***
Цзинь Гуаньяо был убит, Вэй Усянь исчез сразу после этого, никому и слова не сказав, а величественный храм Гуаньинь, бывший многие годы жемчужиной Юньпина, оказался в одну ночь сгоревшим до основания. Люди вокруг бурлили, точно вода в котелке, и не ясно было, кто пребывал в большем удивлении от произошедшего этой ночью: заклинатели, ставшие свидетелями пришествия Старейшины Илин, или же простые жители, в чью мирную обыденность с разгона влетели политические интриги мира заклинателей. Цзинь Лин посреди всего этого этого буйства мнений выглядел отчуждённым и каким-то даже потерянным. В конце концов, сегодня он действительно остался совершенно один: Лань Сычжуй был в Ланьлине, Цзян Чэн — всё ещё оставался бесплотным духом, а Вэй Усянь скрылся, не оставив и намека на своё местоположение. И звание нового главы клана Цзинь было, как доподлинно знал Цзян Чэн, одной из наименее желанных племянником вещей. В расстроенных чувствах Цзинь Лин сел ужинать в обществе других молодых господ, из числа тех с кем он хотя бы не враждовал. Те же, видя его хмурое лицо, не стали слишком навязчиво втягивать его в разговор, предпочитая вместо этого поболтать с хорошенькой держательницей таверны, которая сама лично решила обслужить симпатичных молодых людей. Цзинь Лин в пол уха слушал их разговор и причитания хозяйки, жалеющей сгоревший храм, так замечательно оберегавший их город от зла. Внезапно, словно удивленный какой-то пришедшей ему в голову мыслью, он поднял голову и спросил: — А почему бы вам просто не обратиться к Заклинателям, если вас терзают какие-то беды? «Действительно», — подумал Цзян Чэн. В конце концов, Юньпин находился под его влиянием, и он никогда не оставил бы его жителей без помощи Хозяйка только губы поджала. — К ним? Да кто же осмелится! — Хм? Почему же никто не осмелится? — спросил один из юношей, сидевших с Цзинь Лином за одним столом. — Молодые господа не местные, поэтому не знаете, что Юньпин принадлежит к Юньмену, а значит, относится к сфере влияния Ордена Юньмен Цзян. У здешнего Главы прескверный характер, все его страшатся. Его подчиненные давно всем объявили, что на огромной подконтрольной территории каждодневно возникает около сотни незначительных происшествий, когда всяческая мелкая нечисть строит жителям козни. Если они на каждое такое происшествие будут посылать людей, разве на все хватит времени? Коли не довели никого до смерти, значит, и не свирепые это призраки, а коли не свирепые, так и нечего попусту заклинателей беспокоить, — женщина сердито добавила: — Что это за бред! Ведь когда кого-то угробят, поздно будет к ним обращаться! «Что за бред?!» — взъярился про себя Цзян Чэн. — «Эта чертова баба просто не представляет себе, что такое управление орденом! Я, следуя примеру отца, помогаю этим идиотам чуть ли не задарма, а они смеют трепать моё имя и ругать мой характер! Презренные псы!» — К тому же, Пристань Лотоса — поистине страшное место. Нужно быть смельчаком, чтобы туда пойти! — Это Пристань Лотоса-то страшная? — поразился до глубины души Цзинь Лин. — Да, господин. Один мой знакомый, когда дома завелся призрак, отправился туда просить помощи. Вот только выбрал неудачный момент — этот их глава ордена Цзян как раз стегал кого-то на тренировочном поле сверкающим кнутом, да так что ошметки летели и кровь стыла от криков! Кто-то из слуг по секрету сказал, что глава ордена опять схватил не того, и потому уже несколько дней пребывает в дурном настроении, поэтому лучше сейчас не нарываться на его гнев. Мой знакомый так перепугался, что просто положил принесенные дары на землю и убежал. И больше не смел стучаться в ворота Пристани Лотоса. В голове Цзян Ваньиня разом сделалось пусто. Ярость, ещё мгновение назад пожирающая его целиком, мигом угасла, оставляя в сердце свистящую пустоту, поразившую мужчину до глубины его зависшей сейчас под потолком практически прозрачной души. Смутно он слышал о том, как болтливая женщина поведала ещё и о его ненависти к Вэням тоже, лишний раз подчеркивая, какое он, Цзян Ваньинь, чудовище. Но… разве это действительно так? Цзян Чэну всегда казалось, что, уничтожая темных заклинателей, он делает доброе дело, что люди боятся возвращения Старейшины Илин, и от того, что кто-то способный легко распознать одержимость и отличить Вэй Усяня от любого другого духа будет стоять на страже, при любой жалобе забирая подозрительного человека, чтобы не допустить возрождение зла, простым жителям Поднебесной станет спокойней. Что матери, пугающие детей Старейшиной Илин, перестанут так делать. Что крестьяне и горожане перестанут трепать имена членов его семьи, если он, Цзян Ваньинь, будет их защищать. Он всё принес в жертву этому, а оказалось, что люди его… боятся? Дополнительным пластом переживаний, который он и сам не осознавал до конца, была его угасшая по чуть-чуть ярость, направленная на Вэй Усяня. Ярость которую, в худшие минуты своей жизни, Цзян Чэн не раз путал с ненавистью, искренне обещаясь изрубить бывшего шисюна в куски. Но за прошедшие в виде безмолвно внимающего призрака недели ярость истаяла, как весенний снег, проточенный солнцем. Вэй Усянь страдал, Вэй Усянь скорбел, Вэй Усянь отдал ему своё золотое ядро, свою жизнь… Пытая приведённых в Пристань Лотоса людей, Цзян Чэн не раз представлял на их месте Вэй Усяня, и оттого ему было сейчас вчетверо более мерзко от себя. — Довольно! — вырвал его из мыслей возмущенный вопль Цзинь Лина. — Как вы можете такое говорить?! Вы живёте на землях Ордена Юньмен Цзян под его защитой и защитой его вассалов! Мой дядя Цзян пол жизни положил на то, чтобы защищать таких как вы от адептов тьмы, не жалеющих чужих жизней, а вы только и делаете, что сплетничаете за его спиной, словно собаки, кусающие хозяина! Как вам не мерзко от самих себя! — кричал он на остолбеневшую от удивления и страха женщину. — Молодой глава Цзинь, — попытался было мягко урезонить его один из юношей, но Цзинь Лин только возмущенно отмахнулся. Плюхнув свой кошелёк на стол, он свистнул с собой Фею и стремительно вышел на улицу, даже головы не повернув. Цзян Чэн чувствовал одновременно и гордость, и нестерпимое желание вложить паршивцу ума парой подзатыльников. Но, видимо, оказавшись на улице, Цзинь Лин вдруг вспомнил, что идти ему сейчас было некуда, а потому, пройдя пару шагов, он растерянно остановился. Фея скулила и вертелась у его ног, но Цзинь Лин, казалось, вовсе ее не замечал. Вдруг, приняв решение, он выхватил меч, и встав на него, жестом приказал Фее взобраться к нему, после чего взлетел вместе с ней, направляясь в сторону Пристани Лотоса. Час полета и он уже был на месте, но, как выяснилось, держал путь вовсе не на Пристань Лотоса, а в храм Яньло-вана, расположенный в ближайшем к ней городке. Храм совсем не изменился с их прошлого прихода, только яблони снаружи полысели ещё сильней. Внутри вновь было пусто. Цзинь Лин, вздохнув, сел у ног жутковатой статуи. — Привет. Я пришёл, — сказал он. Статуя ожидаемо не ответила. — Надеюсь, ты сейчас меня слышишь. Почему ты ушёл? Снова какие-то дела Небес или запреты небожителей? На какое-то время в храме вновь установилась тишина. Цзинь Лин вздохнул. — Ты знал, что они такое говорят про дядю Цзяна? Я имею в виду, что тут, в Юньмене, тоже так говорят, — снова с выражением надежды в голосе спросил Цзинь Лин. Казалось, что тишина, слышимая в ответ, глубоко ранила его. Лицо племянника стало таким беззащитным, что у Цзян Чэна невольно сердце пронзило фантомной болью. — Я приказал похоронить Мо Сюаньюя в храме Цзиней. Ты рад? Или мне стоило вместо этого приказать бросить его в канаву? Снова тишина. Внезапно из горла юноши вырвался всхлип, по щекам потекли слёзы. — Почему ты не отвечаешь мне? Почему ты тоже сейчас бросил меня?! — крикнул он. — Почему вы все или предаёте меня, или умираете? Почему я не умер вместе с отцом и матерью, а остался здесь, в мире, полном страданий? — Цзинь Лин, — раздался тихий зов. Сразу же утерев лицо, юноша поднял взгляд на статую. — Цзинь Лин, — снова позвали его. На этот раз громче. — А-Ди? — узнал голос племянник. — Отец слышит тебя, но ему нельзя отвечать. За ним сейчас следят. Только я смогла улизнуть потихоньку. — Что случилось? — тут же всполошился этот несносный юнец, будто собрался мчаться неведомо куда и защищать от неизвестных врагов своего дядю-небожителя. — Ничего. Просто Мо Сюаньюй ведь умер, так что мы потеряли возможность оправдывать присутствие отца в мире его человеческой природой. К тому же, уже будучи самим собой он не спас храм богини милосердия от сожжения. Да и много людей умерло там, а кого-то он сам и убил. В общем, пока во всем этом не разберутся, отмеряя его вину и назначая наказание, отцу нельзя покидать Небесный чертог. Даже домой пока нельзя, — последняя фраза прозвучала совсем грустно. — Но всё нормально. Его Высочество обещал, что отцу можно будет спуститься, чтобы воссоединить души с телами, тем самым окончательно завершая все земные дела. Так что, жди нас через недельку-две в Пристани Лотоса, хорошо? — Хорошо, я всё понял, — тут же засиял солнышком этот… ребёнок. — Тогда, до встречи. — Буду вас ждать, — поднялся он. — Фея, идём, идём домой.Взгляд со стороны (часть 10)
24 декабря 2021 г. в 05:08
Поднялся жуткий гвалт, люди зашевелились, забурлили. В поднявшейся суматохе было совершенно не ясно, кто выпустил стрелу и почему.
Лицо Цзинь Гуаньяо с этой внезапной смертью потеряло всё своё показное радушие. Он хмурился и даже сам полез осматривать труп, сняв с тела и флейту, и мешочки-цянькунь , и даже зачарованную шпильку, к которой были привязаны две безмолвные души. Словно мужчина никак не мог поверить, что грозный враг, из-за которого он оказался в такой передряге, умер вот так просто от шальной стрелы.
Цзян Чэн, впрочем, не верил тоже. Во-первых, он уже видел смерть этой сволочи, и тогда всё выглядело куда реалистичней и страшней. Во-вторых, Вэй Усянь и так мёртв. В-третьих, он бог. В-четвёртых, демон. В-пятых… короче, Цзян Чэн не верил, что он может умереть. Просто. Не верил.
Цзинь Лин, судя по бледному лицу, расчерченному дорожками слёз, перечислял про себя похожие причины, почему всё это не может быть правдой.
Как бы там ни было, фактами было то, что спину Мо Сюаньюя пробила стрела и тело его осталось лежать во дворе. Остальные заклинатели же переместились внутрь.
Цзян Чэн ожидал, что Цзинь Гуаньяо будет что-то говорить, будет пытаться оправдаться — всё-таки всем известно, какой сладкий у него язык, способный заболтать кого угодно — но заклинатель угрюмо молчал.
Во внутренних чертогах храма было спрятано нечто очень нужное Цзинь Гуаньяо. И сейчас это нечто никак не могли откопать. Погода снаружи портилась: безмолвную тишину ночи сменили завывания ветра, а затем и мерный шум дождя. Вслушиваясь в звук разыгравшейся на ровном месте непогоды, Цзян Чэн не мог отделаться от ощущения, что всё это уже было…
Внезапно, люди в зале вздрогнули и все, как один, подняли глаза к крыше. Даже шум дождя не мог скрыть полностью этот звук, будто кто-то небрежно, практически демонстративно, прошёлся по крыше главного зала. Цзинь Гуаньяо жестом приказал людям подойти посмотреть, что там такое.
Не успела бы сгореть и половина палочки благовоний, как звук повторился. Люди, посланные на улицу, обратно не вернулись.
Цзинь Гуаньяо сцепил зубы крепче и приказал бо́льшей группе монахов аккуратно выяснить, что происходит. Снова никто не вернулся, только дождь совершенно стих, и в установившейся вновь тишине отчётливо было слышно: кто-то действительно ходит по крыше кругами прямо над головой у Цзинь Гуаньяо.
Неизвестно, отправил бы Ляньфан-цзюнь ещё партию людей наружу или же нет, но вдруг человек сверху остановился, и в следующий миг послышались вкрадчивые, по-кошачьи мурлыкающие звуки флейты.
У всех: что у пленников, что у пленителей, зашевелились волосы на голове.
— Вэй Усянь, Старейшина Илин, — зашептались люди.
— Так это всё-таки он, — сказал вдруг Цзинь Гуаньяо. — Он действительно…
— Вэй Усянь! — прервал его голос какого-то юнца из дальнего конца зала. — Раз явился с того света, то иди сюда и спаси нас!
Не успели более старшие и опытные его заткнуть, входная дверь распахнулась, точно от удара ветра, и на пороге показалась знакомая высокая фигура в свободных черных одеждах.
— А что мне с этого будет? — спросил Вэй Усянь с широкой усмешкой на своём, теперь уже точно своём, знакомом до каждой чёрточки, лице.
Стоя в дверях, Вэй Усянь представлял собой идеальную мишень для лучников, но он и не подумал уклоняться, когда несколько десятков человек, забыв о пленниках принялись в него стрелять. Стрелы застряли в груди, не причинив ему особого вреда.
«Чёртов позёр», — не мог не съязвить Цзян Чэн, испытывая, впрочем, немалое облегчение.
— Ай-яй, — покачал головой Вэй Усянь, выдергивая стрелу, что должна была вновь пробить нему сердце. — А если я сейчас вновь запущу её в своего обидчика, вы снова, как в Безночном городе, будете вопрошать, по какому праву я нападаю на честных людей?
По залу прокатился ропот. С одной стороны, людям хотелось как следует выбранить Старейшину Илин за насмешки над таким серьёзным событием. С другой же, сейчас он явно был их единственной надеждой на благополучный исход. В конце концов, цикаде, на которую нацелился богомол, только и остаётся надеяться, что на чижа.
— Как же не вовремя вы появились, господин Вэй, — едва совладав с собой сказал Цзинь Гуаньяо. — Всегда от вас только одни беды.
— Только ли от меня? — вкрадчиво спросил тот, подходя ближе.
— Ну с вашими масштабами и мне не совладать.
«Много же иголок друг для друга накопилось у них под языками», — подумал Цзян Чэн саркастично.
— А я ли тому причиной? В последние годы вдруг выяснилось, что многие, многие вещи, за которые меня бранили и в лицо, и за спиной, вовсе и не из-за меня приключились. Глава ордена Цзинь, скажите мне, кто сказал Цзинь Цзысюаню, что его брат приготовил засаду на меня? Он упоминал ваше имя.
— Ну кто же мог знать, что вы убьете его?
— К вашей выгоде. Не находите ли вы это странным? Мы, конечно, всю жизнь ссорились, но разве не гостя стоило отбивать от своих людей моему шурину? Он же пытался поступить наоборот. Что вы сказали ему?
— Только правду, господин Вэй. Но вам ведь охота переложить вину на мою голову.
— А кто поручил тогда Су Шэ проклясть Цзинь Цзисюня проклятием тысячи дыр?
— У Миньшаня своя голове на плечах, за его обиды, тем более такие давние, я не в ответе.
— Хорошо, поговорим о другом эпизоде. Кто обещал Вэнь Цин, что если они с братом придут к вам, вы не тронете их семью? И кто при этом нарочно спровоцировал Вэнь Нина, хотя его сестра предупреждала вас не снимать с него сдерживающих амулетов?
— За этот грех спрашивайте с моего отца. Это ему не давала покоя ваша Стигийская Тигриная Печать, — ни чуть не изменился в лице Ляньфан-цзюнь. — Поймите господин Вэй, такие люди как вы всюду создают хаос. Вы сами притягиваете к себе неприятности и ищете всюду врагов. Вспомнить хотя бы Осаду Луаньцзан, которую вы сами спровоцировали той бойней в Безночном городе.
— Как же хорошо вы искажаете правду! А ведь даже здесь присутствуют очевидцы тех событий, которые вряд ли, конечно, захотят припомнить, как сами клялись, развеивая поддельный прах брата и сестры Вэнь, что сотрут Луаньцзан и ее жителей в порошок. Я тогда едва пришёл и даже не успел с вами заговорить. А что до бойни… Ляньфан-цзюнь, скажите-ка мне, как моя драгоценная шицзе без меча или какого-либо другого оружия добралась из Ланьлина в Цишань в столь короткий срок? Как она попала в самый центр сражения?
— Неужели вы думаете, что я такое чудовище? — улыбнулся Цзинь Гуаньяо.
— Я думаю, что вы в разы хуже всех чудовищ, — встряхнул рукавами Вэй Усянь. — Вы не пожалели ни жену, бывшую вам ещё и сестрой, ни братьев, что родных, что названных, ни даже собственного сына. А теперь же желаете бежать, прихватив с собой тело матери, — при этих словах на лице Гуаньяо промелькнул страх, ставший затем чистой яростью.
— Что ты сделал? — рявкнул он.
— Разве я похож на такое чудовище? — вернул ему его же фразу Вэй Усянь. — А такие люди, как вы, Ляньфан-цзюнь, под конец жизни обычно приобретают множество недоброжелателей. Если бы я был на месте вашего неизвестного врага, я бы, быть может, сжег вашу матушку, а прах бы развеял по ветру, как то было с Вэнь Цин. Или бросил бы лютым мертвецам на потеху, как это было с моей шицзе. Или расчленил бы, спрятав кусочки по всей Поднебесной, как вы это сделали с Не Миндзюэ. Или, — голос его опустился почти до шепота. — Раздел донага и бросил без всякого ритуала в Кровавый пруд на горе Луаньцзан, как вы поступили с теми храбрыми людьми из клана Вэнь, что помогли мне когда-то уничтожить Стигийскую Тигриную Печать, принеся в жертву свои жизни. Так много вариантов, господин Ляньфан-цзюнь, так много вариантов.
Холодок пробежался по спине у Цзян Чэна. Ему самому было… мягко говоря не до того, что там сталось с телами Вэней. Но предположить, что их даже не закопали в землю… Поневоле вспоминалось, что это только благодаря Вэнь Нину он сумел принести прах родителей в храм Предков.
Пауза затянулась. Шепотки гуляли по храмовому залу, словно ветер.
— Кто отдал такой приказ? — слышал Цзян Чэн едва слышные слова заклинателей, что участвовали когда-то в осаде Луаньцзан.
— Глава клана Яо, — прошептал кто-то, и это имя вмиг покатилось по залу от человека к человеку.
Сам упомянутый сидел с идеально прямой спиной, уставившись в одну точку, и всем своим видом показывал, что всё это его не касается. К счастью для него Вэй Усянь и головы не повернул в ту сторону.
— Что вы хотите от меня, господин Вэй? — наконец заговорил Цзинь Гуаньяо. Судя по лицу, он приготовился драться до последнего.
— Я всегда хотел лишь одного. Справедливости.
Стоило только стихнуть его голосу под сводами храма, Цзинь Гуаньяо едва заметно шевельнул рукой, разрушая сдерживающее тьму поле, которой до этой минуты Цзян Чэн почти не замечал. Тут же из разных углов к нему поползли объятые пламенем обнаженные женские фигуры — слишком медлительные и неуклюжие, чтобы преуспеть, но при этом движимые яростной ненавистью.
Тут и там зазвучали крики людей, чьи одежды занялись огнём, пол и стены деревянного по большей части храма тоже начали дымиться и угрожающе потрескивать. В поднявшейся суматохе Цзинь Гуаньяо стремительно проскользнул, как уж, между растерянными людьми, устремляясь к выходу, но дорогу ему преградил словно из-под земли возникший Призрачный Генерал, приставляя меч к горлу.
— Вэнь Нин, не жалей его! — рявкнул Вэй Усянь, пытающийся сдержать объятых огнем призраков и перенаправить их гнев на людей Гуаньяо.
— Слушаюсь, господин Вэй, — ответил он почтительно, одним стремительным взмахом попытавшись отрубить Цзинь Гуаньяо голову. Тот, однако, уклонился, сразу же принявшись забалтывать новую жертву.
— Как же вы преданны своему хозяину несмотря на все беды, обрушившиеся на вашу голову по его вине! Достойно восхищения! — воскликнул он.
Вэнь Нин вынужден был бить осторожно, чтобы не ранить никого из случайных жертв, тогда как Цзинь Гуаньяо напротив в первую очередь пытался спрятаться за чужими спинами, отступая всякий раз в самую гущу людей.
— Подумать только: вы спасли его и его шиди, выкрали Цзыдянь и прах главы ордена Цзян и его супруги, укрывали этих двоих, лечили их, а когда орден Вэнь пал, вас вместе с вашей семьёй отправили в лагерь военнопленных, подвергая всяческим унижениям! — продолжал он разливаться соловьём. Вэнь Нин же лишь молча наносил удары, не показывая, что слышит его.
— И кровь Цзинь Цзысюаня оказалась на ваших руках по его вине, — на этих словах брови Вэнь Нина против воли нахмурились.
— Такова была судьба, — сказал он тихо, ни на секунду не теряя концентрации.
— И судьбой вашей сестры было многие месяцы мучиться в подвалах Башни Кои, не получив в посмертии даже формальной могилы?
— Да, — ответил Призрачный Генерал.
— Тогда отчего вы обвиняете меня в гибели этих людей, если такова была их судьба?! — выкрикнул Цзинь Гуаньяо.
— Потому что вы могли это предотвратить, но не сделали ничего и даже напротив! — всё-таки потерял терпение Вэнь Нин. — Тогда как господин Вэй не в силах был сделать ничего, но приложил все усилия, чтобы всех спасти!
Отвечать Цзинь Гуаньяо не стоило никогда. Излюбленной его тактикой было выбить противника из колеи, затем нанеся серию обманных выпадов, после чего быстрым змеиным броском сокрушить врага. Но с Вэнь Нином он просчитался.
Возможно, дело было в том, что Призрачный Генерал выглядел сейчас практически неотличимым от живого человека, или же дело было в слишком привычно сработавшей тактике отвлечения болтовней, но Цзинь Гуаньяо попытался следовать привычному плану. Лишив Вэнь Нина душевного равновесия, он сделал вид, что пытается атаковать Лань Сичэня, державшегося рядом, в последний момент стремительно перенаправляя удар прямо в сердце открывшегося Вэнь Нина.
Вот только, как бы тот ни выглядел, человеком он всё-таки не был. Не обращая никакого внимания на пробитую грудь, Призрачный Генерал завершил свой выпад, наконец отсекая Цзинь Гуаньяо голову, и проворно поймал встрепенувшуюся было душу. Толпа ахнула.
— Забери вещи, которые он взял у Сюаньюя, и отдай новому главе ордена Цзинь, — послышался новый приказ Вэй Усяня. Пока его верный слуга бился с Цзинь Гуаньяо, он успел подчинить и упокоить пылающих духов, попутно уничтожив или вынудив отступить большинство подчинённых бывшего Верховного Заклинателя.
— Слушаюсь, — спокойно отозвался Вэнь Нин, передавая флейту, цянькунь и шпильку в руки Цзинь Лина.
Но как бы не старался Вэй Усянь, магическое пламя, поразившее пол и стены храма, разгоралось всё сильнее, теперь уже даже без помощи духов: хватало одного только священного ужаса в душах людей от того, как легко отделилась от тела голова человека, загнавшего их всех в угол.
— Все вон! — скомандовал Старейшина Илин, понимая тщетность своих усилий, и опустил руки, позволяя пламени вырваться на свободу. Едва видимое до того, оно враз взвилось и, подпитываемое темной ци и отрицательными эмоциями стольких людей, начало стремительно пожирать храм, облизывая лежащие там и тут трупы.
Не требуя лишних понуканий, все ещё лишённые духовных сил заклинатели высыпали на улицу как горох из мешка, и только Лань Сичэнь остался стоять неподвижно, прикипев взглядом к обезглавленному телу у своих ног. Бледное лицо и траурные белые одеяния его были сплошь забрызганы кровью, рождая ассоциации с цветами дикой сливы в снегу.
«Цзинь Гуаньяо интересует только власть и его дикая слива», — вспомнилось вдруг Цзян Чэну. — «Действительно похож».
— Цзеу-цзюнь, идите и вы тоже, — мягко обратился к нему Вэй Усянь. — Если хотите, позднее я передам вам это тело для погребения.
— Вы… господин Вэй, вы, — прерывисто вздохнул тот, поднимая глаза на Вэй Усяня. Задыхаясь от возмущения и горя, он никак не мог сформулировать то, что так хотел сказать.
— Идите, глава Лань, — только и сказал ему Вэй Усянь, успевший запихнуть тело Цзинь Гуаньяо в один из мешочков цянькунь. — Поговорим позже.