Круги на воде

«Не верь богу, который не умеет танцевать. Не верь богу, который не умеет танцевать. Не верь…» Непонятно откуда взявшаяся мысль крутится в голове, не давая заснуть. Капитан ворочается, ерзает и шипит, пытается считать ключи и бочки с ромом, но внутренний голос продолжает настойчиво шептать о богах и танцах. Сдавшись, капитан неохотно садится на постели, устало трет лицо, потом колено. Нога ведет себя прилично, болит совсем чуть-чуть. Так привычно, что он решается на небольшую прогулку. За кормой тихо плещется море. Успокаивающе скрипит дерево и такелаж. Темноту рассеивают бесчисленные россыпи мерцающих звезд. Палуба занята. Гость стоит, облокотившись на бортик и подставив лицо свежему ветру. У него внешность человека, которого капитан знал слишком давно и помнил слишком смутно, чтобы понимать, почему из всей вереницы образов, хранящихся в его памяти, гость выбирает этот. Осколок давно утраченного детства. Повзрослевшая копия, которой оригинал никогда уже не станет. Стук трости. Медленное сближение. — Здравствуй, Эрик. Чудесная ночь, не так ли? — Капитан вежливо скалится. Гость не смотрит на него, не шевелится и, похоже, не дышит. Он таращится на горизонт. Отстраненно и пугающе. — Восемь солнц Т’ниф выстроились в ряд. Их свет омывает подводный город, и развалины, будто сотканные из паутины и драгоценных камней, сияют. Морские девы поют и кружатся в танце, и голоса их прекрасны, а движения легки, и горе тем, кто попадется на их пути, когда покинут девы родные глубины и выйдут на берег, ища тепла и крови… Смысл ускользает, но тихий, монотонный голос завораживает. Проникнув в мысли, он заглушает навязчивое бормотание о богах и танцах; растекаясь по телу, забирает усталость и боль; а потом, концентрируясь, сгущаясь, заполняет до краев пустоту, где когда-то было сердце… Гипнотический морок спадает, когда гость делает первый вдох: — Да, чудесная ночь. Знакомые капитану созвездия, обманчиво близкие и манящие, отчего-то дробятся, множатся, тают, раскатываются по небосводу сверкающими бусинами. Потеря ориентиров должна пугать, но капитан лишь смеется. Немного хрипло и нервно. Его гость, не связанный условностями, приходящий из ниоткуда и исчезающий в никуда, может свести с ума. Может превратить «Колючку» в щепки, а весь экипаж в мертвецов одним щелчком. Эрик, точнее то, чем он является на самом деле, может все (или почти все), но сейчас он рассказывает сказки, которые на самом деле не сказки, но об этом лучше не думать, и показывает великолепие нездешних светил. От абсурдности происходящего капитану делается смешно. Тянет на безумства. Он смотрит на гостя в упор и говорит: — Потанцуем? Непроглядная чернота чужих глаз встречается с его янтарной желтизной. Всего на мгновение, но капитан уверен: его видят насквозь. На искусанных губах — мягкая улыбка. И протянутая ему рука — как ответ. Приглашение. Капитан спокойно вкладывает сухую жесткую ладонь в чужую. Едва теплую, обманчиво-мягкую. Вторая обвивает его талию, притягивая ближе. Трость со стуком падает, и звук этот, в окружающей их тишине, подобен грохоту. И должен бы перебудить всех матросов, но капитан знает: никто не придет. Не потревожит их, пока гость не решит иначе. Несмотря на разницу в росте, гость ведет. Четко и уверенно, легко подстраиваясь под неровный капитанский шаг. Они не сталкиваются коленями, не спотыкаются на поворотах. Им не нужны репетиции. У них одно сердце на двоих и дыханье в унисон. Они слишком близко, и капитан тонет в остром металлическом запахе ракушек и водорослей, в морской соли и крохотной частице ужасающего древнего существа, обнимающей так крепко, но бережно. Вода смыкается над головой, в ночное безмолвие вплетаются чудные мелодии. Морские девы поют и кружатся в танце, и голоса их прекрасны. Они зовут, молят и плачут, смеются, играют и манят, обещают все клады мира, всю страсть и нежность, только приди, согрей. Сегодня, сейчас, пока восемь солнц Т’ниф выстроились в ряд. И в их неверном свете, едва достигающем дна, подводный город, будто сотканный из паутины и драгоценных камней, восстает из руин. Капитан и гость танцуют на самой вершине. Плавное движение выбеленных солнцами волос капитана нарушается, когда тот ломает рисунок шагов, отнимает руки. Отступает лишь затем, чтобы коснуться плеч, шеи, обхватить лицо и привлечь гостя к себе. Вплотную. И целовать своего бога, пока восемь солнц Т’ниф выстроились в ряд.