make the world go away

      Онагава неудобно лежал на кровати, глядя абсолютно в никуда. Ранее, когда тёмные тучи появились на небе, а город накрыло сильной грозой, он знал, что за этим последует отключение электроэнергии. И не только в гимнастическом общежитии. Из-за приближающегося шторма электричество отключат почти везде, поэтому он не мог использовать это как предлог для улучшения общежития.        Онагава ненавидел тьму. Он не боялся. Просто ему нравилось, когда он мог хотя бы разглядеть очертания собственного тела. Кто знал, что таится в местах, которые он не мог видеть? Он не боялся темноты, он боялся, что что-то в темноте может… Ладно, на самом деле у него не было причин. Он просто знал, что в отсутствие света он будет дрожать, и его грудь будет сжиматься. Может, это было иррационально. Но всякий раз, когда он пытался здраво мыслить, то ничего не добивался. Поэтому он сидел в темноте, умоляя свет вернуться к нему, чтобы он мог заснуть. Каждая яркая вспышка и раскат грома были просто напоминанием о том, что буря ещё не закончилась. Это означало, что перебои с электричеством будут продолжаться. Это будет долгая ночь.       Нагаёши заплетает свои волосы уже в пятый раз, пытаясь заставить свой разум отвлечь внимание от двусмысленности тьмы. Это не совсем работало, но он твердил себе, что это так. Внезапно глухой удар полностью разбил кружащиеся мысли Онагавы, заставив его руки и сердце замереть. Когда его дыхание, наконец, вернулось после короткой остановки, он стал хвататься за единственный фонарик, который украл у Цукидатэ ранее. Прижав его к себе, он включил его и, наконец, привык к темноте в комнате. Ничего не случилось, но каждая тень выглядела настолько устрашающей, насколько это было возможно, нависая над ним, так, что он чувствовал себя очень маленьким. Его руки так крепко сжали фонарик, когда направляли его на дверь. Самый слабый свет скользил через щель внизу. Всё говорило Онагаве, что это какой-то гнусный дух, готовый вторгнуться в комнату и съесть его душу. Он проигнорировал, как его тело дрожало, когда свет под дверью стал ярче.       Когда дверь со скрипом открылась, Онагава был практически парализован. Однако вскоре он смягчился, когда увидел, что этот свет не принадлежит чему-то хоть отдаленно устрашающему. Он принадлежал фонарику мальчика, который стоял в коридоре.       — Ватари… — Онагава вздохнул, частично с облегчением, но всё ещё находясь в замешательстве, ­— Какого черта?       Не говоря ни слова, Ватари вошёл в комнату, закрыл за собой дверь и сел на край кровати Онагавы. Он скрестил руки, как обычно, но в этом жесте было что-то не так.       Он хотел спросить, почему Ватари внезапно устроился здесь поудобнее, но он волновался, что тот сочтёт это поводом уйти. Онагава действительно не хотел терять компанию, которую только что приобрёл.       — Не можешь заснуть? — Онагава поинтересовался, надеясь не спугнуть мальчика, который практически обнимал себя (будь то из-за холода или из-за чего-то еще).       Ватари просто покачал головой.       — Ты тоже не можешь, — хмыкнул парень.       Онагава в ответ покачал головой. В комнате воцарилась тишина, ни один из них не осмеливался говорить. Только когда раздался следующий раскат грома, он напомнил о бушующей на улице буре. Если Онагава не ошибся, Ватари подпрыгнул от громыхания. Его глаза были плотно закрыты, пока гром не утих и не превратился в ничего.       — Ватари? — Онагава осторожно проговорил, — Ты… Не любишь грозу, не так ли? Вот почему ты не можешь заснуть, да?       Ватари сморщил нос и слегка отвернулся, он не ответил, но тихо проворчал, по-видимому, обиженный. Онагава попытался поднять настроение мягким хихиканьем.       — Какого? Что смешного? — спросил Ватари, напрягая плечи.       — Извини, ничего, — улыбнулся ему Онагава.       Ватари слегка фыркнул, неудовлетворенный ответом собеседника. Они снова удобно устроились в тишине, и оба подпрыгнули от следующего удара грома. Что ещё они могли бы сделать? Ни один из них не собирался разоблачать другого. Они оба понимали, что происходит, просто никто из них не понимал, куда идти дальше. Сидя там, они скоро осознали, что потратили слишком много времени на бездействие. Фонарь Онагавы начал мерцать и тускнеть, и, прежде чем они оба это заметили, в комнате стало темнее. Онагава вздрогнул от внезапной темноты. Он ненавидел это.       — Ватари? – пробормотал он.       — Да? — Ватари ответил в ответ.       — Хочешь здесь поспать?       — Ммм,— согласился Котаро.       То ли от осознания того, что он наконец-то может отдохнуть, то ли от того, что позднее время окончательно доконало его, Онагава зевнул. Он протёр глаза, только сейчас заметив, насколько ему хочется спать. Он проскользнул под одеяло, открывая его, чтобы Ватари мог забраться под него. Тот обошёлся без жалоб, и вскоре они уже удобно устроились рядом друг с другом. Второе присутствие внезапно сделало всё намного проще. Онагава улыбнулся лежащему рядом мальчику, любезно приняв его решение посетить комнату. При очередном раскате грома Ватари снова вздрогнул. Вздохнув, Онагава раскрыл руки для объятия.       — Иди сюда, крутой парень, — сказал он нежным тоном.       Руки Ватари быстро обхватили Онагаву, и он уткнулся лицом в его грудь. Ватари был, бесспорно, сильным, и Онагава чувствовал это больше, когда тот крепко сжал его талию. Но он не возражал. Сразу же каждая его часть тела расслабилась. Никто из них не думал, насколько онемеют их конечности. Они просто обнимали друг друга, как будто, так и должно быть. Они так мило сочетаются друг с другом, что это имело смысл. Когда они начали погружаться в блаженный сон, Онагава не мог не провести пальцами по волосам другого мальчика, прикасаясь к ним с особой осторожностью. Ватари заснул первым, его мягкое дыхание отдавалось на груди Онагавы. Это было превосходно. Как только Ватари будет за что ухватиться, сон придёт к нему намного легче. Вскоре после этого Онагава и сам почувствовал, что теряет сознание, его ждут приятные сны.