Реанимация

(Калифорния, разгар лета, 2000 г.) Человек, которого Джоэл Кэмпбелл знал как Дэвида Аллена Гриффина, стоял на набитой туристами набережной, что шла вдоль пляжа Санта-Моники. Он не выглядел как-то необычно, за исключением того факта, то вместо того, чтобы любоваться красивым пляжным закатом позади него, он задумчиво всматривался вглубь суши в северо-восточном направлении. Большинство его ожогов и ссадин зажили за последние пять месяцев, и хотя пулевое ранение в плечо, которое Кэмпбелл нанес ему, все еще болело, когда он поднимал руки, он снова был в довольно отличной форме. Его единственным серьезным повреждением был ужасный ожог лица, охвативший кожу от линии роста волос до скулы с левой стороны, слегка сморщив кожу вокруг глаза и оставив пораженную область розовой и блестящей. Это было легко спрятать, позволив темной челке упасть ему на лицо, но Дэвид беспокоился, что это сделало его более узнаваемым и запоминающимся для свидетелей. Пришлось также признать за собой немного тщеславия. Его очаровательная внешность завела его далеко, и теперь его тревожило; что подумает Джоэл, когда увидит шрам? Потому что он сможет видеть его действительно очень близко, если Дэвид добьется своего. Всего несколько месяцев, и настало время вернуться из мертвых для Джоэла Кэмпбелла… Дэвид позволил себе предкушающую улыбку, прежде чем раздеться и отрправиться в прибой со своей арендованной доской, чтобы поймать несколько давно забатых волн. Вода была его естественной стихией, еще когда он был ребенком на Западном побережье. Он занимался серфингом каждые выходные и много будних дней, а остальное время заполнял практикой игры на гитаре, в то время как его отец проводил все свое время в полицейском участке. Да, хотите верьте, хотите нет, но его старикан служил в полиции. Самый простой коп породил убийцу. Это было почти иронично. И это было единственным, над чем Дэвид мог действительно смеяться, когда думал о тех годах. Все чудесные вещи слишком ранят слишком сильно, чтобы их помнить. Когда его отец наконец записал его в военное училище где-то на Аляске после того ужасного года, когда Дэвид потерял почти все, что когда-либо любил, он пожал плечами, и, наконец, двинулся дальше. Он обменял свою потертую доску в магазине серфинга на скейтборд и пригоршню пятаков, передал свою гитару бездельнику возле кладбища и начал путешествовать автостопом по штатам. Когда он потратил все свои деньги, он использовал свое обаяние как валюту, обманывая доверчивых пожилых людей, заставляя их пустить его переночевать, и в конце концов на следующую ночь он уже уезжал с их ценностями. После восьмой, до смешного успешной аферы, Дэвиду пришлось предположить, что он унаследовал уличный ум своего старика плюс немного больше. Но он определенно не хотел быть пойманным конкурентами, остаться наедине с копами. Он создавал целую серию непринужденных знакомств, не запутываясь в особенных цепких отношениях, и продолжал двигаться, окончательно оседая на Западном побережье, в Лос Анджелесе. И тогда начались убийства. Первый раз был просто несчастным случаем. Но разве не так они всегда начинаются? Он был очаровательным молодым человеком лет двадцати семи кто проводил свое время переводя старых женщин через дорогу на забитых городских улицах и объясняя туристам дорогу за пару долларов чаевых. Она была благодетелем в ее неполные тридцать, живущая отдельно от семьи и друзей, новая в безликом городе. Он видел, как она покупает кофе для бездомного, выглядя ужасно, как если бы она прежде в своей жизни никогда не встречала нищего. Он наблюдал ее одинокое продвижение квартире с работы каждый день в течение недели, а затем устроил себе импровизированную кровать у ее порога. Это было спусковым крючком. Так скоро как она споткнулась об него следующим утром она взяла его к себе, дала бесплатное место в квартире и поторопилась принести ему свежий завтрак и ежедневный список вакансии. Все во имя милосердия, конечно. Это не имеет ничего общего с его ослепительной улыбкой или лохматыми черными волосами, которые делали его похожим на большого дружелюбного пса. Во всяком случае в то время как она дошла до газетного киоска, он вытряхнул ее драгоценности в рюкзак и направлялся к правильному выходу со сцены. К несчастью, она забыла ее кошелек. (Дэвид не забыл. Сейчас он был уже в его кармане). Когда она наткнулась на него, когда он обшаривал ящики ее комода, он прыгнул на нее, запаниковав от осознании, что его выступление оборвалось. Длинный шнур оказался в шаге от него, так что он предпринял наиболее логичный шаг; он ее удушил. Гриффин вычистил всю сцену прежде чем уйти. Это заняло у него шесть часов, чтобы завершить его параноидальные завышенные стандарты, и тогда он тихо ушел по пожарной лестнице в сумерки. Он затаился на дне города на год, но время двигалось, и он осознал, что снова сбежал. Оказалось, что богиня правосудия действительно слепа. Он не убивал лет пять, пока не прикончил одинокую женщину средних лет за бриллианты, что подарил ей ее покойный муж. Он выучился тогда ценить шапочные знакомства, эффективность и забавная стоимость струн пианино, что жизнь была бы намного легче, если бы он с самого начала ни на чем никогда не оставлял отпечатки пальцев. После этого он получил огромное освещение в СМИ, что преподесло ему на блюдечке с голубо каемочкой самый прекрасны приз его изни. Профайлер по имени Джоэл Кэмпбелл работал над его делом, и он был по меньше мере также хорош как Гриффин. Дэвид был заинтригован. Как подарок его новому другу Джоэлу, он набирал цели и принималс обрабатывать их для забоя. Он должен был признать, что Джоэл сделал все, что мог в Чикаго. Он знал, что если он не будет ставить Джоэла в невыгодное положение двадцать четыре часа в сутки фотографиями, то он ушел бы невредимым – или не ушел вовсе. Он мог бы прибрать Джоэла к рукам в считанные дни, но это было бы слишком легко. В любом случае, его новое появление заставит Джоэла встряхнуться как ничто, бывшее с ним прежде.