Сгусток звёздного света

2359 год Главный штаб НАСА, космический корабль LSTHP

Быстрые стуки пальцев по клавиатуре сопровождались глухими звуками, бьющимися о прочные титановые стены, глубокий тёмный оттенок которых мешался со спокойным светло-голубым светом, струящимся из встроенных в неё ламп. Чонгук время от времени прерывался, внимательно вчитываясь в написанное на мониторе десктопа, и мотал головой, когда на глаза попадались неточности в расчётах. Ему, обычно всегда спокойному, хотелось кричать, биться лбом о твёрдую поверхность стола и выть от досады, осознавая то, насколько всё плохо, но он мог позволить себе лишь одно — нервно перекатывать языком плоскую жёлтую таблетку из одной стороны рта в другую, надеясь на то, что та действительно поможет не волноваться слишком сильно, ведь Чонгук не мог позволить себе выйти из колеи. В его кабинете не было ничего лишнего — голые стены, в которых можно было найти собственное отражение, множество техники, больше всего — компьютеров, информация на экранах которых сменялась ежесекундно, не позволяя себя даже мельком уловить. Электронные вычислительные машины беззвучно и неустанно анализировали работоспособность каждой детали космического корабля, пока Чонгук, стирая пот со лба, прикусывал до крови дрожащую губу и делал подобные анализы, но всё же совсем другие, те, от которых зависела жизнь абсолютно всего человечества. Сам космический корабль был огромным: он состоял из нескольких составных частей, прежде всего — из целевой аппаратуры, которая обеспечивала выполнение стоящей перед космическим аппаратом задачи. Помимо целевой аппаратуры присутствовал целый ряд служебных систем, которые гарантировали длительное функционирование аппарата в условиях космического пространства, это были системы энергообеспечения, терморегуляции, радиационной защиты, управления движением, ориентации, аварийного спасения, посадки, управления, отделения от носителя, разделения и стыковки, бортового радиокомплекса, жизнеобеспечения. Когда раздался короткий писк, оповещающий о звонке из другого штаба, Чонгук тяжело прикрыл глаза, размеренно выдохнув, и потянулся к горящей кнопке, но указательный палец застыл в сантиметре от цели. Чонгуку никогда не было так страшно. Он не мог подумать, занимая пост руководителя НАСА, что столкнётся с чем-то подобным, да и, в принципе, столкнувшись, Чон не в полной мере осознавал ситуацию, будучи растерянным. Да, со стороны мужчина выглядел совершенно обычно, ведь даже не был одет в бело-синюю униформу, ношение которой отменил ещё после месяца жизни на космическом корабле, поскольку смысла в ней совершенно не было: многие сотрудники срывались со спальных мест в самые неожиданные времена суток практически голышом, чтобы взяться за исполнение своих обязанностей, не терпящих ожиданий. На совершенно обычную белую футболку с ярким фиолетовым принтом была накинута широкая джинсовая куртка такого же стиля, как и штаны, из-под которых выглядывали носки массивных кроссовок, и случайный прохожий на планете Земля не догадался бы ни в жизнь, что именно так выглядел руководитель NASA, поскольку даже лицо Чонгука казалось непристойно молодым для такой высокой должности. На его светлой коже не виднелось ни единой морщины, кроме тех, которые появлялись в уголках глаз во время смеха, а тёмно-каштановые волосы, вьющиеся на концах, должны были бы уже преждевременно поседеть из-за того, сколько внутри себя прятал руководитель Чон, ежедневно сталкиваясь с невообразимым. Казалось, он знал абсолютно всё на свете, но всё же не мог понять происходящего, оправдываясь мысленно тем, что учёный человек, а не мудрый. Первые — много знали, вторые — понимали то, что знают, и пусть Чонгуку было тяжело признавать подобное, но он не мог отрицать, что где-то прокололся, ещё в самом-самом начале. Мужчина облизнул побледневшие губы и всё-таки нажал на кнопку, из-за чего тут же на весь кабинет раздался хриплый голос. — Господин Чон, второй штаб, — поприветствовал парень, представившись. А его приветствие прозвучало настолько обречённо, словно последнее в жизни. Словно прощание. У Чонгука заслезились глаза. — Пак Чимин предоставил нам полный отчёт обо всех проведённых ранее исследованиях, со всех станций, и… Мы так и не знаем, почему… — он продолжал говорить, но ничего из того, что могло бы помочь, Чонгук не улавливал. Его резкие скулы стали более острыми и заиграли желваки, ведь Чонгук сжал челюсть максимально сильно, борясь с желанием вырвать себе уши, чтобы ничего больше не слышать, и выдрать глаза, чтобы ничего больше не видеть. — Хорошо, Мин Юнги, — перебил Чонгук, не выдерживая больше потока информации, и, несмотря ни на что, старался держать голос, стирая рукавами слёзы со щёк, чтобы даже стены не смогли запомнить его таким, — что с Юпитером? Сколько у нас времени? — вопросов было ещё очень много, бесчисленное количество, но Чон старался расставлять приоритеты, чтобы скорее всё решить. Хотя бы попытаться. Тяжёлая раздвижная дверь внезапно загорелась по бокам, пропуская внутрь запыхавшегося и сбитого с толку сотрудника. Ранее аккуратная одежда того была разодрана местами, и Чонгук широко распахнул слегка непослушно покрасневшие глаза, осматривая прибывшего внимательнее. Тот мог лишь жестикулировать руками, не в силах выдавить из себя ничего вразумительного, и Чонгук поспешил остановить Мин Юнги, который всё твердил и твердил о какой-то особой опасности: — Мин Юнги, секунду, — тут же попросил подождать мужчина, пропуская слова парня мимо ушей. — Что случилось? — обратился он уже к молодому альфе, вопросительно вскинув подбородок. — Там… — пытался вбежавший указать то направление, откуда прибыл. — Там… Паническая атака… И... И ещё... Чонгук был готов вспыхнуть. На космическом корабле пребывало ровно сто человек, среди которых, конечно же, были врачи, специализирующиеся как на физических недугах, так и на расстройствах психики, поэтому отвлекать Чонгука в столь критическое время было неразумно, ведь он никак не мог разорваться, хоть и очень сильно хотел, беспокоясь о каждом своём сотруднике. Если бы надежды не было совсем, то он бы, дабы не долбиться в стену от безысходности, сорвался с места, в противном случае — ему надо работать до последнего. Он должен. — Чон Хосок, мне жаль, но у меня нет на это времени. Сообщи об этом Станиславу, — спешно выпалил Чонгук, возвращаясь к телефонному разговору. — Мин Юнги, слушаю. — Юпитера больше нет, — раздался шёпот из динамика, — всё изменилось, теперь... — То есть?.. — ошарашено спросил Чонгук, взволновано бегая глазами по небольшому кабинету. — А как же прогнозы?.. — на свой вопрос он уловил тяжёлый вздох. — Процесс ускорился. Времени больше нет, и... — Мин Юнги продолжал, но Чонгук, зацепившись взглядом за Чон Хосока, который упорно стоял на том же месте так, словно не удивлён, слышал лишь шум. Лицо всегда улыбчивого парня воплощало самый настоящий ужас, и Чонгук напрягся гораздо сильнее. До такой степени, что капилляры под глазами стали виднеться отчётливее. — Почему ты до сих пор здесь? — с опаской спросил мужчина. — Я же сказал, что… — Заместитель Ким... В главном зале... Чонгук не стал ждать больше никаких слов, реплик, объяснений, резко подорвавшись с места. Исходя из того, что сказал Мин Юнги, не было времени, следовательно — никаких шансов. Месяцы внезапно сократились до часов, но Чон всё же не смог не уточнить, попутно переводя всю аппаратуру в спящий режим: — Зацепок нет? Вообще? — Нет, — коротко ответил Мин Юнги. У него была ещё некая информация, которую он решил оставить для Хосока на потом, ведь понял, что руководитель Чон не совсем в себе, пусть и старался держать эмоции под контролем. Такое случилось впервые. — Только не паникуйте, — сказал Чонгук, поглощённый паникой. — Следуйте инструкциям, всё будет в порядке. — очевидно, он лгал. Его испуганные глаза остановились на расчётах, которыми он занимался перед звонком Мин Юнги, и, окинув те свежим взглядом, мужчина осознал, что всё чушь. Полная чушь, как и прежде, которая бы не принесла никакого толку, будь у них даже несколько лет в запасе. — Чон Хосок, все должны сохранять спокойствие, — попытался строго сказать руководитель Чон, но он выглядел запутанным насекомым в жирной паутине, беспорядочно сгребая со стола ключ-карты, которые могли ему пригодиться, прямиком в карманы. — Вычисли, на какой период хватит ресурсов. Едва не сбив Хосока, застывшего возле порога, с ног, Чонгук вылетел из кабинета. Он бежал по длиннющему безжизненному коридору, с каждой секундой всё сильнее ненавидя то, как далеко его кабинет находится от главного зала, и проклинал дисциплину на корабле, проклинал гробовую тишину, которая давила на виски, которая только и делала, что мешала думать, которая только и делала, что делала хуже. Чонгук путался в ногах, лавируя между поворотами, и старательно пытался унять дрожь в руках, чтобы никто не увидел, насколько он дезориентирован на самом деле, насколько он отчаян, насколько он… бессилен. Челюсть сводило от одной лишь мысли о том, что Чонгук не может ни предотвратить преобразование Солнечной системы, ни оттянуть неизбежного, ни вобрать переживаний всех людей в себя, ни перенять тревогу его заместителя. Он бы вместо всех горел в аду, но у него не было никакого выбора. Было сложно отделаться от чувства, что происходящее — розыгрыш. И было сложно не лишиться всех чувств разом. Находясь почти у цели, Чонгук начал слышать крики, крики, крики, поэтому неестественно ускорился, влетев в главный зал, словно поток света — со скоростью триста тысяч километров в секунду. С таким темпом можно было преодолеть расстояние от Земли до Солнца и обратно примерно за семнадцать минут, но у Чона было совсем не то местоположение и совершенно другая траектория. Он ни на что не обращал внимания, кроме Тэхёна, которого со спины пытался удержать один из сотрудников, но почти безуспешно, ведь омега рьяно вырывался, наступал специально на ноги, хватался за края чужой одежды и мотал неистово головой, отчего Чонгук уловил брызги слёз, разлетающиеся по сторонам. Остальные стояли в полном шоке. — Уйдите, уйдите все! — начал указывать Чонгук на выход руками и оказался вмиг возле Тэхёна, прогоняя последнего из сотрудников, который пытался помочь. — Почему ты здесь? Почему ты здесь, а не в своей лаборатории?! — сорвался альфа на крик, себя сразу же коря, но Тэхён всё равно упорно его не слышал, рыдая навзрыд. Его поалевшие щёки и глаза сливались с красной копной растрёпанных волос, в которые Чонгук пытался вплести свои пальцы, чтобы заставить Тэхёна смотреть на себя, но тот не замечал ничего и никого вокруг, продолжая отбиваться изо всех сил, будто от чего-то несуществующего на самом деле. Тэхён утратил возможность владеть собой, как обычно и бывает во время панических атак. Чонгук мог на себе ощущать, как всё пересыхает во рту, и выкачивается воздух из ноющих лёгких, как раскалывается и кружится голова, водя хороводы в одну лишь сторону, за часовой. — Тэхён! Тэхён! — пытался достучаться Чонгук, звуча крайне обеспокоено, и кусал щёки до металлического привкуса, потому что от вида омеги у него обливалось кровью сердце. — Тэхён! Тот так сильно мотал руками, что с тонких пальцев начали спадать увесистые серебряные кольца, с оглушающим стуком сталкиваясь с блестящим напольным покрытием, но Чонгук не прекращал попыток поймать беспокойные руки в свои ладони, постоянно повторяя одно и то же имя. Учащённое сердцебиение Тэхёна отдавалось эхом чуть ли не на другом конце космического корабля, по его вискам в ускоренном темпе стекал пот, наверняка его тошнило, но Чонгук, сжимая зубы до скрежета, не оставлял попыток, будучи уверенным, что они вдвоём справятся, как и всегда. Что бы ни было. — Мне надо всё исправить! — хрипло закричал Тэхён низким голосом, злясь, что его останавливают. — Мне надо! Я всё исправлю! — после этих слов он всё-таки вырвался, рванув резко вперёд, из-за чего потерял равновесие, упав, но продолжил ползти, словно змея в агонии, и Чонгук наконец взглянул в ту сторону, куда так отчаянно направлялся Тэхён. Главный зал представлял собой помещение внушительных размеров, являющееся воплощением минимализма, ведь в нём не было практически ничего, кроме встроенных прямо в стены высоко функциональных сенсорных мониторов и огромнейшего окна от левой стены до правой, от пола и до потолка, перед которым стоял небольшой цифровой блок с крохотным экраном рядом и датчиками распознавания отпечатков пальцев, поэтому, пока Тэхён перемещался в ту сторону, Чонгук, растерявшись, неподвижно стоял, наблюдая за тем, как за толстым, непробиваемым никакой силой, стеклом медленно пропадал Марс. Пустотой поглощалась очередная планета. Всё началось с Нептуна. Когда планета стала в прямом смысле испаряться в космическом пространстве, Чонгук, наблюдающий это явление с камер спутников, ещё будучи на Земле, поставил на уши всех, собрал лучших специалистов из лучших, самых высококвалифицированных, чтобы сгруппировать в команды для выяснения причин и предотвратить всё, начав секретную операцию прямо в космосе, в непозволительной близости к происходящему, переместив за земную орбиту даже главный штаб. Поэтому он и оказался на одном из космических кораблей, через иллюминаторы которого виднелся Марс — совсем близко, и Земля — очень далеко, но за месяцы упорного труда, бессонных суток, исследований не нашлось ни единой зацепки, и в конечном итоге постепенно не осталось следов и от Урана, и от Сатурна, и от Юпитера… О последнем сообщил Юнги минутами ранее, упомянув и то, что процесс ликвидации планет ускорился, но Чонгук думал, что Марс, за которым они, как известно, наблюдали с космического корабля, а затем и Земля, начнут трансформироваться одна за другой в ничто хотя бы через дня два, но… Тэхён упирался ладонями в стекло и выл, стуча по нему, пока в глазах Чонгука отражался тот самый Марс, красноватый оттенок поверхности которого насыщался чёрным, и кратеры пропадали один за другим. Парни, будто спрятанные от всего в космическом корабле, выглядели крохотными. И они ничего не значили для Вселенной. Планеты, хоть и слабо, но были связаны с Землёй, поэтому каждое такое аномальное происшествие отражалось на общем состоянии жизни живых существ, а уж что говорить о том, как пропадала без следа настолько близкая к Земле планета, как Марс? Чонгук не знал, не представлял, что происходило в тот момент на его родине. Возможно, и ничего, но только пока. В любом случае — он хотел оставить всё в тайне. В любом случае — всё уже было потеряно. Чонгук не соображал, что ему делать, потому что не было выхода, не было, как бы он не искал, как бы не искал каждый из сотрудников НАСА, а в момент, когда всё зашло настолько далеко — и подавно, поэтому он лишь упал перед Тэхёном на колени, пытаясь отодрать омегу от стекла, но тот не отступал. — Я всё исправлю! Я исправлю! — его лицо было влажным, измученным, и Чонгук поймал себя на мысли, что видеть такое даже хуже, чем лицезреть собственными глазами конец света. Он начал вытирать влагу с кожи рёбрами своих ладоней, пытался массировать мочки ушей, что приводило в такие моменты омегу в чувства, но Тэхён всё уворачивался, повторял одно и то же, находясь практически на грани тотального срыва. Чонгук с ужасом осознал, что у него нет хороших фраз в запасе, из-за этого и настолько трудно. Во время панических атак он каждый раз шептал омеге, что все страхи являются необоснованными и не несут угрозы, а ещё «дыши», этим заставляя Тэхёна смотреть на вещи реально, чтобы успокоиться, но как так получилось, что реальность стала хуже любых кошмаров? — Я обещаю, что всё исправлю! — кричал Тэхён, накрывая ладонью крохотную Землю вдали, и игнорировал древнеримского бога войны, а Чонгуку было так больно, как никогда, ведь всё стало очевидным вмиг. — Тэхён, Тэхён, — тихо заговорил, пытаясь обнять, — ты самый умный, ты самый талантливый, — перебивал он своими незатейливыми словами плач, — нет учёного более выдающегося, чем ты, поэтому прости за то, что я скажу сейчас, прости… — сломано повторял Чонгук. — Я верю в тебя, я горжусь тобой… Очень... Прости… Прости, но у тебя ничего не получится, — стихал голос всё сильнее с каждым слогом, — у тебя ничего не получится… Фраза раздирала рёбра, поскольку Чонгук не представлял себя, говорящего столь ужасную вещь, но ему было необходимо произносить хоть что-нибудь, хоть что-нибудь… Да, в искусстве успокоения он был чуть ли не на последнем месте среди людей, поэтому Тэхён начал голосить во всё горло, почти что задыхаясь от слёз без возможности дышать даже носом. Его состояние отдавалось болью в собственной груди. Всё трещало. — Моя сестра, моя сестра! — сбивчиво звал Тэхён, размазывая сопли по стеклу, и Чонгук, в конце концов, спустя не счесть сколько неудачных попыток, обхватил омегу руками, прижимая, брыкающегося, к своему сердцу. Если бы он мог, то исправил бы всё ради одного лишь Тэхёна. Если бы он мог... По одну из сторон — неподвластное никому космическое пространство, относительно пустые участки, которые то мерцали местами, то были похожи на бездну, ведь всё же вмещали в себе, хоть и с очень низкой плотностью, межзвёздное вещество, преимущественно — молекулы водорода, кислород в малых количествах — остатки после взрывов звёзд, космические лучи и электромагнитные излучения, а также — гипотетическую тёмную материю, и виднелся спутник, записывающий всё на видео. Всё — это апокалипсис, который было не остановить. В помещение, как и ранее, вызывая чувство дежавю у Чонгука, ворвался Хосок, пытаясь что-то сказать про меньше месяца и то, что его ждёт разговор с Мин Юнги, руководителем второго штаба, но Чонгук начал мотать на него рукой, чтобы уходил, начал мотать рукой, немо говоря «достаточно, достаточно», и тот, заламывая пальцы, прошептал: — Какое сообщение передать на Землю? Чонгук крепче обнял рыдающего Тэхёна. Омега утыкался носом в выемку меж его ключиц, не замолкая, и неощутимо, ведь конечности ослабели, практически онемев, долбил Чонгука кулаками по груди, чтобы отпустил, но тот упорно делал всё наоборот, огромными карими раскалёнными глазами смотря на Хосока: — Я не знаю, — дрожащим голосом прошептал Чонгук, осознавая всю степень того, насколько жалок, из-за чего подбородок начал морщиться, а Тэхён захныкал громче. — Чон Хосок, — уже твёрже сказал альфа, попутно разминая кончики пальцев Кима на руках, — есть то, о чём лучше умолчать. — переборов себя. Казалось, что неестественно белые волосы Хосока стали вовсе бесцветными, когда уши дёрнулись, уловив фразу. Парень встревоженно нахмурился. — Я правильно понимаю, что?.. — Да, уходи, — бросил Чонгук, возвращая всё своё внимание Тэхёну, — закрой дверь, не возвращайся, у меня с собой необходимая ключ-карта, я… — Руководитель, — попытался перебить Хосок. — Закрой дверь, не возвращайся, никому не говори, где я, — крайне серьёзно сказал Чонгук, поглаживая Тэхёна по волосам, — увидимся позже. Вместе со щелчком, оповещающим о полном закрытии двери, после минутной нотации Хосока, Чонгук обхватил ладонями щёки Тэхёна, пытаясь заглянуть тому в глаза. — Давай поговорим, — нежно сказал Чонгук, зная, как опасно замыкаться в себе в подобные моменты, — давай? Посмотри на меня, ладно? Тэхён, пожалуйста. Лицо того с каждым словом искажалось в болезненной гримасе, но омега всё же поднял глаза, захлопав влажными слипшимися ресницами. Было не настолько светло из-за тёмного космоса в метре, чтобы уловить каждую черту лица на все сто процентов, но Чонгук и так досконально знал каждую из них. И большие совиные глаза, которые могли смотреть то внимательно, то рассеяно, и губы, уголки которых чаще всего тянулись только кверху, и скулы, которые словно ненастоящие, ведь идеальны… Чонгук, чтобы убедиться в достоверности, в который уже раз за несколько лет, начал осторожно, почти невесомо, водить по ним пальцами. — Успокойся, тише, тише, не вини себя ни в чём, хорошо? — начал Чонгук. — Если и хочешь кого-то ненавидеть, то ненавидь меня, договорились? Вспомни всё самое плохое, не думай ни о чём хорошем… Не думай о том, что там, на Земле, думай о том, какой я подонок... — святых никогда не существовало. Тэхён, шмыгая носом, начал тихо смеяться, и лбом обречённо уткнулся в Чонгукову грудь. Его смех перерастал в новую волну рыданий, и альфа мысленно залепил себе миллиард пощёчин, тут же принимаясь успокаивать Тэхёна активными поглаживаниями по спине, прижимался щекой к его макушке, качаясь из стороны в сторону, и поражённо наблюдал за тем, что происходило за стеклом… Ничего хорошего. Абсолютно. — Я придумал, я придумал… — внезапно начал шептать Тэхён, словно в бреду, оттолкнув Чонгука, и принялся передвигаться на коленях к цифровой панели. Та загорелось, стоило ему прислонить пальцы к именному датчику поочерёдно. — Я придумал… Он выглядел безумно, будто умалишённый учёный, и Чонгуку хотелось вопить. Он оказался вмиг рядом, пытаясь оттолкнуть Тэхёна, но тот всё шептал небылицы о том, как можно всё исправить, как можно всех спасти. Конечно, была уйма вариантов, но все они потерпели крах. Другие планеты, галактики, жизнь в космосе… Чонгук знал, что у Тэхёна ничего не получится, что бы он не придумал, они же сами не раз обсуждали всё и сразу, и альфа мог бы не пытаться донести это до его затуманенного рассудка, останавливая, но не хотелось, чтобы Тэхён потом разочаровался в себе. Чонгук хотел, чтобы вина лежала на нём одном. Ведь истина была именно такой. — Масса Марса составляет ноль целых сто семь тысячных массы Земли, объём — ноль целых сто пятьдесят одну тысячную объёма Земли, а средний линейный диаметр — ноль целых пятьдесят три десятых диаметра Земли, — бормотал Тэхён, шмыгая носом, когда увлечённо пробирался в секретную сеть, доступную только нескольким людям, — смотри, смотри, на исчезновение трёх планет понадобилось два месяца и двенадцать дней, понимаешь? Смотри, смотри… — продолжал он, тыча в схематические изображения, как по волшебству появляющиеся на стенах, но Чонгуку не надо было никуда смотреть, чтобы понимать, о чём думает Тэхён. — Мы успеем, мы успеем забрать людей… на космические корабли… — Нет такого количества космических кораблей, Тэхён, нет такого количества времени. Всё идёт по-другому, Мин Юнги даже не скинул мне декларацию. Уже всё. Пожалуйста, прекрати, — умолял Чонгук, пытаясь выключить систему, и ему становилось дурно от того, что его не понимает самый смышлёный человек из всех возможных, выглядя при этом помешанным, зависимым, как от наркотических веществ. — Марс рядом с Землёй, уже всё рушится, незачем что-то сопоставлять, красная планета превосходит по массе и диаметру только Меркурий… Она исчезнет сегодня же... — Там моя сестра! — зло воскликнул Тэхён, вырывая руки из хватки Чонгука. — Ты так спокоен, потому что никого не теряешь! У тебя никого там нет! А я теряю, я теряю! Зачем мы здесь, почему мы называемся учёными, если всё вот так?! — указал он руками за стекло, а Чонгук мог лишь моргать, наблюдая за отчаяньем омеги, который хотел всего лишь спасти мир. — Так что ты не имеешь права мне указывать, если ты не хочешь ничего делать, то не оправдывайся тем, что это невозможно! Нет ничего невозможного! Да какой из тебя руководитель?! Лучше бы ты остался на той Земле и умер вместе со всеми! Хотя нет, хотя нет… — зашептал Тэхён, хватаясь за свои виски. — Хорошо, что ты здесь… Будешь видеть всё, а потом, пока не закончатся ресурсы, будешь вспоминать, представлять… их лица… Моя сестра… — заскулил Тэхён, прикрывая ладонями лицо. — Моя… сестра… Чонгука ранило лишь одно. «Ты так спокоен, потому что никого не теряешь!» — ведь он был совсем не спокоен и терял абсолютно всё, что имел. Свой персональный Марс, волосы которого собственноручно выкрашивал в яркий, непривычный глазу, цвет, дыша аммиаком, всего несколько дней тому назад, поэтому, сдерживая слёзы, Чонгук потянул Тэхёна на себя, прижимая к стеклу спиной, чтобы тот не смотрел на происходящее, не ранил себя сильнее, дальше было некуда, и прильнул к губам, прошептав «не плачь, пожалуйста, только не плачь». Он сразу же ощутил соль на губах, шумно выдыхая, и пытался увлечь в поцелуй, но омега, опомнившись, отпрянул. Тэхён начал ползти, пытаясь встать, но Чонгук схватил его за лодыжку, возвращая к себе, и накрыл его тело, безвольно лежащее на полу, своим, придавливая сверху. — Всё будет хорошо, слышишь? — прошептал Чонгук, стирая дорожки слёз с лица, почти что вслух горько смеясь из-за абсурдности своих слов. — Слышишь меня? Тэхён отрицательно мотал головой, поджимая губы, немо сообщая о том, что ничего он не слышит, не хочет слышать, и Чонгук прикрыл ему глаза рукой, когда взгляд омеги устремился туда, куда ни в коем случае было нельзя смотреть. — Не смотри, на меня смотри, на меня, — начал просить альфа, развернув за подбородок к себе, и вновь прижался мягко к губам. Его ладони переползли Тэхёну на уши в безмолвном «и не слушай», когда за бронированной дверью космического корабля начали слышаться такие стуки, словно кто-то разбрасывает вещи повсюду в припадке, и Чонгук медленно начал перебирать губы. Горько. По-настоящему горько. Тэхён всё никак не мог успокоиться окончательно, но отвечал, отчаянно цепляясь за Чонгуковы плечи, наверное, до следов от ногтей, даже через одежду, и сильно жмурился, первым сплетая языки. Ему было невероятно стыдно за то, какую устроил истерику, пусть и не специально, ему было невероятно стыдно за те слова, которых наговорил вдоволь, не думая, поэтому внутри стало ещё хуже. Ведь всё, что он должен был говорить альфе когда-либо — «спасибо, я люблю тебя». Лицо Чонгука было полным волнения, он не прекращал целовать, одной рукой блуждая по телу омеги под собой, забираясь под широкую чёрную худи, оглаживал тазовые косточки, а второй — бесцельно роясь в волосах, надеясь оставить на кончиках пальцев знания о структуре каждой физической составляющей. Грудь Тэхёна то высоко поднималась, то не двигалась вовсе, из-за чего Чонгук обвил того руками, вместе принимая положение сидя. На космическом корабле творился хаос, перерастающий в ещё больший хаос. Хаос можно было услышать, но Чонгук лишь крепче обнял Тэхёна, прерывая поцелуй, когда омега стал задыхаться. Хаос, хаос, хаос... Он и в самом деле был ужасным руководителем, но он больше не видел смысла ни в чём другом, кроме... — Тихо, тихо, — бормотал альфа, чувствуя, как Тэхён начинает более размеренно втягивать воздух, расслабляясь. Он действительно терял абсолютно всё. Омегу, в острый ум которого влюбился с первого совместного рабочего дня, омегу, хрупкие плечи которого усеяны укусами, а руки — родинками. Чонгук терял того единственного человека, к чьим советам прислушивался, того единственного человека, к чьим губам ему хотелось тянуться и в чьи глаза хотелось неустанно смотреть, забывая о существовании слова «скука». Тэхён уткнулся влажным носом в подбородок Чонгука, а затем прижался к нему лбом, удобнее устраиваясь на коленях альфы, обхватив его бёдра своими ногами. — Прости, я… — Не надо, — поспешил перебить Чонгук, — всё в порядке. — Я глупый, по-твоему? — грустно спросил Тэхён. Его голос прозвучал сорвано, сломано, он показался и вовсе — чужим. — Я знаю, что ты притворяешься. Не представляя, что ответить, Чонгук нашёл своим лбом лоб Тэхёна, наблюдая из-под ресниц за тем, как тот облизывает блестящие губы. Казалось, что время остановилось. И лучше бы это действительно было так. Чонгук знал, что при попадании в открытый космос без защитного скафандра человек не замёрзнет, не взорвётся и мгновенно не потеряет сознание, его кровь не закипит — вместо этого настанет смерть от недостатка кислорода. Опасность была заключена в самом процессе декомпрессии. Смерть могла наступить примерно через одну-две минуты, хотя точно это не было известно. Но вот то, что Чонгук не сможет жить через секунду после того, как потеряет Тэхёна, ему было известно на все миллиард процентов. Вот таким он был учёным. Вот, что он выяснил, занимаясь добрую половину своей жизни научной деятельностью. — Что нам делать? — тихо спросил Тэхён. — Представь, что это всё — сон, — попросил Чонгук, а омега вскинул возмущённо голову. — Ни за что, — сказал тот серьёзно и резко, что вызвало у Чонгука улыбку, а затем он принялся убирать пряди волос со лба Тэхёна, чтобы поцеловать в самый центр, и вновь заглянул в глаза, — отражение… — испугано прошептал Тэхён, неотрывно смотря на застывшие слёзы. — К-к... Планеты... отражаются… Заметив приближающуюся панику, Чонгук поспешил навстречу приоткрытым губам, и, прижимая Тэхёна к себе вплотную, принялся неустанно целовать. К тем планетам, отражающимся мгновением ранее в его глазах, было словно подать рукой, но они — настолько обманно близкие, были совершенно неподвластны контролю. Как жизнь. Тэхён, обвивая шею Чонгука, пытался думать только о нём, ведь омеге нравилось чувствовать себя в безопасности, в вакууме. Он, кстати, не являлся абсолютным, а вмещал в себе атомы и молекулы, обнаруженные с помощью микроволновой спектроскопии, реликтовое излучение, которое осталось от Большого взрыва, и космические лучи, в которых содержались ионизированные атомные ядра и разные субатомные частицы. У Тэхёна, казалось, действительно поехала крыша, ведь он начал сравнивать всё с Чонгуком. И космос Чонгуку проиграл. Жаль, что осталось всего ничего. — Я люблю тебя, — прошептал Тэхён, попутно перебирая любимые уста, и не было чётких границ. — До Луны и обратно. — горько засмеялся в поцелуй, ведь каждое грёбаное слово приобретало печальный оттенок. И без боли в любви было признаться нельзя. — Я тебя тоже, — ответил альфа одними губами. — От тропосферы до экзосферы. — и Тэхён уложил его на лопатки. Когда Ким вбежал в главный зал, хотя Чонгук запрещал, потому что подобное уже случалось, то оказался как в замедленной съёмке, как астероид, болтающийся в пространстве. Однажды Тэхён лишь представил, что всё может дойти и до их поля зрения, и чуть не сошёл с ума… Конечно же, он бы не справился, видя всё на самом деле, свой самый страшный кошмар, если бы не прибежал Чонгук. Никакие бы врачи не помогли, у которых и так уйма забот. Только он. Один лишь он. Даже сам Тэхён не смог бы себе помочь. — Спасибо, что пришёл. — омега был настолько близко, почти одним целым с Чонгуком, что чувствовал сердцебиение и пульс в каждой возможной точке. — Я всегда буду выбирать тебя, — прошептал Чонгук. Сколько осталось таких «всегда»? — Я даже не договорил с Мин Юнги. — С ним договорит Чимин, — улыбаясь, заверил Тэхён, и руководитель Чон не мог не рассмеяться во весь рот. Его лицо в такие моменты превращалось в лицо беззаботного юноши с большими передними зубами, за которые Тэхён ожидаемо схватился пальцами, как любил это делать, угрожающе нависнув над Чонгуком. — Смешно тебе? — Ага, — только и мог ответить Чон, не в силах сомкнуть рта, и его улыбка становилась всё шире и шире, от уха до уха. Тэхён улыбался так же. Но дело было в том, подвох, что каждый знал — это не совсем то, что было на самом деле, иллюзия, поскольку в уголках глаз стояли не очень счастливые слёзы. Тэхён выглядел гораздо хуже, поскольку плакал слишком долго, но у панических атак был один плюс — они уходили так же, как и появлялись. Резко и незаметно. А у Чонгука осталась одна единственная задача, которая была ему, скорее всего, по силам, — не допустить ещё одной истерики, поэтому альфа не подавал виду, что его что-то тревожит, легко прикусывая подушечки пальцев Тэхёна своими зубами. Он ребятничал, проходился руками по позвоночнику омеги, пересчитывал позвонки, достаточное ли количество, разносил по всему телу мурашки, вдыхая усиливающийся запах, соревнующийся с воздухом. Чонгук, как никто, знал, что космическое пространство запаха не имело, а попытка принюхаться в открытом космосе приведёт к неминуемой гибели, но, тычась носом в ароматные железы, отодвигая воротник худи Тэхёна, Чонгук чувствовал то же самое, что чувствовал каждый раз, возвращаясь из открытого космоса — запах чего-то жжёного с оттенками рома и малины, такой запах, будто кто-то выстрелил из карабина. Если бы стрелял Тэхён, то Чонгук бы и не против получить пулю — будь то сердце или черепная коробка. Всё, что угодно. — Что ты делаешь? Стой, — встревоженно сказал Тэхён, когда Чонгук поддел его худи, пытаясь сбросить. Омега ухватился за запястья, принимая положение сидя на бёдрах Чонгука, а тот опёрся на локти, чуть поднявшись. — Апокалипсис… — тихо сказал омега, уголки глаз которого тут же опустились, и лицо Чонгука вмиг оказалось прямо напротив его лица, отчего кончики носов столкнулись. — С каким бы альфой ты ещё такое попробовал? — попытался пошутить Чонгук, но Тэхён помотал головой так, словно у него не получилось совсем. Не оценил. — Главой НАСА должен был стать ты, — улыбнулся Чонгук, всё-таки снимая с нахмуренного Тэхёна худи, а затем и футболку, отбрасывая в сторону. Одежда покатилась в другой центр зала, будучи ненужной, и Чонгук, размещая руки на тонкой талии Тэхёна, не мог оторвать взгляда от него, пытающегося поправить растрёпанные волосы. Его не интересовало то, что творилось за спиной омеги — тот самый апокалипсис, ведь настоящий Судный день — это когда Тэхён сдувал пряди волос со лба, зарываясь в них пятернёй в попытке поправить. — Я умру, если не поцелуешь меня прямо сейчас, — выпалил Чонгук, смотря щенячьими глазами, а Тэхён будто тянул время, заправляя волосы за уши, поправляя серьги в ушах… На его острых ключицах были набиты все планеты Солнечной системы, на которые уже нельзя было смотреть без тоски, и Чонгук боялся, что, если он снимет свою одежду, то Тэхён впервые заплачет, увидев его голышом. Одинаковые татуировки. Одинаковые пирсинги на сосках. — Поцелую, если поклянёшься не умереть. — Ты хитрый, — усмехнулся Чонгук, — я просто сделаю это сам. Влажный огненный поцелуй прозвучал на губах Тэхёна, когда Чонгук к ним прикоснулся своими, притянув омегу к себе. Это было его хобби. В глазах темнело, кружилось, но Чонгук не прекращал сжимать Тэхёна в руках всё сильнее, чувствуя тепло его кожи. Пока среди звёзд шла какая-то суета, Чонгук понимал все не умещающиеся в слова мечты, которые смешивались в одно дыхание, и углублял поцелуй, жмурясь. Ему необходимо было взять от момента всё, что только возможно, и в равной степени — отдать. Взмокшая кожа Тэхёна плавилась под ладонями Чонгука, тому было немного страшно, что от неё не останется и следа, ведь он скользил руками, скользил… Пересохшие губы омеги начали покрывать поцелуями нос альфы, щёки, лоб, каждый миллиметр лица, запоминая. Тэхён доверил это трещинкам на своих губах, да, потому что не было ничего более невозможного, чем взять в свои руки любовь. — Снимай это всё, снимай, — шептал Тэхён, пытаясь сбросить с альфы джинсовку, а тот, заглянув в его глаза, увидел сплошное северное сияние. При тусклом свете Тэхён показался ему демоном, которому пора продавать душу. — Снимай, — сказал альфа в ответ, сбросив с себя куртку, и поднял руки. Тэхён не стал медлить. Он спешно стаскивал с Чонгука футболку, попутно покрывая поцелуями кожу, к удивлению Чонгука, даже каждую планету на ключицах, наверняка пытаясь сбежать от своих мыслей. Они наступали ему на пятки, сестра — наступала, улыбалась под прикрытыми веками, смеялась, звала, но Тэхён, собрав крупицы рассудка, вспомнил каждое своё слово о том, что планету не спасти, если всё дойдёт до Марса, и блокировал новую паническую атаку. Он устал от них. И от сонных параличей. Каждую ночь ему снилось, как Земля превращается в его сестру с венком ромашек на голове, и, словно дементор, начинает высасывать из Тэхёна жизнь. В ужасе просыпаясь, Тэхён не мог двинуться, когда над ним действительно нависал дементор во всей красе. Тэхён кричал, кричал, кричал… его никто не слышал, пока покидала душа, потому что рот даже не мог раскрыться… Во всём надо было искать плюсы — оставалось всего несколько сонных параличей. Или же — ноль. Несколько снов. Или же — ноль. Тэхён вздрогнул, отпрянув, когда в дверь начали долбиться как с ноги, и прислонился спиной к холодному стеклу, тяжело дыша. Это отрезвляло, но перед глазами всё равно плыло. — Я же сказал, что меня нет! — воскликнул Чонгук, чтобы его наверняка услышали по ту сторону. — Это срочно, руководитель Чон! Это очень-очень срочно! — прозвучал жалобный голос Хосока, и Чонгук тяжело вздохнул, опустив голову. Было некуда деваться. Ему пришлось подняться, борясь с тем, как неудобно в штанах, и накинуть на голые плечи джинсовку, чтобы не выглядеть уж слишком развратно. — Входи! — крикнул Чонгук, сам направляясь ближе к двери, чтобы поговорить с Хосоком подальше от полуобнажённого Тэхёна. Когда дверь отворилась, Чонгук сначала заметил, как на коридоре все бежали в одну лишь сторону, мельтешась, а затем взглянул и на Хосока, кусающего губы. Тёмные глаза того блестели. — Говори. — Мин Юнги… Мин Юнги передал сообщение… Мы все считали, что Юпитер исчез полностью, как и остальные, но он оказался первой планетой, осколки которой проявились, словно вырвавшись из чёрной дыры, и начали разлетаться по сторонам в радиусе сотен тысяч километров. Сердце Чонгука ухнуло в пятки. — Что он сказал ещё?.. — Связь прервалась, — скорбно ответил Хосок, из-за чего слёзы побежали по его щекам. — Нам надо убираться подальше от Марса, руководитель Чон, иначе мы не протянем и дня… Мы можем попытаться переместиться на космический корабль, который ближе всего к нам, и отлететь, ведь этот пришвартован к… — А смысл? — послышался голос за спинами, и альфы одновременно повернулись к Тэхёну, который стоял всего в нескольких шагах. По его телу стекали еле заметные капли пота, блестела тяжело вздымающаяся грудь, и Чонгуку захотелось срочно его прикрыть, по привычке, спрятать, чтобы Хосок не смотрел, но потом альфа понял, что всё хуже некуда — он и сам не в лучшем виде, со стояком. По глазам Тэхёна Чонгук понял, что всё не важно — совсем скоро умирать, смешиваться с космической пылью, не было смысла соблюдать правила приличия. — Заместитель Ким, — поклонился Хосок, старательно пытаясь отвести взгляд от омеги, у которого не видел в образе никогда ни малейшей небрежности. — Смысл? — переспросил Тэхён. — Всё равно дохнуть. Его тон звучал вызывающе, но у каждого вызывал он разное — у Хосока страх, у Чонгука — возбуждение. Вожделение. Беззаветную любовь. Ещё более сильную. Но куда же дальше?.. Как же беспощадны человеческие чувства. — Этот корабль потерпит крушение, — сказал Хосок, сглатывая, — на том смерть наступит из-за нехватки ресурсов. По известным нам данным, это случится через несколько месяцев, и мы тогда просто… — Хотите безболезненно умереть? — хмыкнул омега. — А вы не думали о том, как будут умирать люди на Земле? — Тэхён! — возмутился Чонгук, поскольку на Хосоке и так не было лица, а Ким видимо растерял всю жалость, решив сбить с любого курса. Он выглядел почти вдвое меньше каждого из альф, но те смотрели на него огромными глазами, как маленькие дети, лишь хлопая ресницами, и боялись каждого следующего слова. Правду слышать было труднее всего. — Руководитель Чон, заместитель Ким, — уважительно обратился Хосок дрожащим голосом, когда послышались крики за его спиной, — пора собираться. Чонгук бросил на Тэхёна мимолётный взгляд. Чонгуку было всё понятно без слов. — Мы останемся здесь, — произнёс он. — До встречи, Хосок. — впервые обращаясь только по имени, он разместил руку на спине того, пытаясь спровадить, но альфа всё оборачивался, не желая уходить. — Руководитель Чон! Вы не можете! Нам придётся нарушить работу некоторых систем, чтобы!.. — Увидимся, — сказал Чонгук, выхватывая ключ-карту из рук Хосока, чтобы тот не смог прийти вновь, как и больше никто — ведь карты специального назначения только в трёх экземплярах, и выставил за дверь, тут же спеша её закрыть. Было всё равно. Даже если бы космический корабль разобрали по частям. Хосок просовывал руки в щели, что-то неразборчиво кричал, но Чонгук продолжал сканировать датчики, чтобы дверь сомкнулась полностью. — Руководитель Чон! Заместитель Ким! Заместитель Ким, вразумите его! Упираясь лбом в титановую поверхность, Чонгук смаргивал слёзы, ему было тяжело, и он почувствовал, как нежные руки Тэхёна снимают с него джинсовку, а затем оказываются на животе, обнимая Чонгука со спины, и омега прижался влажной щекой к одной из лопаток Чона. — Я очень сильно тебя люблю. — вразумил. По-своему. — Понимаешь, что это значит? — спросил Чонгук, медленно разворачиваясь. Он выглядел разбито, но усмехался, отбрасывая со звоном ненужную уже ключ-карту. Тэхён широко улыбнулся, вопросительно вскинув подбородок. Его улыбка напоминала цветущее насыщенное цветом тюльпановое поле, на котором хотелось оставлять свои следы. — Если будешь видеть, как я умираю, разлюбишь. Не думаю, что буду выглядеть красиво… — Я сам тебя убью, — прошептал Тэхён на ухо, приблизившись вплотную. — Если захочешь. Чонгук уловил тот момент, когда касания Тэхёна превратились в электрические импульсы, и понял, как он перед ним слаб. Как же он слаб… Показалось, что стены из тёмно-графитовых превратились в кроваво-красные, а из потолка начала хлестать кровь, когда Тэхён прижался губами к шее, прокладывая себе путь к ушным раковинам. Чонгук запрокинул голову, отдаваясь безумию. Он видел под прикрытыми веками галактики, вихри из миллиардов сверкающих точек, свет которых удивительным образом слепил его, ведь был гораздо ярче лунного, и тихо выстанывал имя Тэхёна, когда тот опускался перед ним на колени, снимая с Чонгука штаны вместе с бельём. Казалось, что ткань обжигала кожу ног, когда съезжала вниз, а затем и поцелуи Тэхёна начали плясать на животе альфы, спускаясь гораздо ниже, и неизбежно подкосились ноги. Тэхён не человек, он сгустился из звёздного света. Вот и весь секрет. — А ты сам это начал, — со смешком сказал Тэхён, проводя языком от основания вставшего члена альфы и до самой головки, обхватывая ствол пальцами, — с каким ещё омегой ты такое попробуешь? — вернул он вопрос, издеваясь, и Чонгук не смог не взглянуть на него сверху вниз, ощущая себя гораздо ниже морально. Тот же выглядел крайне развратно, мучительно-медленно надрачивая член Чонгука круговыми движениями, и его ноги разъезжались в стороны, отчего Тэхён оказывался всё ниже и ниже, как будто целью его было разместиться на уровне пяток. Кожа на плоском животе сбилась в тонкие складки, когда спина Тэхёна изогнулась дугой, и омега игриво начал проходится поцелуями по чувствительной тонкой коже. — Я пригрел змею на груди… — еле-как прошептал Чонгук заплетающимся языком, и Тэхён, ухмыльнувшись, вобрал его возбуждение по самое основание, начав давиться. Он смотрел на Чонгука, не сдвигаясь ни на миллиметр, слезящимися глазами, умолял молчаливо о том, чтобы тот толкнулся сам ещё дальше, но альфа отрицательно замотал головой, не решаясь предпринимать что-нибудь эдакое. С такого ракурса лицо Тэхёна казалось овальным, были сглажены все углы, и он болезненно зажмурился, схватившись за бёдра Чонгука, чтобы насадиться сильнее на увеличивающийся в размерах член. Тэхёну нравилось заставлять своего альфу балансировать на грани жизни и смерти. В прямом смысле. В прямом смысле… Омега сам взял руки Чонгука, которые безвольно висели вдоль тела, разместив на своём затылке, заставил путаться с волосами, и толкнул ими себя так, что кончик носа упёрся в низ Чонгукового живота. — Пожалуйста, прекрати, — пролепетал Чонгук, облизывая губы, и попытался одёрнуть руки, но Тэхён не позволил ему, начав двигаться. Он мычал от удовольствия, прикрывая глаза, его голова хоть и плавно, но торопливо отдалялась, и Тэхён не позволял себе соскочить, насаживаясь вновь. Его язык, казалось, водил хороводы, заставляя Чонгука стонать, и ещё хуже было от той слюны, которая стекала по подбородку. Тэхён чувствовал каждую вздувшуюся вену, неровность, его от этого крыло, и впервые он совсем не осторожничал, заталкивая себе в глотку член, потому что не было больше времени. По его щекам вновь покатились слёзы, и он отпрянул, закашлявшись, но это была всего лишь искусная актёрская игра, ведь слёзы текли не из-за боли в глотке, а из-за боли в сердце. Чонгук, конечно же, разволновался, но Тэхён не дал ему присесть с ним рядом. — За что ты мне такой нежный? Уймись, — улыбаясь, попросил Тэхён, вновь впуская ствол в приоткрывшийся навстречу ему рот. Он двигал головой, руками исследуя тело Чонгука, проводя пальцами по аккуратному прессу, и ощупывал кожу на ягодицах, поглаживая, рыскал между ногами, ласкал промежность, не щадил, не жалел, а ведь Чонгук пытался от него отодвинуться хоть как-нибудь. В горло ударила тягучая тёплая жидкость, и Тэхён, как с самого начала, прижался кончиком носа к низу живота Чонгука, прикрывая глаза. Омега выдохнул через нос, щекоча кожу, когда член сильнее запульсировал в глотке, и пытался сглатывать заполняющую полость рта сперму, но та выбиралась сквозь просветы, тянулась тонкими нитями до самого пола, без возможности вытечь полностью из-за живого кляпа во рту. Тэхён оторвался, тяжело дыша, когда космический корабль пошатнулся, и Чонгук тут же упал перед ним на колени, пытаясь стереть с лица остатки слизи, но тот остановил его руки, широко улыбнувшись. — Лучше слижи. — Ты ненормальный, — сказал Чонгук, — ты ненормальный, — повторил он более рассеяно, когда начал языком проходится по уголкам губ. Омега запрокинул голову, будучи довольным собой, и опять же — единственное, о чём хотелось думать, — Чонгук, а не те люди, которые в срочном порядке покидали борт. Умереть чуть позже и безболезненно, серьёзно? Да пусть он в агонии, да пусть он сгорит в огне, охваченный новой панической атакой, да пусть это станет его наказанием… Пусть. Он ни за что не будет трусом, сбегающим с тонущего корабля, как крыса, поджавшая хвост, пока из-за недостатка их знаний стирается с лица Вселенной всё живое. Не так важно, что все события наукой так и не получилось объяснить, факт оставался фактом. Это было их заботой с самого начала, ведь тех, кто понимал в паранормальном, не существовало. Одни шарлатаны. — Ты вкусный, правда? — спросил Тэхён, но Чонгук ему не ответил, сплетая языки. Омега жонглировал смелостью, наверное, из-за выброса адреналина, когда начали дрожать стены, полностью снимал штаны с Чонгука и бельё, зацепившееся за пятки, затем собственноручно расстегнул свой широкий ремень на талии, вскрыл молнию ширинки, стягивая вниз плотную ткань штанов, и возразил, когда Чонгук стал нависать над ним. — Можно я на тебя?.. Залезу?.. — странно-робко спросил Тэхён, будто альфа мог бы ему что-то запретить, и после кивка стал забираться на колени. — Я боюсь увидеть что-нибудь… там… — откровенно признался Ким, утыкаясь в лоб Чонгука своим. Тот взял лицо Тэхёна в свои ладони, стал покрывать поцелуями каждую черту, в которую бесконечно влюблён, и шептал о том, что нечего бояться, а омега вздрагивал с каждым новым наклоном корабля, пусть и едва ощутимым. Чонгук удобнее разместил его на себе, опираясь спиной о дверь, — он сидел прямо напротив стекла, за которым происходили невообразимые вещи, в девяти метрах двадцати трёх сантиметрах, но не подавал виду, что всё выходит из-под контроля, которого никогда не существовало. — Мой самый красивый, — тихо сказал Чонгук, принимаясь посасывать нижнюю губу Тэхёна, покусывать, когда руки того потянулись к собственному члену, а затем соединили с возбуждением Чонгука, обхватывая вместе. — Мой самый хороший. — Спасибо, — застонал Тэхён, на что Чонгук рассмеялся, не удержавшись. — Ты такой дурак. Кто за подобное благодарит? — омега отфыркнулся, пытаясь заглянуть Чонгуку в глаза, но тот увернулся. «Тебе не надо в них смотреть». — Ты сам или?.. Кровь в жилах Чонгука застыла — он боялся того самого отражения в своих глазах, которое Тэхёна вновь могло напугать, ведь сейчас всё было гораздо хуже. Он еле держался, чтобы не кричать от страха, поэтому всё, что ему оставалось, быть совершенно непринуждённым, пока из темноты восставали красные осколки Марса где-то вдали. — Я сам, я сам, — бормотал Тэхён, привставая на коленях, — я сегодня рулю, — улыбнулся он. И эта улыбка Чонгуку сказала «хреновый из тебя актёр». Тэхён, придерживая член Чонгука, начал насаживаться на него, срываясь почти что на хрипы. У них давно не было близости, поэтому Чонгук, ощущая, как сильно узко, почти захныкал, как маленький, на радость Тэхёну, действительно восседающему на пьедестале. Смазка сочилась из того, капая на бёдра Чонгука, и альфа собирал её пальцами, пробуя. Космически, боже. Господи. Его, кстати, не существовало. Или же он попросту не заходил в сеть с момента регистрации. Но был ещё и вариант, что Господу играть надоело, и он решил не сохраняться в очередной раз, сбросив свой персональный компьютер до заводских настроек. Может, люди были слишком грешны, и он, бедный, расстроился, что не получилось. Не фартануло. Никому. — А это больно?.. — «умирать». Спросил Тэхён, полностью впуская в себя член, и Чонгук не понимал, зачем спрашивает тот, кто знает даже лучше него. Хотя... понимал. — Нет, это совсем не больно, — соврал Чонгук, на что омега лишь тоскливо захмыкал. — С тобой интересно, — сказал Ким, размазывая свою слюну по губам Чонгука большим пальцем, и провёл языком по нижней, спускаясь к родинке совсем неподалёку, — меня так никто никогда не жалел. Чонгук вскинул бёдра, из-за чего Тэхён громко застонал, и альфа начал размеренно толкаться в любимое тело, руками оглаживая ягодицы того. Он не хотел ничего отвечать, ему было действительно боязно говорить, потому что слова обычно разбивали маски спокойствия, так что он лишь пытался надышаться Тэхёном, втягивая шумно воздух, и вбивался в него, заставляя хныкать от удовольствия. Тот одной рукой опирался на стену позади Чонгука, а другой ласкал себя, запрокидывая голову, и Чонгук не мог вновь не смотреть на свои же укусы, на пирсинг на сосках и на ключицы. Он не представлял, что будет тосковать по Солнечной системе, он не думал, что она столь переменчива, но всё же нашёл себе замену за секунду, царапая ногтями солнечное сплетение Тэхёна. Тот крепко зажмурил глаза, когда свет в главном зале начал мерцать из-за перебоев, и Чонгук прижал омегу к себе, не прекращая размеренных толчков. — Я возьму с тебя последнее обещание, — сказал Чонгук, пытаясь не упасть в обморок от того, насколько сильно ему было жарко, — ладно? Спрашиваю тебя, Тэхён, — грубее, когда тот лишь молчал. — Возьми, — ответил омега, прижимаясь вплотную, — возьми с меня последнее обещание. Чонгук уложил подбородок на плечо Тэхёна, неотрывно глядя на то, что происходит за его спиной, чтобы чувствовать свой проигрыш. Он зажмурился на мгновение лишь тогда, когда омега ногтями впился в кожу на спине до крови. То ли от удовольствия, то ли от всепоглощающего страха. — Давай договоримся, что… что наши атомы встретятся… — произнёс Чонгук, замирая, но Тэхён продолжил двигаться сам, насаживаясь по самое основание, и упорно не отрывался, обвив руками шею, когда альфа хотел пристать к нему с поцелуями. — Если ты… Если ты будешь таким же… неженкой… То я против… — хрипло засмеялся Тэхён, отчего и Чонгук улыбнулся, обливаясь слезами. — Но ладно… Если ты просишь… — издеваясь, протянул Тэхён, и свет погас полностью, отчего омега заскулил. Чон понял, что они с Тэхёном сгорят. В огне. Из-за крушения космического корабля, из-за друг друга — в первую очередь. — Я люблю тебя, — прошептал Чонгук, когда его глаза загорелись бордовым, и в тот момент испарились все сожаления — правду писали поэты, что Земля давным-давно мертва. — Только не отпускай.