***
Что что-то не так, он понимает ещё на подходе, ощутив трепещущими ноздрями горький ландыш, смешанный с какой-то на редкость противной травяной гадостью. И только потом он видит две сплетённые фигуры: огромный красноволосый альфа сжимает в руках хрупкую фигуру омеги. Тонкого, нежного и безумно испуганного омеги. Его омеги. — Та-а-ак… — тянет рядом Джин. — Вечер перестаёт быть томным? Намджун кидается вперёд, даже не думая, что он будет делать. Струна, которая внутри него натягивалась всё последнее время, звенела предупреждающе под сверкающими взглядами братьев, молила об осторожности вешающих на него очередное задание преподов, молча страдала под нежным взглядом ничем ему не отвечающего Юнги — эта струна оборвалась в одночасье, резко и, как и полагается, с очень громким звоном. Он налетел на альфу, лапающего его омегу, и, рыча, в одно движение оторвал его от Юнги и отшвырнул в сторону — прямо к ногам Джина, стоящего с нечитаемым выражением лица. Намджун ухватил Юнги и, как невесомого щенка, закинул за свою спину, отгораживая его от хрипящего злобно альфы, пытающегося подняться на ноги. — Блять, ты ещё кто? — заорал красноволосый. — Это что, твой ёбырь, Юнги-я, ты и здесь шлюшкой заделался? Обоим отсасываешь или только этому? — Ты врёшь! — сломанно крикнул Юнги. — Ты всё врешь! Намджун обернулся и поймал в объятия кинувшегося к грозно выпрямляющемуся альфе омежку. — Тише, тише… Стой… Стой, Юнги-я. Мы сами. Подняться до конца красноволосому было не дано. Потому что Джин. Джин и его хитрые приёмы, которым он когда-то научился специально чтобы защищать Намджуна, не портя при этом свой щегольской маникюр. Через несколько секунд альфа стоял перед ним на коленях с заломленной в на вид вполне себе невинном захвате рукой, а Джин мягко ему выговаривал: — Мсье, ваш французский не нравится нам и омеге, которого мы оберегаем. Альфа материт его, а Джин немного сводит пальцы, и дикий вопль вырывается из глотки красноволосого. — Тварям слова не давали, мсье, не испытывайте моего терпения, — укоризненно журит его Джин. Он неуловимым движением перехватывает руку альфы, разворачивая его лицом к Намджуну, продолжающему сжимать в объятиях Юнги, тело которого сотрясается от беззвучных рыданий. Намджун взглядом просит Джина закончить процедуру поскорее. Тот кивает. — Мсье, посмотрите ещё раз на этого омегу. Он под нашей защитой, и если ты, сука... мм... то есть мсье, сунете ещё раз сюда свой поганый нос или даже дыхнёте своей вонючей полынью в его строну, то я спущу с поводка этого прекрасного волка, который сейчас занят нашим милым Юнги, и тогда просто вывихнутым пальцем вы не отделаетесь. Он порвёт ваш поганый рот, как Тузик грелку — и это будет самое приятное, что он с вами сделает. Я... понятно объясняю? — Голос Джина полон коварной мягкости. И то ли он действует, то ли волшебные руки Джина, которые почти нежно придерживают почти сломанные пальцы альфы — хрен его знает. Но тот кивает, мыча от боли и ненависти. — Ну-с, тогда не смею вас задерживать, — учтиво говорит Джин и изо всех сил отталкивает альфу от себя, добавляя ему инерции точным пинком под зад. Альфа воет от боли, встаёт, немного прихрамывая, отходит, оборачивается и рычит: — Это ещё не конец, Мин Юнги! Жди меня, я приду за тобой, щеночек, приду! — и изо всех имеющихся сил припускает вдоль улицы. — И почему все, кто не наш, такие тупые? — печально качает головой Джин. — А что здесь происходит? — Голос изумлённого Тэхёна звучит, видимо, для него очень неожиданно, потому что он ощутимо вздрагивает. — Я ж только на пять минут ушёл… Пять минут! — Даже в эти пять минут можно сделать очень много, — машинально отвечает ему Джин и укоризненно смотрит на Джуна. Нам ловит этот взгляд, но ему не до братних разборок. Юнги трясётся в его руках, он пытается взять себя в руки, но единственное, что может, — это судорожно сжимать обеими руками футболку Намджуна. Когда альфа отпускает его, чтобы вызвать такси, Юнги всхлипывает и обхватывает его, прилипая всем телом. — Поезжайте домой, я отвезу Юнги, — негромко, но очень напряжённо говорит Джун братьям. — Может, тебе помочь? — тревожно спрашивает Джин. — Кажется, ему очень плохо. — Нет. Не надо. Я сам, спасибо. — И он крепко сжимает Юнги в своих объятиях.***
— Сондже, это был Сондже, — горячечно шепчет Юнги, как только за ними закрывается дверь его квартиры. — Он пришёл за мной, он меня нашёл, он убьёт меня, он сказал тогда, что убьёт, понимаешь? Глаза Юнги страшно и болезненно блестят, он цепляется за Намджуна, заглядывая ему в лицо. — Ты должен уйти, Джун-и, ты должен бежать, он и тебя убьёт, они убили Юнхо, понимаешь? Если они убьют тебя, я умру. Хотя я и так умру, и это неплохо, ты же знаешь, но я не могу тебя потерять, не могу, слышишь? — Подожди, Юнги-я... стой… Но омега его не слышит, тащит хмурящегося и пытающегося его остановить альфу в спальню и валит на постель, накрывая собой. Он неожиданно сильный и очень настойчивый. — Ты мой, понимаешь, я не смогу без тебя, я просто немного вот так… вот так полежу, и ты уйдёшь, ладно? — Юнги обнимает его худыми, но такими, оказывается, сильными руками, прижимается к его шее ртом, втягивает воздух носом и продолжает страстно шептать: — Я не смогу, но ты должен уйти, они убьют тебя. Он сказал, что Инсон тоже здесь, он не один, они кого-то ищут, то есть нашли. Сондже — меня, а Инсон какого-то бету. Намджун, ты должен бежать! Юнги мечется, как в горячке, прижимаясь всё настойчивей, его руки забираются под футболку и стискивают, щиплют тело Намджуна, который готов выть от крышесносной смеси страха, ненависти, жалости и безумного, жадного желания. Юнги кусает его шею и плечи, он сжимает его бёдрами так, что Джун чувствует, что его естество сейчас взорвётся от этого самого страстного желания вдавить омегу в простыни и вытрахать из него весь тот бред, который он несёт. Намджун задыхается от напора Юнги, он не успевает реагировать на укусы, поцелуи, настойчивые касания, потому что говорит-то Юнги прямо противоположное тому, что делает: — Я только чуть-чуть, Джун, я сейчас, я отпущу, мне только надо тебя… тебя хоть немного… Разве я не заслужил?.. Ты мне так нужен, но ты не можешь, я знаю, Джун, пожалуйста… Убегай… Я умру без тебя… — Заткнись, — громко и хрипло приказывает Джун, и Юнги внезапно замирает. Альфа тут же переворачивает их и в одно мгновенье стягивает с себя футболку, а потом практически нападает на Юнги, жёстко разворачивая его, в несколько чётких движений раздевает до боксеров и придавливает своим телом. Он обхватывает его голову и впивается в искривлённый страхом и страстью рот. Они целуются жадно, по-животному стараясь ухватить как можно больше партнёра, они прижимаются друг к другу так, что хрустят кости, поцелуи Намджуна горят на коже Юнги красными метками, а тот кричит, не сдерживаясь, и отчаянно царапает спину альфы. Но даже сквозь эти крики Намджун слышит: — Джун-и… оставь… беги… я умоляю… Джун… ахм… Джун… Уходи! — Заткнись, глупый омега, — бешено рычит альфа. Он встряхивает Юнги за плечи и заставляет сфокусировать поплывший взгляд на себе: — Не смей мне указывать, что мне делать! Слышишь? Иначе я тебя накажу! Джун снова впивается в приоткрытые губы Юнги — сладкие, мягкие, дрожащие… творящие с сердцем альфы просто что-то невероятное. Намджун снимает с омеги боксеры, и сам раздевается полностью, не сводя взгляда с Юнги, который от этой картины стонет так жертвенно и покорно, что Намджун за малым не кончает. Он набрасывается на юношу со всей своей голодной жадностью, он не жалеет, не щадит, он обжигает и терзает, чувствуя, как в этой буре, под этим натиском его желания, расслабляется и отпускает себя его омега. Он полностью отдаётся на волю бушующего альфы Намджуна. Он настолько мокрый и жаждущий, что много времени Джуну не требуется, чтобы полностью овладеть Юнги, сделать своим, прижать к постели и в бешеном темпе наказать по полной. И только на самом пике, когда наслаждение топит его и он слышит свой абсолютно звериный рык со стороны, Джун вдруг понимает, что запах ландыша невероятно силён и непривычно сладок, он забивает лёгкие, проникает ему под кожу и заставляет внезапно задёргаться в ещё одном, мгновенно накатившем оргазме. «Течка!.. — понимает альфа. — У него началась течка…» И как будто услышав его, Юнги стонет: — Ахх… Джун-и… я… мне странно… Мне больно и хоро… о-о-о… ошо… Я умираю?.. — Ещё раз скажешь что-то о смерти, — яростно рычит Намджун, начиная новый виток движений, — я выпорю тебя до синевы, омега! Ты меня понял? Юнги пытается кивнуть, но в том бешеном темпе, который взял Намджун, у него это плохо получается. — Я не слышу, омега! — рычит Намджун и вцепляется зубами в загривок Юнги, ощутимо прикусывает и отпускает. — Ты будешь слушаться? Ты будешь покорным? — Да!.. Да!.. Да!.. О, бож-же... Да-а-а!..***
Они сидят на кухне, вымотанные до крайности, и пьют жасминовый чай. Юнги явно неудобно, он боится поднять на Намджуна глаза. А тот чувствует себя невероятно счастливым, но хмурится, пытаясь играть роль разгневанного сурового альфы. Однако абсолютно дурацкая улыбка предательски постоянно появляется на его лице. — Как тебя нашёл Сондже? — отрывисто спрашивает он. — Я не знаю, — мямлит Юнги, смущенно утыкаясь в чашку носом. — Он не сказал. — А что он говорил? Вы долго разговаривали с ним? Почему ты не кричал? Не позвал Тэхёна? — Намджун старается смягчить голос, но всё равно в нём звучит обида. — Он мне рот зажал! —возмущается Юнги. — Эй, я вообще-то пострадавший! Хватит на меня нападать! —Я никогда себе этого не прощу! — вскидывается на него Намджун. – Я не на тебя нападаю! Я не могу понять, где я ошибся, что мог сделать, чтобы ты... Юнги быстро подходит к нему и обнимает, утыкаясь носом в его волосы. — Ты ни в чём не виноват, глупый альфа, — страстно говорит он. — Не смей себя винить за моё прошлое! Они не двигаются какое-то время, наслаждаясь близостью друг друга, в это мгновенье чуть ли не большей, чем ещё недавно в постели. — Я люблю тебя, Юнги, — внезапно твёрдо говорит Намджун. — Я тебя очень люблю! Будь моим, прошу, будь со мной. Юнги изумлённо таращит глаза и смотрит недоверчиво: — Меня? Ты любишь? Меня? Намджун тяжело вздыхает и, прижимая его к себе, шепчет: — Всё же ты непроходимо тупенький, мой омежка. — Сам дурак, — обиженно урчит Юнги. — Я между прочим тоже тебя люблю. Но теперь не скажу тебе об этом, потому что ты меня обидел. Намджун замирает, случайно забывая, как дышать. Потом отмораживается и осторожно спрашивает: — Ты будешь моим? — Буду, если ты мне поможешь, — тянет Юнги, внезапно поджимаясь и хватаясь за свой живот. — О, это просто сделка века, Юнги-я, — насмешливо говорит Намджун, легко подхватывая его на плечо. — Уговорил.***
Намджун просит Хосока провожать Юнги, когда он сам не может это делать, хотя теперь всё своё свободное время проводит с омегой. Юнги стал тревожным и не очень хорошо спит, вздрагивая и иногда крича во сне. — Что мне делать с этим, Джин? — спрашивает Намджун у брата. — Ты же вроде как… мог бы помочь? — Нет, это не мой профиль. Но я поговорю с профессором До с кафедры, он практикующий психолог. Начинай уговаривать Юнги на курс психотерапии. Иначе хлебнёшь. Намджун думал, что уговорить упрямого и пугливого омегу на психолога будет трудно. Но тот согласился на удивление быстро. Правда, настоял, что сеансы сам оплатит, упрямец этакий, но добро дал. — Я так устал от самого себя, Джун, — сказал Юнги, видя в глазах альфы уважительное удивление. — Я не могу подвести тебя. И я понимаю, что у меня есть проблемы. Не думай, я всё понимаю. Намджун обнимает его и целует нежно и бережно. — Я горжусь тобой, моё солнце. Так горжусь тобой, мой самый смелый и прекрасный омега. О том, что Сехун разрешил ему попробовать себя в качестве официанта, Юнги сообщает Намджуну, подпрыгивая, как мячик. Намджун обнимает его и говорит, что такой красивый официант — это настоящая находка, но если Сехун посмеет снова так смотреть на Юнги, как в прошлый раз, то он его уволит. — Кого? — смеясь, спрашивает Юнги. — Меня или Сехуна-ши? — Обоих, — рычит Джун и приникает к любимым губам.***
У Намджуна начинаются выпускные экзамены и скоро защита диплома, поэтому он у Юнги почти не остаётся на ночь, даже в квартиру не всегда входит. Он понимает, что сейчас надо сделать всё правильно, чтобы достойно закончить обучение и ничего не запороть со своим будущим. Он просит отпуск в клубе и полностью погружается в учёбу. Тот момент, когда что-то кардинально меняется между его братьями, он пропускает, увлечённый своими страстями с Юнги и учёбой. Но однажды он приходит домой чуть раньше из-за отменённого семинара по психологии и застукивает их в кухне за весьма тривиальным, но очень смущающим делом: Джин на коленях перед Тэхёном — и явно не ширинку помогает застёгивать, судя по сладострастным постанываниям Тэ. Джун, смущённый до крайности, шмыгает в свою комнату и чуть позже убеждается, что скромность — зло, потому что эти кролики метят зал, коридор, а потом, совершенно обнаглев, трахаются прямо около его комнаты, причём Джин, судя по всему, опирается прямо на его дверь, потому что та ходуном ходит. И не открывается только потому, что он её запер, когда, еле переводя дух, оказался в безопасности за нею. "Джин снизу, — не сразу доходит до Намджуна. — Ай да Тэхён! ай да молодец! Наконец-то нагнул своего пугливого хёна. Значит, прислушался к совету Юнги. Я же говорил. То-то в последнее время у них тишь да гладь." Его благостные мысли прерывает голос запыхавшегося Джина: — Э... Тэ… Подожди... Ахх... да стой ты… всё! стой, говорю… да ёё-ё-ё... мхм… блять… Две-е-е-рь… дверь заперта! Шёпоты и шуршания на две минуты, а потом они осторожно стучат: — Джун… Хён?.. Джун? Ты дома? Намджуна разбирает смех от того, каким фальшиво–ласковым может быть голос Тэхёна. — Я надеюсь, вы оделись? — громко спрашивает он, прежде чем открыть дверь. — Бля-я-я… Он дома. Намджун познакомился с Бён Бэкхёном, оказывается, относительно давно. Правда он нихрена об этом не помнит, но после того как ему сказали, что в качестве приветствия он завалил Бэка на постель, а сверху повалил Юнги и, накрыв их руками, начал вытворять непотребства, он стесняется смотреть Бэку в глаза. А тот ржёт и жмурится в руках Чанёля. Только вот Юнги смотрит на Бэка как-то странно. Какое-то болезненное и странное чувство видится в его глазах. Он молчалив и не принимает участия в разговоре, только съедает Бэка тяжёлым и тоскливым взглядом. В конце концов это замечает и сам Бэк и начинает удивлённо посматривать то на Юнги, то на Намджуна. Альфа выводит Юнги на балкон (они сидят в квартире Чанёля двумя парами, потому что все остальные кто где). — Что случилось, Юнги? Тебе… не нравится Бэкхён? — Нет… Нравится... — Юнги чуть не плачет. — Что случилось, солнышко? — тревожно, почти испуганно спрашивает Намджун. — Бэкхён… Кое-кого мне напоминает очень сильно. Страшно похож! У меня сердце останавливается, когда я смотрю на него. В прошлый раз, тогда, когда он увёз Чанёля, у него цвет волос был другой, более светлый. Да я был не в состоянии... Спать хотел. А сейчас… Он так похож на него! — На кого, солнышко? — На Бён Ван Ына, омегу моего… — Бён Ван Ын — мой брат, — раздаётся резкий голос. — Откуда ты его знаешь, Юнги? Они оборачиваются. Бэкхён стоит на порожке и смотрит на омегу широко раскрытыми в каком-то отчаянно–хищном порыве глазами. Он яростно сжимает руку на косяке балконной двери, как будто стараясь не упасть. Юнги сводит брови домиком и хватается за Намджуна. А тот, осторожно обхватывая его, отвечает за своего омегу: — Бён Ван Ын был омегой брата Юнги, Юнхо, который погиб… — ...которого убили, — эхом отвечает Бэкхён. Судорожно сглатывая, он прислоняется затылком косяку и медленно сползает по нему вниз. — А мой брат умер при родах… — шепчет он. — У тебя есть племянник, Юнги… у нас есть племянник… Его зовут Минхо.