели перед родителями с фингалами и гематомами по всему телу. — Надеюсь, в этой школе у вас не будет проблем, — в очередной раз объявил Архипов-старший, откладывая телефон после разговора с каким-то высоким начальством из сферы образования. — Приятель посоветовал школу, где его друг, директор этой школы, пресекает любое насилие и другие проявления жестокости в своих стенах, вплоть до исключения, и его способы приносят положительные результаты. Если и тут у вас будут проблемы, имей в виду, учиться вы будете в разных школах. Или городах. По суровому выражению лица отца Коля понял, что тот не шутит. Несколько раз мальчишек подвозил водитель, которого они просили высаживать за пару кварталов от школы, а затем они и вовсе отказались от машины, сославшись на прекрасный личный транспорт в виде старого Андреева спортивного велосипеда, давно ожидавшего своего хозяина, так удачно довозившего обоих без проблем в хорошую погоду. Пришлось снова немного поработать с усилением и педалями, почти невесомый Колюня за спиной чувствовал себя уверенно, а у Андрея словно крылья расправлялись, когда ощущал спиной прижавшееся тело любимки. Ещё одной радостью в жизни ребят стало знакомство с одноклассником, который сразу догадался, кем они являются друг для друга, но ничем не выказал своего недовольства или пренебрежения. Слава. Мирослав. Обладатель такого красивого имени и весьма привлекательной наружности сразу нашёл общий язык с двумя нелюдимыми новенькими. Мало того, оказалось, что у него самого был друг. Парень. А значит, Бортник и Архипов были в этой школе не одиноки.