+++
Лютику все еще приходилось прятать под рубашкой бинты, когда Геральт наконец решил, что они могут отправляться. По большей части это было вызвано тем, что бард начал действительно настаивать. Конечно, они могли задержаться и дать ему больше времени на залечивание ран, но это не было необходимо, да и, говоря начистоту, он больше ни секунды не мог мириться с мыслью, что он так далеко от девочек. Они встретились с Хаттори у его кузницы. Эльф выглядел затравленно. — Что-то не так, совсем не так, — шепнул он, с беспокойством вглядываясь в глаза Геральта. — Пойдем с нами, — понизив голос, ответил Геральт, ни на секунду не перестававший осматриваться по сторонам. — Нет, — тут же отрезал Лютик. — Если ты не боец, не надо, — он покачал головой, и легонько сжал предплечье Геральта, почувствовав его удивленный взгляд. — Что бы ни надвигалось – Каэр Морхен станет эпицентром. Если ты не боец, ты должен найти безопасное место, — Лютик всмотрелся в его лицо, на губах расцвела почти печальная улыбка. — Я понимаю, — тихо ответил Хаттори. Молчание. — Береги себя, Геральт, хорошо? — они глянули друг на друга, и Лютику пришлось сглотнуть ком, вставший в горле. Это ужасное предчувствие никуда не ушло. Геральт коротко кивнул и протянул руку, цепляясь за предплечье кузнеца. Они постояли так всего мгновение, и затем Геральт отступил. Спустя ужасно долгую секунду Хаттори нырнул в кузницу и вернулся оттуда с толстым свертком – внутри, Лютик точно знал это, лежало четыре меча. Он принял сверток от эльфа. По спине пробежал холодок беспокойства – в последнее время казалось, что это чувство стало с ним единым целым. — Прошу тебя, будь осторожен, — тихо произнес Лютик, и отвернулся, следуя за Геральтом. Он не должен был оборачиваться, когда уходил, но не смог удержаться и не бросить хотя бы один взгляд… Только один… Хаттори стоял на обочине дороги. На его лице Лютик прочел те же эмоции – знание, что мир вот-вот перевернется.+++
Лютик начал сочинять во время поездки. Он не знал, зачем, но это казалось важным. Возможно, это не станет его последней песней, но было в ней что-то тяжелое, отягощенное смыслом, который он не знал, как передать словами. Он мог только попробовать – как и всегда. Он едва слышно напевал мелодию себе под нос: они ехали слишком быстро, чтобы попытаться сыграть ее на лютне. Но как только настала ночь, и они разбили лагерь, он, нахмурившись, коснулся струн. Тихо нашептал слова, немного склоняя голову, глядя, как пламя лижет темноту. Рядом с ним сели, почти соприкасаясь плечами, и горло Лютика внезапно сжалось. Широкая ладонь ведьмака опустилась на поясницу. Лютик прикрыл глаза, глубоко вдохнул… — Много спетых песен видели сгоревшие дрова – Молодых согревая руки и сердца… — чуть громче запел Лютик. Пальцы танцевали по струнам, голос – тих и нежен. — И старшие собираются в круг, передавая – Своей мудрости слова, пока не гаснет пламя... Ладонь переметнулась с поясницы и оказалась прижатой между лопаток. Лютик рвано выдохнул, пару секунд просто напевая мелодию – слова еще не полностью сформировались в сознании. — Ну, — шепнул Лютик и раскрыл глаза, поворачиваясь к Геральту. Мягкая, грустная улыбка тронула губы от взгляда, обращённого к нему – в нем отражалось все то беспокойство, что тревожило ведьмака. — Это не значит, что ты теряешь всё и вся – Не торопись же, выслушай меня. Взгляни на солнце заходящего свеченье. Вынь руку из кармана – ощути воды теченье. Не беспокойся о завтра, а вчера… Лютик наклонился и поцеловал Геральта в щеку. — Прошло, — он снова обратил внимание на лютню, перебирая струны. Геральт качнулся ближе, почти столкнувшись с ним головами, и так и замер. — Прекрасную любовь найди, — продолжил Лютик, снова встречаясь взглядом с Геральтом, — В глаза ей прямо посмотри – Убедись, что она знает… Она – твой утренний рассвет. Ему никогда не мог приесться этот нежный взгляд, которым ведьмак одаривал его в такие моменты. — И что ты никогда не отпустишь, до конца своих лет, — Лютик отвел взгляд и перевел его на небо. — Ведь это – любовь, и это – жизнь. Лютик продолжил тихонько напевать и играть, а Геральт склонил их головы вместе так, чтобы они соприкасались висками. Они сидели так какое-то время. Ночь казалась маленькой вечностью.+++
Зофья была первой, кто встретил их у ворот Каэр Морхена. Лютик еще даже не успел спешиться, как она уже достигла их. Она порывисто заключила его в объятия, изо всех сил вцепляясь пальцами в ткань его дублета. Он испугано взглянул на Геральта, не ожидая подобной реакции. Затем, медленно опустил одну ладонь на спину девочки, а второй провел по её темным волосам. — Все в порядке, малышка, — начал он успокаивающе, но на лице было беспокойство. Цири также вышла им навстречу, следом, поджав губы и выдавая этим свою тревогу, появился Эскель. Лютику не понравился его взгляд. — У меня был сон, — голос Зофьи, приглушенный тканью, срывался. Пальцы Лютика дрогнули, но он ничего не ответил. — Я просто… я рада, что с тобой все в порядке, — сказала она. Когда она отстранилась, Лютик тактично не обратил внимания ни на слезы, блестящие в её глазах, ни на попытку украдкой смахнуть их. Цири коснулась её спины и прошла мимо, обнимая Лютика, а затем и Геральта. Лютик повел девочек внутрь, бросив взгляд на Геральта – в его глазах плескалось то же смятение, что и на душе Лютика. — Ну, вперед! Разве вам не интересно посмотреть на ваши мечи? — спросил Лютик в попытке отвлечь их… Слабый смех Зофьи и её ускорившиеся шаги послужили ему ответом.+++
Только после обеда Геральт позволил девочкам открыть тщательно завернутый сверток. До этого момента он всю дорогу был крепко привязан к седлу Плотвы. Они расстелили ткань, скрывавшую мечи, на столе главного зала. При виде оружия Ламберт присвистнул. Лютик лишь краем глаза уловил отблеск мечей девочек: там, между двумя парами коротких мечей покоилось длинное и тонкое воплощение смертоносности. Лютик затаил дыхание и кинул удивленный взгляд на Геральта. Ведьмак только слабо улыбнулся и кивнул на оружие. Зофья провела кончиками пальцев по украшенной рунами стали. Лютик мог только догадываться об их значении. Его собственный меч – серебряный, как теперь он рассмотрел – сиял даже в тускло освещенном зале. Он протянул руку и поднял его – идеальный баланс. Меч был простым. Функциональным. Но все равно красивым. Как Геральт и говорил, мастерство Хаттори было безупречно. Он потянулся поцеловать Геральта в щеку, за что тут же получил в грудь куском хлеба. Лютик бросил раздраженный взгляд на Ламберта. — Мне все равно, насколько красивый меч он тебе подарил. Не за столом же, — заявил Ламберт и ухмыльнулся, обнажая острые клыки. В ответ на его смех Лютик закатил глаза. По крайней мере, всего на мгновение, но к ним вернулось ощущение нормальной жизни. Цири взмахнула клинком и направила его на Эскеля. Тот в ответ на это изогнул бровь. — Не пытайся откусить больше, чем сможешь прожевать, — посоветовал он ей. Девочка ухмыльнулась, слегка покачивая мечом. Он встал и шагнул к ней – она тут же развернулась и подхватила ещё и серебряный. Они встретились взглядом с Зофьей, что тоже сгребла свои клинки, и они вместе, хохоча, вылетели из зала во внутренний двор. — Будьте осторожны! — крикнул им вслед Лютик и фыркнул, когда дверь громко хлопнула. Он вздохнул, повернулся к остальным за столом и обнаружил, что все взгляды уставлены на него. — Что? — спросил Лютик, смутившись из-за такого внимания и не уверенный, чем он его завоевал. — У них это от тебя, знаешь ли, — сообщил Весемир с другого конца стола. Это заявление заставило Лютика обижено воскликнуть. — Так, минуточку…+++
Небо в огне. Земля скованна льдом. Его руки в крови. Чья она? Он никак не мог вспомнить. В голове раздался голос: «Ты знаешь, что ты должен сделать.»+++
Лютик, весь мокрый и дрожащий, подорвался от очередного кошмара. Что-то таилось на задворках сознания, все больше разрастаясь с каждым днем. Геральт не шелохнулся, продолжая спать – это к счастью. Ему нужен был отдых после их путешествий: ведьмак никогда не высыпался в дороге, а в особенности когда рядом был Лютик. Он слишком сильно волновался, медитировал чаще, чем спал, и даже тогда это был не тот глубокий сон, в котором он находился сейчас. Тот, в который он мог провалиться только будучи дома. Лютик скользил взглядом по знакомым чертам в темноте. Пальцы словно сами потянулись, чтобы смахнуть несколько снежно-белых прядей с лица. Наконец, он проснулся достаточно, чтобы вылезти из постели: он осторожно ступил на пол и оделся в простые штаны и поношенную рубаху. Ткань, что раньше была молочно-белого оттенка, годы окрасили в грязно-серый. Он был абсолютно уверен, что пятна на рукаве в прошлом являлись кровью. Лютик скользнул в сапоги и осторожно приоткрыл дверь, ровно настолько, чтобы можно было протиснуться. Оказавшись в коридоре, он глубоко вдохнул и поёжился от сквозняка, взъерошившего его мокрые волосы. Ноги сами понесли его куда-то. В конце концов он очутился в библиотеке, петляя между полками и скользя кончиками пальцев по корешкам книг. — Я смотрю, тебе тоже не спится, — раздался неподалеку голос. У всех ведьмаков под глазами были синяки, не пропадавшие ни при каких условиях, но сейчас у Весемира они были почти черными, а на лбу залегли глубокие морщины беспокойства. — Весемир, — Лютик вздрогнул и обернулся, окидывая взглядом тускло освещенные книжные полки. На секунду повисла тишина, и Лютик улыбнулся: по сравнению с той ношей, что давила на его плечи, это показалось сущим пустяком. Он ценил возможность подумать, но… Как много ему стоит рассказывать остальным? Он был уверен, что Геральт уже рассказал им про Дикую Охоту. Вопрос заключался в том, что еще? Что… насчет него? Он переступил с ноги на ногу. Тяжело сглотнул. На плечо легла ладонь и слегка сжала его. Внезапно Лютик почувствовал жжение в глазах – настолько неожиданное и сильное, что он ойкнул. Он потянулся и схватил запястье ведьмака. — За всем этим стоит Дикая Охота, ты знаешь? — тихо спросил Лютик. — Я это подозревал, — пробормотал Весемир, нахмуриваясь. Он аккуратно подтолкнул Лютика к стульям у дальней стены библиотеки, заставив сесть, и сам расположился рядом. Ведьмак уперся локтями в колени и наклонился к барду. Лютик раскрыл было рот, но тут же захлопнул его обратно, раздумывая над словами. Добрый взгляд Весемира не сходил с него ни на секунду. А затем всё, что успело произойти за последние несколько недель, посыпалось из его рта. Он тоже уперся локтями в колени и, с силой проведя ладонями по волосам, спрятал в них лицо. Когда он закончил, Весемир ещё какое-то время сидел недвижимо, обдумывая услышанное. — Дикая Охота – это не просто призраки, — произнес старый ведьмак. — Здесь они… не всегда материальны. Путешествовать между мирами совсем не просто. — Мирами? Как… — При Сопряжении Сфер, да, — Весемир отвел взгляд. — Они очень даже настоящие. Aen Elle, эльфы Народа Ольх. Эредин является предводителем группы всадников. Мой учитель однажды сталкивался с ним, но лишь один раз. Весемир передал ему книгу, которую до этого держал в руках. Лютик осторожно принял её и взглянул на страницы, открытые ведьмаком. На них были нацарапаны зарисовки закованных в латы коней… и эльф, удерживающий шлем. Его забрало было изготовлено в форме черепа. Лютик провел пальцами по изображению. — Эредин. — Да, — подтвердил Весемир. — Он едва не убил моего учителя. — Почему? — тихо спросил Лютик. — Потому что он защищал кого-то, в ком текла Старшая Кровь, — негромко ответил Весемир. Лютика окатила волна холодного ужаса. — Как в Цири, — прошептал он, и Весемир, поджав губы, коротко кивнул. — Ты уже видел часть её сил. Считается, что те, в ком течет Старшая кровь, овладев своим Хаосом, могут открывать порталы между реальностями. С такой силой и контролем они могут отправиться куда захотят. Разрушить любое царство, что станет им неугодно, — объяснил Весемир. Лютик встал, больше не в силах сидеть спокойно. Он оставил книгу на стуле и, сложив руки на груди, сделал маленький круг вокруг того места, где они сидели. — Так они хотят забрать Цири, — заговорил Лютик, — Но при чем тут я? Я не понимаю. Молчание. — Я тоже не знаю, — Весемир с тяжким вздохом откинулся на спинку стула. — Я пытался выяснить это, но не пришел практически ни к чему. Лютик замер и уставился на старого ведьмака. — Самый заклятый враг зла – любовь, — эти слова были стары как мир, но в них таилась мудрость, которую Лютик мог так никогда и не понять. — За всю свою жизнь я никогда не встречал кого-то, кто любил бы так, как это делаешь ты, Лютик. Они долго смотрели друг на друга. Шокированный и смятенный этой прямотой, Лютик не мог связать и пары слов. — Я уже говорил это однажды Геральту: там, где есть жизнь, есть и надежда, — пробормотал Весемир. — Но жизнь существует ради любви. В любом её проявлении. Лютик прижал дрожащую руку ко рту. — Да, — тихо ответил он, — да, так и есть.+++
Надвигающаяся угроза неотвратимым роком висела над ними. Они все чувствовали это. Спарринг стал рутиной, если не сказать обязанностью. Лютик начал весьма неплохо управляться с новым мечом, однако до девочек ему было далеко: с приходом лета они стали серьезной силой. Спиной к спине они могли отражать атаки трех ведьмаков сразу. Это было поистине впечатляюще, и Лютик при взгляде на них каждый раз чувствовал гордость, хотя она всегда омрачалась скорбью причины, зачем им нужно так хорошо сражаться. Со временем кошмары Лютика становились всё хуже, но с этим он вряд ли мог что-то поделать. Что бы ни надвигалось, оно случится, когда время настанет. А затем… Одной ночью…+++
Хлопья пепла снегом падали с неба. Что-то позади пылало – его свет освещал то, что предстало пред его глазами. В саже и грязи перед ним стояли Зофья, Цири, Весемир, Геральт, Ламберт и Эскель. На груди каждого расцветали алые пятна, в центре которых торчало по стреле. — Нет, — Лютик услышал свой крик. — Нет, нет… Вдох, и они все снова в порядке – всё ещё грязные, но без пятен крови на груди. Лютик посмотрел вниз и обнаружил, что крепко сжимает шесть стрел. — Ты знаешь, что ты должен сделать, — раздался голос из-за спины, и Лютик резко развернулся. Это тот самый момент – разве он не должен сейчас проснуться? Обычно именно сейчас он открывает глаза. Это только сон. Он резко втянул воздух от вида, открывшегося ему. Лютик никогда раньше не видел живых единорогов, но тут же узнал его по всем описаниям в учебниках таксидермии, твердящих, что они походили на лошадей с приклеенными ко лбу фальшивыми рогами. Создание перед ним было куда более утонченным, нежели лошадь или олень когда-либо могли бы надеяться стать. У него была длинная изогнутая шея, увенчанная маленькой головой, что не сводила с него взгляда. Из её лба рос рог: длинный, закрученный, и смертельно острый на конце. Гибкие, оперенные ноги и львиный хвост. Чернота его кожи ещё больше выделяла многочисленные полосы шрамов. Его шею обвивала толстая серебряная цепь, украшенная письменами, слишком расплывчатыми, чтобы Лютик мог разобрать их. — Ты знаешь, что ты должен сделать, — снова заговорил единорог, хотя его рот не шевелился. Он аккуратно прошел по грязной слякоти, словно подлетев к нему. — Я прощу тебя за это, — сказал он, вставая перед человеком. Руки Лютика задрожали… И, да помогут ему Боги, он правда знал это. Его руки были в крови, но когда он потянулся к единорогу, тот все равно опустил голову и ткнулся в его ладонь. — Ты простишь меня? — спросило существо, и его голос внезапно зазвучал очень уязвимо. Лютик обхватил ладонями его морду и заглянул в глубокие синие глаза. — Да, — мягко ответил он и улыбнулся, хотя эта улыбка была полна горечи и печали. По щекам покатились слезы. — Спасибо, — существо закрыло глаза, отстраняясь от рук. Оно подошло ближе и положило голову ему на плечо, и Лютик, спустя секунду, вернул объятие.+++
Лютик проснулся в слезах. Он никому ничего не рассказал.+++
Это случилось без предупреждения. День перед этим прошел спокойно. На обед у них была оленина. Лютик научил Зофью похабной песенке, а Ламберт смеялся, подпевая и намеренно искажая голос, за что получил кусочком моркови, брошенной Геральтом через весь стол. После обеда стояла жара. Лютику хотелось сорвать с себя всю одежду, пока он наблюдал за шуточной потасовкой Цири и Зофьи во дворе. А затем – внезапный порыв ветра, и воздух, что до этого дрожал маревом от удушающей жары, внезапно стал ледяным. Лютик схватил меч, который лежал рядом, пока он бездельничал, и до него донесся звук боя, звон брони и стук копыт. Он не отвел взгляда от девочек: — Заботьтесь друг о друге. Беспокойтесь только друг о друге. Вы меня слышите? — они смотрели на него огромными глазами, а затем, наконец, коротко кивнули. — Идите, — сказал он, указав на крепость. — Приведите остальных. Они развернулись и бросились к дверям… — Где бард? — раздался голос – низкий и металлический, пославший волну мурашек по спине Лютика. За углом, въезжая во двор, скакала огромная бронированная лошадь. Всадник на ней был под стать её размерам. На них обоих было столько доспехов, что Лютик не мог рассмотреть их лица, но он узнал забрало в виде черепа. За ним показались ещё всадники, а под ногами их лошадей металось что-то, что напоминало баргестов, созданных из льда. По земле начал расползаться иней, стремясь добраться до него. Лютик поднял меч и встал в стойку. — А, — довольно прогрохотал Эредин, — как хорошо, что ты решил нас встретить. И вдруг там, за шеренгой всадников, появился единорог, с которым они встретились во сне. Теперь он видел, что цепи были покрыты эльфийскими рунами, но у него не было времени переводить их. Рука, удерживающая меч, дрогнула, но Лютик быстро исправился. — Хорошо, тогда ещё кое-что, — Эредин спрыгнул с лошади и встал рядом, похлопывая по её закованной в латы шее. — Я наблюдал за тобой, бард. И я знаю тебя, — Эредин шагнул вперед. Лютик не отступил, но поднял голову, чтобы встретиться с ним взглядами. — Если я не убью тебя здесь и сейчас, ты начнешь охоту на нас. Я склонен полагать, что ты ничего не добьешься, но я уже видел твое влияние. Оно… необычно. Я не понимаю этого, — Эредин по-звериному склонил голову. — Это будет раздражать. И, весьма вероятно, приведет к потерям среди моих людей, чего я допустить не могу. Эльф наклонил голову еще больше. — Я дам тебе выбор. Присоединяйся к нам, и увидишь свою драгоценную Цири. Возможно, мы даже оставим в живых твоих ведьмаков, — пророкотал Эредин, и Лютик замер от удивления. Он совершенно не ожидал этого, но даже эта секунда сомнения, похоже, вызвала довольство в Эредине. — Так каков твой ответ, бардишка? В этот раз от сомнений не осталось и следа. — Нет, — ответил он, зная: он только что обрек их на битву, из который никто не выйдет невредимым. — Ты уверен? — почти издевательски протянул Эредин. Лютик расправил плечи. — Я не встану на вашу сторону, — решительно повторил Лютик, и двери крепости за ним распахнулись с громким стуком. В этот же момент вой гончих вознесся к небесам, оглашая начало их атаки на ведьмаков. — Ты совершил ужасную ошибку, — ответил Эльф, обнажая меч.+++
Это было безумие. Лютик не успевал следить за всеми – перед его глазами была только одна вещь, и он всеми силами старался пробиться к ней. Ведьмаки использовали знаки: вспышки игни хорошо отгоняли гончих и держали их подальше от Цири и Зофьи, но они же и поджигали все остальное. Деревянные манекены и тренировочную площадку объяло пламя – во дворе Каэр Морхена заходился пожар. Лютик скрестил мечи с Эредином – и тут же понял, насколько ему далеко до мастерства эльфа. Это открытие не было чем-то удивительным, но все равно повергло его в отчаяние. Каждый раз, как он оказывался вне досягаемости Эредина, на него тут же нападал другой эльф, и, несмотря на все тренировки Лютик начал быстро терять силы. Именно это отчаяние заставило его, перекрикивая шум битвы, позвать Геральта, когда Эредин начал напирать на него на пару с другим эльфом. Геральт за секунды преодолел расстояние между ними, по пути не глядя отрубив голову гончей, рискнувшей встать у него на дороге. Меч ведьмака столкнулся с клинком Эредина за мгновение до того, как тот достиг спины Лютика. Лютик испустил вопль, в котором смешались благодарность и облегчение, и оттолкнул второго нападающего, переключая свое внимание на него. Он знал, что Геральту можно доверить защиту тыла. Эредин что-то говорил, но Лютик не мог сосредоточиться и разобрать слова, только не тогда, когда он увидел проход – если бы он мог только отвязаться от эльфа перед ним. Лютик решил рискнуть. Он нырнул, рванулся и рассек бок эльфа. Прокатился вперед, избежав удара стали в спину. Почти упал, споткнувшись, но удержался на ногах и ринулся напролом к опутанному цепями единорогу. Геральт за ним рыкнул и закричал – глаза Лютика защипало, но он не мог позволить себе обернуться. Только не сейчас. За спиной послышались тяжелые шаги. Острие меча Лютика встретило шею единорога одновременно с тем, как он почувствовал укол стали на своей спине. Рука на мече дрогнула снова. Битва вокруг поблекла и словно переместилась куда-то далеко, когда его взгляд встретился со взглядом синих глаз. Тяжелое дыхание отдавалось в ушах, спину пощипывало – укол перерос в настоящую боль. Он почувствовал, как что-то течет по его коже – пот и кровь. — Подумай хорошенько, бард, — прогромыхал за ним голос. Меч Лютика покоился на шее единорога, кожа под ним слегка вспенилась. Либо мы – либо они. Ты знаешь это. Голос коснулся его сознания, и Лютик судорожно вдохнул и сглотнул. Желудок тут же скрутило от вкуса грязи, соли и меди. Убей меня. Закрой портал. Скорее. Ничего, всего одно мгновение нерешительности. Пожалуйста. Лютик закрыл глаза, избегая этого взгляда. Он мысленно попросил прощения, надеясь, что нужные люди услышат его – а еще послал короткую мольбу, что не была услышана ни сражавшимися, ни временем, ни всеми остальными. Лютик раскрыл глаза, стиснул зубы и взмахнул. Единорог заржал, сталь прошла сквозь его горло. Острие меча, упиравшегося человеку в спину, пронзило его насквозь. Изо рта Лютика хлынула кровь. От агонии в ушах раздался звон, и он выронил меч, обеими руками цепляясь за клинок, торчащий у него из груди. Всё перед глазами стало размыто, а по краям зрения начала закрадываться тьма, но он все равно повернул голову, позволяя ей свободно упасть на плечо. —Ты проиграл, — ухмыльнулся Лютик: на зубах блеснула кровь, но в глазах был триумф. Он хрипло втянул воздух и снова булькающе закашлялся. Мир вокруг кружился. Раскат грома – это закрылся портал, забрав с собой часть окружающего воздуха. — Ты был прав, — захлебываясь, прохрипел он, — когда решил опасаться меня, — он закашлялся, сплевывая кровь. Голова запрокинулась, когда Эредин за спиной протолкнул меч дальше. Лютик закричал. — Значит, уверен, что умираешь, бард, — голос сотряс его кости. Глаза закатились, но он пытался удержаться в сознании, втягивая в себя воздух, что так и не достигал его легких. Ещё один раскат. Тихий треск магии, ещё одно перемещение воздуха. Лютик не мог найти в себе кислорода, чтобы заговорить. Вместо этого от только спокойно улыбнулся и, отняв окровавленную руку от меча, дрожащим пальцем указал за спину Эредина… Король Дикой Охоты встретил смерть, глядя в неестественно зеленые глаза. Какое-то время его тело еще оставалось в вертикальном положении, давая Лютику время приготовиться к падению и встрече с покрытой льдом землей. Но прежде, чем его тело обрушилось, его сознание уже заволокла тьма. Они будут в безопасности. Он может отдыхать.+++
Лютик не думал, что он когда-нибудь проснется. Возможно, именно поэтому он был так смятен, когда пришел в сознание и не почувствовал ничего, кроме боли. Она охватила его целиком, и на какое-то мгновение он захотел вернуться обратно в объятия темноты. Единственное, что заставило его разлепить глаза – рука, вцепившаяся в него так, словно от этого зависела чья-то жизнь. Дышать было трудно – как бы сильно он ни старался, ему никак не удавалось избавиться от ощущения удушения. — Лютик, — голос Геральта разбил ему сердце, и он слабо сжал ладонь в ответ. Он смутно догадывался, что больше не лежит на земле. — Гер-альт? — даже одно простое слово забрало у него слишком много сил, и он захрипел, снова закрывая глаза. — Ш-ш-ш, — шепнул Геральт, прижимаясь губами к тыльной стороне его ладони. — Побереги силы. Тело Лютика тут же подчинилось и, после нескольких вымученных вдохов, снова отправило его в темноту.+++
Когда он очнулся ночью, в комнате было темно. Он все еще не мог нормально дышать, но боль стала чуточку более терпимой. Она была ужасна. В самом прямом смысле этого слова, но не невыносима. Он медленно приподнялся на локте и тут же нахмурился в замешательстве. — Геральт, — просипел он и тут же захрипел. Ведьмак на другом конце комнаты медленно шевельнулся, золотые глаза блеснули в темноте. Он оказался на ногах, а затем и у его кровати менее, чем за несколько секунд. Из-за попытки уследить за его движениями голову Лютика тут же пронзила боль, и ему пришлось несколько раз моргнуть. — Блядь, — он сделал вдох. Поток воздуха задел что-то внутри, и он зашёлся кашлем. Приступ длился почти минуту и кончился только тогда, когда Лютик обессилел окончательно. Он повалился на подушки. Геральт провел рукой по его волосам. — Тебе следует быть аккуратнее, Лютик, — пророкотал Геральт, ладонью обхватывая его щеку и даря легкий поцелуй в лоб. — Что… — несколько коротких вдохов. — Что случилось? — Ты закрыл портал. Всадникам больше некуда было деваться, и мы смогли перебить их всех. Ламберт теперь может похвастаться новым шрамом. У меня небольшие… проблемы с ребрами, — Геральт отстранился, чтобы взглянуть на него. — Ты… у тебя самое тяжелое состояние, — прошептал Геральт, темные брови сошлись на переносице. — Ты… — Я знаю, — выдохнул Лютик, прикрывая глаза. — Должен был… должен был умереть. Геральт издал звук, словно ему было физически больно. — Лютик, — в его голосе было так много отчаяния, что Лютик раньше даже представить столько не мог. Он тихо и слабо хмыкнул. — ‘се в порядке. Так… так было надо, — Лютик неуверенно улыбнулся, сдерживая слезы, а затем поморщился. — Весемир сказал… это… он не видел ничего подобного раньше. Это… словно хаос высушивает чародеек, когда им не от чего подпитать свои силы, — объяснил Геральт. В голосе сквозила беспомощность, когда он добавил: — но медленно. Лютик угукнул. — Сколько мне осталось? — прохрипел он. Геральт наклонился так, чтобы они соприкоснулись лбами. Лютик закрыл глаза, но ощущение падающих на лицо капель никуда не делось. — Я не знаю, — шепотом ответил Геральт.+++
Рана Лютика так и не затянулась. Она постоянно сочилась грязным и кровянистым гноем, который к концу дня всегда просачивался сквозь перевязки. Большую часть дней он был не в состоянии встать с постели, но в те дни, когда он мог, Геральт помогал ему добраться до зала, где он обычно обедал и наблюдал за другими обитателями крепости. Все они были печальны, но Лютик ничего не мог с этим поделать. И все же, в один из его хороших дней он заставил Зофью принести ему его лютню – раз уж Геральт сразу начинал возмущаться, если Лютик пытался добраться до неё сам. — Какой от меня прок, если я даже играть не могу? — тихо выдохнул Лютик. Только так он мог говорить целыми предложениями. Лютик прислонился к Геральту. Пальцы порхали над струнами, медленно рождая мелодию. — Цири, — прошептал Лютик, немного хрипя. Она немедленно встала и подошла к нему, наклоняясь выслушать его слова. Он играл и шептал ей в ухо. Она посмотрела на него. В глазах плескались горе и боль, что никогда не должны были там оказаться. Даже так, она всё равно смогла заставить себя слабо улыбнуться. — Давай, — тихо сказала она, и села рядом, прислушиваясь к мелодии и словам, что он пытался напеть ей. Это были скорее вдохи, нежели действительно слова, но Лютик обнаружил, что ее интерпретация вышла даже лучше, чем его оригинал. Они, со своим ведьмачим слухом, несомненно всё слышали. Геральт рядом напрягся. — Я бежал навстречу битве всю жизнь свою, — запела Цири, и Лютик улыбнулся. Это было очень редкое явление после той битвы. — О Боги, сделайте мою жизнь колыбельной, когда я умру, — Цири встретилась взглядом с Зофьей, что сидела за столом. Лютик тоже посмотрел на неё и увидел, что её глаза были полны слез. Он поспешил снова обратиться к Цири, надеясь, что остальные слова песни помогут им понять. — А до ночи той долгой, спокойной, поддержи огонь мой ярким, как у звезды, — Цири посмотрела мимо него, глядя в глаза Геральту. — Я не боюсь темноты. — Взирая на потолок этот каменный, гадая, как его разбить. Почувствую ли я, если удастся его обрушить? — Цири вернула взгляд на него, и он ощутил, как рука Геральта медленно скользнула вниз и коснулась его поясницы. Это движение пробудило в нем боль, но Лютик утонул в ней с наслаждением: она была якорем. — Если же он останется, я утону? — Цири повысила голос и, к удивлению Лютика, когда она снова приступила к припеву, к ней присоединился ещё один голос. — Я бежал навстречу битве всю жизнь свою, — Зофья и Цири старались максимально возможно подстроить свои голоса друг под друга. Улыбка Лютика была такой широкой, что у него заболели щеки.+++
Хорошие дни Лютик проводил, сочиняя вместе с Цири и Зофьей. А иногда он целый день сидел с Геральтом – они либо молчали, либо тихо разговаривали о прошлом. Никто из них не мог заставить себя заговорить о будущем.+++
В один из хороших дней Лютик сумел уговорить Геральта привести его в стойла. Эта прогулка не прошла гладко, и к тому моменту, как они дошли, Лютик уже полностью обессилел. Ему пришлось посидеть несколько минут. Холодный осенний воздух ничуть не облегчал ему дыхание. Когда Лютику показалось, что он уже обрел контроль над собственным телом, он жестом попросил Геральта подвести его к Плотве. Очутившись на месте, он погладил её мягкий нос. — Я буду скучать, старушка, — выдохнул он и поцеловал её в лоб. Чувствуя чужую боль, она стояла ровно, просто глядя на него. Ему было интересно, понимает ли она всё, что происходит. — Я знаю. Зофья тоже будет таскать тебе сахар. Я прослежу, чтобы она не позволяла Пегасу забирать всё угощение себе, — он провел пальцами по морде кобылы. Затем он отвернулся и поплелся к стойлам Пегаса. Мерин опасливо косился на него с дальней части загона. Раздалось тихое ржание. Лютик положил ладонь на дверь стойла. — Все в порядке, — прошептал Лютик и засипел. Тихо прокашлялся. Глаза наполнились слезами, когда пришлось сдержать несколько порывов, и он тяжело сглотнул. — Я знаю, что ты просто расстроен. В вымученной улыбке сквозило что-то, похожее на страдание. — По тебе я тоже буду скучать, — конь вытянул шею, но ни на шаг не приблизился к двери. — Я понимаю. Прощание – всегда самая сложная часть. Мы можем сказать «Увидимся», если так тебе станет легче. Из-за спины раздался резкий вдох, заставивший его обернуться на Геральта. Вид слез заставил его слегка склонить голову. — О, любовь моя, — он потянулся к ведьмаку, и тот подошел, заключая Лютика в объятия столь осторожные, в какие только мог.+++
—+—
+++
Это была одна из плохих ночей… Легким отчаянно не хватало кислорода… — Что ты будешь делать, когда меня не станет? — полу-прошептал, полу-проскрипел бард в темноте комнаты. Геральт не смог найти в себе силы ответить: его голос словно ушел, исчез, спрятался от него, и ведьмак никак не мог отыскать его снова. — Думаю, тебе следует брать Пегаса в дорогу – он не создан для простаивания в конюшнях, — дыхание перехватило, и Лютик напрягся, стараясь восстановить контроль над своим телом. Он засипел. Геральт задрожал. — Замолчи, — тихо взмолился он. — Любовь моя, ты же знаешь, что это невозможно, — смех вышел задушенным, по телу прошла дрожь. Лютик пару раз раскрыл рот, пытаясь глотнуть воздуха. — Лютик, я не смогу… — прохрипел Геральт. Потому что это было слишком тяжело, слишком больно, чертовски больно думать – представлять себе мир без Лютика, без его света, и музыки, и радости, и его любви. — Сможешь, — едва слышно выдохнул Лютик — Сможешь. И станешь. Ты всегда будешь нужен девочкам. Я им тоже нужен, но это тело не выдержит больше, — он склонил голову так, чтобы уткнуться носом в шею Геральта – пусть никто не будет свидетелем слез ведьмака. — Ты не должен был делать этого, ты должен был дать мне… — хриплый голос Геральта был тих и груб. Лютик прижал дрожащую ладонь к руке, что обнимала его. — Ты знаешь, что это не так, — просипел Лютик и со всей оставшейся в нем немногочисленной силой сжал руку Геральта. — Пообещаешь мне кое-что? — Что? — Геральт едва смог произнести это сквозь комок в горле. — Пение не исчезнет вместе со мной. И смех. И радость, — слабо прошептал Лютик. Молчание. — Геральт, существует ещё столько всего, ради чего стоит жить. Пообещай мне, пожалуйста. Даже если ты считаешь, что это невозможно. Пообещай мне, что пение не исчезнет, — он вдохнул, захрипев… — Да, — выдавил Геральт. — Да, не исчезнет. И… и смех, — он не смог заставить себя произнести остальное, сражаясь с собственным телом. Глаза пощипывало. Лютик угукнул, и на этом, похоже, его силы иссякли окончательно, так как дыхание вновь обернулось медленными свистящими хрипами – бард снова был без сознания. Геральт крепче прижал его к себе, поглаживая, словно мог как-то исправить всё это. Конечно же он не мог. Предназначение никогда не было настолько милосердно к нему.+++
Утром Лютик не проснулся.+++
На второй день Геральт решился на то, чего не хотел. Это была последняя надежда – и, возможно, пустая, как сказал ему Весемир. Даже чародейки – неважно, насколько могущественные – не могли обратить хаос такой силы. И все же, с первыми лучами солнца Геральт оседлал Плотву и отправился в дорогу. Он не оборачивался. Потому что тогда он бы никогда не смог выйти за ворота.+++
Без их магической связи найти Йеннифэр было сложно. Но не невозможно. Особенно учитывая причину, что заставила его решиться на это. В конце концов, потребовалось четыре дня без отдыха. Всё то количество людей, которым он угрожал, подсказки, которым он следовал, сплетни… Ничего из этого не могло подготовить его к тому, чтобы оказаться перед маленьким домишкой на окраине Оксенфурта. Мимо него, зажав в ладошке ящерицу, со смехом пронесся мальчик. У него были темные локоны, а глаза – на секунду темно-синие радужки цвета индиго напомнили ему сиреневые… Те самые, с которыми он внезапно оказался лицом к лицу, когда открылась дверь. Резкий голос: — Что я говорила тебе об этом? Не… Внезапно она пораженно замолкла. Йеннифэр была менее сдержанной, чем он её запомнил. Какое-то мгновение они просто смотрели друг на друга. — Геральт, — наконец, тихо произнесла она. Что-то в её взгляде смягчилось. Она сделала шаг в сторону. — Проходи. Бреннер! — добавила она. — Оставь это чудовище в покое и иди в дом. Мальчик подчинился, но Геральт не смог отвести от неё взгляда. Она была расслаблена куда больше, чем он когда-либо видел: волосы свободно спадали на плечи, скрытые под белой блузой, заправленной в простую черную юбку. Геральт вошел в дом и тут же прислонился к стене, отходя с дороги в комнату, куда она повела мальчика – ванную, должно быть. Она обернулась, заправив волосы за ухо. — Что случилось? — спросила она, и Геральт почувствовал, как в глазах против воли собирается влага. Он сглотнул пару раз. Глаза Йеннифэр расширились. — Не говори мне… — произнесла она. Геральт покачал головой. — Мне жаль, — не повышая голоса выпалил он, и, к его удивлению, услышал тихий смех чародейки. Она покачала головой. — О, Геральт, я знала это. Если ты пришел сюда ради этого… — Нет, — пробормотал Геральт. Голос звучал хрипло, грубо. — Нет, это… это касается Лютика. Она поджала губы, а затем указала на стол: — Сядь. Расскажи мне, что знаешь, — негромко произнесла она и пошла за бутылкой, наливая им обоим по стакану… стакану чего-то.+++
— Мне жаль, Геральт, — тихо сказала Йеннифэр, заглядывая ему в глаза. Она протянула руку, но Геральт, чисто инстинктивно, отдернулся. Он успокоился, когда её ладонь легла на его собственную и аккуратно сжала её. Она действительно выглядела расстроенной, и сердце Геральта защемило от боли. — Я не могу тебе помочь, — она покачала головой, — все, что я могу тебе посоветовать – молиться своему Богу – или Богине – чтобы было не так больно, как раньше. Геральт прерывисто выдохнул. Он изо всех сил держал её за руку – он знал, что это должно быть больно, но она хранила молчание и не убирала ладонь. — Я в них не верю, — прохрипел Геральт, и Йеннифэр засмеялась – голос звучал немного грубо от накативших эмоций. — Как и я. Но, возможно, верит он. Ведь это же ради него, разве нет? Геральт слабо кивнул. — Возможно, только возможно, если ты сделаешь это, они будут милостивы к нему, — она наклонила голову, разглядывая его осунувшееся лицо. — Переночуй у нас. Отправляйся к нему с первыми лучами зари. Геральт хотел принять её предложение, но покачал головой. — Просто позволь мне помедитировать пару часов. Мне нужно вернуться как можно скорее. Какое-то долгое мгновение она пристально смотрела на него и явно собиралась что-то возразить. В конце концов, она коротко кивнула.+++
Когда он вернулся, Зофья плакала.+++
Лютик, казалось, и не дышал вовсе. Убедиться, что он ещё жив, можно было только приложив ладонь к его рту и носу. Геральт медитировал короткими промежутками времени. Каждый раз, закрывая глаза, он боялся, что, открыв их, он найдет только труп.+++
Смерть Лютика была почти ничем не примечательна. Геральт очнулся от транса и обнаружил, что прерывистое и неглубокое дыхание барда было затруднено кашлем. Его глаза бегали под закрытыми веками, и он непроизвольно дергался время от времени. В ту же секунду Геральт оказался на кровати. Рана уже не могла ничего изменить, поэтому он притянул и прижал Лютика к себе – его вдохи теперь стали непоследовательными. Прошу, взмолился он, прошу, если после этого действительно что-то есть, пусть оно будет прекрасно. Ради него, пусть оно будет прекрасно. Геральт зарылся носом в волосы Лютика. Пальцы до белесых костяшек сжались на ткани рубашки – как будто он мог удержать его одним лишь усилием воли. — Я люблю тебя, — только услышав собственный захлебывающийся голос он понял, что плачет. — Я люблю тебя, — шептал он снова и снова даже после того, как неровное дыхание давно уже смолкло. К тому времени, как он потерял голос, Лютик уже остыл. В крепости узнали о случившимся только во время ужина, когда Эскель принес Геральту его порцию. Миска с тушеным мясом с грохотом упала на пол. Геральт почувствовал, как к его спине прижимается брат, и зарыдал. В воздухе разнесся надрывный, нечеловеческий вой. Эскель постарался успокоить его, сжимая в объятиях. — Отпусти его, — прошептал Эскель. — Отпусти его. Ты должен отпустить его. — Нет, — голос сорван до хрипа, — Нет, нет… Вторая пара рук – третья – оттащили его прочь. Теперь его плач был не единственным в комнате: Зофья прижалась к нему спереди. Сам того не осознавая, он крепко обхватил её руками. Прильнувшая к её спине Цири замкнула круг. На кровати всё так же лежал Лютик – застывший и ужасно, невозможно тихий. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как Весемир заворачивает его в простыню; чтобы не видеть, как он уносит Лютика прочь.+++
Они сожгли Лютика холодным зимним вечером. Это было почти уместно. Даже в свой самый последний момент с ними, он согревал их и освещал тьму вокруг. Геральт смотрел на пламя, стиснув зубы и борясь со жжением в глазах. Ладонь Ламберта на плече Зофьи была сжата до побелевших костяшек – достаточно, чтобы причинить боль. Зофья лишь бездумно глядела на огонь, словно и вовсе не осознавала происходящего. Цири прижалась к нему сбоку и зарылась лицом ему в плечо, прячась от оранжевых отсветов. В руках Эскеля была незнакомая Геральту книга. Он не спросил про неё, даже когда ведьмак, стиснув зубы, бросил её в огонь. Мир вокруг стал размытым, и на мгновение ему пришлось прикрыть глаза – даже сквозь веки перед ними стояли красные всполохи. Цири выскользнула из-под его руки. Словно издалека он слышал, как она подошла к Ламберту и Зофье. Девочки ушли вместе. Ламберт с рыком пнул камень на земле и тоже развернулся, на прощание похлопав Эскеля по плечу. Геральт открыл глаза. Щеки обожгли горячие слезы. Он понял, что дрожит, только когда на плечо опустилась ладонь. — Ты не обязан смотреть на это, мальчик, — тихо сказал Весемир, его голос был хриплым от эмоций. Геральт покачал головой. — Обязан, — в голосе звучало отчаяние. Он слышал его, но ничего не мог с ним поделать. — Я обязан. — Нет, — Весемир заключил его в объятия, и вот Геральт снова маленький, потерянный и несчастный мальчик. Он сломался не сразу. Сперва резкий выдох, всхлип, дрожь – прежде, чем он успел подумать и остановиться, он уже рыдал. Это охватило его полностью, и он бы ни за что не узнал в этих звуках себя. Весемир кивнул, и внезапно его обхватила ещё одна пара рук. Эскель помог старому ведьмаку отвести его обратно в крепость. Едва троица успела перешагнуть порог, как Геральта окружили со всех сторон. Эти руки были единственным, что не дало ему рассыпаться на миллион осколков.+++
Геральт спал. Время перестало иметь какое-либо значение.+++
Снег только начал таять, когда в дверь постучала Зофья. — Тебе стоит это увидеть, — Геральт перевел на неё незаинтересованный взгляд. Какую-то секунду он думал отказать ей, но… Он встал с кровати, оделся, натянул сапоги, заправил волосы за уши и молча вышел из комнаты вслед за Зофьей – вон из крепости и вдоль по тропе, что он уже многие недели обходил стороной. Геральт не был уверен, что сможет вынести это. Он замер на полушаге, не отрывая взгляда от спины Зофьи. То, что за ней больше никого нет, она поняла лишь через несколько шагов. Девочка остановилась и развернулась к нему. Молчание. Их взгляды встретились. — Доверься мне, — сказала она. Геральт сглотнул, потому что в этот момент она была так похожа на… Геральт вдохнул, стиснул челюсти и сконцентрировался на том, чтобы просто переставлять одну ногу за другой. Они дошли до места, где они похоронили Лютика, и Геральт забыл, как дышать. Здесь, пробиваясь сквозь землю навстречу небу росли… Розовато-сиреневые цветы, такие яркие на темной земле, такие живые. Дикая мальва Бейкера, всплыло в голове Геральта. Цветы, что растут на местах костров и пожаров. — О, — звук, вырвавшийся из горла, был хриплым и надрывным. Из глаз тут же потекли слезы – Геральту было даже интересно, переставали ли они вообще после той ночи, как они похоронили барда – но также на губах появилась слабая улыбка. Разумеется.+++
Эскель начал готовиться к отъезду из Каэр Морхена через две недели после окончания зимы. Со смерти Лютика прошел год, и он был первым, кто покидал Каэр Морхен с того момента. Геральт больше не мог тянуть с вопросом. Он крутился у него на языке с тех пор, как Геральт смог вытащить себя из кровати. — Что было в той книге? — спросил он Эскеля однажды вечером, пока они оба наблюдали за спаррингом Ламберта и девочек во дворе. Несколько минут Эскель молчал. Наконец, он повернулся к Геральту. — Стихи, — медленно произнес он, рассматривая лицо Геральта. На секунду Геральт ощутил волну ярости, которая затем превратилась во что-то грустное и невозможно тяжелое. — Его? — спросил он. — Нет, — ответил Эскель, и, помолчав, добавил, — да. Одно. Остальные мои. Должно быть, лицо Геральта выдало его удивление, потому что на секунду лицо Эскеля озарила улыбка. — Не скажу, что они были хорошими, — пробормотал он, и Геральт фыркнул – с натяжкой этот звук можно было бы назвать смехом, но веселье не тронуло его глаз. — Он подарил мне тетрадь на Святки. Сказал, что ему она больше не пригодится, — голос Эскеля был немного хрипловатым. — Сказал, что он лишь немного попользовался ей, — он коротко махнул рукой и стиснул зубы, снова переводя взгляд на двор. На какое-то время между ними повисла тишина. — Ты расскажешь мне стихотворение? — наконец, задал вопрос Геральт, несмотря на жжение в груди и на то, как вдруг стало тяжело дышать. Он несколько раз моргнул. Эскель покачал головой, сжав губы в тонкую линию. В его глазах появилась скорбь, и Геральту тоже пришлось отвернуться. — Не сейчас, — ответил ему Эскель, и Геральт коротко кивнул.+++
Эскель уехал спустя неделю. Тем же вечером в спальне перед дверью Геральт нашел листок – слегка потрепанный с левой стороны и с заметными линиями сгиба. На нём – стихотворение. От знакомого почерка у Геральта перехватило дыхание.Моя работа – любить мир. Здесь есть подсолнухи, здесь есть колибри: И те, и другие равно ищут покоя. Тут дрожжи, там – синие сливы. А вот моллюск, зарывшийся в песок. Разве мои сапоги износились? Разве мой плащ истрепался? Я больше не молод, но всё ещё чуть-чуть идеален? Позволь мне сосредоточиться на том, что важно, а именно на моей работе, Что, в основном, стоять на месте и учиться удивляться. Феба, дельфиниум. Овцы на пастбище, и пастбища. Что особо радует, ведь все ингредиенты уже здесь, Что уже благодарность, что есть сердце и ум, И что эта одежда, И голос, чтоб кричать от радости С мотыльком, и крапивником, и моллюском Рассказать им, каково это, Когда ты живешь вечно.
Геральт держал листок и плакал. И плакал. И. Плакал.+++
— Я хочу стать ведьмаком, — сообщила за обедом Зофья таким тоном, словно это заявление не должно было выбить всю землю у Геральта из-под ног. — Нет, — тут же прорычал он. Весемир вздохнул. — Даже если бы у нас было всё необходимое, чтобы сделать это – а у нас нет ничего – нет никаких гарантий, что ты останешься в живых. К тому же, нынешняя формула приведет женщину к гибели, — сказал ей Весемир, хотя и намного более ласковым тоном. — Я, блять, и так уже пережила все что можно, — ответила она, задрав подбородок. — Нет, — твердо повторил Геральт. — Я не хочу уходить от вас, — мнимая беспечность Зофьи пошла трещинами. Девочка тяжело сглотнула и со всей силы сжала ложку. Цири, наблюдавшая за ней с самого начала разговора, наконец, негромко заговорила: — Ламберт упомянал, что у него был друг из Школы, которая делает женщин ведьмачками. Почему бы нам… не изменить формулу? — спросила она и посмотрела на Весемира. Геральт почувствовал, что вот-вот закричит. — Это слишком опасно, — ответил ей Весемир. — Шансы, что Зофья выживет будут… крайне малы. Это не стоит такого риска. Ты можешь сражаться бок о бок с Цири, будучи человеком, — последнюю часть он сказал, обращаясь к самой девочке. Она недовольно посмотрела на старого ведьмака. — Возможно тогда мне лучше спросить самого Ламберта, — пробурчала Зофья, — раз его друг явно знает что-то, что вы – нет. Геральт резко толкнул стул назад, дерево неприятно проскрежетало по полу. — Зофья, я сказал нет, и на этом разговор окончен, — рявкнул он и развернулся в сторону выхода из зала. Громкий хлопок двери отрезал его от остальной крепости.+++
В Каэр Морхене было слишком тихо, чтобы вынести наступившее лето. Геральт должен был идти. Он молил Весемира позаботиться о девочках. В ответ старый ведьмак наградил его сочувствующим взглядом и кивком. Зофья отказалась разговаривать с ним, когда он уходил. — Прости, — извинилась за неё Цири. Геральту пришлось уйти, не попрощавшись – в какой-то степени это было даже к лучшему. Это дало ему ещё одну причину вернуться зимой.+++
Тропа была полна призраков прошлого. Каждый городок был напоминанием.+++
Геральт отправился в единственное место, где они никогда не были. Маленький прибрежный городок на окраине Туссента. Лютику бы тут понравилось, подумал Геральт, сидя на дюнах и наблюдая, как волны разбиваются о берег. Плотва ткнулась мордой ему в плечо. — Я знаю, — тихо сказал он и встал. Медленно, шаг за шагом, он снял с себя броню. Затем он отвязал Плотву, взял её за поводья и аккуратно подвел к воде. Геральт никогда раньше не подпускал её так близко: она часто видела океан, но никогда не могла изучить его поближе, узнать, что такое волны. Когда они приблизились к кромке, она начала нервно пританцовывать. Геральт ослабил поводья и позволил ей идти в её собственном темпе. Плотва мотнула головой, втянув воздух, и тихо заржала. — Все в порядке, девочка. Это просто вода, — шепнул Геральт и погладил ее по шее. — Такая же, как и в реках. Геральт стоял на месте, позволяя волнам облизывать его ноги и её копыта. Плотва фыркнула, снова мотнув головой, и всё же рискнула подойти ближе. Она встала на колени и начала резвиться в воде, подняв брызги и намочив Геральта. Какую-то секунду стояла тишина. Затем Геральт неверяще выдохнул. Плотва заржала. Геральт рассмеялся. Звук был внезапным и громким, и Геральт не смог заглушить его. Через секунду он почувствовал облегчение от того, что он всё ещё мог смеяться.+++
Пока он был в отъезде, Зофья подросла и теперь уже доходила ему до груди. Она обняла его так крепко, что ему даже пришлось немного выдохнуть. — Мне стыдно, — хрипло сказала она. — Я знаю, — ответил Геральт, погладив её по голове.+++
Через две недели после первого снега приехал Ламберт. Он был последним. В ответ на беспокойство окружающих он щетинился и кидал злобные взгляды. Тем не менее, каким-то образом они с Зофьей уживались лучше всего: оба вымещали свою злость во время спаррингов до тех пор, пока не валились с ног от усталости. Именно там, по мнению Геральта, они и объединились против него. Ну или, по крайней мере, Ламберт узнал о всей ситуации. — Почему ты не даешь ей хотя бы поискать какую-нибудь информацию? В противном случае она всё равно сделает это, просто за твоей спиной, — шепнул Ламберт, зажав его в одном из углов крепости, когда Геральт направлялся во внутренний двор для тренировки с Цири. Слава богам, он шел туда один, иначе его терпение к Ламберту лопнуло бы моментально. — Потому что я не позволю ей страдать из-за этого, — тихо и недоверчиво прорычал Геральт, глядя на Ламберта так, словно тот сошел с ума. Возможно, так оно и было. — А разве она уже не перенесла самое худшее? — сурово переспросил Ламберт. — Разве это не её собственный выбор? Геральт фыркнул. — Нет: она сама не понимает, о чём просит. — Тогда расскажи ей, Геральт, и пусть она сама сделает выбор. Как бы ты не боялся потерять её, это, блять, все равно решать ей, — прорычал Ламберт. — С чего ты её поддерживаешь? — искренне недоумевая, спросил Геральт. — Мне казалось, ты ненавидишь быть ведьмаком, — эти слова сами вылетели у него изо рта. Он знал, что ему не следовало произносить их, но они были правдой. Ламберт всегда кипел от злости на Весемира, на его собственную жизнь… — Мне не нравилось, что меня забрали из той жизни. У меня были друзья, знаешь? До этого. А теперь они все мертвы. А я все еще здесь, — Ламберт сжал ладони в кулаки и медленно выдохнул через нос, поднимая голову. Он встретился взглядом с Геральтом. — Это её выбор. И возможно, только возможно, но тебе стоит посмотреть на это с её точки зрения. Цири, ты, Эскель, я, даже Весемир… все, кого она любит. Она постареет и умрет, а мы по-прежнему будем тут. Представь себя на её месте, представь, что знаешь, что когда-нибудь ей придется оставить Цири одну. Её семью. Представь, что у тебя есть шанс предотвратить это. Разве ты бы им не воспользовался? Геральт не ответил. Ламберт развернулся и ушел, оставив его одного в пустом зале.+++
Геральт не знал, почему он проснулся. Он уставился на потолок спальни – не той, в которой они спали вместе. Он, наконец, смирился с тем, что больше не мог в ней спать, не мог этого вынести. Комната освещалась лунным светом. Геральт не спешил покидать кровать, раздумывая над ответом. До его ушей донесся тихий звук. Геральт заколебался, но затем скатился с кровати. Он натянул старые поношенные бриджи и черную тунику и выглянул из комнаты. Музыка. Она плыла по коридору – мелодия, очень знакомая, но Геральт никак не мог точно вспомнить, откуда. Он тихо пошел за ней. На пороге главного зала он застыл, пораженный шоком и болью. За столом, за которым они часто обедали, сидели Цири и Зофья. Глаза Зофьи опухли и покраснели, на щеках блестели дорожки слез. От кружки с горячим чаем в её руках тонкой струйкой поднимался пар. И она, и Цири были укутаны в одеяла. Глаза Цири тоже покраснели, но она выглядела лучше Зофьи, которую сейчас обнимала. Цири тихо напевала. — Я дорогу очищу, гравий смету – с твоего пути терновый куст уберу, — голос, не такой мелодичный, как у Лютика, но всё равно приятный, донесся до него через весь зал. — Это горит ароматическое масло, которое в твою ванну я лью. В ней вода, чтобы согреть тебя – А когда ты смеёшься, тепло прогревает всю землю, — пела Цири, прислонившись головой ко второй девочке. Зофья всхлипнула. Геральт едва не упал. Он отвернулся от той сцены, что предстала перед ним, и на нетвердых ногах пошел прочь. Он не помнил, как далеко успел пройти, прежде чем его колени подогнулись, и он рухнул на пол. Он свернулся рядом с холодной каменной стеной, подтянув колени к груди и прижав ладонь ко рту, и изо всех сил зажмурился, борясь с обжигающими слезами.+++
На несколько дней скорбь, которую, как ему казалось, он уже преодолел, вспыхнула с такой силой, что все остальные эмоции перестали иметь хоть какое-то значение.+++
Где-то в середине зимы Геральт усадил Зофью и сказал, что поможет ей в её исследованиях. Расскажет ей свою историю. Позволит ей принять решение после того, как она всё поймет.+++
С приходом весны девочки вышли с ним на Тропу. Она не всегда была гладкой. Цири получила ранение, и Геральт едва не поддался панике. В то же время никакое волнение не шло в сравнение с той гордостью, что он испытывал при виде их совместной работы; с тем тихим счастьем, которое росло, пробиваясь сквозь пелену печали, словно первоцветы, прорастающие сквозь снег, при каждом взгляде больших и радостных глаз, обращенных к нему. Он почувствовал, как эти эмоции согревают его изнутри, когда они наткнулись на большое поле луговых цветов, живых и ярких, качающихся под легким летним ветерком и лениво кружащимися вокруг них шмелями. Они вбежали на него даже не оглянувшись на Геральта, оставшегося молча наблюдать за ними рядом с Плотвой. Пегас, послушный мягкой руке Зофьи, следовал за ними. Позволь мне сосредоточиться на том, что важно, голос в сознании был настолько знакомым, что он едва не обернулся проверить, нет ли рядом Лютика, а именно на моей работе, что, в основном, стоять на месте и учиться удивляться. Сердце Геральта пронзила боль. Но он улыбнулся. Один взгляд на них рождал ощущение тихого счастья. Да, подумал Геральт, наблюдая, как Зофья тащит Цири цветы. Да, радость не исчезнет. В глазах защипало, но ухмылка не дрогнула, когда он, наконец, повел Плотву в поле. Геральт восстанавливался так же постепенно, как и сломался.+++
—+—
+++
Геральт ступил на пристань. Волосы завивались от просоленного морского ветра. За время его пребывания на Скеллиге они уже отросли ниже плеч, и приходилось убирать их в хвостик, чтобы те не лезли в лицо. Впрочем, несколько коротеньких прядок упрямо выпадали из шнурка и теперь трепыхались на ветру, дующем со стороны моря. С чистого голубого неба ярко светило солнце, а сквозь шум толпы доносилась еле слышная мелодия. Геральт подумал, что Лютику бы понравился этот день. Мысль, как и всегда, принесла с собой тупую боль, но она уже не была настолько разъедающей. Она не заставляла его падать на колени, как это было десять… двадцать, уже почти тридцать лет назад. Мир по-прежнему был на месте и по-прежнему такой же прекрасный, а где-то в этих доках его ждали две женщины. — Геральт! — раздался над бурлящей толпой окрик, и на его лице, словно солнце из-за горизонта, появилась улыбка. Золотые глаза начали спешно искать зеленые среди сотни других, и вместо этого натолкнулись на быстро приближающиеся золотые. Зофья, со всей скорости врезавшаяся ему в грудь, крепко обняла его за шею, почти перекрыв доступ дыханию. Подхватив её за талию, Геральт приподнял девушку над землей и покружил, прежде чем снова поставить на землю и тут же вытянуть вторую руку, чтобы прижать другое тело – оно врезалось в них обоих. Нечеловечески зеленые глаза уставились на него, на губах обладательницы – ослепительная ухмылка. — Мои девочки! — Геральт рассмеялся. Вот. Вот почему он заставлял свои ноги передвигаться даже тогда, когда думал, что никогда больше не сможет пошевелиться. — Как вы? — Его грубый голос был наполнен теплотой, радостью и нежностью. Он отстранился, не убирая рук с плеч каждой и не разрывая объятий. Они так сильно выросли, стали способными ведьмачками – даже несмотря на то, что только у одной из них были золотые глаза. Он взъерошил их волосы. — Геральт, — возмутилась Цири, отмахиваясь от его руки, — мы больше не дети. В ответ на это Геральт только рассмеялся и подтолкнул их сквозь толпу, намереваясь покинуть доки. — Так, рассказывай, это и правда был леший? — спросила Зофья, которую всегда восторгали его истории об охоте. Цири согласно угукнула. — Да, расскажи, — Цири слегка ухмыльнулась – она с самого начала подозревала, что работа была куда более сложной. Разумеется, она была права, и Геральт начал свой рассказ. Со временем его навыки рассказчика улучшились, дабы удовлетворять желания его маленьких слушательниц. К тому моменту, как они подошли к окраине пристани, где деревянные настилы переходили в грязь и городскую брусчатку, музыка стала громче. Она была довольно приятной, заметил про себя Геральт, а голос певца, наполняющий воздух, сливался с мелодией струн и волн так, что заставил ведьмака немного склонить голову. Что-то в нем зацепило Геральта. Пение заставило его остановиться, он нахмурился и склонил голову. — В… океане… завтрашнего неба… — некоторые слова он не улавливал, и эти обрывки настойчиво тормозили его, будоража что-то в его сознании. — Геральт?.. — решилась вырвать его из размышлений Зофья, призывая продолжить рассказ. — Слушайте, — пробормотал Геральт, и женщины рядом послушались. — Да?.. Прибрежный музыкант. Они срывают неплохую прибыль со здешних моряков, — ответила Цири, хмурясь на странное поведение Геральта. — Нет, слушайте, — требовательнее повторил Геральт – теперь, поверх всего шума, он слышал голос. Ещё до того, как осознать собственные действия, он пошел на звук. Что-то в нем было знакомым, что-то, во что он не мог поверить – что он должен был увидеть собственными глазами. И чем ближе он подходил… Тем быстрее ноги несли его – настолько, что в итоге двум женщинам, осыпающим его вопросами позади, пришлось перейти на легкий бег, чтобы поспевать за ним. Он не мчался и не гнал себя намеренно, но он почувствовал, как перехватывает дыхание по мере того, как он подходил всё ближе, как слова зазвучали яснее, как Зофья сдавленно всхлипнула за ним… — И ты меня обнимешь крепко вновь, и я не вспомню, что ощущал ту боль, — слова окутали его, сжали грудную клетку так, что ребра начали гореть от нехватки воздуха. Это чувство было похоже на скорбь, и на любовь, и, хуже всего, на извращенную, болезненную версию надежды. И там… среди других людей… — Геральт… — донесся до него сдавленный голос Цири, и её ладонь обернулась вокруг его руки. Зофья прошла мимо него, расчищая себе дорогу среди толпы локтями. — Пропустите нас, — хрипло, но твердо потребовала она, и все зрители поспешили расступиться перед ними. Геральт даже не осмелился подойти ближе, не дыша, не отводя взгляда. — И мы пойдем гулять в саду, мокром и туманном от дождя… Музыкант стоял, облокотившись об указательный столб и уперевшись одной ногой в его основание. Он оторвался от гитары и тут же нашел глазами Зофью. Не скрывая своего любопытства, он принялся разглядывать женщину-ведьмачку – в глазах мелькнуло что-то вроде узнавания. Эти глаза… Безошибочно васильково голубые. Геральт знал эти глаза слишком хорошо – знал их и в горе, и в страхе, и в радости. — И я уже никогда, никогда, никогда не поседею снова. Радость, что светилась в этих глазах, была настолько знакома, что колени Геральта едва не подогнулись, а хватка Цири на его локте стала почти невыносимой от той силы, с которой она сжимала руку. Но этот человек… Нет, не человек. Длинные темно-золотистые кудри, цвета дикого меда, и спускавшиеся до самой челюсти, едва скрывали острые уши. Он был выше, чем помнил Геральт, и стройнее, однако за модной шелковой одеждой чувствовалась скрытая сила. — Лютик? — раздался голос Зофьи, и в нём Геральт услышал слезы, которых не видел уже много лет. Эльф склонил голову и задумчиво, но очень мелодично хмыкнул. Убрал руки с гитары и одним плавным движением убрал её за спину. — Вообще-то, большинство зовет меня Одуванчиком, — ответил он и улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов. В уголках глаз собрались лучики морщинок. За его спиной всхлипнула Цири, и это привлекло внимание эльфа… Лютика… Одуванчика… к ним. — О, — выдохнул Одуванчик одновременно с тем, как колени Геральта предали его. Он упал оглушающей кучей мечей и брони, не в силах перестать дрожать. Геральт понял, что плачет, только когда теплые ладони коснулись его лица. Он не мог успокоить дыхание, неверяще глядя на Лютика, на Одуванчика. — О, любовь моя, — прошептал Одуванчик. И его голос – Геральт вцепился в шелковые одежды и потянул его на себя, мысленно посылая к черту всех окружающих их зевак. — Я здесь, — успокоил его Одуванчик, приобнимая Геральта и позволяя ведьмаку зарыться лицом куда-то ему в живот, позволяя плакать. — Я здесь, — пальцы нащупали и распутали узелок из просоленных волос с такой же осторожностью, как и многие годы назад. Его запах не изменился. Запах не изменился. — Лютик, — Геральт заскулил, потому что это не возможно, это не могло быть правдой. Случилось что-то ужасное… — Мне жаль, что это было так долго, — теперь голос Лютика тоже зазвучал несколько придушенно. Легкий толчок подсказал Геральту, что Зофья прижалась к ним сбоку, присоединяясь к их объятиям. Цири подоспела уже через секунду. Они вчетвером обнимались посреди грязной дороги, шума доков и криков толпы.+++
Позже, в постели… — Скажи мне, пение осталось? — спросил Лютик, вырисовывая пальцем причудливые узоры на груди Геральта. Уперевшись локтем в изголовье, он положил подбородок на ладонь и оттуда взирал на лежащего рядом ведьмака. — В конце концов. Да, — тихо ответил Геральт, все еще исследуя лицо Лютика, находя новые и уже давно знакомые черты и стараясь запомнить их все. — А смех? — рука Лютика проследовала выше, проходясь по ключицам, изгибу шеи и плечу. — Да, — хрипло ответил Геральт, подставляя голову под ласку. — А радость? — шепотом. Всезнающие пальцы огладили челюсть. — Да, даже она, — прохрипел Геральт, закрывая глаза и прижимаясь губами к ладони Лютика. — Тогда я ни о чём не сожалею. Ни о секунде этого времени, — выдохнул он в затылок ведьмака. Ещё позднее, на лошадях… — Только тот факт, что моё тело младше твоего ещё не значит, что ты можешь относиться ко мне с таким неуважением! — шутливо возмутился Лютик, когда Зофья вырвала гитару из его рук и пришпорила лошадь. — Ой, да я тебя умоляю. И что же ты будешь делать? — Зофья брякнула по гитаре, издав неприятный звук. Жеребец под ней даже не думал замедлиться. Лютик тоже пришпорил свою кобылку, посылая её в легкий галоп. Прежде чем Геральт успел что-либо понять, двое уже скакали впереди: кобыла Лютика силилась нагнать большего жеребца, но Лютик был решительно настроен вернуть свою гитару обратно. Геральт улыбнулся, но улыбка вышла немного натянутой. Рядом с ним шла Цири. Их взгляды встретились, и они послали своих лошадей в галоп, стараясь не упускать двоих из виду.+++
В Каэр Морхене, в их комнатах… — Я знаю, что ты хочешь об этом спросить, — пробормотал Лютик. Его тело скрывала одна лишь туника Геральта: она едва доставала ему до середины бедра, и выглядел он просто… Прекрасно. Самое прекрасное зрелище, что Геральт когда-либо видел, сейчас раскинулось в углу комнаты на смехотворно большой куче подушек, которые Геральт скинул вместе – подушек, что всё ещё хранили запах Лютика. Теперь они отлично подходили для того, чтобы Лютик мог отдохнуть, поиграть на гитаре или понаблюдать за ведьмаком, пока тот валяется в постели. Тишь да гладь, если не считать звука струн. — Как? — шепотом спросил Геральт так, словно повысь он голос хоть на тон – и Лютик тут же обратится пылью. — Как ты?.. Лютик улыбнулся ему, а затем что-то в выражении его лица изменилось – что-то, что заставило Геральта сесть. — Я уже говорил тебе, что кто-то когда-то сказал мне, что Предназначение – это просто желание души расти дальше, — начал Лютик, и, подумав, добавил: — Думаю, всё несколько сложнее. Я думаю, что какое-то Предназначение бывает неизбежным – как смерть. Эльф склонил голову, выглядя задумчивым. — Но, да, есть такое Предназначение, которое наши души выбирают сами. Как любовь, — прошептал Лютик и поднял взгляд, встречаясь им с Геральтом – тот встал и прошел от кровати к тому месту, где сидел музыкант. — Я думаю, наши души куда более могущественны, чем мы считаем. Потому что я не помнил очень долго – я был просто Одуванчиком – эльфом с даром к музыке и попаданию в неприятности. Он отложил гитару в сторону, когда Геральт опустился на подушки рядом с ним, и приобнял ведьмака, притягивая к себе так, чтобы тот прижался спиной к его груди. Подушечки пальцев скользнули по волосам — Но со временем память начала возвращаться во снах. И передо мной встал выбор. Я помню это. Во сне я стоял на развилке тропинок. Одна, обрамленная цветами, уходила в лес, а другая… я слышал океан. И я, ни на секунду не сомневаясь, знал: именно там я и должен быть. На побережье, как мы говорили. Геральт прижался сильнее, тихо вздохнув. Лютик успокоил его, зарывшись носом в серебряные волосы на затылке. — Когда я проснулся, то не мог подумать ни о чём другом. Я ждал там годами. В конце концов, ты бы пришел, и… у меня было время, — Лютик улыбнулся, не отрывая лица от головы ведьмака. — Вообще-то, почти всё время этого мира. — Никакого тупика, — едва слышно выдохнул Геральт. — Никакого тупика, — ласково согласился Лютик. На какое-то время воцарилась тишина – единственным звуком в комнате было их дыхание. — Спустя четыре лета после твоей кончины Ламберт встретил чародейку, — внезапно заговорил Геральт… — О нет, — застонал Лютик, откидывая голову. — То же сказал и я, — согласился Геральт, и, с медленно расцветающей улыбкой, принялся рассказывать Лютику обо всём, что тот пропустил. А Лютик слушал, ни на секунду не прекращая гладить Геральта по голове… Пока голос Геральта не охрип и замедлился, пока Геральт не прекратил говорить, пока Геральт не заснул на груди Лютика. Вскоре к нему присоединился и Лютик: тело ведьмака приятно прижимало его к подушкам, таким теплым, таким родным и таким правильным. Они оба спали, переплетя конечности… Они оба переплелись друг с другом… Они оба… Две части воссоединились, две части вновь стали единым целым… Где-то то, что некоторые называли Предназначением, улыбалось. Такая редкость – чтобы любовь так сильно и долго боролась, чтобы обрести мир. Он не продлится вечно, но… Предназначение может даровать им это: Долгие годы эльф и ведьмак путешествовали по всему континенту – и за него. Временами к ним присоединялись две женщины: одна с волосами гречневого меда, другая – с пепельно-серыми. Всегда в движении и всегда с мечами за спиной. Истории о любви шли из уст в уста. Истории о счастливых ведьмаках. Истории о ведьмаках, обретших семьи. Истории о ведьмаках, которые были невероятно, до ужаса человечными. Видите ли, мир всегда питал страсть к историям.