Сборник "Гай Челленджер / Джон Рейкер"

"Не надейся на мою оборону, Я стою абсолютно беззащитным городом". Ясвена — "На твоём пути"

      — Не возражаешь?       Гай возник за спиной, как чёрт из табакерки, и Рейкер поморщился. Не любил он незапланированных сюрпризов.       — Не думал, что ты окажешься тут.       — Да я и сам не ожидал, — улыбнулся во все свои родные тридцать один и один искусственный зуб Челленджер. — А тут пришлось приехать по делам, смотрю — ты.       — Ага, — согласно кивнул Джон, отрезая новый кусок мяса.       «Безумно убедительно».       На самом деле, подозревать, что Гай старался специально приехать сюда для встречи — это уже мания величия. А вот организовать самому Рейкеру рабочий заказ, чтобы он прилетел на нужную станцию в нужный срок… это уже паранойя, но, как говорится, даже если у вас мания преследования — это отнюдь не значит, что вами не следят. С точки зрения Гая же это вообще могло не стоить никаких усилий, кроме десятка слов, сказанных секретарю.       — Ты мне, кажется, не веришь, — Челленджер сиял, как только что сошедшая с конвейера лазерная отвёртка, чем раздражал невероятно.       — Ты сам-то себе веришь? Хотя бы изредка?       Гай наклонил голову к плечу, рассматривая его, и под этим скучающе-любопытным взглядом хотелось передёрнуть плечами.       — А как же иначе убедить в своих словах другого? — чёртов Челленджер потянулся и взял его бокал. — Приходится верить себе.       — Представляю, какое это надругательство над собственной личностью — верить такому хитрозадому лжецу, — с сочувствием вздохнул Джон, расчленяя мясо на неудобно мелкие фрагменты. — Всё равно не помогает, если не заметил.       — Просто ты пристрастен ко мне, — в голосе ни грамма упрёка не слышно за весельем. — А ведь я тебе не давал к этому поводов.       — Серьёзно?! — Рейкер даже оторвался от собственной тарелки и посмотрел в бесстыжие ореховые глаза. — Ты не давал мне поводов относиться к тебе пристрастно?!       — Не верить мне — точно не давал, — Гай сделал глоток и вернул бокал на место.       — Да тебе по должности верить нельзя, — проворчал Джон и тоже сделал глоток, раз уж ему вернули вино.       «Нельзя, а все проблемы от того, что нередко хочется».       — Джонни, — за то, как он тянул гласные в его имени, Челленджера хотелось встряхнуть, прижать к стене и… нет, бить всё-таки не хотелось — а жаль — но хотя бы поцеловать что ли. Что этой гадюке стоило подойти не в общественном месте, а? — Твои аргументы неубедительны.       — Для кого?       Гай поднял очи горе до того выразительно, что аж сплюнуть захотелось.       — Ладно, вот скажи мне, как вообще можно верить человеку, который разбрасывается такими обещаниями?       — Какими я такими сомнительными обещаниями разбрасывался, что тебе в них никак не поверить? — скептически заломил бровь Гай.       — Например, что-то вроде «Всё что угодно, исключая то, что повредит дочке»?       Рейкер до сих пор начинал беситься при одном только воспоминании о том разговоре. Даже если всё не всерьёз… Всё равно сломать хотелось что-то этому хлыщу, чтобы следил за тем, что говорит. Чтоб не обещал того, чего нельзя обещать никогда и никому.       — И что тебя смущает? Разве я тебе когда-нибудь в чём-то отказывал? — в голосе Челленджера только насмешка и провокация, ничего больше. Требование (замаскированное под смирение, но от этого только сильнее хочется разбить кое-чьё холённое, ухоженное лицо) успокоиться и, да, получать удовольствие.       — Интересный вопрос, — у Джона в груди плескалось что-то злое и раздражённое.       — Простой, — протяжно отозвался Гай, то ли не чувствующий момента, то ли вполне удовлетворённый его состоянием. Ну не мудак ли?       — Тогда может отсосёшь мне?       И ведь даже в лице не изменился, гад, только улыбнулся ещё шире:       — Без проблем, Джонни.       И в то же, кажется, мгновение (Рейкер от удивления не уследил за временем) уже оказался под столом. Как-то сразу вспомнилось, что в ресторане есть другие люди, скатерть заметно не достаёт до пола, а кое-кто из них почти медийная персона. Да и сам он имеет опредённую известность в своих кругах. Что за!...       — Тшшш, — Гай с силой удержал его за бёдра от попытки сбежать подальше. — Куда? На бегу у меня не получится, сам понимаешь.       — Вылези оттуда, — прошипел Джон, чувствуя, как начинают гореть щёки. — Это была шууу… бля, что ты делаешь?       — Расстёгиваю твои штаны, — с буддистским спокойствием отзывается из-под стола как бы серьёзный и уважаемый человек, Член, блядь, как звучит-то сейчас, Правления целого финансового монстра. И ведь ничего — НИ-ЧЕ-ГО — его не смущает.       — Я пошутил, Гай, хваааа, — вжикнула молния, — хватит!       — Не кричи, — мурлыкнул Гай. — А то на тебя все будут смотреть.       — На меня и так…       — Хочешь ещё больше?       — Блядь… это я про тебя, — почти зло прошипел Рейкер, чувствуя горячее дыхание на собственных яйцах. Радовало хотя бы то, что столик находился в углу.       — Я понял, — Челленджер потянул брюки, сдвигая их, и прижался губами к внутренней стороне бедра.       — Слушай, серьёзно, я пошутил ведь… — пробормотал Рейкер, сползая по стулу.       — Во-первых, — каждое слово физически чувствовалось кожей, и Джон прижал ладонь ко лбу — горячему, он точно болен, и даже знает от кого заразился — то ли чтобы спрятаться от взглядов (старательно отводимых от их столика, просто прекрасно), то ли просто помогая удерживать себя вертикально, — у меня нет чувства юмора…       Когда чужие губы обхватили головку члена, Джон прикусил щёку. Или материться, или смеяться, или просто… кто его вообще за язык тянул?       — А во-вторых? — не разжимая челюсти, напомнил он Челленджеру. Не то чтобы он хотел, чтобы тот отрывался, но… просто нельзя промолчать ведь.       — А во-вторых, — пробормотал Гай, не отрывая губ от затвердевшего ствола, — мне понравилось предложение.       Лучше бы промолчал. Хоть кто-нибудь из них. Хоть в какой-то момент этого грёба-а-а-а-а…       — Аккуратнее.       …ного вечера.       — Аха, — беззаботно откликнулись снизу, и Джон в очередной раз захотел удавить (на самом деле — нет, не этого) сволочь. Но долго думать об этом, чувствуя чужие губы, язык, пальцы на собственном члене, горячую, напряжённую ладонь на бедре, невозможно: мысли путаются, комкаются, как неудачные черновики, и единственное, что он ещё помнит — сидеть нужно ровно. Хотя бы стараться. Он хватается за тёмные, гладкие волосы Гая, как хватаются за страховочные переборки на корабле при отключении гравитации, и плывёт, почти растворяется, когда поверх его пальцев ложатся чужие, ласковые и такие же нуждающиеся в опоре.       — Я тебя ненавижу, — свистяще шепчет он, и, кажется, это первый раз, когда он кончает с этими словами. А ещё, кажется, он принципиально неверно определяет семантику слова «ненавижу». И, в дополнение к этому…       — А я тебя люблю.       Удавить сволочь!       — Вылезешь ты уже или нет? Я, кажется, красный, как варённый рак, — пробормотал Джон, приводя в порядок одежду.       — Тебе идёт, — охрипшим голосом отзывается Гай, возвращаясь на своё место. У него горят щёки, но не наблюдается никакого стеснения в глазах.       — Знать не хочу, о чём ты сейчас думаешь.       — Сам догадываешься, да? — улыбка у Челленджера почти напряжённая, и Рейкер думает, что было бы хорошей идеей сцеловать её к чёртовой матери, чтобы не видеть.       — Ты не голодный?       — Как раз хотел тоже самое спросить у тебя, — ответил Гай, и они одновременно встали из-за стола. В конце концов, оба могли придумать с десяток мест, более подходящих для их дальнейших планов.       Только запомнить на будущее: никогда — никогда больше! — не спрашивать и не предлагать Гаю ничего, на что не готов получить согласие. Забыть о риторических вопросах и попытках взять на слабо. У Гая Челленджера отвратительное чувство юмора, и это, почему-то, не его проблемы.