Возвращение

- Как я от тебя устал, Лоренс! - Джеймс, прошу... Я закатываю глаза. До чего надоедливый старик! Этот грязный старческий запах, эти старческие духи, этот обвисший костюм, этот его вечно слюнявый похотливый рот, которым он так любит проходиться по моим соскам! - я вздрагиваю и чеканно произношу: - Ты мне противен. Ты это понимаешь? И ты мне надоел. Как ещё я должен это сказать? Он переносит мои слова спокойно. Потом берет за руку. Касание тоже жалкое: наверное, он смотрит с мольбой, но я не кидаю на него ни одного взгляда в ответ. - У меня будет к тебе последняя просьба, Джеймс. Всего одна. - Смотря какая. Спать я с тобой больше не буду, - выдавливаю я. - О, нет. Всего пять минут твоего времени. Не мог бы ты подержать свечу, пока я читаю, - тут он смешался и пробормотал нечто совсем неразборчивое. Потом пустился в неловкие объяснения: - Там темно. Но это совсем недолго. - Не проще будет помочь тебе вкрутить лампочку в том чертовом коридоре? - Нет, мне проще со свечой, - он улыбается неловко. Все-таки было какое-то обаяние в этом старике. - Всего пять минут. И сможешь уйти. Я мешать не стану. Обещаю. Что ж, на это можно было бы согласиться. Я раздраженно тащу за ним тяжелый подсвечник, потом стою, не вслушиваясь в его дальнейшее бормотание, отсчитываю минуты, но не прерываю, пока он не останавливается сам. Думаю, что сейчас последует сентиментальное и пафосное прощание, что вполне в его духе, но он отрывается, бросает свой речитатив и говорит коротко и просто: - Вот и всё. Идём. И шагает вперед. Я только сейчас замечаю, как стало прохладно: странно, насколько я помню его дом, коридор тесный и глухой, без единого окошка. Впереди нас должна ждать узенькая скрипучая лесенка вниз - но когда я осознаю, что её слишком долго нет, то уже поздно. Над головой высокий свод, уходящий в полумрак. А лестницы нет. И Лоренса тоже нет. - Где мы, черт тебя дери? Куда ты меня завёл? Под сводами разносится одинокое эхо.

***

Я всё время сижу тут, под этими статуями людей с головами быков, и их чудовищные нависшие надо мной морды смотрят свирепо; но они застыли, и это единственное радует. Далеко отходить от первых двух залов я боюсь по-прежнему: настолько сложен их лабиринт, что обратно дороги мне не найти. Если и суюсь туда, то лишь днем и ненадолго, запоминаю короткий простой маршрут, подолгу стою среди каменного безмолвия, оглядываюсь назад, накрепко запоминая дверь, из которой сюда пришел. Мне чрезвычайно жаль, что я не обладаю достаточно упорядоченным мышлением. Мне кажется, была причина, по которой я воспринимаю мир обрывочно и бессвязно, но где она? Потом я вспоминаю, что неприятное осталось в прошлом: это успокаивает. Статуи, статуи повсюду. Прежде я сильно опасался их бесконечных взглядов, но теперь привык. Они становятся мне друзьями, они утешают меня. Мне кажется, это место настраивает на возвышенный и успокоенный лад, хотя умеет непрестанно растревожить самые тонкие струны души: странное сочетание. Мне кажется, раньше я был совсем другим, но я никак не могу этого вспомнить. Раньше я находил радость в чем-то совсем ином. Раньше я подолгу и крепко ненавидел того, кто приходит ко мне, но теперь испытываю лишь робкую благодарность. Его зовут Лоренс - так он просил когда-то себя называть. Он гладит мою руку, нагибаясь ко мне и принося миску с теплой едой; раньше его касания тоже были другими. Потом я вспоминаю, что всё это давно решил отбросить. - Как поживаешь? - спрашивает он меня. Я молча улыбаюсь. Мои мысли богаты, сложны и разнообразны, но едва он является, я не могу выдавить из себя ничего. - Ах, Джеймс, Джеймс. Раньше хотя бы просил меня поесть, а что теперь? Мне неловко, но есть я совсем не хочу. Еда тоже пахнет другой жизнью. Жизнью, в которой было очень много грязи. - А ещё раньше до этого ты кричал, что ненавидишь меня и, стоило показаться, бросал в меня чем-нибудь. Я мотаю головой отрицательно. Нет, как ни крути, Лоренсу я очень и очень благодарен. - Однажды я боюсь совсем тебя не найти. Что правда, то правда: лабиринт залов завлекает. Я, правда, чаще чувствую слабость, стоит побродить там дольше обыкновенного, но и радость тоже. Радость первооткрывателя - так она называется. И бесконечно приходится цепляться за прежнюю мысль, чтобы не потерять её. Лоренс прерывает мои попытки что-то ему рассказать: я его не виню - они довольно бессвязны. Он привлекает меня к себе, давая почувствовать тепло своего тела и запах своих духов. Его ладони ложатся мне на пояс. Его лицо в сравнении с белым гладким камнем, из которого высечены безмятежные лица статуй кажется особенно старым и жалким. Я норовлю отстраниться, но он не дает. - Ты совсем не помнишь, зачем ты тут? Зачем я тебя здесь запер? Разве он запер? Он касается меня, высвобождая полы моей рубашки из-за ремня брюк. Снимает ее с моих плеч. Гладит меня по груди, дотрагиваясь сосков: я не понимаю, к чему ему это, и слежу за его действиями с недоумением. Он берет меня за руку и кладет её себе на промежность, и я смотрю на него непонимающим взглядом, хотя в угоду ему ладони не отнимаю. - Помнишь, как ты сидел у меня на коленях в Серкус-Таверн? А как мы затем поехали в отель? - Нет. Прости, - умоляюще прошу я. Но он безжалостен. Он качает головой. Его рука становится властной и грубой, и он влечет меня за собой, к выходу, к черному провалу, за которым нас ждет блещущая огнями, пахнущая тошнотворно ночь. - Теперь ты вспомнишь. Теперь ты снова станешь мне послушен. Помнишь наши ночи? Ты умел быть чувственным. Где это все теперь? Я не знаю ответа и не понимаю, чего он хочет. Он продолжает: - А потом ты решил покинуть меня. Бросить, понимаешь? А я почти к тебе привязался. Потому и отвел тебя туда. Ты так злился, Джеймс. Нет, ничего не помнишь? Бедный. Я лежу головой у него на коленях, и он её гладит. Снова кругом стены, но какая же эта каморка маленькая и темная в сравнении с тем дворцом, где я жил прежде! Тут так тесно. До безумия хочу обратно. Я закрываю глаза и воображаю вновь, что прохожусь по величественным залам. Потому что когда я открываю их вновь, кругом грязно, тесно и темно. И я снова исполняю все его прихоти за миску супа.