***
Тусклый свет нервно мерцающих люминесцентных ламп тоскливо трепетал в небольшой одноместной палате. Недвижимый взгляд серых глаз, цвет которых стал лишь ярче на контрасте с покрасневшей склерой, бездумно устремился в потолок. Веки едва подрагивали при каждой вспышке света, а колотящееся сердце, ритм которого Анатолий чувствовал рёбрами, нещадно разгоняло кровь. — Чёрта с два, — стиснув зубы, прошипел он, силясь подняться с больничной койки — ослабленное болезнью тело напрочь отказывалось подчиняться. Встав на ноги, ощутил безумную тяжесть. Казалось, что каждая из них весит не меньше тонны, или же тот, кто отвечает за регулирование силы притяжения, явно перестарался. На лбу мгновенно выступила испарина, а мутная пелена застелила всё до сих пор видимое пространство. Но сходить с дистанции после первых неудач и не доводить начатое до конца было совсем не в его стиле. — Ирина Алексеевна, — приторно-дружелюбным тоном протянул Толя, когда, оторвавшись от созерцания именной таблички, буквы на которой не без труда для читающего её мужчины сложились в давно знакомую фамилию «Бирюков», открыл дверь пресловутого кабинета, замечая восседающую в кресле заведующего блондинку. — Толя? — тотчас оторвавшись от бумаг, Ира обеспокоенно посмотрела на вошедшего Аленикова, одновременно с тем пытаясь встать. Выходило крайне неловко: резко сдвинутая вперёд папка опрокинула органайзер, из-за чего вся месяцами собираемая мелкая канцелярия со свойственным ей грохотом рухнула на пол. — Ты с ума сошёл? Тебе лежать надо! — выбравшись, наконец, из плена своего кресла, она быстро обошла стол и, присев на корточки, принялась собирать рассыпавшиеся по полу вещи. Чёрные классические брюки обтягивали изящные колени, а светло-розовая рубашка приятно оттеняла белый халат. Всё это, буквально ощупываемое пытливым взором дымчатых глаз, заставляло мужчину усомниться в своей вменяемости. — Тебя можно поздравить, — протяжно моргнув, на секунду зажмурился, желая избавиться от этого странного наваждения. — И кто же посодействовал? — язвительный тон буквально окутал только что произнесённое ядовитыми парами. — Неужели всё-таки Владимир Дмитриевич? — Толь, прекрати, пожалуйста! — широко распахнув глаза, Ира гордо вскинула голову, устремляя взгляд вверх, сдувая мешающую чёлку. Нравоучительные нотки в её голосе пришли на смену первоначальному волнению, заставляя каждое слово звучать резко и отчётливо — то, что он всегда называл «голос учительницы». — Тебе мало того, чем подобный разговор закончился в последний раз? — шумно выдохнув, она довольно быстро встала, возвращая органайзер на его законное место. — Вы с ним так мило ворковали сегодня утром недалеко от моей палаты, — ощущение нереальности происходящего всё сильнее пьянило разум, утаскивая в свой дурманящий плен и тело — казалось, ещё немного и земля окончательно уйдёт из-под ног. Сделав несколько шагов навстречу Ирине, Толя почувствовал, как её ладонь крепко сжала его руку. — Это было вчера, — вполне спокойно парировала она, внимательно вглядываясь в его лицо, позволяя себя дискредитировать — заметить с трудом скрываемые под слоем тонального крема признаки тотальной усталости и оставленную им гематому. — Пойдём в палату, я прошу тебя, — большой палец нежно скользил по его костяшкам. Ведомый Ирой, он двинулся в сторону двери, пока донёсшийся из коридора голос Бирюкова, пытавшегося выяснить местонахождение своей подчинённой, не прервал эту пешую прогулку, вынудив шквал терзающих подозрений налететь на него с новой силой. — Я же знаю, что ты спишь с ним, — прорычал Анатолий, резко дёргая её за предплечье, прижимая к прохладной стене. На какое-то мгновение кончики пальцев Иры похолодели от страха, а по телу прошлась неконтролируемая дрожь. В изумрудных глазах промелькнул испуг — следствие крайней неожиданности, заставивший зрачки занять почти всё пространство радужки. Тот самый до боли знакомый взгляд, в миг погрузивший Толю в пучину неожиданных воспоминаний. — Шлюха! — со свистом разрезавшая воздух левая ладонь, встретилась в глухом ударе с бетонной стеной в нескольких сантиметрах от её виска. Всю его руку вплоть до плеча словно опалило огнём, на лбу выступил холодный пот. Посмотрев в её глаза, он увидел глаза Лены — его жены, в тот самый момент, когда она узнала о своём страшном диагнозе. Взор, наполненный страхом и принятием безысходности. После того, как она свела счёты с жизнью, он жил ради сына. Сейчас нет и его. — Всё, хватит! — пытаясь сбросить его ладони со своих плеч, прошипела Ира, в голосе которой теперь сквозило разочарование. — Цирк какой-то, ей Богу, — уголок губы пополз вверх, а из груди невольно вырвался нервный смешок. «Ну уж нет, дорогая, никуда ты от меня не денешься…», — прислонив правую ладонь к стене чуть ниже уровня плеча женщины, он заключил её в своеобразные оковы, — «никуда я тебя не отпущу». Дышать становилось всё труднее. Каждый удар сердца отчётливо ощущался в висках, словно эти редкие сокращения изо всех сил пытались разогнать кровь по организму. Сквозь тёмную пелену, с каждой секундой становившуюся всё менее прозрачной, он заметил неподдельный ужас во взгляде находящейся напротив Ирины. — Толь, что? — отсутствие какой-либо реакции на её слова не могло предвещать ничего хорошего. — Плохо? — Толя, что… — подрагивающим голосом пролепетала она, начиная стягивать с него препятствующий поступлению кислорода галстук. Пальцы совсем не желали слушаться, а пульс, казалось, нарастил темп как минимум вдвое. — Толя! — истошно крикнув, блондинка, тщетно пытаясь не позволить последней капле сознания покинуть его тело, вцепилась в плечо медленно оседающего на пол Аленикова, поражая его лицо несильными ударами. Дыхание сбивалось, а на глазах наворачивались слёзы. Уже порядком накалившуюся обстановку в кабинете разрядил так вовремя появившийся Бирюков. — Пойдём, Анатолий Борисович, — похлопав того по плечу, он осторожно отстранил его от Павловой, вопрошающе глядя в её замершие очи, — тебе действительно лучше лечь. Оставшись наедине с собой и своими отнюдь не радужными мыслями, Ира на автомате подошла к шкафчику, куда буквально позавчера Владимир Дмитриевич, на правах заведующего отделением, поставил недопитую ими бутылку дорогого виски — подарок благодарного пациента, попавшего к нему на стол чуть ли не в первый рабочий день. «Как же я от всего этого устала», — продолжало крутиться в голове, пока терпкий алкогольный напиток, налитый в не совсем подходящий для подобного вида горячительного высокий узкий стакан и выпитый в приятной компании уютного кожаного диванчика не разлился по телу согревающим теплом, постепенно поглощающим ясность сознания. Оказавшись на холодном паркете, выдохнула, изо всех сил стараясь собраться с мыслями — события сегодняшнего дня совершенно выбили из привычной колеи. Уложив Толю на спину, расстегнула несколько верхних пуговиц его рубашки, склоняясь ниже, чтобы определить наличие пульса и дыхания — пускай и давно прошедшие годы тренировок стали прекрасным подспорьем. Отсутствуют. «Приступаю к сердечно-лёгочной реанимации», — непроизвольно припечатал внутренний голос, побуждая успокоиться и собраться с силами. Восстановление проходимости дыхательных путей, искусственное дыхание, закрытый массаж сердца. — Пожалуйста! — завершив череду нажатий на грудину, жалобно произнесла Ира, прежде чем вновь опуститься к его губам.***
— Едем в Склиф, — выкрикнул без колебаний узнавший Павлову врач вызванной ею скорой, обращаясь к водителю, как только расстояние, остававшееся до машины, позволило быть услышанным. Мучительно долгая дорога, показавшаяся совсем незнакомой — слишком внимательно смотрела по сторонам, маниакально ожидая появления заветного здания, оставляя вне поля зрения следующий за ними синий кроссовер. Влетев в отделение, Ира стремглав помчалась к стойке регистратуры, вытирая ладонями размазавшиеся по щекам дорожки слёз, смешавшиеся с обещавшей быть водостойкой тушью. — Доброй ночи, Рита! — поздоровалась она с занимающей пост медсестрой, чей ошарашенный, наполненный жалостью взгляд порождал в ней желание сейчас же раствориться в пространстве или, как минимум, провалиться сквозь землю. — Брадикардия! — ударивший точно обухом по голове вердикт Лазарева, привёл доселе спокойно функционирующее отделение в состояние некой растерянности. Впрочем, как и Иру, заметавшуюся на месте, словно запертое в душащем пространстве клетки животное. — Ирина Алексеевна останется сегодня в моём кабинете, — забирая ключ, предупредил регистратора возникший как из ниоткуда Бирюков, чем заставил совсем потерявшую нить происходящего Павлову явственно напрячься, — не беспокойте её, — брюнетка кивнула, провожая удаляющееся вглубь больницы нынешнее и бывшее начальство сочувственным взором.***
Едва удерживаемый в подрагивающих пальцах стакан, наполненный янтарно-коричневой жидкостью, столкнулся в звонком ударе с белоснежной керамикой среднего размера кружки. — Сожитель, значит, — пытливый взгляд прикрытых очками глаз очертил скулу Иры — ту самую, на которой уже не первый день «красовалась» позорная отметина. — Кажется, я начинаю понимать, как именно вы лишились своей должности. Такое внезапное, идущее вразрез со всем происходящим заявление, крайне её удивило. — Не думаю, что в полной мере, — лихорадочно заёрзав на диване, она широко открыла глаза, приправляя взгляд лёгкой тенью иронии. — Любите его? — С чего вы это взяли? — едва не поперхнувшись очередным глотком солового напитка, резко парировала Ира, не упустив момент для язвительной усмешки. — Видел ваши глаза там, у подъезда, — будучи неплохим, пусть и доморощенным психологом, Бирюков отлично разбирался в людях, умея считывать и интерпретировать проявляемые ими эмоции, — когда его на скорой забирали. Вы же врач, Ирина Алексеевна, должны уметь держать себя в руках в подобных ситуациях. А у вас вон, — кивнул на сжимающую стакан ладонь, — даже эти самые руки трясутся. Значит, что-то мешает вашему самообладанию. Атмосфера стремительно накалялась. — Вас, насколько я знаю, тоже не просто так когда-то понизили, — не желая продолжать разговор, грозивший появлением необходимости взглянуть правде глаза и разрушить тем самым последние выстраемывые годами стены гордой независимости, она налила себе новую порцию виски, всем своим видом намекая собеседнику, что и ему не мешало бы обновить. — Справки навели? — утверждаясь во мнении относительно этой женщины, Владимир просиял лукавой улыбкой. — Правильно, о новом начальстве надо знать всё…ну, или почти всё, — устроившись поудобнее, он тяжело вздохнул — не думал, что в его жизни ещё выдастся случай, когда придётся вспоминать эту очень неприятную историю. — Одна моя подчинённая, рьяно желающая получить повышение, решила меня подсидеть. И не просто подсидеть — устроила всё так, будто бы я до неё домогался, — каждый новый глоток алкоголя всё больше развязывал язык, — а дальше, — сделал театральную паузу, — жалоба вышестоящему начальству и поздравления с повышением. А у меня старая-новая должность, развод и потеря лучшего друга, — осушив, наконец, кружку, он буквально впечатал её в стол. — Любите её? — уложив голову на спинку дивана, Ира с интересом наблюдала за сменяющими друг друга эмоциями своего случайного собеседника, начиная ощущать как веки потихоньку наливаются свинцом. — Люблю, — без малейшего колебания выпалил он. — Но ведь она вам не поверила, заподозрила в измене, можно сказать предала. — Думаю, у неё были на то причины, просто я о них не знаю, — подытожил Бирюков, многозначительно кивнув. — И знаете, что, Ирина Алексеевна…очень важно удержать в жизни то, что любишь, — поднявшись с дивана, он двинулся в сторону выхода, — я люблю оперировать, а вот это всё, — обернувшись в её сторону, пробежал глазами по кабинету. — Это всё ваше, — тряхнув головой, то ли в подтверждении своей мысли, то ли в знак прощания, он тихо ретировался.***
Дверь кабинета скрипнула, пропуская в укрытое мраком помещение пациента-рецидивиста, умудрившегося сбежать из своей палаты второй раз за последние несколько часов. Рассказ Владимира поначалу вызвал сомнения, которые, однако, довольно скоро сменились разъедающим чувством вины — чувством вины перед Ирой, которая двое суток провела практически без сна, изредка отключаясь на не таком уж и удобном небольшом диване, подпирающим стену в обители заведующего отделением. Не без труда уговорив разморенную приличной дозой алкоголя женщину пройти с ним, Толя привёл её в свою палату, в приглашающем жесте откидывая угол одеяла: — Прошу, Ирина Алексеевна, хотя бы сегодня поспишь на нормальной кровати. Сил на сопротивление, как и на то, чтобы ему перечить не было — на нервах слишком много выпила. Устроившись на мягком и довольно просторном матрасе, ощутила копошения за спиной, на автомате придвигаясь ближе к источнику внезапно образовавшегося тепла. — Руку убери, — сонно пробурчала Ира, ощутив опустившуюся на её талию тяжёлую кисть, которая беззастенчиво прижала её к находящемуся позади телу. — Ты прижалась ко мне, как к родному, а трогать тебя нельзя? — отшутился Толя, прекрасно осознавая, что вопреки всему происходящему сейчас, утром их ждёт серьёзный разговор. — Лежи спокойно, тебе ещё месяц извиняться нельзя, — пьяно хихикнув над своей же шуткой, она практически сразу уснула, устроив ладонь на обнимающей её руке.