Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».
Марионетка. Марионетка?Отрезать ниточки… Страшно.
Стакан пролетает почти касаясь головы. С шумом разбивается об стену на осколки. Хансо вскакивает в считанные секунды и инстинктивно прикрывает лицо. Он хочет убежать от жуткой атмосферы, от страшного взгляда брата, но ему не дают сделать даже шага. Чужая рука с силой жмет на плечо, вдавливает тонкие пальцы в кожу, бесспорно оставляя синяки. Жмет до тех пор, пока Хансо не садится на свое место снова. Взгляд брата — пугающий, ненормально цепкий, точный словно прицел. Увидел — на поражение. Хансо чувствует, как под ребрами царапнул страх. — Еще что придумаешь? — Слова брата подлетают пылью комнаты и взлетают звонкой пощечиной. Хансо белеет за секунду. Сердце отстукивает рваный ритм. Страх мелкими иголками плавает в крови. Он обхватывает дрожащими пальцами подлокотник, впивается до белых костяшек. Вжимается в кресло в жалкой попытке отвоевать себе немного личного пространства. Все тщетно. Старший брат нависает подобно грозовому штурму, что готов сбросить свою мощь на непутевого младшего брата. Он наклоняется ближе, Хансо чувствует запах дорогого одеколона — он забивается в нос, щупальцами проскальзывает в горло. — Нет, хен, пожалуйста… я сглупил. Я лишь хотел облегчить тебе жизнь, извини, хен… — Получается до унижения плаксиво. Страх уже мелкой прытью беснуется, прыгает по раскаленным нервам. Джун У скалится, наклоняется еще ниже, совсем распластывая младшего. Глаза искрятся азартом и сумасшествием. — Мой дорогой младший братик, именно ты усложняешь мне жизнь. Может, стоит перерезать тебе глотку, чтобы не думал? — Хватает нож, что лежал на обеденном столе. Холодное лезвие ярко контрастирует с горячей плотью. Словно круги на воде — металл льдинками расходится по коже. Хансо вцепляется трясущимися руками в пальцы брата, пытаясь оттащить нож от шеи. По спине неприятный пот катится. — Хен! — Страдальчески, с истеричным свистом. — Хен, не надо, пожалуйста. — Хансо щенячьими глазами смотрит, пытается до брата достучаться. Но это все лишь раззадоривает Джуна. Глаза как у маньяка — жуткие, страшные. Он резко проводит лезвием по шее — не глубоко, но ощутимо. Кровь скатывается за безупречный белый воротник. Хансо от боли зубы сжимает и глаза жмурит до цветных кругов. — Или тебе следует убить меня, чтобы заполучить всю компанию себе, а, Хансо? — Джун У тем временем накрывает пальцы брата, передает нож — заставляет обхватить рукоятку, и резким движением проводит по своей шее, в отличии от брата не дергается даже, глаза горят адовым пламенем. Он откидывает нож, пальцами проводит по ране, смотрит на кровь и смеется дико. Затем переводит взгляд и ловит взгляд брата. Хансо трясется, сердце заходится в бешеном ритме. Инстинкты кричат бежать, но паника опутала ноги — не двинуться. Или это взгляд брата так гипнотизирует? А затем Джун У делает что-то совершенно сумасшедшее — подносит окровавленный палец ко рту Хансо — смотрит с приказом, мол быстрее. Младший на секунду каменеет, смотрит на палец брата, брови заламывает. Обдумать ситуацию ему не дают — бесцеремонно хватают за волосы, оттягивая назад, пальцами проталкиваются в горячий рот. От такого маневра Хансо давится, металлический вкус по языку прокатывается не хуже серной кислоты. Он жмурится, но не борется — бессмысленно. Старший глаза закрывает и снова скалится, но затем ему в голову приходит не менее больная идея, которую он тут же осуществляет — вытаскивает пальцы, наклоняется и смачно проводит языком по шее брата, слизывая кровь. От такого действия младший екает, сжимается. Джун У тут же снова запрокидывает голову Хансо — зарывается длинными пальцами в волосы цвета вороньего крыла и впивается злым укусом в губы: преодолевает сопротивление в считанные секунды, наконец, смешивая кровь. Хансо мычит в чужие губы, впивается пальцами в плечи брата, пытается оттолкнуть, но силы явно неравны. Джун У напирает, не дает даже сдвинуться на миллиметр. Хватка в волосах становится сильнее. Джун У сжимает шелковистые пряди, наматывает их на кулак, тянет к себе еще ближе. Затем он отстраняется и ухмыляется жутко. Хватку ослабевает, но не отпускает. Он вперед тянется, губами касаясь мочки уха брата. Опаляет горячим дыханием и шепчет: — Теперь мы связаны, братишка. — Последние слова тянет с пугающим обожанием. Также резко отстраняется. Хансо в шоке сидит, пошевелиться не может. Смотрит на свои дрожащие руки. Сглатывает вязкую слюну, чувствуя металлический вкус, что к стенкам желудка прилип. — Еще раз заикнешься о компании, я тебя убью. Понял? — Джун У снова нависает, смотрит сверху вниз, показывая свое превосходство. Скалится зверски. Хансо лишь головой кивает. — Айщ, аппетит пропал. — Джун У разворачивается и уходит. Хансо с облегчением откидывается на спинку стула. Дрожащей рукой прикасается к груди, пытаясь успокоить сердечный ритм. Внутри страх опутывал стенки горла. Он выдыхает шумно и вытирает губы трясущимися руками, пытается избавиться от соленого вкуса, но, кажется, словно он уже въелся в раненную кожицу губ. Хансо смеется невесело. Сколько себя помнит, лет с шестнадцати жил под подошвой старшего брата, который все за него решал — с кем общаться, а на кого даже не смотреть, какую одежду носить и какую прическу выбрать. Хансо — марионетка без права выбора, без голоса — безмолвная кукла, за спиной которой — искусный кукловод. Погано, на самом деле. А ведь раньше все было по-другому. Когда они были детьми, Джун У был примером для подражания — умный, красивый, статный, обаятельный старший брат. Но затем все поменялось. И поменялось резко, жестко — словно в ледяную воду с обрыва. Хансо тогда было 14. Он был милым ребенком, которого интересовал хоккей и его… друг. Джин был старше на год, храбрый, сильный, такой же, как старший брат Хансо. Наверное, поэтому он сразу почувствовал влечение к нему. В отличие от брата, Джин относился к нему тепло, всегда заботился и поддерживал. Они проводили слишком много времени вместе. Хансо стал часто пропадать из дома, все чаще оставался на ночь у Джина, пользуясь наплевательским отношением отца. В его семье всем было наплевать на младшего сына. Да и зачем, если есть старший — истинный наследник, идеальный сын? Всем было наплевать, всем, кроме Джун У. Вот кто действительно бесился, когда не находил Хансо дома, вот кто швырял телефон в стену, видя смс от младшего, что тот снова остается с этим чертовым Джином. Чем больше Хансо привязывался к своему новому другу, тем больше этого друга ненавидел Джун У. Первое время, старший действительно пытался говорить с младшим, пытался, черт возьми, быть терпеливее, но с каждой счастливой улыбкой брата, направленной не на Джун У, с каждым пропущенным звонком — терпеливость стиралась в считанные мгновения. Джун У дошел до ручки, красное марево застелило глаза. Какая-то лютая животность накрыла парня с головой. Он постарался сделать все незаметно, и вот, спустя пару недель Джин исчез. Испарился, оставил Хансо лишь короткое смс, где говорил о том, что уезжает в другую страну. Джун У лишь брови заламывал, плечами пожимал, мол, как же так. И лишь под покровом ночи с каким-то безумным хохотом кружил по комнате, сжимая в руках часы Джина — своего рода памятный сувенир — доказательство того, что Джун У выиграл. Конечно, он не сказал об этом ни слова младшему. Хансо же был сильно опечален — не ел, плохо спал, совсем перестал улыбаться. Джун У снова тихо бесился. В начале он давил на брата, чуть ли не с силой заставлял того есть и выходить на улицу. Но потом он сменил тактику. Как там говорят? — Дикое животное нужно приручать лаской и заботой. Поэтому Джун У начал действовать мягче. В начале упросил родителей отпустить его и брата на пару дней одних на дачу. Затем он приобрел алкоголь. Хансо первое время отнекивался, никуда не хотел ехать, но все же Джун У смог вытащить брата из его панциря. Когда они приехали на дачу, старший почти сразу налил алкоголь брату. Хансо с непривычки быстро опьянел, щеки зарумянились, и, кажется, впервые после ухода Джина, его глаза заблестели, смущенная улыбка появилась на пухлых губах. Тогда он поставил пустую бутылку пива и обнял старшего брата, утыкаясь в крепкое плечо. Вымолвил тихое: «спасибо» и прижался крепче. Джун У тогда опешил, но обнял в ответ. От каждого горячего выдоха брата, шею приятно жгло, а по позвоночнику, словно кипятком прокатили. Внутренний демон ликовал, но снаружи Джун У лишь прятал ухмылку в волосах брата и прижимал его еще ближе, крепче, словно желая слиться с ним. Эти летние дни на даче стали поворотными в их жизнях. Для Хансо первый день жаркого июля запомнился больше всего. День, когда они пересекли черту братских отношений. Они лежали на траве. Младший раскинул руки в стороны и смотрел на синеву неба и плывущие облака, при этом поедая клубнику. Старший же лежал рядом, жуя свои любимые мармеладки. Хансо не видел, каким взглядом на него смотрел его брат. Джун У же терзала жажда обладать братом в полной мере. Он смотрел на юношескую красоту брата, про себя отмечая, что когда его Хансо подрастет, он станет еще красивее. Джун У задержал взгляд на длинных ресницах брата, тень которых, спадала на щеки. Хансо попалась особо сладкая ягода, он сел и с восторгом повернулся к брату. — Хен! Попробуй, она такая сладкая! — Хансо тянул к Джун У откушенную ягоду, сок медленно стекал по тонким пальцам, а сам парнишка широко улыбался. Старший откровенно залип — буравил взглядом ягоду пару секунд, а затем резко поддался вперед, но чтобы попробовать не ягоду, а невинные губы младшего. Хансо глаза широко распахнул, по инерции пытался уйти от необычных ощущений, поэтому завалился на спину — прямо в траву. Пыльца от цветов поднялась вверх и тут же пряталась в волосах парней. Хансо чувствовал мягкие губы брата на своих. Джун У языком нежно давил на плоть, словно прося впустить. Младший сжимал в пальцах теплую траву, чувствовал и страх, и смущение, и желание — все смешалось в необычный водоворот чувств, где единственный ориентир — горячие губы брата. Спустя несколько мгновений, он смущенно приоткрыл губы, окончательно убирая оборону. Джун У отрывается от манящих губ на секунду. Ловит поплывшим взглядом такой же взгляд брата. Хансо губы по инерции облизывает, глазищами светлыми хлопает быстро-быстро. А во взгляде то ли страх, то ли просьба. Джун У смотрит и теряется. Тоже губы облизывает, ловит взглядом, как чужой зрачок расширяется. Снова резко вниз наклоняется, почти бьется лбом об лоб брата, но вовремя подтягивается на руках — трава приятно щекочет ладони. Хансо глаза прикрывает — ждет. Старший долго не думает, вжимается всем телом в горячее тело напротив, прижимается влажными губами к губам, целует уже совсем по-взрослому — давит на чужие губы, но младший от такого напора зубы крепко сжимает и сам жмурится. Джун У отстраняется на миллиметр, ухмыляется, а затем резко пристраивает свое колено меж худых ног младшего и давит, упиваясь реакцией. Хансо от такого действия вскидывается, жадно ловит ртом воздух и вот та самая восхитительная возможность! Джун У сразу накрывает раскрытые губы младшего, проникает внутрь, проводит языком по ровному ряду зубов, а затем, словно успокаивая, нежно касается чужого языка. Хансо жмурится еще сильнее — до белых мушек перед глазами. Руками вцепляется в плечи брата, не зная, оттолкнуть или же притянуть ближе, однако рот открывает шире, давая старшему полную свободу действий. Джун У улыбается прямо в чужие губы, коленом давит сильнее и жадно впитывает гамму эмоций на покрасневшем лице младшего. Спустя пару мгновений, Джун У все же разрывает поцелуй, счастливо щурит глаза и шепчет хрипло: — Ты прав. И вправду, очень сладко. — Тяжело дышит. Ловко переворачивается и встает. Смотрит сверху вниз, подмигивает и заходит домой. Хансо все также лежит, трава колется в поясницу, губы жжет. Сердце бешено колотится, воздуха не хватает — он делает глубокие вдохи, но легче почему-то не становится, почему-то становится даже обидно, да так, что слезы в уголках глаз скапливаются. Почему-то становится стыдно и неловко, хочется убежать и спрятаться. Хансо пытается в чувство прийти и пытается выбросить мысль из головы, что брат просто воспользовался им. Он лежит еще какое-то время, смотрит на облака, слезы неприятно скатываются по вискам, пропадают в волосах. Хансо губы в обиде жует, злится на брата, на себя, на свою реакцию. Заходит домой, когда уже окончательно тело продрогло. Джун У на кухне не было, младший воспользовался возможностью, открыл вино и начал пить. Захмелел быстро, щеки раскраснелись. Глаза щипало, словно песок насыпали. Спустя пару стаканов, он задремал прямо за столом. Проснулся от тянущейся боли в районе шеи. Распахнул глаза и увидел лишь копну волос брата. Джун У же пользуясь беззащитностью младшего, самозабвенно ставил засос. — Что ты делаешь? — Голос был слегка охрипшим, после сна. Младший еще не до конца проснулся, но понимал, что происходит что-то неправильное. Старший лишь прикусывает манящую кожу, сильнее сжимает зубы, оставляя след. Хансо брата отталкивает, в ярости брови заламывает, трет пострадавшее место, пухлые губы в отвращении кривит. Такая реакция Джун У бесит неимоверно, в его ожиданиях все должно было быть по другому — младший должен был повернуть голову, позволяя, блаженно бы зарылся в его волосы рукой, прижимая ближе. Но вот она суровая реальность — в глазах Хансо кристаллики злости блестят, да и сам он словно ощетинился. — Что я делаю? — Джун У и сам не знает ответ. Нависает над братом с видом полнейшего идиота, пытается заставить работать мозг. Набирает воздух в легкие, чтобы продолжить, но его прерывает несильная боль — младший только что залепил ему пощечину. Гнев накрывает как цунами, он хватает тонкие кисти Хансо, сжимает их до хруста. — Ты что делаешь? — Получается слишком тихо, с неприкрытой угрозой. На что Хансо взрывается сверхнеоновой, злость доходит до апогеев. Пытается вытащить руки, глазами-лазерами смотрит, испепелить готов. — Это ты что делаешь?! Я для тебя игрушка что ли? Совсем с ума сошел? — Кричит с неприкрытой детской обидой, что так отчетливо проявляется в изломе бровей, в припухших глазах. Алкоголь, кажется, связал ноги, но развязал язык. От ярости венка на лбу вздулась, кожа покраснела. От спиртного немного мутило, в ушах стоял шум. Гнев старшего стих моментально, стоило взглядом зацепить бисеринки слез младшего. Нет, ему не было жаль Хансо, он хотел его — такого уязвимого, обиженного и совсем немного испуганного. Возбуждение скручивало желудок и господи боже, дайте-дайте-дайте. Руки задрожали, Джун У смотрел на брата с яркой одержимостью и желанием что искрились в потемневших глазах. «Игрушка» — Джун У понравилась характеристика Хансо. «Игрушка, игрушка, игрушка» — в голове подобно заезженной пластинке крутится. Джун У словно на языке это слово катает, пробует всю гамму вкуса. — Что ты молчишь? Отпусти! — Хансо почти визжит, от праведной ярости не осталось и следа, лишь липкий страх окутывал тело. Уж слишком странно Джун У смотрел на него. В последний раз Джун У смотрел так на истекающего кровью оленя, которого они убили, когда были на охоте вместе с отцом — такой же потемневший взгляд из подо лба, уголок губ некрасиво поднят вверх, словно животный оскал. Старший словно от марева приходит в себя, мотает головой в разные стороны, пальцы инстинктивно сжимает сильнее - кожа на кистях брата белеет, как и сам Хансо. — Отпусти, хен. — Совсем страдальчески получается. — Больно же. — Канючит, густые брови заламывает, смотрит жалобно. А Джун У от такого тона каменеет на месте — словно кипятком облили, жар облеплял тело, стало трудно дышать. Зрачок почти затопил радужку. Во рту — пустыня, хочется пить. Он громко сглатывает и смотрит-смотрит-смотрит. Мозги совсем выключились. Хансо же хочется бежать и бежать куда-нибудь далеко, чтобы наверняка спрятаться от такого брата, который совсем не похож на себя. Однако в голове Джун У что-то все же щелкает, он глаза прикрывает, дает себе секундную передышку, сухие губы облизывает. Руки чужие отпускает и сам отходит на пару шагов. Хансо же в удачу свою поверить никак не может, все также глазами Бэмби смотрит на брата, поврежденные руки прижимает к сердцу. — Не делай так больше, Хансо. — Голос совсем покореженный, на октаву ниже. А младший кивает как китайский болванчик. — Да, да, хен. — Шепчет на выдохе и сползает со стула. Сердце все также бешено колотится, грозясь пробить грудную клетку. Страх мелкими шагами отступал. Джун У же не помня как, взлетает на второй этаж. Сердце гулко стучит, кажется, в желудке. Парень умывается ледяной водой. Холодные капли стекают по раскрасневшимся щекам. Джун У глотает воду прямо из-под крана. Внутри пожар, что сложно потушить. В голове лишь полустоны, полукрики брата набатом стучат. И эти чертовы глаза, как у олененка — доверчивые с каплей страха. Клубничный вкус сладких губ — их мягкость и податливость. Крыша едет окончательно и бесповоротно. Джун У смотрит в свое отражение и на секунду пугается — глаза страшные, темные, в них твари ада извиваются. В мыслях вертится что-то совсем бессвязное: игрушка, засос, поцелуй, теплое тело — податливое тело. А на самой верхушке — с т р а х. Вот что сработало как отличный афродизиак — страх на грани паники, послушность граничащая с рабством, доминирование на кончике полного обладания –дикий коктейль. Джун У в нокауте с первого глотка и он хочет еще - испить, иссушить и посмотреть как далеко он и его брат могут зайти. Джун У губы облизывает. Снова смотрит на отражение — злой двойник смотрит с недобрым прищуром. На губах — кривая усмешка, зубы сжаты, да так, что желваки ходят. Он хочет — он получит. Нужно лишь время. Однако после произошедшего, ребята негласно решили делать вид, что ничего не было. Точнее, решил так Хансо, а Джун У лишь с улыбкой покровителя наблюдал за никчемными стараниями братца забыть тот самый жаркий день июля с привкусом клубники и ароматом придавленной травы. Знойное лето сменилось на сухую осень — желтые листья летали по тротуару. Колючий ветер застревал в волосах. Джун У все также был терпелив, хотя легкое раздражение мерцало подобно свечи где-то на затворках сознания. Хансо же определенно точно избегал старшего брата. Буквально убегал рано утром и возвращался поздно ночью, когда Джун У уже спал. Старший пытался его поймать, не спал, караулил, но Хансо, будто заведомо зная, когда его будет поджидать брат, не возвращался домой. Спустя год, когда зима окончательно забрала свои права, Джун У уехал с друзьями в Америку на неопределенное время — присмотреться к чужой культуре, подтянуть английский для экзаменов. Когда самолет взлетел, Хансо вздохнул полной грудью, как будто удавка, что давила на шею, наконец, спала. Он не то чтобы боялся брата, скорее ему было стыдно и неловко, хотя признаться честно, страх все же был, не слишком сильный, но ощутимый. Хансо понимал, что брат скоро поступит в университет и скорее всего, уедет из Сеула. И был этому безгранично рад. Жизнь Хансо стала спокойнее, он начал высыпаться, снова гулять с друзьями. А затем в его жизни появился Тэ Ен. Парень перевелся в класс Джун У. Милый парнишка с выкрашенными прядями сразу сразил всех наповал своей искренней улыбкой. С Хансо они встретились в школьном коридоре и сразу поняли, что у них много общего. Время шло, ребята привязались друг к другу. А спустя еще пару месяцев совместного времяпровождения, Тэ Ен притащил букет гиацинтов и признался в любви. Младший, окрыленный полной свободой действий, согласился. В почти полные шестнадцать лет, Хансо вкусил плод отношений. Это было беззаботное время, полное сладкой, юношеской любви. Джун У же был в Америке, чужая культура дала свои результаты, он стал более раскрепощенным, наглым и самоуверенным. Он созванивался с отцом и ненавязчиво спрашивал про младшего брата. Отец отмалчивался, переводил тему. Джун У это все безумно злило, понимал ведь, что кровь у юнца горячая, мог и дел наворотить — нежелательных для Джун У, разумеется. В конечном итоге, отец не выдержал очередной допрос сына и раскололся, сказал, что Хансо спутался с какой — то компанией парней — ровесников Джуна, а с каким — то Тэ Еном проводит все свое время, дома не ночует, днем тоже пропадает. Джун У слушая новости, брови густые сводил к переносице, зубы сжимал до скрежета. А в голове лишь одна мысль: как он посмел? Он тогда молча бросил трубку, нервно расхаживал по комнате и думал-думал-думал. Сорвался на друга, все бы закончилось дракой, но Джун У взял себя в руки и злость выместил на безобидной телефонной будке. Он звонил младшему на протяжении недели, разумеется, трубку никто не поднимал. Поганые мысли терзали разгоряченную голову и Джун У не выдержал. Вылетел вечерним рейсом, не сказав ничего друзьям и семье. Сеул встретил прохладным ветром и четким ощущением того, что старший опоздал. Ощущение не подвело, ибо вернувшись домой, Джун У увидел Хансо сидящим на коленях какого-то парня. Слишком увлекшись друг другом, влюбленные не заметили стоящего в дверях человека. Джун У сжимал ручку чемодана так сильно, что костяшки побелели. Грудь ходила ходуном, желваки выступили на лице. Он смотрел нечитаемым взглядом на целующуюся парочку и в уме медленно считал до десяти. Секундная стрелка совершила уже полный круг, но страшное видение никуда не исчезло — пара так и сидела на диване. Джун скалится злобно, опирается всем телом на косяк двери. Прочищает горло и хрипло произносит: — А ты время зря не теряешь, Хансо. — Говорит и упивается испуганным выражением лица младшего брата. У Хансо челка растрепалась, губы — спелые вишни — до того исцелованные. В глазах страх вытесняет возбуждение. — Хен! Почему ты не позвонил, не предупредил, что вернешься? — Волнуется, голос звонкий, высокий совсем. Хансо соскочил с дивана, закрывая своего парня. На это Джун У хмыкает, взглядом мог бы сжигать гектары лесов и топить корабли. — А ты бы взял трубку, братец? — Кидает выразительный взгляд на притихшего любовника. — У тебя тут свои дела. Хансо сдувается словно, голову опускает - не хочет испытывать тяжелый взгляд на себе. Джун У понимая, что ответ он не дождется, молча подходит к дивану. Отталкивает поникшего брата и садится на корточки, аккурат напротив незнакомца. — Я - старший брат Хансо, а ты, я так понимаю, Тэ Ен? — Смотрит прямо, даже агрессивно. — Откуда ты знаешь его имя? — Хансо стоит рядом, смотрит то на своего парня, то на брата. Джун У невесело, жутко смеется. В глазах — черти ада собраны. — Я все знаю, Хансо. Все. — Последнее произносит с особой интонацией - той же, что и на даче. — Рад познакомиться, — прерывает их Тэ Ен, — я… — Договорить ему не дают, Джун У улыбается натянуто и кидает: — Как жаль, что мне плевать. Уходи, нам с братом нужно кое-что обсудить. — Жестко чеканит, смотрит так пристально, словно на роговице чужого глаза хочет остаться, чтобы сниться в кошмарах. Хансо нервничает, губу жует, ловит вопросительный взгляд любимого человека и мотает головой. Тэ Ен сухо прощается, забирает ветровку и почти выбегает из неожиданно неуютной квартиры. Братья буравят друг друга взглядом, напряжение искрит в воздухе. В одних глазах — злость недобрым огоньком вспыхивает. Белоснежная, хищная улыбка трогает губы. В других — паника, что плещется волнами на дне коньячных глаз. Словно хищник и добыча, маньяк и его жертва. — Ну? — Джун У первым прерывает гнетущую тишину, садится на диван, смотрит из подо лба. — Как объясняться будешь? Хансо смотрит широко распахнутыми глазами, руки трясущиеся сжимает в кулаки и выдыхает тихо. Чужой взгляд с трудом выдерживает, сухие губы никак слушаться не хотят. — А что я могу сказать? Ты уже и сам все увидел. — Получается агрессивнее, чем он хотел. — Он - твой ебырь? — Нецензурное слово повисает в воздухе, а ожидание чего-то опасного надувается как мыльный пузырь. — Он - мой парень. — Поправляет Хансо и переводит дыхание. — Да, он - мой парень. — Словно пытается не брата убедить, а себя. Смотрит на Джун У, а перед глазами все тот душный день июля стоит. Старший хмыкает, кивает сам себе, а затем резко подрывается, толкает парня на жесткий пол, садится на бедра младшего. Сжимает чужое горло, пальцами чувствуя пульс. И снова то самое чувство — ощущение доминирования, жажда страха. Хансо от неожиданности екает, больно ударяется об поверхность. Губы раскрывает в немом крике. На глазах слезы выступают, дышать становится тяжелее, кровь прилила к лицу. — Хен, — тихо совсем, хрипло, — хен, остановись. А хен останавливаться не хочет, он хочет видеть, впитывать, упиваться. Ему нужно полное подчинение. Джун У чувствует, как поверх его пальцев — пальцы младшего — нежные, мягкие, накрывают в жалкой попытке расслабить мертвецкую хватку на шее. — Хен! — Совсем уже истерично, нехватка кислорода заставляет вскидывать ноги в попытке скинуть чужое тело. Он барахтается, дергается, извивается, но Джун У словно прирос — паразит, что высасывает жизнь из юного тела. Страдальческое: «хен» режет уши, Джун У ослабевает хватку, но руки не убирает. Нежно гладит проступающие синяки — отпечатки его пальцев. — Избавься от него, Хансо. Мне он не нравится. — Шипит, смотрит прямо в упор, челка почти скрывает злые глаза. Младший лишь слезящиеся глаза прикрывает, жадно глотает кислород, игнорируя сухость во рту. Сил хватает лишь на кивок. Джун У разрывает чужую рубашку — хлопок рвется легко, пуговицы рассыпаются по полу. Сканирует на наличие следов и не найдя ничего компрометирующего, довольно кивает. После улыбается, помогает встать брату, а затем обхватывает тонкими пальцами бледные щеки младшего, тискает, словно маленького ребенка. — Будь хорошим мальчиком, хорошо? — Хлопает по щеке всей ладонью и поднимается к себе в комнату. Хансо же на пол падает, ослабевшие ноги подвели его. Дыхание все еще неровное, сбитое. Кашель рвет легкие, но Хансо словно не замечает. Смотрит в пустоту и не знает, как дальше быть. Однако гормоны делают свое дело, Хансо с парнем так и продолжил встречаться, только скрывал это от брата. Джун У собственно знал, что брат его не послушает, поэтому выжидал, когда можно будет избавиться от «Джина 2.0». Все они одинаковы — мусор под его ногами, что мешает подобраться к брату ближе. Джун У выловил Тэ Ена в одном из интернет-кафе, где на кулаках объяснил, почему не стоит лезть к его младшему брату. Однако Тэ Ен так просто не давался, махал кулаками так же яростно и явно сдаваться не собирался. Как итог — у обоих разбиты губа и бровь. Джун У тогда бесился неимоверно, плевался кровью, но так и ничего не добился. Хансо же просто не повезло оказаться дома в тот момент, когда вернулся Джун У. Выглядел старший хуже некуда — грязная толстовка, костяшки содраны, губа разбита, правый глаз уже начал опухать. — Что стряслось? — Хансо переживает искренне, оглядывает брата на наличие каких-нибудь других, более опасных повреждений. Джун У хмыкает. — Я вроде приказал тебе избавиться от него, Хансо. Младший вскидывается, взгляд бегает из стороны в сторону. — Я… не могу, хен. Я люблю его, позволь мне… — Договорить ему Джун У не дает, налетает стремительно, прижимает тонкое тельце к стене. Хансо больно затылком бьется, сжимается весь. — Ты его что? — Тон голоса на октаву ниже, злость так и переливается в лопнувших капиллярах глаз. Джун У хватает младшего за подбородок, сжимает крепко, насильно заставляя смотреть в свои глаза. Хансо молчит, жалеет уже, что заикнулся о своих чувствах. — Забыл кому принадлежишь, Хансо? Младший же глаза прикрывает, молчит. Джун У отпускает брата также быстро. Со злостью лохматит волосы. — Черт, опять сорвался. После этого инцидента, Джун У делал вид, что младшего не существует - учился, сдавал экзамены, помогал отцу. Хансо же переживал, что Тэ Ен бросит его, однако парень оказался смельчаком, сказал, что не намерен плясать под дудку какого-то высокомерного дятла. Выпуск Джун У был не за горами. Однако произошло что-то непоправимое. Тэ Ен позвал старшего поговорить, выяснить все. Джун У согласился, предвкушая веселье. Они встретились на какой-то заброшке. Но все оказалось не так весело, Тэ Ен умело давил на больные точки, некрасиво называл Джун У больным, одержимым, что он перекрывает кислород младшему, не дает Хансо жить его жизнью. В конце своей речи, плюнул в ноги Джун У и собирался уйти. Не помня себя от бешенства, Джун У вытащил из кроссовка шнурок и налетел на Тэ Ена со спины, опрокинув того на землю. Обвязал шнурок вокруг чужой шеи и крепко затянул. Парень под ним барахтался пару минут, пытался отцепить от своей шеи удавку, но та напротив, впивалась в нежную кожу все сильнее. Джун У убивал медленно — растягивал удовольствие чтобы почувствовать в полной мере как непутевая жизнь уходит из-под пальцев. Словно он божество, что с помощью рук забирает прогнившие души. Зло можно уничтожить еще большим злом — к 19 годам Джун У это понял. Понял в тот момент, когда человек под ним закатил глаза и на этот раз навсегда. Джун У так же дико хохотал пока снимал часы у парнишки — как очередное доказательство того, что он лучше, что он снова одержал победу. Затем он снова позвонил людям отца, чтобы они помогли избавиться от тела. Приехали они быстро, ни слова не сказали, лишь головой покачали. А Джун У вернулся домой — довольный, счастливый. Адреналин сверкал в диких глазах. В этот раз, Хансо не поверил, что его парень также неожиданно уехал из страны. Младший налетел на старшего с кулаками. Истерично орал, махал руками. Джун У лишь обхватил кисти Хансо и слушал-слушал и улыбался, вот что бесило младшего еще больше. — Что ты ржешь? Где Тэ Ен? — Что ты голос повысил? Напугал. — Джун У не мигая смотрит на трепыхания младшего. — Снова забываешься? Так я тебе напомню, ты — ничто, понял? Если мой отец ходил на сторону и заделал тебя - это не мои проблемы. Однако я могу оказать ему услугу и избавиться от тебя. Хочешь? Правда семьи, что хранилась за семью печатями — раскрылась, подобно ящику Пандоры. Хансо так и замер. Лицо побелело и вытянулось от удивления. Хриплое: «что» так и осталось висеть на дрожащих губах. Джун смеется заливисто. — Да, мой братец. Ты лишь результат неосмотрительности моего отца и его любовницы. Ты — моя игрушка, вот и вся правда. Злые слова повисают в воздухе. Хансо зубы сжимает, руки выдирает и отходит на пару шагов. Делает глубокий вдох. — Ну, теперь все стало на свои места. — Уходит стремительно, Джун У лишь воздух успевает схватить. Хансо никому и никогда не признается, что в ту страшную ночь он долго плакал. Осознание того, что он не родной, чужак — белая ворона в стае черных птиц — причиняло сильную душевную боль. Однако вместе с болью пришло и смирение. А что еще хуже — загорелся уголек ненависти к старшему брату. На утро встал, как ни в чем не бывало, никто и не догадался, что ночью он сгорел и воскрес, подобно Фениксу. Однако отцу говорить ничего не стал — такой поблажки старший не получит. Джун У же с мнимым раскаянием выслушал праведную речь отца о том, что ему нужно прекратить убивать, что у него и так диагноз с шестнадцати, что пора уже думать о будущем, что он все-таки наследник и все в таком духе. Джун У кивал головой, мол проникновенно слушаю, а на самом деле думал о Хансо. Ему не нравилось, что младший после того злополучного разговора, совсем закрылся от старшего. Исполнял любые прихоти, выполнял любые поручения. Вот только казалось, что оболочкой то он здесь, а мысленно словно и не здесь вовсе. Это злило Джун У неимоверно. Как — то раз, ребята остались одни дома. У старшего глаза маниакально сверкали, наконец-то, черт возьми, только их время. Они сидели на кухне, ужинали. Хансо лениво ковырялся в своей тарелке, размазывая соус. Джун У ест, но за братом наблюдает. Не выдерживает тишины и отложив приборы, тихо спрашивает: — Что-то ты притих в последнее время. Опять сделал что-то неправильно? Хансо улыбается, а глаза -- пустые-пустые. — Нет, хен, ты чего? — Ухмыляется ядовито. — Я же ничто, что я могу сделать неправильно, если мое рождение это уже не правильно? — Смотрит глазищами светлыми наивно, а Джун У от раздражения беситься хочется. Старший брови хмурит, проглатывает кусок мраморного мяса, тот склизким комком падает на дно желудка. — Не ерничай. Я же нормально спрашиваю. Хансо улыбается еще шире. —Так я тоже нормально отвечаю, хен. Джун У сам себе кивает, разговор исчерпан. Хансо молча выходит из кухни. Старший вилку сжимает. Все не так, все не то. Не такой Хансо ему нужен. Ему нужно чтобы он смотрел на Джун У как на бога, внимательно ловил каждое слово. Вот только Хансо на брата почти совсем не смотрит, а если смотрит, то такими стеклянными глазами, что выть хочется. Подобное отношение Джун У, ой, как не нравится, его прихоти становятся все хуже и хуже. Желания выполнить почти невозможно, но Хансо как-то изворачивался, выкручивался и исполнял все идеально. Старший психовал еще больше, неужели младший все-таки догадался, что Джун У помог уйти Тэ Ену? Быть такого не может, Хансо же глупенький младший брат, но так ли это на самом деле? Время шло, ничего не менялось, Джун У это окончательно достало, нервы были на пределе, он молился о возможности сбросить напряжение. И вот за пару недель до отъезда в Америку, сатана, наконец, ответил на его негласную молитву. Двое парней из его класса решили проучить Джун У. Подкараулили его в подворотне. Приставили нож к шее и требовали деньги. Джун У правда не хотел срываться, но один из парней заикнулся о Хансо, мол братишка его в край охерел, на вечеринках сосется со всеми - с кем можно и с кем нельзя. У старшего красное марево перед глазами и вуаля - все снова повторилось. Как убил не понял, очухался лишь тогда, когда лезвие снова вошло в чужое тело. Сколько ударов он нанес? Один? Десять? Чужая кровь запачкала белую ветровку. Металлический запах забивался в нос, мешая дышать. Джун У снова захохотал, снял часы у убитых. Позвонил людям отца, и все снова повторилось по старому сценарию. Однако в этот раз парню повезло меньше, какая-то бабушка видела его — все предельно серьезно. От бабушки откупились. Отец надавал пощечин Джун У и сказал, чтобы тот уезжал в Америку как можно быстрее. Хансо было страшнее всех, потому что он не знал о чем Джун У и отец говорили в кабинете, почему старший уезжает так скоро. Была глубокая ночь, отца вызвали на работу. Хансо проснулся от шума в гостиной. Там сидел Джун У и судя по батарее пустых бутылок, был пьян. — О! Хансо, братишка. Ты чего не спишь в такой поздний час? — Джун У смотрит блестящими глазами и улыбается. Хлопает ладонью по дивану, мол садись. Хансо осторожно садится, почему-то сразу стало трудно дышать. Старший снова тискает его за щеки и смотрит так пристально, словно в душу заглядывает. — Не спится, хен. А почему ты так резко улетаешь? — Вопрос слетает с языка быстрее, чем младший осознает, что он только что сказал. Но Джун У почему-то не отвечает, почему-то смотрит еще пристальней, глаза щурит. Пальцами прекращает травмировать щеки, ведет вверх — прикасается ко лбу, а после зарывается в мягкие волосы. Хансо брови хмурит, пытается отползти, но старший головой качает, игнорируя, а затем резко к себе притягивает, не дает и вздохнуть — целует быстро, крепко, жестко. Хансо мычит в чужие губы, пытается отвернуться, но Джун У упорно напирает, меняет положение и подминает младшего под себя. Одной рукой перехватывает кисти парня, а второй давит на подбородок, вынуждая открыть рот. Пробирается языком внутрь. Джун У стон проглатывает, глаза прикрывает. У Хансо же внутри истерика бесится. Он пытается оттолкнуть, но понимая, что своими действиями причиняет боль лишь себе, успокаивается. Пытается сосредоточиться на чувствах, а не на том кто именно его целует. Джун У же в губы чужие победно улыбается, отпускает руки брата и разрывает поцелуй. Ноги чужие пошло в стороны разводит. Пахом пристраивается меж бедер и толкается пару раз, создавая трение. Толчок — у младшего дыхание сбивается. Еще толчок — он пальцами скребет по кожаной обивке дивана. Хансо через хлопковые штаны все прекрасно чувствует — и налитый кровью член брата и как с каждым толчком он трется головкой аккурат об головку члена младшего. Джун У штаны брата стягивает. Ему нужно больше. Вот только Хансо вскидывается сразу, руками цепляется за почти спущенные штаны. Глаза в ужасе распахнуты. — Нет, хен! Не надо! Джун У останавливается на секунду, поднимает темный взгляд на брата, мол что? — Ты чего Хансо? Это же я. Расслабься. «Вот именно что это ты!» — в голове неоном горит, Хансо смотрит яростно. — Нет, хен! — Кричит, пытается уползти. А Джун У действительно не понимает, что не так. Он хмурится, затем злобно скалится и обхватывает горячими ладонями лицо и снова целует. Вжимается всем телом. Но младший больно кусается, пытается пинаться, ногтями царапает нежную кожу лопаток старшего. «Хлоп» — удар сильный, голова младшего аж в бок поворачивается. Щека начинает краснеть, проступает след от ладони. — Хансо, не дергайся, — не просьба, а приказ. Младший от боли нижнюю губу закусывает, придает ей цвет добротного вина. Впервые в жизни - его ударили. Джун У окончательно штаны стягивает с Хансо, снимает следом боксеры — смотрит на открывшийся вид, запоминает. Следом стягивает футболку брата. — Мой братишка так вырос! — Почти восторженно. — Хороший мальчик. — Гладит по покрасневшей щеке. Хансо лишь сильнее жмурится, играет роль эскаписта. Старший плотоядно облизывается, проводит горячей ладонью от манящей шеи вниз до подрагивающего живота. Мягкость и гладкость кожи остаются в отпечатках пальцев. «Хочу-хочу-хочу» в голове словно карусель — мысль крутится. Он снова возвращает ладонь на шею — она прекрасна помещается, словно шея вылеплена с точностью скульптора специально для рук Джун У. Он пальцы слегка сдавливает, наблюдает, как венка на коже набухает и бьется быстро-быстро. Разворот чужих ключиц перетягивает все внимание. Однако старший наклоняется, открывает рот и в каком-то животном исступлении прижимается совсем рядом с венкой, губами почти задевая свои же пальцы — кусает сильно, зализывает и снова кусает. Кожа — сплошной бархат. Хансо же губы призывно приоткрывает, дышит поверхностно, терпя саднящую боль. Прикрывает глаза, но ресницы трепещут. Джун У перемещается и оставляет красные бутоны возле адамового яблока, следом кусает по очереди манящие ключицы. Парень дышит глубоко, но рвано. Внутренний огонь лижет внутренности, сжигая рассудок. Страсть кружит вихрем, сметая все табу на своем пути. Облизывает пересохшие губы, языком кружит по ореолу сосков — резко дует на них. Контраст горячего языка и холодного воздуха заставляет Хансо вскинуть бедра, запрокинуть голову. Джун У наблюдает за движением чужого кадыка, а затем дорожкой из поцелуев спускается вниз — укус приходится на тазобедренную косточку. Оставляет аккуратный след от зубов. Приподнимается — смотрит на свою «нарисованную» карту укусов и засосов. От такого Хансо крышу сносит изрядно — у младшего губы припухли, покраснели по контуру, дыхание то и дело сбивалось. Джун У смотрит-смотрит-смотрит. Возбуждение заставляет пальцы нервно подрагивать, скручивать живот спиралью болезненно. Стягивает с себя футболку — та с тихим шорохом падает за диван. Наклоняется к брату — лоб об лоб прикасается, заглядывает потемневшими глазами в огромные глаза брата. Гипнотизируют друг друга пару секунд, возбуждение посылает огненные искры куда-то в район груди. Одному мешает думать ядовитое влечение к запретному плоду, второму же мешает мыслить паника, что бьет больнее шнура, заставляет трястись, брови в немом укоре заламывать. Но Джун У как — то все равно, он отодвигается, нарочито медленно протягивает тонкие пальцы к губам Хансо. Смотрит призывно и видя, что брат не понимает, слегка трясет рукой. — Хансо, будь хорошим мальчиком, ладно? — Голос пропитан хрипотцой, соленой карамелью струится в помещении. Младший лишь густые брови сводит к переносице. Страх уже вовсю скачет по раскаленным нервам, тормозит мозговой процесс.Спустя мгновение прикрывает глаза смиренно и открывает рот — виднеется юркий язычок, что проскальзывает меж вишневых губ. Джун У же сразу два пальца — средний и указательный настойчиво проталкивает в теплое нутро вплоть до последней фаланги. Мягкие подушечки давят на корень языка, заставляют с непривычки давиться. Хансо густые брови сводит к переносице, шире рот открывает, изнанку век обжигает слезами. Облизывает — язык проходится по фалангам, смачивая. Джун У смотрит в упор, картиной открывшейся никак насытиться не может. Однако пальцы вытаскивает с громким хлюпом — тонкая ниточка слюны тянется следом. Старший мокрыми пальцами кружит у входа младшего. Указательный палец с усилием вдавился внутрь. Хансо от неприятных ощущений дергается, костлявыми пальцами в чужие плечи вминается, рисует синяки в попытке оттащить. — Хансо, расслабься. — Явный приказ висит в воздухе, будто мыльный пузырь. Джун У свободной рукой давит на чужую шею, удерживая. Ладонью чувствует, как частит пульс. Младший глаза зажмуривает, руки безвольно спадают на диван. На глаза падает сырая от испарины челка. Он хотел бы испариться, исчезнуть, провалиться в беспамятство или вообще умереть. Однако с закрытыми глазами все ощущается в стократ чувствительнее: легкий поцелуй прямо под сердцем, следом укус возле пупка… и пальцы в нем — задевают внутри что-то такое, отчего ноги мимо воли раздвигаются пошло в стороны, бедрами в такт подмахивая. Чужие ладони снова ведут по телу, собирают бисеринки пота. Касания словно огнем полыхают, отдаются пульсацией в венах. Подняли колени, развели ноги, притянули ближе к себе. Горячая плоть брата коснулась входа, надавила. Хансо зубы стискивает, чувствует, как старший внутрь с силой проталкивается, сначала туго, едва-едва продвигаясь. Бесполезно, младший сжимается слишком, напряжение в каждой мышце играет. Джун У горячую ладонь на впалый живот младшего кладет, гладит подушечками пальцев. — Расслабься, Хансо. Не сопротивляйся, себе только хуже сделаешь. — Говорит вроде как с беспокойством, на деле же отвлекает. Младший на ладонь отвлекается — словно кипятком ошпарили, пропускает момент, когда Джун У вошел полностью, раздвигая узкое пространство. Шорты с бельем не снимал, лишь приспустил. Крик боли натыкается на препятствие — чужие губы жадно накрыли, двигались жестко, зубы то и дело вгрызались в нежную плоть. Хансо лишь в губы брата мычать получается, да пальцами скрести по широкой спине — больно, до крови царапая. Резкая боль, кажется, выбивает воздух из легких, пульсирующий вход словно огнем горит. Хансо кое-как голову поворачивает в сторону, разрывает поцелуй. Судорожный вдох прокатывается по пространству — прямо райская мелодия для ушей насильника. Джун У же сминает сильными руками упрямое тело, которое то и дело выгибается, брыкается. Наваливается сильнее — окончательно к поверхности придавливая. Еще один болезненный толчок заставляет мокрые ресницы распахнуться — и в упор прикипеть к почти черным глазам перед собой. Расширенные до предела зрачки всматриваются в ответ, гипнотизируют, а затем что-то для себя решают. Джун У не выдерживает, целует манящие губы крепко, языком давит, вынуждая впустить — с чужим языком играется. Хриплые стоны внутри теплятся, а затем выскальзывают наружу — смазано, сдавленно. Джун У поцелуй также резко прекращает, снова смотрит в глаза напротив. Ухмыляется некрасиво — клыки обнажает. Голову опускает на грудь зачем-то, затем снова вскидывается — ноги чужие закидывает себе на плечи, сухой ладонью зажимает рот младшего и резко входит. Хансо мычит в ладонь, дышит резко и рвано. Боль кажется хуже раскаленных углей и иголок под кожей. Он пытается расслабиться, буквально заставляет дышать себя медленнее. А затем происходит что-то совсем непривычное — Джун У внутри точку задевает, резкими, почти животными толчками бьется в комочек нервов, заставляя зрачки Хансо расширится в секунду, закатывать глаза в измождении. Младший шею запрокидывает, скулит почти. Тело словно из ваты становится, дышать тяжелее с очередным агрессивным толчком, словно воздух выбивается. Жуткая, темная страсть Джун У не дает передохнуть или забыться в небытии. Любое прикосновение отдавалось в теле странной судорогой, заставляя подмахивать бедрами неосознанно. Джун У же в очередной раз победно скалится, едкий смех рождается против воли. Однако вытаскивает член из теплого плена, голодным взглядом пробегается по телу, долго не думает, меняет положение — обхватывает пальцами щиколотки Хансо и резко тянет вниз, заставляя упасть с дивана. Младший глаза жмурит — боль от удара приводит немного в чувство. Как оказался на полу, на коленях — даже не понял. Вскидывает немного потерянный взгляд — чужие темные глаза заставляют замереть — не пошевелиться. Внутри них — похоть змеей вьется. А Джун У ведет еще пуще прежнего, словно напился. Вид младшего взлохмаченный, немного напуганный — заводит еще сильнее, заставляет разряды тока по телу бить ощутимо. — Давай, Хансо. — Получается до ужаса хрипло, заставляет чужую величавую грудь вздыматься. — Хен… — Младший трясущиеся руки поднимает — висят в воздухе напротив чужих крепких бедер — костлявые пальцы никак слушаться не хотят, узел на шортах распутывать тоже. Под подрагивающими пальцами ощутимо выпирал налитый кровью половой орган. Спустя мгновение, побежденные вязки спадают по обе стороны. Хансо глаза жмурит, и ткань вместе с боксерами вниз дергает до щиколоток, хочет чтобы быстрее все закончилось. Поднимает веки медленно, словно думает, что это всего лишь кошмар — однако перед лицом все тот же устрашающий вид. Чужой член обвит взбухшими венками. Джун У же сквозь сжатые зубы вдыхает воздух, не сдерживаясь, зарывается в шелковистые волосы, вжимает непутевого братца лицом в пах. Хансо ойкает, глаза на миг прикрывает, дух переводит. Хватка на волосах становится сильнее, как бы вынуждая поторопиться. Неловко открывает рот, впуская внутрь. Теплые стенки словно поглощают. Шершавый, горячий язык заставляет Джун У выпустить низкий стон. Кожа на головке не в меру чувствительная, старший дергается от каждого неумелого прикосновения. Осознание что у брата это первый сексуальный опыт вызывает жуткую улыбку на искусанных губах. Хансо же с непривычки давится, возбужденная плоть на языке тяжестью ощущается. Чуть соленый вкус смешивается вместе со слюной, заставляя сглатывать снова и снова. С очередным глотком, язык давит на член сильнее, зубы слегка царапают нежную кожицу. — Не показывай зубки, — хрипло роняет Джун У. Сдавливает волосы на затылке сильнее, как бы ругая за неосторожность. Рассматривает брата сверху вниз — картина так и просит быть написанной, чтобы пересматривать и упиваться. Власть над человеком заставляет дыхание сбиваться, а пульс частить. Хансо предпринимает попытку отодвинуться — глотнуть бы воздуха, но ему не дают. Старший с некрасивой, злобной ухмылкой толкается глубже, головкой упираясь в чужое горло. Хансо рвотный позыв перебарывает, на пушистых ресницах — слезинки замерли, воздуха катастрофически не хватает. Он впивается ногтями в медовую кожу брата, в попытке выбраться — давит вполне ощутимо, следы от ногтей появляются стремительно. Джун У же снова ухмыляется, накручивает чужие волосы на кулак, держит насильно, а затем также резко отпускает, Хансо от маневра на пол падает, жадно кислород глотает, вытирается рукой — стирает слюну с подбородка и с подрагивающих губ. Опомниться не дают, через мгновение снова за волосы тянут на прежнее место. На коже головы — неприятные ощущения расходятся полосами. Джун У одной рукой держит копну волос, второй же обхватывает чужой подбородок, заставляя смотреть. Большим пальцем давит на пухлые губы, вынуждая раскрыться. Мажет по ровному ряду зубов, что причинили боль, давит на язык. Сам же голову склоняет на левую сторону, взгляд до того острый, словно скальпелем прошлись, заставляет младшего трусливо глаза отводить и лишь шире рот открывать. — Послушный мальчик. — Джун У усиливает давку на чужой язык, продолжает невозможные ласки — слюна обволакивает палец. Младший же давится, жмурится до белых мушек перед глазами. — Заканчивай, Хансо. — Вытаскивает палец — тонкая ниточка слюны тянется следом. Мажет им же по опухшим губам — вытирая. От испуганного взгляда почему-то дико хохотать хочется, но Джун У пытается сдержаться — уголок губ все же сам ползет вверх. Снова раскрывает чужой рот — большим и указательным, вновь умещает головку на теплый язык, проталкивает до конца — чувствует напряжение горла. Выдыхает резко. Снова зарывается пальцами в волосы брата, чуть сжимая. Хансо же опять давится, руки инстинктивно находят чужие бедра в попытке оттянуть, но руки брата давят на затылок все сильнее, пальцы выдирают шелковистые пряди. Джун У полностью отпускает себя, вбивается резко, жестко, отрывисто, горячей головкой проезжаясь по влажному языку, ударяя по стенкам горла. Хансо же мычит, полустоны проглатываются с вязкой слюной. На щеках — дорожки соли блестят. Отпускает правую руку и в поиске опоры — кладет ее на пол. Старший чувствует, как тепло собирается внизу живота, расходится волнами, словно вспарывая кожу. Оргазм почти накрывает душным покрывалом, тело предательски дрожит. — Глотай. — Вновь приказывает, жадно смотрит сверху вниз. Прикрывает глаза и изливается внутрь. Хансо от приказа сам дергается, но принимает — с рвущимся кашлем, с хлюпающим звуком — глотает, сперма на языке горчит немного, возвращает рвотный позыв. Отстраняется, тут же кашель заставляет согнуться, кожу некрасиво окрасить в пурпурный цвет. Джун У дыхание выравнивает, смотрит все еще с огоньком возбуждения в глазах. Младший словно чувствуя, вскидывает мокрые от слез глаза. — Я совсем тебя опорочил, — Получается даже с жалостью, рука привычным движением касается еще мокрой щеки Хансо. Большим пальцем стирает сперму с уголка губ. Сдавливает пальцами слегка, чувствуя мягкость кожи. — Надо было кончить на твое красивое личико. — Гипнотизирует, ожидая ответ. Хансо же саднящие губы облизывает, горло першит, дыхание все еще неровное. Сил хватает лишь побеждено прикрыть глаза и обхватить руками плечи в попытке закрыться. Джун У же сам себе кивает, поднимает футболку Хансо, вытирается, в порядок себя приводит. Шорты натягивает. Разминает шею, кидает испорченную ткань в ноги к брату, а после уходит, оставляет юношу все еще стоявшего на коленях совсем одного. Хансо же выдыхает рвано, слезы навернулись на глаза, в носу предательски защипало. Во рту все еще вкус брата — осел пеплом на внутренних сторонах щек и языке. На душе мучительно, даже погано. Он кое-как встает, смотрит на колени — красные пятна уже забирали свои права. Как-то с позором собирает раскиданные вещи и бежит в ванную. Моется долго, еще дольше чистит зубы — яростно, почти сдирая десны в кровь. «Ненавижу» сплевывается вместе с пастой. Смотрит в зеркало и ошеломленно отскакивает. В отражении шея пестрит уродливыми кляксами, что разбухли, налились багряным цветом. Чтобы не утонуть в глубинах собственного сознания, уходит в свою комнату — падает ничком на кровать, тут же жмурится от боли в пояснице. Пытается абстрагироваться от всего, но картинки произошедшего продолжают сменять друг друга — как будто смотришь в калейдоскоп, где за место сверкающих пятен — кляксы засосов. Он укрывается одеялом, но все еще чувствует фантомные прикосновения старшего. Волосы, словно до сих пор тянут чужие тонкие пальцы. Запах возбуждения брата забивался в нос, залезал за шиворот. Гомерический смех Джун У звонко звучал в ушах. Мир словно сузился до одной комнаты, где от холодных стен «я совсем тебя опорочил» и «надо было кончить на твое красивое личико» рикошетом прямо в Хансо. Парень ноги прижимает к груди, уши закрывает ладонями. И вместе с его: «заткнись», голосом Джун У: «послушный мальчик» соревнуется. Утро настигает стремительно, хотя, казалось, что вот только что получилось закрыть воспаленные, красными капиллярами увитыми, с потухшей галактикой глаза. Солнце медленно окрашивало верхушки деревьев, но господи боже, все не то и все не так. Хансо прищурено наблюдает за миром через стекло. Видит счастливых парочек — ничего особенного. Солнце играет в волосах — ничего особенного. Машины сменяют друг друга — ничего особенного. У Хансо солнце еще вчера сгорело, когда чужие пальцы нагло давили на рот. От луны и звезд тоже ничего не осталось — упали вместе с каплями крови из поврежденных губ. Вкус к жизни был смыт в раковину. У Хансо вчера мир сгорел в загребущих чужих руках, раскололся на две части, испепелился под жадным взглядом темных, как пьянство глаз, что разрезали ночь и вместе с ней и младшего брата, а за окном все также — ничего особенного. Хансо снова смотрит в окно. Раздражение пульсирует, кажется, в деснах. С ней соревнуется разве что боль в пятой точке. Уголки губ немного саднят, как и шея. Тело в принципе на любое действие отзывается болью, царапает и без того саднящее нутро. Младший выходит из комнаты ближе к обеду. Джун У же почти на чемоданах сидит. Скалится не по-доброму. Буравят друг друга взглядами — молчаливое состязание прерывается появлением отца. У него билет в руках — сам уставший. — Я решил дело с последним твоим убийством. Какое это по счету? Успокаиваться не хочешь? — Отец говорит неосмотрительно, тут же испуганный взгляд на Хансо кидает. Ладонью прикрывает рот, словно коря себя за болтливость. Джун У челюсть сжимает, злобно глядит. Хриплое и неверующее: «что» Хансо разрезает неуютную тишину. Отец внутреннюю сторону щеки прикусывает и выдыхает. — Хансо, все слишком сложно, но раз я уж проговорился, сделай вид, что ничего не слышал, понял? Чтобы ни одна душа не узнала об этом. Младший потрясенно смотрит на брата и натыкается на насмешливый взгляд. Все рушится как линия домино. Все догадки складываются в цельную картину. Он все еще неверующе смотрит, дрожащей рукой прикрывает учащенное сердцебиение, словно боится, что убийца напротив — услышит. Так бы и стоял шокировано, но отец Джун У поторапливает. Хансо нагоняет брата у двери, хватает за локоть, вынуждая остановиться. — Ты что-то сделал с Джином и Тэ Еном? — Задает вопрос то смело, даже немного яростно, вот только самый страшный ответ боится услышать. Джун У смотрит сверху вниз — выше брата на голову. Уголок губ сам ползет вверх, образует жуткую усмешку. Выдерживает секундную паузу для пущего драматизма. Смотрит в глаза напротив. Шипит по-звериному: — Знаешь, Хансо… На каждую птичку найдется мальчуган с рогаткой. — Кидает жгучую правду мертвечиной к ногам младшего, чуть ли не выплевывает. Руку из стального захвата вытаскивает. Смотрит насмешливо на человека напротив, ждет, когда младший осознает. И судя по побелевшему лицу, он все понял. На жалкие попытки забыть услышанное, Джун У лишь безумно хохочет, а янтарные глаза так и светятся сумасшествием. — До встречи, братишка. — Кидает на прощание сухо и выходит стремительно. У Хансо же внутри что-то сломалось и уже ничто и никто не в силах это починить. Внутри пустота с размером в галактику, что переливается разноцветными искрами, что больно обжигают нутро. Ему бы пластырь на израненную, пробитую в решето душу, но, к сожалению, такого просто не существует. Удушающее чувство ненависти к брату растет как уродливая опухоль, однако вместе с ней — страх, что тянет на дно, заставляет позорно ноги и руки трястись. Любовь к брату где-то внутри похоронена — придавлена похотливыми фразами, что так небрежно были обронены вчерашней ночью. Похоронена, под болью словесной, что режет глубоко и садняще, оставив лишь пустоту — до того пугающую, что и не верится. Осознание мясорубкой, кажется, органы в кашу смешало. Вина за смерть важных в его жизни людей липким потоком залила нутро, склеивая подобно тягучему меду. После отъезда брата, Хансо первые месяцы пьет беспробудно, желая забыться до беспамятства. Виски на четвертую неделю уже не горчит, не обжигает желудок. Хансо искал панацею и в сигаретах — давился жгучим вишневым никотином, что и вправду приносил облегчение. Однако все чаще и чаще Хансо замечал, что старуха с косой ходит за ним по пятам, наступает на пятки, залезает ледяными, согнутыми пальцами за ворот, тянет к себе, опаляя мертвым дыханием. Она словно тень — всегда рядом, где-то на периферии зрения, выжидала момент, чтобы раскрыть свои хоть и смертельные, но такие желанные объятия. Однако время шло, зализывало душевные раны, дарило мнимое спокойствие. Как пролетело пять лет уже и не вспомнить — все смешалось в серую кашу. Хансо закончил школу, затем университет, снова нашел отдушину в хоккее. На душе, наконец-то, волны страха и гнева улеглись — превратились в пену. Однако неожиданная болезнь отца будит эти волны подобно хлопушке, выстрелу, взрыву. Приезд Джун У вспарывает старые раны — отрывает с клочьями, заставляет кровоточить, испускать гнойный смрад. Отец умирает с подачки братца - Хансо не глупый. У него за плечами опыт и шишки набиты в течение времени. У него частички души остались в людях, что ушли без права на прощание, забрав частичку чего-то светлого. Понял сразу, что старший компанию к себе прибрать побыстрее захотел, да и отцу отомстить за излишнюю говорливость — в его планы не входило рассказывать об убийствах младшему брату. Он забрал пять жизней. Пять — такова цена одержимости? Джун У изменился лишь внешне: стал еще выше, шире в плечах. Морально же: так и остался психопатом, на брате помешанном. На похороны отца даже не явился, остался дома — смотрел комедии, жуя мармеладки. А Хансо же стал марионеткой брата — исполнял все приказы, покорно голову склоняя. Надоедливое: «да, хен, понял, хен, сделаю, хен» в глотке сидит, аж плеваться хочется. Ненависть ядом струилась по венам, заставляла кипеть кровь. Младший не хотел быть председателем компании, но брат заставил, ударами хоккейной клюшки показал кто — главный, а кто — лишь марионетка. Так и продолжалась бы никчемная жизнь Хансо, полная чужой крови, страшнейших избиений, после которых не пошевелиться, потому что казалось: если вздохнуть, то желудок просто напросто вывалится изо рта кровавой кучей. Однако в их жизни неожиданно появился Винченцо — консильери итальянской мафии. И в нем Хансо нашел то, что так и не смог взрасти в себе — непокорность, упрямство и смелость. Храбрости Винченцо не занимать — рвался в бой с Джун У напролом, не боясь быть убитым. Рвал и метал все, что мешало на пути. Пробивался с кровью и выстрелами до своей цели: уничтожить компанию и Джун У, не оставив и пепелища. В начале, старший смеялся заливисто, говорил, что нашел себе партнера по спаррингу, но затем, когда Винченцо выпустил коготки, показал, нет, точнее ткнул обнаглевшую морду Джун У в последствия необдуманных решений, вся бравада старшего сошла на нет. Раздраженность все время витала в воздухе. Старший постоянно срывался на Хансо: лупил пуще прежнего, сжимал ледяными пальцами шею. В тот же вечер, когда Винченцо и его помощники сожгли склад сырья, Джун У снова сорвался на брата: махровое полотенце сдавливало шею все сильнее, шум в ушах в громкости увеличивался. В ту страшную ночь все повторилось снова — какофония шлепков, уродливые синяки на теле младшего, пульсирующая боль в глубоком укусе на тонкой шее, капли крови из разорванного отверстия, раздраженная изнанка век. Ненависть к брату появляется с первыми лучами солнца и вместе с догорающей сигаретой, сгорает и вся человечность младшего. С летящим окурком летит и животный страх, что мешал дышать на протяжении семи лет. Желание мстить заставляет ноги нести прямо в контору Винченцо с предложением о сотрудничестве. Так, Винченцо Кассано стал для Хансо всем, что осталось. В него он вкладывал остатки души, остатки любви, что бренчали в худощавом теле. Вкладывал всего себя по одной простой причине — Кассано стал последней попыткой, последним рывком, последней надеждой. И Хансо не прогадал. Винченцо на поступках окупил все старания младшего. Вместе они загнали Джун У в ловушку. У старшего психика совсем разрушилась, он стал вести себе глупо и опрометчиво, словно слепой котенок — попался в сети, что расставил итальянский мафиози. Джун У долго не думал, отомстил брату за предательство до ужаса банально — выстрелом в живот, наказывая. Где-то в душе он не хотел убивать Хансо, но так сложились обстоятельства, пришлось чем-то жертвовать, чтобы выйти из щекотливого положения. Выстрел был на поражение, выжить почти было невозможно. Хансо уже руки протягивал навстречу смерти, но Винченцо вытянул — вдохнул в него жизнь, оперативно привез в больницу и отдал чутким врачам. Хансо быстро шел на поправку, хотя все еще не понимал, как же смог выкарабкаться. Винченцо же улыбался, гладил по голове и повторял раз за разом, что младшему рано умирать, ведь консильери еще не обыграл его в хоккее. Забота Кассано обрабатывала ментальные раны, заставляя рубцеваться. Винченцо сказал, что отомстит — слово свое сдержал. После того, как Хансо выписался, они сразу же настигли Джун У — он собирался снова сбежать за границу, но его планам было не суждено сбыться. Консильери сказал младшему выйти тогда, когда он скажет, обрисовал ему план сухо, пока на пистолет надевал глушитель. И вот сейчас, пока Кассано и Джун У ведут беседу, Хансо наблюдает за ними из тени — сканирует злым взглядом брата, тот привязан к какой-то странной конструкции. Злорадство искрит на кончиках пальцев. Ощущение скорой мести приятно зудит под кожей, пузырится и растворяется на пересохших от волнения губах. — Извинись перед младшим братом. — Голос Винченцо совсем безжизненный, пустой, отскакивает от пыльных стен. Хансо сразу же понимает: это его выход. Финальное представление перед титрами. Он отталкивается от колоны, шагает стремительно с гордо поднятой головой. Выходит из темноты — глаза сверкают каким-то маниакальным безумием. Джун У в удивлении брови вскидывает, ошеломленное: «какого черта» готово соскользнуть с языка, но младший проворнее и быстрее. Хансо встает возле Кассано — они переглядываются, кивают друг другу. Мафиози тактично отходит на пару шагов назад. Младший же переводит взгляд на брата - смотрит пристально, чуть насмешливо. Копирует злую усмешку. — Знаешь, Джун У. — Медленно тянет, пока расстегивает ремешок часов, которые подарил брат. Старший брови густые хмурит, окровавленные губы гневно трясутся. Хансо кидает часы прямо к ногам брата. Джун У смотрит на них, словно они не настоящие и исчезнут, если их долго прожигать взглядом, но они все также лежат — поднятая пыль все еще кружит в воздухе. Хансо же голову в бок наклоняет. Смотрит на потерянный вид старшего, в голове картинки насилия стираются — будто подпалили, отформатировали память. На душе становится спокойно — все штормы прошли. Наступил покой. Хансо губы растягивает в довольной улыбке и хрипло роняет: — Мой дорогой братец, я, наконец-то, отрезал ниточки.