я видел это снова

Хам Дан И просыпается. Робко стучит по деревянному полу босыми ступнями, отбивая заунывный мотивчик. Тихий совсем. Главное ведь – не разбудить Ли Ру Ду. На кухне темно и просторно; Дан И, налетев на краешек стола, замирает неотъемлемой частью композиции, глотает короткий вскрик, не от боли, но от неожиданности. Уголок ведь колется не сильно, скорее из вредности, чем стремясь причинить реальную боль – после того, как они с Ру Дой съехались, парень затянул резиной все острые углы. (Хам Дан И не интересна причина) (Ли Ру Да лишь улыбается и целует мягкими губами) Щелкает выключатель, на помещение обрушивается водопадом свет. Хам Дан И привыкает к нему быстро. В конце концов, с ней каждый день засыпает и просыпается под боком солнце, что ей кухонная лампочка? Хам Дан И улыбается своим мыслям. Сломано немного, а потому и до жути искренне. Что же ей еще, дурочке, нужно, а? Голос у Ру Ды щемящий, удушающий. Хам Дан И открывает холодильник. Из проема камеры на нее смотрят пустые глаза Бан Ё Рён Хам Дан И просыпается. Чувствует духоту, откашливается, безумно вертит глазами, сумасшедшей белке подобна. А перед ней восседает на стуле отражение – улыбающееся, радостное, не мешает даже испуг, что в морщинках лица тенями притаился. Счастливое оно до одури. В белом платье свадебном, да с фатой, набок перекинутой. Хам Дан И подносит руку к щеке, лаская ногтями сетку ткани. Смотрит на себя – и не узнает. Потому что перед глазами все еще стоит отрубленная голова Бан Ё Рён. Мультяшная, кинематографичная: срез ровный и розовый, набухший. Образ такой ненастоящий, такой искусственный, что Хам Дан И выдавливает хмык. К алтарю ее провожает отец, непривычно строгий и серьезный, он произносит: – Ты у меня самая красивая. – Ну, пап, – смеется Дан И, – мой отец ни за что бы такое не сказал, – шутит она колкое, на что получает в ответ лишь пожатие плечами. У стойки ее уже ждет Ли Ру Да: светлый, красивый, все еще немного напоминающий девушку даже с зачесанными назад совершенно прямыми волосами. Её Ли Ру Да. А она ступает вперед – его Ли Дан И. Ускоряет шаг, полу бегом пересекая ряды, на которых расположились сияющие «Четверо Божественных Повелителей» и живая Ё Рён, близнецы Ким, Мин А, Со Хён с Юнг Ином – все они в конце концов смирились с ее выбором, приняли его, сроднились с ним. – Ты как всегда прекрасна, – не может сдержать улыбку Ли Ру Да. – Я даже лицо еще не открыла, как ты можешь такое говорить? – Я просто знаю. И Ли Ру Да отбрасывает в сторону вуаль фаты. Хам Дан И задыхается в ужасе: у Ру Ды остекленевшие, потерявшие всякий блеск глаза. Губы его расплылись, обнажая кожу десен и большие острые клыки. Хам Дан И переводит взгляд в зал – накренившись вперед на своих местах сидят гости. Только кровь хлещет из перегрызенных шей, окропляя кровью плитку пола. Секунда – валится вниз Юн Чон Ён, сидящий у края ряда. Половина его неотразимого лица пачкается красным. Ли Ру Да касается ее руки; Дан И переводит на него расфокусированный взгляд, пытаясь найти в этом хрупком жесте поддержку. А парень лишь облизывает поплывшие губы длинным, как у зверя, языком. Хам Дан И просыпается. И начинает плакать. Сбоку ворочается Ли Ру Да, и девушка пододвигает к нему: к теплому, искаженному дымкой кошмара, но все-таки с в о е м у. – Ну-ну, Дан А, – утешает Ру Да, вмиг перекидывая через ее плечо руку и начиная поглаживать по макушке. – Опять кошмар? Хам Дан И сильно-сильно машет головой, тяжело сглатывает соленый ком. – Там ведь… Ё Рён… она была мертва, а ты… стоял и улыбался… и я… я так испугалась, – сбивчиво рассказывает Хам Дан И, пока Ру Да баюкает ее в мягких объятиях. – Но я ведь не плохой, помнишь, Дан А? – он ныряет колдовскими глазами в ее – девушка очарованно кивает. – Тут ты в безопасности. Я никому не дам обидеть тебя. Ли Ру Да сжимает её сильней, словно щит, купол, дающий защиту от мыслей беспощадных. И Дан И льнет всем телом. – Это всего лишь дурной сон. Хам Дан И не видит, как губы Ли Ру Да растягиваются в ухмылке. – Да… всего лишь сон.