Монаэалда

      Случаев, когда тишину ночных коридоров школы чародейства и волшебства Хогвартс с такой наглостью нарушал кто-либо из учеников старинного замка, можно было перечитать по пальцам. Обычно шастающие после отбоя дети или подростки старались вести себя тише, чтобы смотрящий за соблюдением порядка учитель и уж тем более завхоз не застукал нарушителя. Но взбешенному от обиды студенту дополнительного, восьмого курса, Рону Биллиусу Уизли было абсолютно плевать, что его могут заметить вне гостиной. Да даже материализуйся прямо перед ним призрак недавно похороненного профессора Снейпа и сними с Гриффиндора столько баллов что Гриффиндор на десять лет уйдет в минус, и тогда бы юноша не удосужился вернуться из своих невеселых мыслей в реальность.        Ярость, невысказанная обида, смятение и злость на собственное бессилие, долгое время не находя выхода, наконец смешались в голове Рона в настоящий смертельный водоворот. Эта мешанина из эмоций была готова вот-вот накрыть или самого парня, или того, кому не посчастливиться оказаться с ним рядом.       И все из-за Гермионы. В течение нескольких дней его лучшая подруга раздражалась из-за различных мелочей и бесила своими придирками парня. А сегодня, после церемонии прощания с предыдущим директором школы, Северусом Снейпом, которая состоялась в Большом зале, настал апогей. Он, Рон, видите ли, не плакал, и ни коем образом не выражал скорбь по Снейпу. Когда он заикнулся, что может быть не один такой, как Гермиона сорвалась. Слова девушки о том, что он бесчувственный, не способный забыть детские обиды, пень, с эмоциональным диапазоном как у зубочистки довели парня до такого бешенства, что, не вылети он из башни, непременно сделал нечто чудовищное.        Еще ни разу цвет его лица не превосходил по яркости цвет волос, а они-то у гриффиндорца яркие, рыжие. Также ни разу не было и настолько сильного желания проклясть единственную лучшую подругу, да посильнее. Эта мысль теперь по-настоящему ужасала. Как хорошо, что он успел убраться подальше.        Вот только ничего Гермиона не понимала. Спокойствие на церемонии прощания было вызвано вовсе не безразличие, злорадством или непрощенной обидой. Но чтобы объясниться, сначала нужно будет рассказать свою самую главную тайну.       Рональд, шестой сын семьи Уизли, родился Монаэалда. Термин, переведенный с китайского на староанглийский, имел очень простой смысл. «Лунный старец». Тот, кто видит красные нити, сплетающий судьбы двух людей в единое целое. И применение у такого дара было всего одно. Стать свахой.        Сама мысль об этом приводила Рона в полный ступор, а попытки хоть сколько-нибудь осмыслить свои перспективы и вовсе вызывали смех напополам с ужасом.        Не то, чтобы он с самого детства мечтал доказать свою мужественность всем и каждому, но дар, который в магической среде считался присущим только женщинам, заставлял чувствовать себя белой вороной. И опасаться, что если хоть кто-то узнает, то его, в лучшем случае, поднимут на смех. Или вообще сделают парией. И за примером, как относятся к магам, имеющим дар «не соответствующий их полу» далеко ходить не надо.        Перед глазами снова появилось лицо Беллатрикс, обезумевшей дочери семьи Блэк. Женщины с даром берсерка. Уизли никогда не делился своими мыслями, но часть его знала, что её безумие, как и переход на сторону темного лорда был вызван именно тем, что тот принял женщину.       Даже несмотря на столь высокий статус, который Белла имела благодаря происхождению и положению в обществе, наличие такого дара компрометировало женщину в глазах общественности. Но, что еще хуже, если порядочным колдуньям предписывалось стыдиться своего дара и всеми силами скрывать его, то эта ведьма не только открыто развивала свои способности, но и гордилась ими. Этим она и заслужила сначала насмешливое пренебрежение, а потом и презрение напополам с ненавистью.        Стыдно признать, но Уизли самую капельку завидовал смелости этой ведьмы и даже испытывал перед ней толику восхищения. Однако, быть на ее месте уж точно не хотел. Ведь если судить по зацикленности Беллатрикс на Волдеморте, то выходило, что женщину не принимал даже собственный муж. Что ни говори, печальная участь.        Участь самого Рона могла стать не менее печальной. Да, его дар не несет разрушения, даже наоборот. Но становиться объектом насмешек или травли не хотелось совершенно.       Окончательно смириться с тем, кто он есть, Рону удалось только к началу пятого курса, а вот весь предыдущий год стал на него настоящим адом.        К тому времени дар окончательно успокоился и начал набирать настоящую силу, а начало пубертатного периода, помноженное на стресс от Турнира и ворох комплексов, влияли на восприятие окружающей действительности не лучшим образом.        На четвертом курсе Уизли всей душой возненавидел урок прорицаний в целом, и Трелони в частности. Каждый раз, сидя в душном от благовоний помещении он представлял на месте пьяной то ли от ароматических масел, то ли от алкоголя преподавательницы себя. Себя взрослого, закутанного в такое же пестрое несуразное шмотье, сидящего перед редким клиентом, и с напускной важностью смотрящего в хрустальный шар в поисках чужой судьбы.        От того, насколько реалистичной и от того омерзительной была картина, становилось тошно. Страх и раздражение только росли и, достигнув своего пика, кислотой выплескивались на тех, кто был рядом. До сих пор было стыдно перед друзьями.        Только оттенки этого стыда были разными.        Перед Гермионой парень мысленно извинялся за свою выходку на Святочном балу до сих пор. И за ревность на протяжении всего турнира. Только вот ревновал рыжеволосый не её, а к ней. Да, дементор его поцелуй, то, что его предназначением оказался сам чемпион Дурмстранга, знаменитый болгарский ловец- Виктор Крам основательно выбило парня из колеи. А уж то, что Виктор предпочитает девушек, просто уничтожило.        Помнить то, как решился-таки подойти к болгарскому чемпиону и, рассказав в чем все дело, предложить стать хотя бы друзьями, было невыносимо. Как и то, что желание это погибло под натиском фанаток, атаковавших болгарина, предлагая свои кандидатуры в качестве спутницы на бал. С отчаяния Рон решился пригласить стоящую рядом с Виктором Флер и потом долго отходил от своего поступка. И молился, чтобы никто из однокурсников, успокаивающих его, не понял отчего он на самом деле в таком состоянии.        Перед Гарри было стыдно гораздо сильнее, ведь причиной такого отвратительного срыва Уизли стали трусость, злость на друга и зависть. Зависть эта была не к славе Избранного или Чемпиона турнира, богатствам или чему-то еще. Все дело было в том, кем оказалась, а точнее оказался суженый Мальчика-который-выжил. Малфой.        Тот самый Малфой, который из кожи вон лез, чтобы обратить на себя внимание Гарри, выводя его из себя, и сам вспыхивал как спичка. И Поттер велся, только воспринимал эти подначки со всей серьезностью, не находя в себе силы копнуть глубже и попробовать понять мотивы Драко.        Серебряный принц Слизерина, как Драко прозвали, тоже был хорош, используя столь топорные методы, тут уж сам дурак, как говориться.        Но ни это, ни понимание того, что после моральных издевательств от опекунов Гарри не в состоянии спокойно реагировать на словесные гадости в свой адрес не оправдывала его в глазах Рона. Не имея возможности получить то, что у его друга было буквально под носом, выводила рыжеволосого из себя. А еще было грустно от понимания, , что если не перешагнуть свою трусость и не помочь этой парочке, то закончится у них все как у Снейпа с Блэком.        О связи этих двоих Рон узнал еще на третьем курсе, когда профессор зельеварения влетел в Визжащую хижину и напоролся взглядом на Сириуса. И судя по тому, с каким упорством, на грани ненависти, двое взрослых старались друг друга задеть, они тоже знали о том, кому предназначены. Знали, но пытались бороться. Из-за школьной вражды, из-за противоположных идеалов, из-за разного положения в обществе и из-за разных сторон в прошлой войне. И чем сильнее они боролись, тем сильнее их тянуло друг к другу, и это ненавистное, но такое желанное притяжение лишь усиливало их борьбу и обоюдную ненависть.        То, что творили эти двое друг с другом было настоящим безумием. Так яростно и самозабвенно презирать друг друга и при этом продолжать привлекать чужое внимание. Было очевидно, что единственный вариант прекратить подобное для обоих- смерть, ведь о применении не могло быть и речи. Так и случилось.        Когда Сириус влетел в Арку Смерти в министерстве, уже тогда Рон знал, что Снейп обречён. Что как бы тот не старался, подсознательно он будет жаждать воссоединения с половинкой своей души. А значит умрет. Поэтому Уизли ни капли не был удивлен, что гениальный шпион, уже работавший с ядом Нагайны даже не попытался использовать запасной антидот.        Зная все это Рон мог только пожелать Северусу мирного и счастливого посмертия и удачного применения с Сириусом.        Все эти мысли шли в голове парня по десятому кругу, будто заевшая пластинка. Не успокоиться, не отвлечься, не прекратить. Голова просто раскалывалась. От боли Рон тихо застонал и съехал по стеночке вниз. По губам и подбородку потекло что-то теплое. Провести пальцами под носом. Красные. Значит потеря контроля все ближе; перспектива магического выброса все реальней.        Обжигающая сила все интенсивней скапливалась в организме, сжималась в груди пружиной, натягивалась как тетива лука. Но у всего есть предел, стоит его только достигнуть, и границы сметёт, как сметает плотины весной. Поняв, что своего предела он практически достиг и контроль над магией почти потерян, Рон уткнулся лицом в колени, надеясь хоть чуть чуть успокоиться. Выходило плохо. А когда над его головой раздался голос, пружина в его груди сорвалась. — Как хорошо, что я тебя нашла. Пойдем, я помогу.        Рон поднял голову. Одна только мысль была в его взгляде: «Беги. Беги! БЕГИ!»        Коридор на четвертом этаже потряс магический выброс.